Начало октября. Вторник. 5:31
Город Зеркал — Улица *неизвестно*
— И всё же, сегодня ночью необычайно холодно. С бледноватых губ сорвался вздох с привкусом можжевельника. Посреди тихой промерзлой улицы, обделённой единой снежинкой, но ослеплённой инеем, стоял альфа. Рассеянный свет фонаря украшал его руки тенями от вен, а лёгкую сухопарость, прятавшуюся под свитером, лишь обнажал. В полузабытье и собственных мыслях кусая губы, Нико приложил ладони к вискам, сжимая голову и резко заводя пальцы в светлые волосы. Они лежали так плохо, как лишь могут лежать на лёгком, осеннем морозе. Они торчали во все стороны, неуложенные и растрёпанные после подушки. Резко выдохнув, как будто на секунду свело диафрагму, Нико словно вспомнил, почему оказался сейчас на улице, в одном свитере, который подвернулся под руку, хотя никогда и не забывал. И чудится, что на самом краю зрения слабо дёргается какая-то тень. Резко обернувшись, альфа понял, что ему действительно кажется, что он словно бредит. — Ах, Эв, что ты со мной сделал? — прошептал он, отрывисто делая несколько шагов вперёд, но и резко останавливаясь, жмурясь. — Что я с собой сделал? Что я натворил? Я? Нет, нет-нет-нет, моё окаянное сердце. Сердце, а ведь мне двадцать один! Заигралось, задумалось и влюбилось! Он оглянулся на фонарь, обгрызенный изморозью, на всю черноту улиц, где слабо, как удушено, виднелись редкие точки огней, даже прятались за голыми дрожащими деревьями. Октябрь был холоден и гневен, хотя сентябрьское солнце ещё недавно ласково целовало щёки тёплыми лучами. Но, как и сейчас, Нико не чувствовал этих поцелуев. Он бредил и грезил поцелуями от человека, в которого был горячо влюблён. Как он мечтал оказаться на месте того омеги, которому бы Эванс уделил внимание. Снова впадая в растерзанные мысли, думая, что так не должно было случится, что это не правильно и что не должны на глаза наворачиваться слёзы, ведь Нико не имеет прав даже на взгляд другого альфы, парень прикоснулся к доверчивым чертам лица, к ресницам над поблёкшими глазами, слабенького зелёного цвета, узкому носу. Он был хорош собой, но недостаточно, чтобы быть любимым в ответ. Вновь продолжая блуждать по городу, пугаясь деревьев, теней, редких криков из домов и птиц, наваждений, Нико вновь потерялся во времени. И до этого он невероятно долго блуждал по такому знакомому, такому маленькому, но сейчас лабиринту города Зеркал. Пока тысяча и одно отражение знакомых улиц, знакомых домов, кажется, даже его собственного, не всколыхнулось и не распалось на части. — Чокнуться можно, я и чокнулся, — в слух думал Нико. — Я мог пойти к однокурсникам в общагу, мог... я, ах, я не мог. Я не хочу никого видеть. Словно бы они что-то испортили во мне, когда я родился. Хотя бы то, что я родился альфой. Он замолчал, сбавляя шаг, пока через отрывистое биение сердца слуха касалось мерное движение реки. От воды несло только большей прохладой, но и к ней же тянуло. Выходя на пешеходный широкий мост, подвесной, от чего он покачивался от каждого шага, убаюкивая усталое сознание и расшатанные нервы. Нико выдохнул, поправляя свитер, натягивая его ниже на бёдра, от чего шеи коснулся сонный холод. Медленно переставляя ноги, буквально раздумывая над каждым шагом, альфа побрёл дальше, слушая шум реки и из-за него же внезапно останавливаясь посреди мостика. Осветлённые зелёные глаза скользнули по множеству замочков, оставленных влюблёнными парочками. Где-то на дне реки лежали и ключи. — Что же это за подвох. Всё меня приводит туда, где лишь хуже. Что это за наказание эдакое, что я такого сделал. Ах, Эв, Эв... Эв, почему же тебе так и хочется меня мучать, а если и не хочется, то ты, верно, совсем не понимаешь, — отчаянно бормотал Нико, столь же отчаянно оборачиваясь, всё оглядываясь, но ничего не видя и не замечая, пока же совсем не сжимая волосы в руках. — Смирись, ты обязан смириться и переехать, а если не переезжать, то заботиться о нём, чтобы пить бросил, курить... Да то ещё и дело, что пусть он лучше себе омегу найдёт, чем шлюх будет водить. Нико сглотнул и особенно истерически всхлипнул, опуская глаза, смотря вниз, на асфальтовое покрытие моста, ощущая его покачивания. Шум реки снова постепенно успокоил, то ли отвлекая от мыслей, то ли унося их вовсе, хотя альфа со смольными волосами не отпускал. Нико горячо любил его болотные глаза, их яркий драконий разрез и пушистые ресницы, а их взгляд? Нико резко выдохнул, вспоминая, как проницательный, сильный взгляд альфы не оставлял его с самого детства. — Чёртова детская любовь! — внезапно воскликнул он, но и резко зажал себе рот ладонями, лишь повторяя то мысленно. — Удачненькое место ты выбрал для таких разговоров. — Незнакомый голос заставил вздрогнуть. Нико скорее обернулся, смотря на того, кто потревожил его приятное до липкого гнёта одиночество. — Не смотри на меня так, большой и страшный альфа в стрёмном свитере. — Это был омега. Омега лет двадцать пяти, совершенно вида худого и усталого, в ветровке, штанах ему сильно великоватых, собранных складками на пояс, перетянутых к талии, кедах на босу ногу, а через дырку так и вовсе видно аккуратные мизинчик, в руке драный пакет. Он посмотрел на Нико совершенно невообразимым, но от того и невероятно выразительным взглядом, что и в темноте его большие, на худом-то лице, глаза смотрелись ещё больше и слабо-слабо блестели, поймав лучик фонаря на другом конце моста. — Вы? Вам от меня что-то нужно? — Нико засмотрелся, чувствуя в странной посредственной красоте омеги что-то ему родное. Он выглядел плохо, так же потаскано и растрёпано, как себя Нико ощущал. — Или Вы мне всё чудитесь и чудитесь? — Шальной какой-то. — Омега усмехнулся и отвернулся, смотря на реку, а потом проходя к краю моста и садясь, просовывая ноги между перил. — Башкой треснулся что ли? С лестницей целовался? — Да, вы... — Нико растерялся, медленно моргая. — Да что Вы можете судить по нескольким моим словам? Неужели Вы считаете, ах, да что Вы знаете? — Более, чем достаточно. Нико вновь потерял дар речи, сжимая кулаки. Пальцы чуть проскальзывали и слипались, вспотели, хоть на улице и было холодно. Холодно до того, что и в свитере чутка морозило, едва ли не лихорадило. — Пива? — особенно внезапно для Нико предложил омега. Альфа приоткрыл рот, после хмуря брови и смотря по сторонам, словно это ему что-то могло дать, но не получив того, Нико просто прошёл ближе и присел рядом. Нос, а скорее потрёпанное сознание, наконец-то уловил запах незнакомца. Пахло странно, жжёной карамелью, вовсе пробуждая детские воспоминания. До боли приятно было хоть на мгновение потонуть в собственной памяти, ведь там было всё так хорошо. Эв и Нико, двое совсем маленьких, десятилетних ребёнка, в столовой ложке топили сахар над газовой конфоркой, чтобы получилась карамелька, которая часто подгорала в неумелых детских руках. Очнулся Нико лишь от резкого горького вкуса тёмного пива. Жмурясь и морщась, он посмотрел на бутылку, стараясь в темноте рассмотреть наклейку, но ничего видно не было. Постепенно через домашние штаны пробирался холод от асфальта, а омега сидел рядом спокойно, залпом вливая в себя едва ли не полбутылки, хотя его чуть ли не подташнивало. — Рассказывай свою историю любви до гроба, — тяжело хмыкнул он, чуть-чуть кашляя, но и смеясь, потому что пиво пошло через нос. — Ну, охренеть. И засмеялся, пока Нико рассеяно смотрел на него, держа бутылку в руках. — Я со стенкой разговариваю? Не нравится моё общество, вали к психологу. Нико сглотнул и помотал головой, отводя глаза, но говоря: — Просто мне тяжело говорить о подобных вещах, всё оно странное и неправильное, словно либо мир рухнул, либо я какой-то покорёженный и всё от общества откалываюсь. — Задушнил. Нико смутился, нахмурился, но от стыда скорее сделал глоток пива, вновь морщась. Омега косо глянул на него, но лишь плечом дернул, смотря вниз на реку, как будто бы думая, но ничего толкового всё равно ему в голову не приходило. Да и откуда знать такому мальчишке хоть что-то о тонкостях души. — Как Вас зовут? Сложно открывать душу, когда и человека впервые видишь, — наконец заговорил Нико. — Да никогда мы больше не встретимся, чтобы я тебе своё имя говорил. У меня в голове и так имён достаточно, чтобы с тобой знакомится. — Вот как. Они ненадолго замолчали, пока Нико не заговорил опять: — Я брежу, — неосмысленно сказал он, — ничего не понимаю. Нет, вовсе даже не так. Я понимаю, понимаю, что безнадёжно влюблён и ещё так давно, что у меня совсем разболелось сердце. — Вот язык без костей. Всё говорит, а нихера не понятно, — вслух подумал омега, пробубнив то себе под нос, пока Нико продолжал. — И всё было до того хорошо, как Эв не начал приводить домой шлюх. Не могу, никак не могу выдержать, когда за стеной мой возлюбленный трахается с кем-то другим! — эмоциональным шёпотом воскликнул альфа. — За что, за что мне такое наказание? Влюбился в альфу, да ещё и в такого, что меня возненавидит, лишь я слово о том скажу. Ах, да как же я мог! Мы друзья, с самого детства друзьями были. И не может быть между друзьями любви, ведь дружба и любовь никак не могу сочетаться! Нико отчаянно выдохнул, сделал ещё глоток пива. Пока омега молча его слушал, болтая ногами, да всё думая лишь о том, что раньше боялся, как его за ногу могут схватить речные русалы. — А вы живёте что ли вместе? — перебил он, не вслушиваясь в лирические ответвления Нико, который действительно уже, как в лихорадке, нёс всякий совершенно несвязный бред. — Да, вместе живём. Квартиру на двоих снимаем. Вообще, переехали мы на учёбу, как приличные, даже два курса прилежно учились, но совсем у Эва не заладилось. Нервный он больно стал, закурил, а потом и пить начал. И если то всё ещё я мог прекратить как-то, часто огораживал его, да всё без толку, — говорил Нико, медленно покачиваясь взад вперёд, словно бы прокатываясь по тем воспоминаниям. — Честно, до того я даже счастлив был, всё он рядом со мной, а голова так с ума и сходит. И самый любимый запах мой, так это его. Озоном так пахнет, как после грозы. И чудо это ли, что меня в восторг приводит. — А давно он шлюх таскать начал? — Совсем недавно, — на выдохе сказал Нико, как будто у него горло стиснули со всей силы, даже хрипло. — Ну что же ему не понравилось, что? Я бы всё отдал, чтобы он прекратил, да никакие разговоры не помогают. Он вздохнул, а после выпил ещё пива и вытащил телефон, открывая галерею. Быстро листая фотографии, коими Нико хоть как-то отвлекался от своей болезненной ревности. И, стоило признаться, что он действительно обладал каким-то своим особенным чутьём, чувством красоты. Омега приподнял брови, краем глаза смотря на быстро мелькающие фото. — Словно фотограф фоткал, — всё же сказал он. — Раньше, когда время было... я увлекался фотографией, — прошептал Нико, вдруг останавливаясь. — Несколько месяцев назад всё началось. Ах, каким же всё-таки Эванс был, и как изменился. Показывая фотографию своего возлюбленного совсем незнакомому омеге, Нико на секунду ощутил, как он сам безрассуден, открывая человеку свою душу. Он сейчас действительно признаёт, что совершенно сошёл с ума, что любит другого альфу, когда это так неправильно. А омега смотрел на фотографию, обнимая полупустую бутылку руками. И всё ему казалось, что не мог такой альфа внезапно измениться, превратившись в совсем испорченного человека. С фотографии на него смотрел человек с добрым, проницательным взглядом. Чёрные волосы, аккуратно расчёсанные, в них же очки, черты лица чёткие, но смягчённые улыбкой, губы покусанные. Весь облик Эванса создавал какое-то своё умиротворение, особенно его студенческая рубашка, к локтю закатанные рукава. И тёмные, карие с зелёным глаза. Кажется, что лишь за глаза и чудный ласковый характер Нико его и любил. Да за всё то детское, что с ними происходило. — Красивый так-то, — устало прошептал омега, никак не оставляя фотографию, смотря на него и от чего-то улыбаясь. — Двадцать два ему, ну, двадцать три... — Конечно, а то как же! — воскликнул Нико и растерянно покачал головой. — Он великолепен, а я... А я просто вот, не достоин его. Внезапно вздрогнув от приближения влажного холодного рассвета, Нико выключил телефон и убрал в карман, смотря на горизонт, где ещё только-только смягчался глубокий синий к непритязательному голубому. — Ужасно ревную, — как будто для себя признался Нико. — Ну почему же я не родился омегой! Я бы мог, мог хоть как-нибудь да претендовать на него. Это невыносимо... Я то перестаю о том думать, то вновь с новой силой вспоминаю. — Поговори с ним. Ты несешь откровенную херню уже. Мозги у тебя плывут. Только хуже будет, если так продолжишь. — Пытался, я пытался, — зашептал Ник. — Пытайся ещё. Особого выбора у тебя всё равно нет. Нико вздохнул, поднимая руки к лицу, прикасаясь к щекам пальцами, словно бы ища на коже что-то, пусть кроме бледности там ничего и не было. Медленно обводя глаза, он всё же руки опустил, смотря на омегу. — А Вы? Вы что здесь делали? — спросил он. — Не стоит более или менее приличному альфе знать, где шляются омеги в шесть утра, — хмыкнул незнакомец, всё же допивая своё пиво и смотря на время. — Думаю, что ты можешь идти домой, самое время. Нико сглотнул и повёл носом, но, повинуясь странному чувству, тоже допил последние несколько глотков и поднялся. Чуть-чуть шатало, но лишь от усталости. Взглянув на омегу, который никак не шевелился, явно не собираясь уходить, альфа вновь на мгновение смутился. Только почувствовав замешательство Нико, он поднял голову, легко вскинув брови, словно бы спрашивая, чего хочет альфа. Но Нико промолчал, он приоткрыл рот, а после лишь помотал головой. И только начал прощаться, как омега прервал его, просто отправляя домой. Они не попрощались, ведь действительно больше никогда не должны были встретиться, а Нико ещё предстояло вернуться домой, к человеку, которого он так сильно любил, но который к этому готов не был.