Грифон и терновник

Глава 1. Возвращение в Хогвартс

За окном мелькали сочная зелень полей, редкие проблески мелких водоемов и небольшие городишки, сверкавшие мокрыми после дождя крышами домов где-то вдалеке, у самого горизонта. День был непонятный, переменчивый, так что красная гусеница «Хогвартс-Экспресса» несла своих пассажиров то под яркими солнечными лучами, то сквозь серую пыль тумана. Я сидел в купе. Один. Мартин, мой сыч, спал в клетке на багажной полке, нахохлив и распушив на всякий случай свои серые перья. Читая довольно занятный, но слегка затянутый редкий труд о применении златоцветника в зельеварении и медицине, я пытался понять, можно ли использовать это растение в моих экспериментах. И еще – не обидится ли профессор Стебль, если я верну ей книгу чуть позже, через пару недель. Впрочем, вряд ли она вообще помнит, куда книга делась. – Этот Поттер!.. – внезапно раздавшийся резкий голос заставил меня поднять голову. В купе я был больше не один – сюда зашли трое незнакомых мальчишек. Я никогда не видел их раньше в Хогвартсе и потому вполне логично рассудил, что это первокурсники. На меня они не обратили никакого внимания. Один из них был небольшого роста, худым и осанистым, очень светлые волосы были прилизаны, а на бледных щеках я заметил легкий румянец. Двое других выглядели как типичные вышибалы в магловских барах и за счет размеров казались старше своего мелкого друга – в иных условиях я бы принял их за третьекурсников, но отсутствие на их лицах каких-либо признаков мыслительной деятельности говорило о том, что внешность обманчива. Любого другого человека, окажись он на моем месте, такое неуважение со стороны незнакомцев могло бы оскорбить – столь бесцеремонно вломиться в занятое купе и даже не поздороваться! Однако я еще со времен магловской школы привык к подобному отношению к своей персоне. И за четыре года в Хогвартсе ситуация мало поменялась, так что вряд ли стоило ожидать иного на пятый год. – Эта мерзкая крыса меня укусила! – Какая трагедия, Гойл, теперь твоя рука отвалится, – мальчишка, что был поменьше своих друзей-горилл, разлегся на сиденье, почти положив ноги на мои колени. Гориллы грузно плюхнулись напротив. Громила с пораненной рукой, которого назвали Гойлом, осматривал свое увечье с лицом, искаженным неподдельным страхом. Неужели поверил бледному на слово и теперь опасается, что рука в любой момент отвалится? Хотя, как я успел исподтишка подглядеть, никакой опасности там не было. Капнуть бадьяном перед сном, и все заживет. – Вонючий Поттер. Кто бы мог подумать, что им окажется именно этот мелкий засранец. Я ведь уже встречал его, когда ездил с матерью в Косой переулок за покупками. Мелкий засранец? А на себя ты в зеркало смотрел, крупный рыцарь? Болтун небрежно крутил в пальцах волшебную палочку, хмуря брови и морща нос. Однако… Поттер? На перроне прошел слушок, что в этом году в школу едет Гарри Поттер, и, похоже, оказался правдой. Взгляд предводителя горилл на мгновение задержался на мне, так что я даже невольно вздрогнул, но потом мальчишка положил руки под голову и прикрыл глаза. Черт, когда я уже научусь не дергаться из-за каждого взгляда, брошенного в мою сторону? Вроде бы за четыре года должен был привыкнуть – Хогвартс не захолустная провинциальная школа на полтора человека, раз в год и палка стреляет. – И что ты будешь теперь делать, Драко? – наморщив лоб, поинтересовался громила повыше, с каштановыми волосами и здоровенной рукой, напоминавшей пухлую ладошку грудничка ужасающих размеров. Пожалуй, одной такой рукой пацан мог бы запросто придушить меня… Голос его звучал низковато, и я во второй раз усомнился, что «телохранители» по возрасту всего лишь первоклашки, однако искренне озадаченное выражение их лиц, подобное младенцу, впервые в жизни увидевшему гусеницу, снова убедило меня, что без своего маленького предводителя эти двое вряд ли смогли бы выкарабкаться даже с первого курса. – Поттер связался с Уизли, – скучающим тоном ответил Драко. – Он отыгранная карта… После они больше не возвращались к теме Поттера до конца поездки. А я размышлял, уже не слушая их. Значит, Гарри Поттер сейчас едет в Хогвартс в одном из этих вагонов – возможно, даже в соседнем купе. И очередной сын Уизли. С одним из старших отпрысков сего семейства – Перси – я учился на одном курсе и жил в общей спальне. Еще двое Уизли – близнецы Фред и Джордж – сейчас вроде бы перешли на третий курс. Ну что ж, одним рыжим в школе больше. Что же касается Поттера, что-то мне подсказывало: с его возвращением в волшебный мир должны измениться некоторые привычные вещи… Около часа спустя я спрыгнул на умытую дождем платформу станции в Хогсмиде и осмотрелся поверх голов студентов. Завидев Хагрида, я улыбнулся и махнул ему рукой, впрочем, не особенно надеясь, что гигант заметит меня. К тому же он был слишком озабочен тем, чтобы собрать вокруг себя первокурсников и безопасно переправить их через озеро в замок. Я тоскливо обвел глазами толпу малышей – каждый из них имел все шансы в будущем стать по-своему великим, на что когда-то надеялся и я. Я направился к каретам, запряженным фестралами. Эти необыкновенные лошади всегда вызывали во мне какой-то суеверный страх, хотя я знал, что конкретно хогвартский табун приручен Хагридом, и даже порой подкармливал их. И все равно я немного завидовал большинству школьников, ведь они не могли видеть фестралов. Сложно сказать, чему именно я завидовал: тому, что другие не лицезрели малосимпатичных существ, что порой приходят ко мне в кошмарах и пытаются меня съесть, или же тому, что при виде фестралов не вспоминали самый ужасный день в жизни. С другой стороны, было забавно слышать, как кто-то говорил, будто повозки едут сами, хотя вот они – хвост фестрала на расстоянии вытянутой руки и явный звук от кожистых крыльев, легко хлопающих коня по бокам. В Большом зале собралась вся школа. Даже Филч спрятался в уголке, следя за учениками с таким видом, будто ему под нос поставили миску с гноем бубонтюбера. Над головами парили зажженные свечи, их огоньки мерцали в золоте посуды. Учителя во главе с профессором Дамблдором о чем-то тихо переговаривались за своим столом. Тут были все, кроме Минервы МакГонагалл, которая сейчас, должно быть, зачитывала инструкции новичкам. Я сидел за столом факультета Гриффиндор, почти у самого выхода из зала. Вокруг меня несколько мест пустовали. Разумеется, я сидел в одиночестве – с прошлого года, как и с предыдущих курсов, ровным счетом ничего не поменялось. Книга профессора Стебль лежала тут же, рядом с пока пустой тарелкой, и я делал выписки из нее в порядком потасканный блокнот. Его уже давно следовало выбросить: корешок истерся настолько, что можно было увидеть прошивку страниц, сами страницы вываливались, а их уголки истрепались так, что буквально рассыпались в руках. Это был самый обычный блокнот, купленный в магловском магазине канцтоваров и подаренный мне матерью перед первым отъездом в Хогвартс. Пожалуй, стоило все же купить новый, когда я ездил в Косой переулок за учебниками для нынешнего года… Но мне не хотелось этого делать – здесь под рассыпавшейся обложкой хранилось почти все, что было для меня важно. Я глубоко вздохнул и поднял голову, уловив краем глаза какое-то движение в зале. Обернулся к дверям и увидел толпу малышей, которых вела за собой профессор МакГонагалл. Их сияющие восторгом и изумлением глаза устремлялись на потолок, потом – на учительский стол, на нас – старшекурсников. Какой-то курносый мальчишка с усыпанным веснушками лицом, проходя мимо, посмотрел прямо на меня, и я невольно отвел взгляд. Даже первоклашки по сравнению со мной выглядели так, будто в них больше характера, чем будет когда-либо во мне. Я проводил их спины угрюмым взглядом из-под отросшей челки и тут же перевел его на Волшебную шляпу, которую только что вынесли в зал. Верное ли решение ты приняла четыре года назад, Волшебная шляпа? Правильно ли поступила, пойдя на поводу у мечты юнца и поставив его в один ряд с гриффиндорскими героями? Мне было очень-очень страшно. Коленки тряслись, и в горле стоял ком. Я был один, тощий и слабый, в этом море черных мантий, в этой сияющей живой старине, дышащей магией. Ни одного знакомого лица, но все вокруг будто родное, как в детских книжках про волшебников и рыцарей, которые мне приносила сестра и которые я зачитывал до дыр. Мерлин был моим кумиром, и половину детства я провел, выстругивая «волшебные палочки» из обычных яблоневых веток. И все же кое-кто привлек мое внимание – огромная волосатая физиономия устрашающего на первый взгляд вида. Человек великанского роста стоял возле боковой дверцы позади преподавательского стола и оглядывал зал, нелепый в своем неуверенном переминании с ноги на ногу. Преподаватель? Первое мое впечатление улетучилось, как только я заметил широкую улыбку великана, затерявшуюся в густой бороде, так что увидеть ее можно было лишь по прищуру блестящих бусинок-глаз и вееру морщинок вокруг них. Чуть позже я узнал, что это был Хагрид. Я сглотнул и неуверенно посмотрел на пыльную остроконечную шляпу, которая жалкой ветошью лежала на трехногой табуретке перед нами. Вроде бы профессор МакГонагалл назвала ее Волшебной шляпой и сказала, что ее нужно будет надеть… Количество черных мантий, окружавших меня, стремительно убывало. Оказалось, что Шляпу нужно надеть для того, чтобы она определила тебя на факультет, что позволило мне слегка ослабить цепкие коготки страха на собственном загривке. Однако чем ближе подступала моя очередь, тем сильнее они снова впивались в меня. Ладони вспотели, и зачесались уши. Я боялся попасть на любой из факультетов, так как мне все еще казалось, что я недостоин вообще находиться здесь и произошла какая-то ошибка. Или я начитался легенд о Мерлине перед сном, все это мне снится, а утром я, как всегда, проснусь в своей постели. А что, если я не подхожу ни одному из факультетов? Судя по тому, что я слышал, так оно и было… разве что Пуффендуй? Как там говорили в поезде? «В Пуффендуй распределяют всех, кто не подошел другим факультетам, дурачков и простофиль». Самый подходящий факультет для неудачника, которого даже ни одна волшебная палочка не хотела признавать хозяином, пока на самых верхних полках магазина Олливандера не отыскалась одна – из орешника с волосом единорога внутри. Она робко выпустила несколько серебристых искр, когда я взял ее в руку, на что старик Олливандер рассмеялся, будто зашуршал сухим пергаментом, и принялся упаковывать палочку. За своими мыслями я не заметил, что остался один перед учительским столом. Я вопросительно посмотрел на профессора МакГонагалл, ожидая услышать свое имя, но с ужасом обнаружил, что она уже держала в руках табурет со Шляпой и направлялась к той самой небольшой дверце позади стола преподавателей, у которой стоял бородатый великан. Захлестнувшая меня паника заставила осесть на каменный пол. И все же мое присутствие здесь ошибка? Сейчас меня развернут к выходу и отправят домой? Или я проснусь? Что мне делать? Подать голос, чтобы меня заметили? Или притвориться невидимкой и остаться в замке робкой тенью, наблюдая, как мои «сокурсники» учатся колдовать, постигают зельеварение и играют в ту игру верхом на волшебных летающих метлах, о которой всю дорогу трещали старшекурсники – мои соседи по купе? – Профессор МакГонагалл! – вдруг раздался зычный басовитый голос. Я поднял слезящиеся от страха глаза и сквозь пелену слез смутно увидел, что бородатый великан, который привлек мое внимание чуть раньше, указывал на меня. В моем горле застряли панический вопль и благодарность. – Вы, кажется, забыли одного цыпленка. Глаза всех присутствовавших в зале тут же обратились ко мне. Жуткое чувство, будто я рухнул под воду и стал жертвой склизких щупалец кальмара, прокатилось по всему телу. Вот бы никогда больше этого не испытывать… И все же я был так благодарен тебе, добрый великан! Я не проснулся. И меня не отправили домой. Благодаря тебе я не стал немощной тенью, прячущейся в пыльных углах замка, не вернулся в свою заурядную магловскую школу – ни наяву, ни во сне. То, насколько сильно смутилась профессор МакГонагалл, было видно, пожалуй, даже тощему старику с кошкой на руках, стоявшему у выхода из зала (гораздо позже, пройдя сквозь горький опыт знакомства на почве ревности к его любимице-кошке, я узнал, что это был Филч). Губы профессора превратились в тоненькую белую ниточку, морщинки будто врезались сильнее в кожу, а кровь от лица совсем отхлынула. – Прошу прощения, мистер… – профессор спешно развернула пергамент с именами и пробежала его глазами. – Мистер Торн. Пожалуйста, присядьте и наденьте Волшебную шляпу, чтобы мы могли успешно закончить наше распределение. Только тогда я понял, что все это время самым жалким образом пускал сопли на свою мантию и все еще торчал на полу. Весь зал по-прежнему наблюдал за мной, от этого было еще больше не по себе, но я заставил себя вытереть нос, подняться и сесть на трехногую табуретку, любезно поставленную профессором МакГонагалл прямо передо мной. Затекшие в неудобной панической позе ноги неприятно кололо, колени ныли, ладони по-прежнему потели, а уши чесались. Но все исчезло, как только полы Волшебной шляпы скрыли от меня расплывчатые лица присутствовавших в зале людей и тысячи огней – реальных и отраженных в глазах студентов. – Эгей!.. – услышал я в голове тихий низковатый голос. Я даже подскочил, вцепившись руками в табуретку. Не ожидал услышать голос так близко. – О, думаешь, тебе дорога в Пуффендуй? – вкрадчиво шепнул голос, будто услышав мои мысли. С благоговением я осознал, что он принадлежал Шляпе. И как только она хоть что-то разобрала в завихрениях паники и облегчения в моей голове. – А не хочешь попробовать Когтевран? Я вижу, у тебя живой ум и большие способности, в Когтевране ты мог бы раскрыть свой интеллектуальный потенциал. Мысль о Когтевране заставила меня содрогнуться. Интеллектуальный потенциал? У меня, всю жизнь читавшего жалкие магловские сказки о волшебниках и учебники по биологии, принадлежавшие когда-то сестре? В магловской школе я был, что называется, ботаником, но вряд ли смог бы оправдать надежды, возлагаемые на учеников факультета Когтевран. Для этого нужно, чтобы тебя хотя бы собственная мать замечала, а не пыталась мучительно вспомнить, кто ты есть такое, заходя к тебе в комнату. – Что, нет? А Слизерин? Как тебе идея стать великим? Или, может, Гриффиндор, факультет героев? Шляпа говорила так, будто я сам выбираю, где хочу учиться. Разве не она должна определять? И как выбрать? Мне было одиннадцать, я был совсем один в этом совершенно новом и одновременно таком древнем мире и знал о факультетах лишь какие-то обрывки разговоров, случайно услышанных в поезде. Как вообще можно возлагать такую ответственность на мелюзгу, еще секунду назад чуть не поддавшуюся панике из-за того, что про него забыли? Я шмыгнул носом, отчаянно сдерживая дрожь в руках, и зажмурился, ожидая вердикта. – Гриффиндор! Шляпу убрали с моей головы, и ярко освещенный зал ослепил меня. Профессор МакГонагалл сдержанно улыбалась, а я совсем не понимал, куда мне надо идти. Профессор подтолкнула меня, и я, на ватных ногах дойдя до стола, за которым сидели гриффиндорцы, плюхнулся на свободное место рядом с Перси Уизли. – Поздравляю, – сказал мне он, широко улыбаясь. Его конопатая физиономия с шапкой рыжих волос выглядела донельзя самодовольной – вероятно, я на его фоне выглядел совсем уж жалко в своей измятой и измазанной соплями мантии. Это был предпоследний наш с ним разговор. …Высокая фигура в пурпурной мантии привлекла мое внимание, и я вернулся из воспоминаний в реальность. Огляделся вокруг и заметил по несколько новых лиц за каждым факультетским столом. Маленький самодовольный Драко и его друзья-телохранители, с которыми я ехал в поезде, сидели за столом Слизерина. Это меня почему-то не удивило. А за своим гриффиндорским столом я обнаружил, помимо прочих, еще одну рыжую голову и худого мальчишку в очках, который сидел рядом с Перси. Почему-то я сразу понял, что это и есть Гарри Поттер. – Добро пожаловать! – профессор Дамблдор широко улыбался ученикам, обводя зал взглядом лучистых голубых глаз. – Добро пожаловать в Хогвартс! Прежде чем мы начнем наше пиршество, я хотел бы сказать несколько слов. Вот эти слова: Олух! Пузырь! Остаток! Уловка! Все, всем спасибо! Я невольно улыбнулся и, записав слова в блокноте, чтобы подумать над ними потом, отложил перо. Старый профессор всегда загадывал загадки, неподвластные среднестатистическим мозгам. Впрочем, иногда казалось, что он просто сходит с ума и потому несет полнейшую чушь. Кто разберет этих гениев? После пира, уже находясь в башне Гриффиндора, я долго не мог уснуть. Главным образом из-за того, что мои однокурсники трещали без умолку, будто не посылали друг другу писем совиной почтой все лето. Но еще и потому, что я наконец-то снова вернулся в школу. В мир, где я, пусть и был так же одинок и невзрачен, как дома, но чувствовал себя на своем месте. В голове роилось столько идей и планов, что я просто завесил свою постель пологом и сидел с блокнотом и свечой, рисуя и приводя мысли в порядок. Перси, которого в этом году назначили старостой факультета, отвел мальчишек-первокурсников в их спальню на самом верху башни и сейчас уже мирно сопел, завесившись пологом, на кровати справа от меня. Оливер Вуд – капитан гриффиндорской сборной по квиддичу – сидел на постели слева, разложив на покрывале пергаменты с планами поля для квиддича, и что-то чертил по ним волшебной палочкой. Голоса «святой троицы» Коннери, бубнящие по полночи, Перси и Оливеру никогда не мешали. Я им даже немного завидовал. – Вы видели рожу этого Гриффинспайра? И почему такой ублюдок носит фамилию как у истинного гриффиндорца? – бухтел Себастьян Коннери где-то слева от кровати Перси. – Ага, еще и волосы отрастил, несчастный выпендрежник, – послышался в ответ на его реплику голос Брайана. – Ходит теперь с хвостярой, как конь. Иго-го! – язвительно заметил Люк. В моей памяти всплыло бледное лицо с острым слегка вздернутым носом, ярко-синими глазами и ямочкой на подбородке. На пиру я приметил, что Киаран Гриффинспайр и вправду за лето отпустил волосы и теперь собирал их в аккуратный хвост, отливавший белым золотом при свете свечей Большого зала. Слегка надменный взгляд Киарана всегда проскальзывал мимо меня, а ухмылка с его губ сползала разве что на уроках зельеварения у профессора Снегга, что удивительно, ведь Гриффинспайр учился на Слизерине. Но моих сокурсников раздражало в нем другое… – И все от него тащатся. Даже Джессике он нравится, – недовольно проворчал Себастьян, и я услышал, как скрипнула его кровать и зашуршали одеяла и простыни. В который раз за последние полтора года я слышал фразу: «Почему все девчонки тащатся с этого слизеринского ушлепка?» – во всевозможных ее вариациях. Подразумевалось, конечно: «Почему не с меня, я же круче!». Некоторые парни становятся отвратительны, когда вступают в период полового созревания. Я набросал в блокноте последние штрихи и посмотрел на рисунок с расстояния вытянутой руки. С помятого листа мне гиперболически нагло ухмылялось лицо Киарана Гриффинспайра. Я растерянно тряхнул головой. «Должно быть, это все Себастьян со своими разговорами отвлек меня…» – успокоил я себя и положил блокнот и карандаш на тумбочку у своей постели. Задул свечу и лег на бок. Поскорей бы попасть в свою лабораторию… Я столько информации нарыл за лето, пора бы приступать к расчетам и проверке данных!