Грифон и терновник

Глава 7. Сомнения

Похоже, адреналиново-эндорфиновый всплеск, в состоянии которого я провел все рождественские каникулы и встречи с Киараном, сыграл со мной очень злую шутку. Потому что через некоторое время после праздников, когда жизнь вернулась в режим суматохи по расписанию, я начал бояться даже смотреть на слизеринца и, сколько ни пытался, не смог объяснить самому себе, почему продолжил общаться с ним, а не послал в логово мантикоры подальше от себя. Я отчаянно старался понять, почему сразу не разглядел всю жуткость и опасность той стычки с Люком. Гриффиндорец до сих пор – уже больше двух недель! – лежал в больничном крыле с увечьем, подаренным ему Киараном, которого захлестнул гнев. По мрачным перешептываниям Себастьяна и Брайана в спальне я знал, что мадам Помфри делает все возможное, но еще не подобрала подходящее лекарство, а заклятие меж тем, хоть и замедлилось, доползло уже до диафрагмы – и никто не знал, сможет ли Люк вообще дышать. А если оно поползет дальше? Мадам Помфри даже всерьез раздумывала, не отправить ли Люка в Больницу святого Мунго, но, видимо, гриффиндорцу как-то удавалось уговаривать ее не делать этого, и более того, похоже, он даже не сообщил медсестре, кто наложил на него столь мощное заклятие. Я не совсем понимал, что его останавливало (ведь если его отправят в магический госпиталь, об этом узнает не только вся школа, но и родители Люка и Киарана, разбирательства и ответственности не избежать – какой шанс прищучить «слизеринского ублюдка»!), но смутно догадывался, что дело тут в гордости. Похоже, самолюбие Люка было очень сильно задето еще и тем, что он не смог «отбить» Нору у соперника. Все это было настолько запутанно и далеко от меня прежнего, что голова начинала болеть, как только я принимался размышлять о мотивах Люка. Впрочем, мои собственные мотивы были понятны мне еще меньше. На моих глазах Киаран в порыве ярости чуть не убил человека легким взмахом руки, и что сделал я? Нет, не доложил об этом руководству школы, не оказал помощи Люку (в первый вечер я даже радовался его боли!). Я продолжил общаться с Гриффинспайром, мило болтать о его домашнем коте и школьных сплетнях, гулять под зимней луной, даже играл с ним в дурацкие снежки! Похоже, окунувшись в омут увлечения и неведомой мне доселе дружбы, я совсем ослеп и заставил себя воспринимать поступок Киарана как рыцарский, как попытку защитить слабого от злодея. И это тоже пугало меня, потому что означало, что мой рассудок замутнен, а разум больше не подчиняется мне так, как раньше. Для меня, как для ученого, это была самая настоящая катастрофа. Единственное, что меня не удивляло в произошедшем, – сам Киаран. Ведь я знал, что он слизеринец и что его родители потомственные Темные маги, каким, очевидно, был и он сам, и его поступок был даже более логичен, чем все его элегантные ухаживания за Норой и подарки. Мысли сводили меня с ума, и чтобы хоть как-то прожить случившееся, я перестал не только встречаться с Киараном, но даже отвечать на его послания. С возвращением в школу уезжавших на каникулы студентов он снова стал оставлять записки в рыцарских доспехах на восьмом этаже. Я зачем-то ходил за ними, забирал и читал, но одергивал себя всякий раз, как рука тянулась к перу, чтобы написать ответ. «Так хорошо было в спальне одному, пока сокурсники не вернулись… А теперь здесь всегда шумно, невозможно заснуть». «Флитвик сменил мне партнера по практике. Досадно, новый напарник не так плох, как Люк, и это совсем не весело. Кстати, ты не в курсе, как там Люк?» «Мама прислала мне сувениры из Испании, и у меня для тебя кое-что есть. Встретимся сегодня?» «Душа моя, что происходит? Почему ты не отвечаешь мне?» «Нора, я волнуюсь. Пожалуйста, ответь хоть что-нибудь». «Что я сделал не так, душа моя? Прошу, объясни. Скучаю». И еще множество подобных посланий. Я забирал их, прочитывал и, скомкивая, запихивал поглубже в сумку, чтобы после сжечь над горелкой в моей лаборатории, куда я начал ходить, просто чтобы побыть одному в привычной обстановке. Разбитую посуду я так и не заменил, к опытам не возвращался после того, как завершил противоядие, – они просто не влезали в голову, забитую сомнениями и угрызениями. Я не мог думать ни о чем другом, кроме того, как разрешить дилемму, но и решения не видел. Масла в огонь подливал и сам Киаран, хотя он того не осознавал, да и не мог. Я начал замечать, что на общих трапезах в Большом зале он больше не болтал с друзьями, а девушек-обожательниц разворачивал вон одним лишь своим мрачным молчанием; он стал мало есть и оттого осунулся – черты лица заострились, волосы потускнели и больше не блестели на свету белым золотом, под глазами залегли тени; на уроках у Флитвика, где Киаран всегда был звездой, он больше не блистал, а отсиживался молча или выполнял только то, что велено, причем довольно посредственно (добрый профессор по наущению слизеринцев решил, что у Киарана «любовная горячка», и потому не дергал его). Всякий раз, как Киаран оказывался в поле моего зрения, я отчетливо видел, что он высматривает кого-то в толпе. Все это мучило меня, но я не знал, как простить ему то, как ужасно он поступил с Люком, пусть тот и был «полнейшей полной задницей». Так прошло около месяца. К началу февраля Киаран перестал писать записки, а я перестал есть. Чувство голода напрочь пропало, как и способность логично размышлять, так что большую часть дня я проводил в полуобморочной прострации. На уроки ходил, будто робот, у которого еще не кончился заряд аккумулятора, а домашние задания выполнял кое-как, вяло борясь с туманом в голове. Удивительно, но вытащить меня из тумана смогла миссис Норрис. Как-то раз в обеденный перерыв я сидел на подоконнике напротив кабинета трансфигурации и тупо наблюдал в окно сквозь промозглую морось за тренировкой пуффендуйской команды по квиддичу. Желтые пятна их формы мелькали в серой хмари, и я смотрел за этим танцем как завороженный. – Мяу! – кошка потерлась об мою ногу, громко и хрипло мяуча. Я опустил взгляд вниз и, с трудом даже вспомнив, что это за существо, попытался сообразить, что ей нужно. – Простите, миссис Норрис, я Вам ничего не захватил… – наконец сипло прошептал я, наклоняясь, чтобы погладить серую шерсть. В глазах потемнело, я покачнулся, но вдруг почувствовал резкую жгучую боль в кисти. Выпрямившись, я несколько раз моргнул, чтобы привести сознание в более-менее стабильное состояние, и обнаружил три длинные, тянувшиеся от запястья к ладони царапины. Я недоуменно посмотрел на кошку, а она в ответ еще раз хрипло мявкнула, вильнула хвостом и вспрыгнула на подоконник. Взгляд ее уткнулся куда-то вниз, и, проследив за ним, я смутно различил в туманной пелене крышу хижины Хагрида. Ну конечно! Хагрид – вот кто мне был нужен! И как я сам не додумался сразу навестить Хагрида? Ведь он всегда выручал меня, когда я заходил в тупик. Конечно, в моих экспериментах или домашних заданиях он не особо что-то понимал, но каким-то чудом всегда говорил что-нибудь этакое, что подталкивало меня в верном направлении, которое в итоге приводило к требуемому результату. Как, например, когда на втором курсе я пытался усилить Рябиновый отвар и посетовал Хагриду на то, что буквально засыпаю на уроках из-за усталости, лесничий рассказал, что от сонливости хорошо помогает чай с капелькой эвкалипта и лимоном, и это помогло мне не только справиться с усталостью, чтобы завершить свой эксперимент, но и найти тот самый искомый ингредиент, позволивший усилить формулу. «Ты блестяще тупой, Ноа. Хорошие идеи к тебе всегда приходят поздно», – я глубоко вздохнул, вдруг почувствовав, что впервые за месяц делаю все правильно, и поднялся на ноги. Голодовка и бессонница сожрали много моих сил, и сейчас я понял, что зверски хочу есть. Когда я ел в последний раз? Кажется, дня три или четыре назад… – Благодарю Вас, миссис Норрис, Вы мне очень помогли. Как насчет копченой рыбки на завтрак? Я прихвачу ее для Вас! – я погладил кошку, которая мявкнула мне в ответ и облизнулась, и помчался в Большой зал на обед. После уроков я забросил сумку с учебниками в спальню и сразу же поспешил к Хагриду, понадеявшись, что не потревожу его слишком сильно. Вообще-то было довольно эгоистично навещать лесничего только тогда, когда у меня возникали проблемы, но я успокаивал себя тем, что Хагрид, как и другие, забывал обо мне, как только я переступал порог его хижины, чтобы уйти. Шагая к домику великана по лужайке, превратившейся в грязевое месиво, я вдруг вспомнил, как познакомился с Хагридом, и та встреча была тем более странной, что именно Хагрид заметил меня и подошел первым. Это произошло в самый первый день моего пребывания в Хогвартсе, когда банкет, перед которым меня чуть не забыли распределить на факультет, почти закончился. Я уже расправился с едой и сидел, внимательно оглядывая зал и присутствовавших в нем. Рассматривая потолок, в точности повторявший ночное небо над замком, я поставил себе галочку в уме, что надо будет взять в библиотеке (если она в школе есть, а она просто обязана быть!) книг по истории Хогвартса. Должно быть, у такой древней магической школы очень интересная и захватывающая история, вероятно, даже не лишенная каких-то мрачных эпизодов. По разговорам в поезде я уже знал, что факультеты носят имена основателей Хогвартса и что двое из них вроде бы не очень ладили, но больше, пожалуй, и ничего. Я перевел взгляд на учительский стол и стал разглядывать преподавателей. Вот человек с землистым лицом и сальными черными волосами тихо беседовал со странным колдуном с родимым пятном на пол-лица и дергающимся глазом. Пухлая и приземистая волшебница в заляпанной грязью остроконечной серой шляпе с аппетитом уплетала бифштекс, откусывая прямо от куска, а рядом с ней профессор МакГонагалл – строгого вида высокая дама в овальных очках и безукоризненно чистой изумрудной мантии – чопорно орудовала ножом и вилкой. На другом конце, на самом краю стола, возвышался тот самый великан, что напомнил МакГонагалл обо мне, – вся его густая борода была усеяна крошками и кусочками еды. Поодаль на башне из подушек восседал крохотный волшебник с пушистыми седыми бакенбардами и бородой, одетый в расшитую золотистыми звездами синюю мантию; он был настолько мал, что с трудом доставал своими короткими ручками до стола. А вот в центре спокойно и величественно восседал профессор Дамблдор. Почему-то смотреть на него в упор я побаивался – было ощущение, как будто от пронзительного взгляда его голубых глаз за стеклами очков-половинок не ускользало ничто, и он мог этими глазами буквально душу мою вынуть на свет и показать всему миру. Директор не ел, а, сложив перед собой вместе кончики испещренных морщинами пальцев, спокойным и благодушным взглядом смотрел в потолок. Интересно, о чем он размышляет? Наверное, он очень силен и умен, раз его сделали директором такой школы… – Малыш Торн! – раздался над моим ухом басовитый голос. Я невольно вздрогнул, посмотрел наверх и увидел над собой волосатую физиономию того самого великана. Я робко улыбнулся ему. – Здравствуйте, – еле слышно пробормотал я. – Хо, здравствуйте! Выкать учителям будешь, парень, а я не учитель, – глаза великана сузились, но по россыпи морщинок в их уголках я понял, что он не злится, а улыбается. – Простите… то есть я хотел сказать – прости. Но я даже не знаю Ва… твоего имени, – уши мои неистово чесались. Мало того, что великан сам по себе привлекал всеобщее внимание, так теперь еще все соседи по столу – и не только они – таращились на меня. Я очень сильно надеялся, что моя способность быть незаметным потом сработает как надо и все забудут обо мне. – Рубеус Хагрид меня звать, малец, я здешний лесничий, так-то. Но ты можешь звать меня просто Хагридом. – Хорошо, Хагрид, – я снова постарался улыбнуться. – Спасибо, что выручил меня, а то я боялся, что меня отправят домой… Хагрид громогласно рассмеялся, а я даже опрокинул свой стакан с остатками тыквенного сока – так напугал меня его внезапный громкий смех. – Не пужайся так, парень, не отправили бы тебя домой. Наш профессор Дамблдор все уладил бы, да, великий он человек! Он бы тебя не бросил, – Хагрид кивнул с такой уверенностью, что я невольно поверил ему. Посмотрев на учительский стол, я осознал, что профессор Дамблдор в этот момент как раз наблюдал за мной и Хагридом, и у меня засосало под ложечкой. – Ну ладно, парень, удачи тебе в учебе. Не отлынивай смотри, а то зря я, что ли, про тебя профессору МакГонагалл напоминал? – Хагрид хохотнул и потрепал меня по волосам с такой силой, что я ткнулся носом в плечо сидевшего рядом Перси. – Заглядывай ко мне на чай, коли время будет, идет? Ну, все, спокойной ночи! И вам всем спокойной ночи и хорошей учебы, ребятня! – он окинул взглядом гриффиндорский стол, махнул своей здоровенной лапищей и тяжелым шагом потопал к выходу из Большого зала. – Я слышал о нем от отца, – сказал вдруг Перси, провожая спину Хагрида взглядом. Казалось, что обращался мальчик не ко мне, а просто рассуждал вслух, и все же я глянул на него с любопытством. – Отец рассказывал, что Хагрид в Хогвартсе что-то вроде лесничего – смотрит за зверями и огородом, приносит рождественские елки и все такое. А еще что его вроде как исключили из Хогвартса когда-то очень давно, а он не захотел уходить отсюда, вот Дамблдор и устроил его здесь работать. Странно, правда? – Перси посмотрел на меня, а потом поправил очки и, уткнувшись снова в свою тарелку, больше не заговаривал со мной. Подойдя к двери хижины, я услышал изнутри какой-то грохот и потому постучал громче обычного. Раздался звук, будто на деревянный пол упало что-то металлическое, а затем громко залаял Клык. – Ктой-то там так поздно? – пробасил Хагрид, приоткрыв дверь. – Добрый вечер, Хагрид, это я, Ноа, – я улыбнулся великану. Комната за его спиной была ярко освещена пылавшим в очаге огнем, на столе в беспорядке валялись посуда, пучки трав, недорезанные овощи и здоровенный кусок мяса. На Хагриде снова был его фартук в цветочек, а в руках он держал металлическую миску размером с рыцарский шлем. Похоже, великан что-то готовил. – А-а-а, малыш Ноа! – Хагрид открыл дверь нараспашку, и Клык, все это время неистово прыгавший за его широкой спиной, тут же бросился облизывать мне лицо. – Фу, Клык! Нельзя! А ты проходи, парень. Пришлось приложить немало усилий, чтобы сдвинуть с места Клыка, который вовсе не собирался слушаться команды хозяина, но я все же затащил пса внутрь и закрыл за собой дверь. – Я не помешал? – Да нет, я тут кашеварю, как видишь, – Хагрид грузно опустился на покосившийся табурет, взял в руку внушительных размеров нож – скорее даже тесак – и принялся рубить картофельные клубни на большие куски. – Я могу помочь, если хочешь, – я помялся у двери. Сунув руки в карманы, я вспомнил, что с обеда прихватил для Клыка пару стейков, и достал на свет два промасленных свертка. Хагрид неодобрительно качнул головой. – Балуешь ты его, парень. Клык жалобно заскулил, подскакивая вокруг меня и тычась носом в свертки. Слюни разбрызгивались во все стороны. Ожидая разрешения Хагрида, я не рисковал выпускать мясо из рук. – Ладно уж, пусть жрет, ненасытная псина, – проворчал Хагрид и, подвинув к себе пустую плошку, начал мелко крошить в нее петрушку. Я развернул стейки и положил их в миску Клыка, который тут же набросился на угощение, довольно порыкивая и оглушительно чавкая. – Раз уж вызвался помогать, то порежь-ка морковку, Ноа, – Хагрид указал мне на пучок моркови, каждая из которых размером не уступала тесаку в руке лесничего. Я кивнул, отыскал в буфете нож поменьше и, вернувшись к столу, принялся за работу. Несколько минут мы провели в тишине – слышны были только треск горящих поленьев в камине, легкий гул ветра в дымоходе, постукивание ножей да довольные причмокивания Клыка. – А ты чего пришел-то, Ноа? Просто проведать али помощь какая нужна? – прогудел Хагрид, закончив потрошить петрушку и пододвигая к себе мясо. Оглушительный стук, сопровождавший каждый удар тесака по разделочной доске, и влажный звук отрубленных кусков мяса, падавших в жестяную миску, внушительности которой позавидовал бы даже мой котел для зельеварения, помешали мне ответить сразу же. Я дождался, когда Хагрид поднимется и вывалит мясо и картошку в котелок с кипящей водой, висевший над огнем. – И то, и другое. – Ну, тогда рассказывай, чевой там у тебя стряслось. С минуту я собирался с мыслями. Зря я не подумал заранее, как объяснить Хагриду, что и почему со мной творилось… Вряд ли ему стоило знать о моих опытах с зельями – я не был уверен, что они вообще законны и что у лесничего не возникнет неприятностей, если вдруг по какой-то причине все раскроется. Хагрид ждал, принявшись за огромный кабачок, и негромко гудел себе под нос какую-то незамысловатую песенку. – В общем… У меня тут появился друг. – О, поздравляю, парень, поздравляю! Хороший человек? – Ну, да, можно сказать и так. Хотя нет. Не знаю, я не уверен. – Выкладывай начистоту. Твой друг сделал что-то плохое? – Хагрид посмотрел на меня, косматые брови его были нахмурены. – И да, и нет. В общем, мы как-то сидели, болтали с ним, и к нам прицепился один парень – полный придурок. Он оскорбил моего друга, а потом меня. Мой друг разозлился и случайно заколдовал того парня. Очень сильно заколдовал – я никогда таких заклятий не видел, так что тот парень до сих пор в больнице. – Угу, – прогудел Хагрид и вернулся к своему кабачку. – И я… Не знаю, я сначала радовался этому – ну, что у меня появился такой друг, который за меня заступается. И, если честно, радовался даже тому, что тот парень попал в больницу, – я густо покраснел и опустил глаза. Это признание было самым тяжким из всех, и я ждал, что после него Хагрид прогонит меня прочь и велит никогда не возвращаться. Но великан продолжал как ни в чем не бывало разделывать несчастный кабачок. – Нехорошо эт, конечно, но продолжай, – сказал лесничий, когда молчание слегка затянулось. – Я не знаю, как мне быть, Хагрид. Когда я понял, что мой друг сотворил нечто ужасное с тем парнем, что из-за этого человек даже может умереть, мне стало жутко, и я перестал с ним общаться. – Но сомневаешься, так ведь? – Хагрид закончил мучить кабачок, переложил куски в котелок на огне и помешал варево поварешкой, давшей бы фору и бревну. Потом сел обратно на свой косой табурет и, упершись кулаком в одно колено и локтем – в другое, внимательно посмотрел на меня. – Да, – я кивнул и тоже подошел к котелку, чтобы сбросить в него порезанную морковь. – И правильно делаешь, парень. Я сел на стул напротив Хагрида и тяжело вздохнул. Пока лесничий не сказал ничего такого, до чего я и сам не додумался. Ко мне подошел Клык и, все еще довольно причмокивая, положил голову мне на колени, так что вся мантия оказалась тут же вымазанной в липких слюнях. – Почему правильно, Хагрид? Ведь Ки… кхм, мой друг мог убить человека только за то, что тот что-то там не то сказал! А я? Я мог бы его остановить или хотя бы после поговорить с ним об этом, а не радоваться тому, что человек в больнице, – я немного резковато потрепал Клыка по холке, за что тот напустил на мою мантию еще больше слюней. – Вот эт ты правильно сказал. Послушай меня, Ноа, – Хагрид смотрел на меня очень серьезно. – Не бывает чисто добрых и чисто злых людей – во всех всего понемногу намешано, как вот в этом нашем супе, – лесничий кивнул в сторону побулькивающего котелка. – Да, твой друг поступил плохо, неправильно. И да, тебе бы поговорить с ним об этом. Хотя я так думаю, что он и сам все прекрасно понял и жалеет о том, что сделал. Только ты ему шанса высказаться не дал, во как я думаю. Я уставился на великана широко распахнутыми глазами. А ведь и правда. После стычки с Люком мы с Киараном ни разу не обсуждали произошедшее, а потом я и вовсе перестал с ним контактировать, хотя в нескольких своих записках слизеринец даже спрашивал о Люке. Я попытался вспомнить, заговаривал ли Киаран на эту тему еще до того, как я включил режим полной тишины и пропал с его радаров, и с нервной дрожью в желудке понял – заговаривал. Но я всякий раз прерывал его, отмахиваясь, не желая замечать очевидного. Я сам лишил его возможности объясниться, а потом сам и надумал невесть что. – Ну что, прав я, верно? – Хагрид улыбнулся, ткнув в мою сторону своей великанской поварешкой, и снова встал, чтобы помешать суп. – И знаешь еще что? – Что? – я наблюдал за ним, совершенно опустошенный. – Береги его, малыш Ноа. Такие друзья дорогого стоят. Он, вишь, как разозлился, когда тебя обидели, что даже людская жизнь ему нипочем стала. Не совсем это, конечно, хорошо, тебе бы раскумекать ему, что не след так поступать, вот как. Но ты ему, видимо, очень дорог. Поговорите, выясните все, и друга лучше и надежней тебе не сыскать будет, во как я размышляю. Хагрид громко постучал по краю котелка и накрыл его крышкой. – Пусть покипит немного, – сказал он и повесил рядом с котелком примерно таких же размеров чайник. Спохватившись, что уже долго сижу и тупо пялюсь в огонь, я поднялся на ноги и принялся помогать великану расчищать стол. – Спасибо, Хагрид. Знаешь, ты самый мудрый из всех, кого я знаю! – благодарность моя великану шла из самых глубин души, и мне хотелось чуть ли не дом ему вылизать, чтобы показать ее. Я столько мучился, закручивая сам себя в натянутый до тургора комок нервов, а Хагрид всего парой фраз сумел ослабить этот готовый лопнуть жгут, так что теперь в голове моей было пусто, а на сердце – легко. – Ну будет тебе, Ноа! Какой же я мудрый? Вот Дамблдор – он да! Мудрее человека в мире не сыщешь, – Хагрид отвернулся к котелку, чтобы разлить по тарелкам густой наваристый суп, пахнувший вкусно и душисто. Но я подозревал, что еще и для того, чтобы скрыть смущенную (или польщенную?) улыбку. – Верно, но с Дамблдором я не знаком лично, – я улыбнулся. После этого мы прекрасно отужинали вместе. К моему великому удивлению оказалось, что Хагрид умеет готовить не только каменные печенья и зубодробительные кексы с изюмом, но и очень вкусную и сытную похлебку. Так что я уплетал за обе щеки, за что мой желудок определенно был мне благодарен. К теме Киарана мы больше не возвращались, но зато обсудили прибавление в поголовье фестралов, а также кентавров, которые в последнее время были странно беспокойными. И Хагрид рассказал мне еще немного о Гарри Поттере. – О, а с Гарри я недавно познакомился лично, – немного невнятно из-за горячего супа во рту сказал я, когда Хагрид упомянул о Поттере. – Вот оно как? Ну, Гарри славный мальчик. Знаешь, вы бы могли подружиться. – Сомневаюсь, – я покачал головой. – Почему это? У него голова очень светлая, прямо как у его отца, но и такая же беспокойная. Вечно влипает во всякие истории, взять хоть того горного тролля на Хэллоуин! Это ж надо – первокурснику полезть в драку ко взрослому троллю! – Хагрид покачал головой, а потом залпом выпил из тарелки остатки супа, громко рыгнул и вытер рот бородой. – Кажется, он тогда спасал свою подругу? – Да-да, спасал! Гермиону. Они с Роном ее, конечно, спасли, но всёй-таки глупо было лезть в такую опасную заварушку. – Гарри с Роном молодцы, – я поспешил доесть свою порцию, пока Хагрид не сгреб со стола мою тарелку вместе с остатками супа. – Это точно. А как ты с ними познакомился? Пока Хагрид разливал по кружкам-ведрам чай, я поведал ему, как помог Гарри и Рону с их сочинениями для Снегга. – Ну, эт уж они преувеличивают. Гарри чевой-то невзлюбил профессора Снегга, думает, тот с Темными искусствами дела имеет, но это ж чистая неправда! – Хагрид нахмурился. – Да, я заметил, что они не в восторге от профессора. – С тебя бы вот лучше пример брали – учились хорошо, и никаких проблем бы не было, и не пришлось бы им придумывать всякое дурное про профессоров наших. Я улыбнулся. Не согласен я был с Хагридом в вопросе того, что с меня нужно брать пример (хотя, честно говоря, это замечание мне польстило), но Гарри с Роном ведь неспроста не любили Снегга. Я всегда считал профессора зельеварений мастером своего дела, но вот что касалось его методов преподавания и отношений с учениками – все это вызывало вопросы. Впрочем, Снегг ведь четко сказал еще на самом первом уроке: «Я не рассчитываю, что кто-либо из вас вообще сможет проникнуть в суть столь тонкого искусства, как зельеварение, но если найдется среди вас хотя бы один ученик, в голове которого не будут плодиться докси и который будет способен к концу года сварить приличного вида зелье, отнимающее память, я буду считать свою работу выполненной». Нашелся я, как бы самодовольно это ни звучало, но на профессора это не особенно произвело впечатление. Мы еще немного поболтали с Хагридом, и я ушел от него в состоянии полного умиротворения и снова с карманами, полными каменного печенья.