Грифон и терновник

Глава 12. Благословение единорога

За прошедшие почти три года с момента первой встречи с Киараном в моей жизни произошло очень много встрясок и изменений, которые кому-то могут показаться незначительными, но для меня стали поворотными, и в преддверии выпуска из школы я много размышлял обо всем этом. В своих исследованиях – то есть в том, что для меня всегда было, можно сказать, смыслом жизни – я, наконец, нащупал нечто действительно стоящее, и у меня был реальный шанс получить патент и оставить свое имя в истории зельеварения. На какое-то время у меня завязались отношения с девушкой, о чем еще пару лет назад я и помыслить не мог, и я вспоминал те первые недели, проведенные вместе с Эмбер, с улыбкой и приятной слабостью в ногах. Пусть под конец все и вышло не так гладко, как хотелось бы, Эмбер мне действительно нравилась, просто мы оказались слишком разными. Но, пожалуй, самое важное: я обрел двух (если считать Хагрида, с которым мы дружили с моего первого курса, – трех) очень близких друзей – Киарана и Энни – и был безгранично благодарен им за все, что они для меня делали, пусть порой они сами того не замечали и помогали мне между прочим, не задумываясь, мимолетным словом или жестом. Что касается Энни, после того первого письма я все-таки отправил ей ответ с Мартином, наказав сычу опустить конверт в ящик, а не отдавать в руки, и у нас с девушкой завязалась переписка. Меня искренне порадовало, что наш взаимный интерес не угас даже после такого долгого перерыва в общении. Киаран же… Я все еще помнил отрывками тот свой дикий сон, и меня это несколько беспокоило, потому что иногда я ловил на себе странные задумчивые взгляды друга, а порой, когда я увлеченно пересказывал ему очередное письмо Энни, Киаран шутил, что ревнует к ней. Я успокаивал себя тем, что слизеринец, в общем-то, всегда себя так вел: двусмысленные шутки, которые я изредка поддерживал и даже развивал в попытке заставить Киарана краснеть – чаще всего безуспешно; высокая степень тактильности, которая поначалу заставляла меня вздрагивать, ежиться и цепенеть в растерянности, но к которой я уже настолько привык, что изредка и сам мог обнять друга, потрепать его по волосам или даже звонко чмокнуть в щеку; пронзительные взгляды (как-то раз Киаран признался мне, что еще на втором курсе тренировал перед зеркалом разные выражения лица и взгляды, чтобы флиртовать с девчонками). И Киаран не виноват, что в моей голове на одну ночь что-то вдруг сломалось. По понятным причинам рассказать другу о том сне я не рискнул и пытался выбросить его из головы. Даже страхи и способность быть незаметным, которые казались неотъемлемой частью меня, стали постепенно ослабевать, и я больше не вздрагивал всякий раз, как ловил на себе чей-то взгляд или когда ко мне обращался с вопросом учитель. А встреча с Гермионой Грейнджер очень четко показала мне самому, насколько сильные изменения во мне произошли. Возможно, именно поэтому меня не так сильно, как остальных, встревожило проникновение Сириуса Блэка в башню Гриффиндора в апреле. Разумеется, Блэк был опасным преступником и мог запросто взорвать всю башню или перерезать студентов во сне, но я в тот период пребывал в таком благостном настроении духа, что даже умереть было бы не жалко. Правда, Киаран отвесил мне хороший пинок под зад, когда я высказал эту мысль ему, и заявил, что убьет меня, если я посмею умереть. Единственное, с чем у меня пока не очень ладилось, – Патронус. В середине апреля, когда окрестности замка подернулись зеленью, мы с Киараном стали тайком выбираться на поляну в лесу. Охранные меры, введенные после повторного проникновения Блэка в замок, конечно, мало способствовали таким прогулкам, но Киаран освоил Дезиллюминационные чары (я в очередной раз поразился, насколько же он хорош в волшебстве), и пока нам везло. Как-то раз в начале мая мы вновь умудрились выскользнуть из замка. Майский воздух был еще прохладным, но уже напоенным ароматами близкого лета, а молодая трава приятно пружинила под ногами. То было утро субботы, и замок еще лениво дремал, а потому вокруг слышались только птичий щебет да шорох прошлогодней листвы под нашими подошвами. Мы шагали по лесу молча, пока не добрались до нашей поляны, где уселись на дубовый корень, чтобы перевести дух. – Ну что, приступим? – спросил Киаран через несколько минут, поднимаясь на ноги. Я встал и с тяжелым сердцем достал свою волшебную палочку. В последний раз мне удалось вызвать небольшое стабильное облачко серебристого газа, но такой Патронус лишь высасывал силы, и я сомневался, что он сможет не то что прогнать дементора, но даже защитить от его приближения. Я остановился в центре поляны и сосредоточился, вызывая в памяти счастливые воспоминания. Купание с Энни на озере, счастливая и отдохнувшая мама смеется над комедией, которую мы смотрим вместе, первый секс с Эмбер… – Экспекто Патронум! – воскликнул я, но голос сорвался. Ничего не произошло. Не знаю, сколько времени прошло в моих тщетных попытках и сколько было этих попыток. Киаран молча наблюдал, прислонившись плечом к стволу дуба. Мне не удавалось вызвать даже того призрачного облачка. Упершись ладонями в колени, я тяжело дышал и пытался понять, что не так. Я выбираю не те воспоминания? Вероятнее всего. – О чем ты думаешь? – будто прочитав мои мысли, спросил Киаран, подходя ко мне. – Ну… об Энни. О том дне, когда мама взяла выходной. О Лив. Об Эмбер. Киаран задумчиво потер подбородок, а потом поморщился и качнул головой. – Не уверен, что тебе стоит думать о Лив и Эмбер. – Согласен, но… я не могу о них не думать. Я нервно кусал губы. Лив погибла, и я все еще винил в этом себя. Но в детстве она была моим кумиром, человеком, на которого я равнялся и которым восторгался, именно она сделала мое детство счастливым и беззаботным. С Эмбер у нас все закончилось не очень хорошо тоже по моей вине. Уже через неделю после нашего расставания я видел ее с другим парнем, но ни тогда, ни тем более сейчас меня это не трогало. И все же я не мог выбросить из головы наши первые совместные ночи. Когда я выпрямился, откидывая со лба влажные от пота волосы и собираясь продолжить попытки, я вдруг услышал громкий хруст, как будто кто-то наступил на ветку. Я осмотрелся в поисках источника звука и за деревьями прямо перед собой, показалось, различил что-то белое и сияющее. Я несколько раз моргнул, затаив дыхание и не веря своим глазам. К краю поляны медленно и грациозно вышел ослепительно белый единорог. Он остановился под сенью дерева, не выходя на свет, но даже в тени он будто сиял – белоснежная лоснящаяся шкура, серебристая грива, идеально прямой, отливающий перламутром витой рог и пристальный взгляд умных светло-голубых глаз. Я не знал, зачем он пришел и вообще не галлюцинация ли это, и боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть его. Единороги опасаются людей, а даже если являются, то обычно женщинам… Если перед нами и вправду стоял единорог, то почему он к нам вышел? Я медленно вытянул руку вперед, продолжая стоять на месте. Единорог неотрывно смотрел на меня и лишь слегка наклонил голову. Решив рискнуть, я осторожно оторвал ногу от земли и сделал шаг, стараясь не делать резких движений и не шуршать травой и перегноем под ногами. Единорог стоял на месте. Так, маленькими плавными шагами я наполовину приблизился к прекрасному животному, слушая оглушительный стук пульса в ушах. Собираясь сделать очередной шаг, я вдруг услышал за спиной тихий шорох и медленно обернулся. Позади меня с сияющими восторгом глазами стоял Киаран, а рядом с ним – Флоренц. Кентавр положил руку на плечо слизеринцу и спокойно наблюдал за мной и единорогом. Увидев, что я обернулся, Флоренц едва заметно улыбнулся и кивнул мне. Сделав глубокий вдох, я снова повернулся к единорогу и той же неспешной осторожной походкой приблизился настолько, что смог бы коснуться потрясающего существа рукой. Вблизи единорог был еще прекраснее – от него буквально исходили волны теплой обволакивающей магии, и мне вдруг стало так хорошо, что захотелось смеяться и прыгать от радости. Я протянул руку, и единорог наклонил голову, чтобы я мог коснуться его морды. Не веря своему счастью, я опустил ладонь на мягкую шелковистую шерсть. Пару минут я стоял попросту в состоянии эйфории и шока, бережно поглаживая морду и мускулистую шею единорога. Я не мог мечтать даже увидеть собственными глазами столь прекрасное волшебное создание, а теперь я стоял так близко, что чувствовал горячее дыхание зверя на своем лице, и прикасался рукой к его шелковистой шкуре. Это ли не настоящее чудо, истинная магия, высшее волшебство? Единорог вдруг наклонил голову и ткнулся носом в мою руку, в которой все еще была зажата волшебная палочка. Я удивленно глянул вниз и раскрыл ладонь, пытаясь понять, чего хочет это великолепное создание. А он сделал шаг назад и коснулся моей палочки рогом. Не смея шелохнуться, я ждал, что же будет дальше. Единорог постоял так с минуту, и в какой-то момент мне показалось, что палочка стала еле заметно сиять и нагрелась. А потом зверь поднял голову, заглянул мне в глаза и легонько прислонил рог к моему лбу. Не знаю, сколько мы так простояли, будто беззвучно общаясь, но когда я пришел в себя, единорога поблизости уже не было. Ошеломленный, дезориентированный, восторженный, я обернулся к Киарану. Тот был поражен не меньше, и я, еле передвигая ноги, двинулся к нему. Сбросив с плеча руку Флоренца, парень кинулся мне навстречу и успел подхватить, когда у меня подкосились ноги. Заботливо поддерживая меня под рерба, слизеринец довел меня до дубового корня и сам сел рядом, и я вдруг услышал, как тяжело он дышит. Флоренц подошел к нам, мечтательно улыбаясь. – Поздравляю, Ноа Торн. Ты удостоился благословения единорога. Я поднял на кентавра полные слез глаза и смог только кивнуть в ответ. – Используй эту честь должным образом, друг мой, – негромко добавил Флоренц, а потом развернулся и скрылся за деревьями. Я смотрел ему в спину сквозь пелену жгучих счастливых слез и чувствовал, как внутри меня разгорается нечто большое, прекрасное, потрясающее. Как будто с души сняли цепи, и теперь мне все подвластно. Я ощущал, что мог бы даже взлететь, если бы захотел, и не сдержал радостного смеха. Киаран засмеялся вместе со мной и сквозь смех тоже плакал как ребенок. Мы рыдали и смеялись несколько минут кряду, пока не кончились дыхание и силы. Глубоко вдохнув, Киаран посмотрел на меня своими блестящими глазами, ослепившими меня чистотой синевы. – Ноа, ты действительно потрясающий волшебник. В порыве чувств я вдруг бросился к слизеринцу и заключил его в крепкие объятия. Киаран обнял меня в ответ и ткнулся лбом в мое плечо. Я услышал, как он шумно втянул носом воздух у моей шеи. Мне хотелось сказать ему слишком многое, но я лишь молча улыбался, с радостной тоской вдруг особенно ясно осознав, что через месяц мы закончим школу. – Пообещай мне кое-что, – вдруг тихо произнес Киаран. – Что? – Когда мы покинем Хогвартс, наши пути не разойдутся. – Обещаю, – не раздумывая ответил я. Мы посидели так еще какое-то время, а потом я нехотя разжал объятия, поднялся на ноги и, крепко держа волшебную палочку, снова вышел на середину поляны. Я знал, что в этот раз у меня должно получиться. И вдруг меня осенило. Я посмотрел на Киарана, который по привычке крутил в пальцах свою палочку, все еще глядя на меня с широкой счастливой улыбкой. Эта его улыбка всегда отзывалась во мне теплым чувством в области сердца, и я много раз пытался нарисовать ее, но как будто никак не мог поймать что-то неуловимое – на бумаге улыбка всегда выходила не такой, как в жизни. В голове моей вереницей пронеслись воспоминания: о рождественской ночи, в которую Киаран украл у Филча ключи и отвел меня на Башню Астрономии; потом его поцелуй; его теплые и светлые письма – к Норе и уже ко мне лично; как он заставил Колина сделать для нас фотографию (я хранил снимок под обложкой подаренного Киараном блокнота), а потом задремал, лежа головой у меня на коленях, разморенный жарой; его неожиданный летний приезд ко мне домой; тот день, когда он с видом ментора, важно вышагивая передо мной, рассказывал о презервативах; вечер, когда он присутствовал при моем открытии. Почему я сразу об этом не подумал? И хотя у меня было чувство, что после появления единорога я мог бы без усилий вызвать самого мощного Патронуса в мире, даже оно не могло затмить всех тех милых, забавных, теплых, не важных и самых главных, совершенно изумительных воспоминаний, подаренных мне лучшим другом. Я решительно выпрямился во весь рост и расправил плечи, крепко держа свою волшебную палочку. «В этот раз мы справимся», – подумал я, обращаясь к ней, и кожей ладони как будто почувствовал от нее в ответ мягкое тепло. Ненадолго прикрыв глаза, я снова вызвал в памяти самые прекрасные моменты своей жизни. – Экспекто Патронум! – негромко, но уверенно произнес я. Из моей палочки вырвалась струя серебристого газа, становившаяся все мощнее с каждой секундой, она начала клубиться и превращаться из бесформенной массы во что-то живое. Я так разволновался, что схватился за палочку обеими руками, боясь упустить это нечто. Краем глаза я заметил, что Киаран вскочил на ноги, но подойти ближе не решился. Серебристое облако завертелось, а в следующее мгновение вдруг превратилось в какое-то рослое – выше меня – парнокопытное животное. Оно беззвучно ударило копытом по земле, и я вначале подумал, что это конь, но потом существо вдруг расправило серебряные крылья и встало на дыбы. Я невольно попятился и прикрыл руками голову, боясь, что существо обрушится на меня, но почувствовал лишь теплое дуновение ветра, и животное рассыпалось на тысячи ярких осколков света. Я тяжело дышал, в замешательстве глядя на то место, где мгновение назад возник мой Патронус. А потом у меня снова подкосились ноги. Киаран тут же подбежал и поднырнул под руку, подняв меня с колен. Отвел на край поляны и снова усадил на корень. – Ты смог, – только и сказал он, и голос его дрожал. – Да, – прошептал я в ответ, поднимая на него глаза, опять полные слез. – Кто это был? – спросил парень, задумчиво глядя на обрывки серебристого дыма, все еще витавшие в воздухе над поляной. Я улыбнулся и посмотрел в небо. – Фестрал, – уверенно произнес я, провожая взглядом черного крылатого коня, в тот момент пролетевшего над нашими головами и скрывшегося за кронами деревьев где-то на востоке. – Так вот как они выглядят… – медленно проговорил Киаран и ненадолго замолчал, а потом вдруг поднял на меня широко распахнутые глаза. – Постой. Фестрал? – Да. А что? – я все еще был взволнован, но теперь еще и озадачен. Разве Патронус не принимает форму животного? Чем же тогда Киарана удивил фестрал? – Отец говорил мне, что Патронусы, принимающие форму магических животных, очень редки. Несколько минут мы сидели в тишине. Я пытался восстановить силы, с внутренним трепетом осознавая, что за последние полчаса я воочию увидел и прикасался к настоящему единорогу, даже получил от него «благословение», а после этого еще и смог сотворить самую сложную и мощную магию в своей жизни. – Скажи, о чем ты думал в этот раз? О единороге? – поинтересовался Киаран, улыбаясь уголками губ. Я покачал головой. – О том, что теперь я могу свободно дышать. И о своем лучшем друге, – я улыбнулся, искоса глянув на слизеринца. Никогда до этого момента я не видел Киарана по-настоящему смущенным. Парень отшатнулся от меня, щеки его зарделись, и он нервно потер затылок, отводя взгляд. Я невольно рассмеялся. – Не тушуйся. Ведь именно ты подарил мне самые лучшие воспоминания. – Я тоже тебя люблю, – буркнул Киаран и боднул меня лбом в плечо.