Петрикор

Стоило наступить первому дню учебы, как они полетели друг за другом быстрее, чем с деревьев облетает листва. Ночи стали долгими: тьма не отступала даже в утренние часы, отодвинув время любования рассветом по дороге в университет на дальний план, заменив их унылыми поездками в битком забитом автобусе. Сквозь дождливые сумерки, сквозь туманы, сквозь ветер. В такие моменты накатывала сонливость, и Альнаир заторможенно смотрела на скольжение бликов фонарей и фар за окном транспорта, изредка отвлекаясь на беседу с вернувшейся соседкой по комнате, чье отсутствие вошло в норму настолько, что после каникул впору было бы знакомиться заново. Разговор не клеился: та упорно рассказывала об успехах в работах, всецело направленных на то, чтобы в ближайшем будущем уехать работать в другую страну, Альнаир же усердно пыталась поддержать откровенно неинтересный ей мотив чужого интереса. — Наир, у тебя все хорошо? Такая задумчивая, — побеспокоилась девчушка, сидевшая напротив, тронув ее колено рукой в искреннем вопросе. Чужую отстранённость не заметить было сложно. Та перевела к ней взгляд, всматриваясь в её – почти небесно-голубой, мысленно досадуя, отчего же и ей не достался такой прекрасный оттенок, явно летнего тона; вместо этого природа одарила блеклым цветом морозного льда. Словно зима прикрывала тепло её души пологом мнимого хладнокровия, которым та, увы, не могла похвастаться. — М, конечно, Лили. Я просто так хочу спать, что, по-моему, пропустила все, что ты рассказала мимо ушей, прости, — Альнаир с досадой фыркнула, виновато улыбаясь приятельнице, но та понимающе кивнула, благосклонно улыбаясь в ответ и поправляя шапку с помпоном, чуть съехавшую набок с кучерявых, рыжих волос, почти всегда завязанных в хвост. — Ааа, понимаю. В общем, сегодня опять не жди, я должна закончить с документами для отъезда, так что смело закрывай комнату на ночь, — ответила та, поправляя сумку на плече, чтобы двигаться сквозь толпу к выходу из подъезжающего к университету автобуса. Наир согласно буркнула в ответ и поднялась следом, отмечая, что было бы неплохо на лекции писать поменьше и попытаться немного сбросить с себя давление осенней сонливости. Хоть это и означало придремать ненадолго прямиком на паре... Даже отличники были грешны, особенно, когда дело касалось последнего года обучения. Набережная дохнула холодом близкого льда: зима была уже на подступах к этим краям, пуская по утрам туман такой силы, что противоположный берег исчезал в белесой дымке, как только вставало солнце. И стоило ему забрезжить над невысокими, старинными зданиями, как река начала дышать белыми языками влаги, покрывая окружение сатином загадочности. Вихри воды быстрого течения закручивались в стремительные водовороты, сквозь омуты которых не виделось дна. Очень глубоко... Чернота... Альнаир, выйдя из автобуса, невольно засмотрелась в ее глубину, стоя у гранитного заграждения и ловя себя на неприятной мысли об опасности вод этой реки. Стоило ей в приступе болезни попасть в ее течение — она бы уже не выплыла, даже несмотря на хорошие умения. Слишком бурным и вихрастым был ток этой водяной жилы, устремлявшей ледяное стремление через весь город к широкому простору залива, который убегал волнами до самого горизонта, не заставленного громадами городов. — Мечтательность – первый признак влюбленности, — ласково подтолкнула ее Лили, решившая не оставлять девушку одну, будто любуясь тем, как та задумчиво медлила на краю набережной. Девушка смущённо отмахнулась и последовала к университету, мысленно давая себе подзатыльник и сетуя на то, что даже окружение видело больше, чем она сама, если дело касалось душевных переживаний. А их накопилось за осень предостаточно: от встреч с братьями-монстрами, после которых внутри все звенело и радостью, и волнением одномоментно, до диссертации, написание которой требовало немало времени и сил, отрезав значимый кусок распорядка дня, отведённого на отдых. Одно перебивало другое, дни шли один за другим, а многие вопросы так и остались без ответов, кроме того добавив и новых. Словно путалось в комок нитей, совершенно разных, но отделить одну от другой уже не представлялось возможным. Аудитория встречала привычным гулом сокурсников, чьи ряды после последних экзаменов значительно уменьшились: кто-то не прошел проверку, а кто-то покинул выбранное ранее направление самостоятельно, найдя свое призвание на другом поприще. Но в остальном все осталось по старому: треск паркета, огромные доски, готовые испещриться записями мелом, проектор и компьютер на кафедре перед рядами широких, деревянных парт, чьи столешницы исписали многие поколения студентов превратив их в своеобразное произведение искусства, а ещё жутко неудобные скамейки, от долгого сидения на которых в конце пары ощутимо ныла спина. Альнаир зря тешила себя надеждами об отдыхе: писать приходилось очень много, на каждой паре, будто шло соревнование на скорость, к концу дня сковав все тело усталостью, мрачным настроением и яростным желанием выспаться. И к финалу учебного процесса, что перекатился в столь же темный что и утро вечер, Альнаир ощущала себя просто отвратительно. Раздражаясь на маячившие на горизонте планы вечером дописать отрывок диплома, она покинула стены университета, ни с кем не прощаясь, как и прежде сторонясь расширения круга общения, в котором место нашлось совсем не многим. Такое количество учебной нагрузки удручало. Рутина повторялась: вновь автобус, дорога, комендант и комната. Сплошной день сурка. Однако, приятное дополнение в виде сообщения от Дрима с вопросом о её успехах за день несколько скрасило тона мрачного вечера, и невольно ей подумалось, что именно в тот момент пригодился бы дар златоглазого монстра, чтобы унять раздражение и беспокойство, настроившись на лад продуктивного вечера. И почти вслед за ним аналогичная же весточка от Найтмера, но с напоминанием об их маленьком ежедневном ритуале — ее сообщении перед сном, заверявшим, что она привязалась тканью, которую он напитал своей магией, сделав ту безопасной для натерпевшейся кожи запястий. Правда стоило ей вернуться к себе, устало перекусить, переодеться и прилечь, чтобы хоть немного, самую малость перевести дух, как девушка совершила оплошность... Она уснула, пусть и нечаянно, но забыв подстраховаться своим новым источником безопасности. Усталость была подобна гравитации — попав в поле ее влияния, вырваться уже невозможно, она утянула ее сон далеко к границам поздней ночи, без возможности добудиться сквозь беззвучный режим смартфона, включенный по стечению обстоятельств с целью не отвлекаться от написания диплома. Все попытки мигающего экрана были тщетны, а разряженная за день батарея дала слабину — телефон выключился. Сомнамбулизм ожидаемо перехватил ее сознание, полностью завладев телом, не способным отличить явь от сновидения. Альнаир поднялась, босыми ногами касаясь пола, накинула на тонкую ткань футболки до колен простую ветровку и совершенно задурманенно и уверенно полезла на пожарную лестницу через окно, будто делала это десятки раз прежде. Хорошо, что не спрыгнула сразу, предпочтя добраться до ледяной поверхности земли через потрескавшийся металл эвакуационного выхода, будто на подсознании держа память о том, что комендант бы ее не выпустил так поздно. Как и в любом сне — избегала с кем-либо контактировать. А ведь сварливость этого старика в таком случае уберегла бы ее от беды, но теперь... Теперь опасность ждала на каждом шагу, который глотал ледяной холод ночи, но даже он не трогал ее снохождения, позволяя хрупкой, едва одетой фигурке потонуть в мрачном, огромном массиве лесопарка, куда девушку тянуло непреодолимой силой неуправляемого недуга. И никто в такое время не повстречался ей на пути, не заметил странности, не остановил от опасного стремления... не предотвратил того, чего боялась не лишь она одна... В это же время Найтмер дома впервые не находил себе места, сперва не получив от девушки сообщения привычной договоренности об их маленькой тайне, а затем и вовсе не дозвонившись до нее, обеспокоенный подозрительным молчанием. Гудки оборвались автоответчиком; стало тревожно по-настоящему... Сидя в своем кабинете, монстр напряжённо размышлял: его выдавали темные лозы, что беспрестанно вились темными дугами за его спиной, подрагивая кончиками в явном волнении. Глаз был вперен невидяще в дверь, будто ожидая, что она вот-вот откроется, и все проблемы решатся по мановению его воли и помощи брата, в котором появилась острая нужда. Найт ждал его с работы, твердо решив поделиться опасениями и спросить, не чувствует ли Дрим того же... поехать вместе с ним. Часы тянулись бесконечным ожиданием, и чем сильнее оно растягивалось, тем больнее крутило душу в плохом предчувствии. Кошмар сосредоточился, пытаясь с помощью собственного дара ощупать полотно города в поисках знакомой искры любимой души, впервые распространив полог мощной силы на такое обширное расстояние. Он подобно невидимому парусу накрывал все живое, соединяя всех существ нитями, перенося на подобие карты, которую монстр строил в своей голове, оценивая каждую живую деталь с холодной беспристрастностью. Было важно сохранять этот твердый напор, чтобы найти то, что с каждой минутой будто отдалялось, ускользало водой сквозь пальцы. Мерцания души Альнаир монстр отыскать не смог, и это наталкивало на два возможных варианта; либо она лунатила, либо... ее больше не было... И то, и другое пугало до судорожного вздоха, раздавшегося синхронно с хлопком входной двери вернувшегося с работы Дрима. Найтмер обязан был сказать ему об этом, а потому, не медля, монстр метнулся к брату, что ощущал его страх и стоял в прихожей потерянным недоумением, одергивая свитер и всматриваясь во взволнованный бирюзовый взгляд подлетевшего к нему скелета. — Что случилось? — без промедления спросил златоглазый, заражаясь чужим волнением, от которого всю былую усталость словно рукой сняло. — Что-то с Альнаир, Дрим. Она... Она лунатик, просила не говорить об этом тебе, но не в этом сейчас дело. Она не выходит на связь, как мы условились из-за ее недуга, а своим даром я ее не нашел, — Найтмер щурился, понимая, что отвечать за сокрытие такой важной детали придется в первую очередь ему, и вина давила изнутри тисками, стоило увидеть в глазах брата праведный гнев. — Что?! И ты молчал так долго? Найтмер, черт возьми... — Дрим был и зол, и страшно обеспокоен разом. Его душа буквально упала куда-то под ребра, сжавшись до того болезненно, что монстр сдавленно простонал, хватаясь за ткань мягкого свитера в районе груди, — о, нет... — Оставим выяснение отношений на потом, — Найт схватил куртку, ключи от машины, быстро обулся и метнулся во двор их дома, слыша, как следом за ним торопливо шагал брат, терявшийся в страшных догадках и мучимый тем, что они оба ему не сказали о таком важном факте. Возможно, знай он раньше, то смог бы чем-нибудь помочь... Хотя бы попытаться... — Мар, почему же ты не сказал прежде? — сетовал Дрим, когда автомобиль уже выехал на шоссе, на всех порах летя в направлении знакомого общежития. — Потому что меня об этом попросила Наир. Ещё в ту ночь, когда осталась ночевать впервые, я поймал ее в кухне в таком состоянии, и разбудил только с помощью воды и своей силы, — ответил тот, радуясь, что в столь поздний час дороги несли пустотой черных лент, позволяя разгоняться, сокращая километры до подруги, которая, как они оба были уверены, попала в беду, — она привязывает себя на ночь... Видимо, в этот раз забыла. — Надо было тебе ехать без меня раньше и позвонить по дороге, Найт, — Дрим ладонью провел по черепу, нетерпеливо дербаня ремень безопасности на груди, краем взгляда видя, как вздыбливается стрелка спидометра, показывая, что скорость автомобиля растет пропорционально их обоюдному желанию поскорее отыскать девушку. Лес чернел непроглядным мраком ночи, в которой рождались первые отзвуки лёгких заморозков: ещё неувядший покров травы похрустывал хрупкими стеклянными нитями. Такими холодными, что обжигали кожу до состояния потери чувствительности, но неспособными добудиться до сомнамбулы сразу, как коснутся нагой кожи. Слишком уставший до этого организм будто сломался, превратившись в марионетку, ведомую в случайном направлении широкого простора лесопарка, в глубине которого терялись стертыми лапами папоротника все тропинки. В этих местах ни травинка не шелохнется, ни ветер не мазнет по стволам озадаченным выдохом, убегая по шороху палой листвы и покатым бокам опавших маньчжурских орехов. Вдалеке раздался оклик. Снова и снова, но не понять — насколько далеко, кто звал и почему. Альнаир, что замерла изваянием у поваленного частокола переплетённых стволов старого, сваленного давней бурей дуба, вздрогнула, пронзенная холодом до самого сознания. Проснулась... Вдохнула глубоко и тут же охнула от того, что почти морозный воздух до боли истерзал голые ноги, дрожавшие так сильно, что подогнулись колени. Студентка испуганно озиралась, но понимала, что не видит абсолютно ничего, лишь слышит далёкий зов, напоминавший ее имя. Такие знакомые голоса... — Я здесь, — прошептала она забито, отползая к стволам в поисках защиты от убийственного безразличия к чужой беде ночи, — я здесь! — крикнула она отчаянно, холодом срывая горло, уже сполна успевшего надышаться ледяным воздухом, от которого едва гнулись пальцы, а зубы и вовсе отбивали чечётку. Слабый блеск луны сквозь почти полностью голые кроны был единственным источником блеклого света, на который Наир подняла взгляд, коря себя тем, что так невнимательно легла отдыхать и теперь даже не представляла в какой части леса находилась, как далеко ушла, и кто именно ее звал и как долго. Тишина давила на голову, а все былые проблемы показались таким далёкими, незначимыми в сравнении со страхом просто погибнуть от холода, что вполне реальной угрозой навис над ней подобно тени небольшого облака, наплывшего на диск Луны. Так страшно, что дышать удавалось через раз. — Наир! Она здесь, ох, звёзды, неужели, — знакомый голос поодаль заставил вздрогнуть испуганно, оборачиваясь на приближающиеся огоньки медовых глаз, чей обладатель запыхался, подбегая к сжавшейся от холода и усталости девушке, — ох, милая, вот ты где... Дрим спешно опустился к ней, сгребая в объятия и тут же пораженно выдыхая от того, какой ужасающе холодной была его маленькая любимица. К ним же присоединился и Найтмер, обняв ее с другой стороны, и тут же оплетая теплом векторов все, чего только мог коснуться, бросая на Дрима взволнованный ее состоянием взгляд. — К-как в-вы м-ен-ня н-наш-ш-ли? — сильно дрожа всем телом, с трудом спросила Наир, прижимаясь к теплу тел братьев и не веря такой удаче и спасению. — Всё потом, звёздочка. Ты такая ледяная, черт... Найт тебя понесет, уж прости, но он может греть собой, — Дрим коротко поцеловал ее в щеку, кивнув брату и поднимаясь, пока Кошмар ловко пропустил под коленями и спиной Наир темные, теплые лозы, оплетая в них, будто в кокон, не позволявший холоду больше покушаться на драгоценную жизнь. Девушка беспомощно дрожала, носом зарывшись в мягкую ткань кофты монстра, успевшего прошептать ей несколько ободряющих нежностей и попросить не засыпать, пока она полностью не отогреется. Дрим то и дело смотрел на нее с болью во взгляде из-за того, что узнав о ее проблеме, едва не потерял вовсе, но мысленно признал, что не мог бы помочь лучше, чем это делал Найтмер, несший ее теперь со всей бережностью, стараясь не шевелить лозами, чье касание к ее холодной наготе вызывало двоякие чувства. Девушка же даже поверить могла едва ли в удачу, ощущала целый спектр самых разных эмоций: от страха и острого чувства вины до благодарности и неловкости за причиненное беспокойство, задвинув мысли о том, что все могло обернуться трагедией, подальше. Вместе с их молчанием, рождался и ее страх. Страх того, что это оттолкнет их обоих, что те станут осуждать или смотреть не так, как прежде, словно на инвалида, чего та боялась до дрожи в душе, которую оба монстра ощущали как собственную, молчаливо переглянувшись у машины, стоило до нее добраться быстрым шагом. Альнаир действительно любила их обоих, выдав чувства случайно, в порыве растерянности и гнета пережитого, давшего ей понять, что потерять сложившееся отношение любого из братьев было бы немыслимо больно... Найтмер сел с ней позади, устроив на коленях и грея собой, Дрим же был за рулём, тут же включив обогреватель и трогаясь в путь домой, твердо намереваясь девушку оставить у себя, пока она не оправится от произошедшего. Одной ей быть было крайне нежелательно, и стоило машине повернуть от общежития прочь, как Мар одобрительно кивнул, соглашаясь с братом без всяких слов. Наир же все ещё была растеряна и, хоть и меньше, но ещё дрожала, не зная, что сказать и что думать теперь, будто попав в ловушку. — Милая, почему же ты мне не рассказала? — спросил Дрим несколько огорченно, метнув к девушке медовый взгляд через зеркало заднего вида. И впереди ответа взметнулись ее эмоции, монстр ощутил их почти сразу: былые страхи, обиды и волны растерянности. Найтмер тут же ловко поддел их своей аурой, поглощая и давая возможность ответить, не теряясь в мечущихся эмоциях. Словно выставляя барьер между ней и ее опасениями. — Я... боялась, что это будет выглядеть, как постыдная слабость... Я вообще не хотела, чтобы кто-то знал о таком, — прикрывая глаза ответила она. — Ты просто глупая, я ведь говорил признаться раньше. Надо было тебя отправить в комнату Дрима в ту первую ночь твоих похождений, — весело фыркнул Кошмар, пытаясь отвлечь лёгкой язвительностью от ее душевных метаний, но судя по отзвуку ее чувств получалось едва ли. — Немного нечестно, что знал только Найтмер да ещё и так долго. Вы оба водили меня за нос, — обиженно вздохнул Дрим и тут же вздрогнул, поняв, что Альнаир вся сжалась, а глаза ее заволокло слезами. — Простите, — ещё немного, и ее затянуло бы в омут бессильной ненависти к себе, сопровождаемый тихим, сдавленным плачем. И если Найтмер растерялся, бросая недовольный взгляд на брата, то Дрим спохватился куда быстрее. — Ну-ну, звёздочка, все хорошо, слышишь? Это ничего не меняет, ни для меня, ни для Найта, поверь. Я никогда бы не оставил тебя, узнав о такой беде, просто желал бы помочь наравне с братом, вот и всё. Не плачь, прошу, — монстр умоляюще посмотрел на девушку в объятиях Кошмара через зеркало, получив ее сдержанный кивок, что успокоил их всех. — Не могу с ним не согласиться, принцесса. Все нормально. Держу пари, что комендант, увидев тебя где-то на лестнице в таком виде напугался бы не меньше, чем мы сегодня, — смешливо фыркнул Найтмер, погладив по темным волосам ладонью. Он степенно тянул ее негатив подальше от души, а Дрим наполнял ее спокойствием, насколько мог, понимая, что в эту ночь ошиблись, вероятно, все. Наир не предусмотрела возможность уснуть, а братья недостаточно оберегали, кто по не знанию, а кто по занятости. И златоглазый впервые не ощущал ревности, когда Найтмер всю дорогу до дома грел милую душе малышку собой, пытался рассмешить шутками, резковатыми, но искренними, добиваясь слабой улыбки, которую оба хотели в тот момент видеть сильнее, чем рассвет следующего дня. Дом встретил троицу тишиной, теплом и так и не выключенным светом, когда братья покинули его, торопясь на поиски. Вся возможность ее отыскать сложилась в крошечный отзвук ее чувств, на который оба шли, словно по путеводной звезде. Альнаир неловко мялась в прихожей, отпущенная Найтмером. Она сжимала руками подол футболки, пока Дрим случайно наткнулся взглядом на шрам, пересекающий горло студентки выцветшей линией, но спрашивать о нем не спешил, соотнося это с тем, что Наир прятала его под платочком. — Эм... Сходишь в душ, Наир? Там отогреешься, а мы пока сообразим поесть, потом ляжешь спать. Все же лучше так, чем объясняться с комендантом, и нам всем спокойнее, — монстр ласково коснулся руки растерянной девушки, пытаясь унять ее волнение своей аурой, накрыв эти волны мягким сатином магии, от которого по телу прошла волна приятных мурашек, — не переживай ни о чем, ведь у всех есть свои проблемы, и не важно, человек ты или монстр. А вот кто мог бы помочь есть далеко не у всех, малышка. Найт, например, часто с бессонницей "на ты", а я в минуты слабости, наоборот, сплю так, что не добудиться. Она переводила взгляд то на Найтмера, то на Дрима: оба смотрели на нее со спокойной улыбкой и яркостью взглядов, даривших надёжность и спокойствие без тени намека на осуждение или тягость ее присутствия. Только понимание и бесконечная искренность заботы. — Спасибо... Что бы я без вас делала, — растроганно выдохнула она и обняла обоих братьев, благодарно прильнула к ним тонким, хрупким тельцем. Монстры смутились, обняли в ответ: каждый чмокнул в щеку, ласково погладив кто по спине, кто по боку, отправив ее смывать с ног листья и песок, греться и наслаждаться чистотой и теплом, пока оба устремились позаботиться о том, чтобы накормить натерпевшуюся приключениями подругу, а после уложить ночевать в спальне Найтмера, где кровать была куда шире, позволяя тому размещаться на ней вместе с векторами. — А что это у нее? — спросил Дрим, указав на свою шею, как только из ванной послышался шум воды, а братья оказались на кухне. Найтмер задумчиво сожмурил глаз, доставая с полки чайные пакетики и сахар. — Я сам видел его ещё в первый день знакомства с ней, но о произошедшем не спрашивал, — тихо ответил он, передернув векторами от воспоминания о линии, сделавшей ее прошлое очевидно болезненным для девушки, и бередить эту душевную рану оба монстра опасались. — Понятно. Думаю, узнай мы о том, кто это сделал, то ему бы непоздоровилось, хах, — усмехнулся белокостный монстр, вытаскивая из холодильника неподалеку мясо с овощами, пока Мар размышлял о том, как рад, что его мысли так чудесно порой совпадали с таковыми у его брата. Ведь усмешка эта едва ли была доброй. — Думаю, об этом мы можем спросить вместе, чуть позже. Сдается мне, ей так будет проще раскрыться, а нам – успокоить, — вынес он предложение, бросая взгляд в проем, за которым доносился ровный шум воды. Согласное бурчание брата было ему достаточным ответом, чтобы мысленно придти к выводу о неплохом взаимопонимании, когда дело касалось симпатичной им обоим девушки. Вскоре дом наполнил аромат горячей еды, в комнате Найтмера горел тусклый, уютный свет, а Наир, неловко посматривая на братьев, допивала чай после позднего ужина. В каждой клеточке тела клубком сворачивалась усталость, но спать было страшно. Это чувство ползучими тенями забирались под кожу, замирая там ощущением, будто кости все ещё были подвержены действию холода лесного массива на горизонте зимы. — Выпей это, — Мар протянул ей взятую с тумбочки капсулу из блистера собственного спасения от бессонницы, — не бойся, мелочь, это мое снотворное. На тебя подействует безотказно, я сам недавно начал их получать, но тебе достать не успел. Можно сказать, что ты за лечением пришла самостоятельно, — он хитро улыбнулся, ловя ее смущение, стоило девушке взять розовую пилюлю и выпить ее. Если бы не доверие к этим двоим, то черта с два студентка бы пошла на авантюру с пробой новых лекарств. Но сейчас... Слишком устала... Слишком давно мучилась и болезнью, и сомнениями... Слишком хотелось спать, позабыв обо всем. Она благодарно улыбнулась, отставив почти пустую кружку на тумбочку у кровати, неловко поправляя край чистой футболки Дрима, которая ей была великовата и постоянно норовила сползти с плеча, оголяя мягкую кожу, на которую то и дело падали взгляды сидевших рядом монстров, ведших негласную борьбу между собой. Каждый хотел остаться с ней, стеречь ее покой, чтобы та вновь не ушла среди ночи, но уступать один другому это право не желал категорически. — Завтра я все же вернусь обратно, вы же не против? — Альнаир довольно быстро начала чувствовать, как давит желание спать, вызванное не то влиянием двух аур монстров, что было не далеко от правды, не то выпитым лекарством. — Смотря как ты будешь себя чувствовать, отдохнуть после такой ночи ты просто обязана, — спокойно ответил Дрим, поправляя одеяло, когда девушка обессиленно опустилась на подушку и прикрыла глаза. — Конечно, если ты не планируешь своим волшебным появлением с улицы отправить бестолкового коменданта на тот свет, — фыркнул Найтмер, щупальцем дернув за ниточку выключателя на лампе, погружая комнату в темноту осенней ночи, дышавшей намеками зимы за окнами их дома. — Дрим, Найт... Спасибо вам, и простите ещё раз, — почти прошептала она совсем засыпая, на что братья лишь улыбнулись друг другу, ощутив в ее эмоциях сладкое чувство ее любви к ним обоим, пусть такое краткое, но весьма осязаемое. Это грело им души и подбрасывало одну очень приятную мысль о том, что делить ее друг с другом не так уж и плохо. — Остаёшься? — шепотом спросил Найтмер, ложась по одну сторону от Альнаир, тихонько придвигаясь ближе и бережно подлезая векторами под девичьи руки, чтобы обнять. — Остаюсь, — ответил Дрим, устраиваясь по другую сторону и аккуратно прижимаясь к ней всем телом. Ее тепло мешалось с их ласковым присутствием и стремлением защитить от всех переживаний такой страшной ночи. Страшной для всех троих. Братья только теперь постепенно успокаивались, слушая размеренное и глубокое дыхание любимой, уснувшей в их оберегающей хватке, из которой ни один лунатизм ее вытянуть без их ведома был бы не способен.