На ощупь

Тима не сводил взгляда с крошечного жёлтого берёзового листика, зацепившегося за чёрную ткань пальто в районе плеча, пока шагал вслед за Витальским. Этот берёзовый листик стал для него словно маяк, за которым он следовал. Он не отрывал взгляда по той простой причине, что жутко боялся взглянуть по сторонам и неожиданно наткнуться на знакомое лицо. Хотя понимал, что это всё надуманные страхи. Здесь, в этом районе, вряд ли кто-то узнает Тимку. Его немного потряхивало, наверное, от холода. Ничего удивительного, на улице промозглый ветер и дождь. Ему до сих пор казалось всё происходящее нереальным и сюрреалистичным. Неужели он действительно согласился на это? Ему пришлось оторвать взгляд от берёзового листика, потому что он буквально втельмяшился лицом в широкую спину Витальского. Тот, отперев дверь номера выданным ему ключом, вошёл внутрь. Тимка же остался стоять на месте, не решаясь зайти. Поймав на себе удивлённый взгляд, он огляделся в попытке прогнать наваждение. Тима не понимал, почему ладони вспотели. Не понимал, почему внутри росло непонятное тревожное чувство. Не понимал, почему сердце бьётся быстрее, когда Витальский, стараясь не показывать своего озадаченного выражения лица, сделал приглашающий жест рукой. Тимка не решался. Казалось, что если он войдёт в эту дверь, то окажется в ловушке окончательно. Только взглянув в лицо стоящего напротив Макса, понял, что испытывает страх. Банальный страх. Холод наступившей осени тут не при чём. Бояться своего первого раза — это действительно так банально, так типично. Он же сам этого хотел. Давно хотел попробовать по-настоящему. И вот подвернулся случай сделать это не с сомнительного вида незнакомцем, а с Витальским. С самим, чёрт его дери, Витальским! Витальский до сих пор стоял напротив. Он старался скрыть это, но Тимка видел озадаченное выражение лица и взгляд, полный молчаливого напряжения. Он безмолвствовал, но было видно, что хочет спросить, задать вопрос. Довольно непривычно видеть в глазах всегда самоуверенного Витальского нерешительность. Тимке показалось, что именно она и мелькнула в его глазах на мгновение. Это немного отрезвило его и придало смелости. Тимка отёр влажные ладони о куртку и, выдохнув, шагнул внутрь. Витальский закрыл за ним дверь, повернув ключ. Они действительно сняли номер, чтобы трахнуться? Это звучало так бредово даже в его голове, поэтому Тима старался отогнать эту мысль прочь. Он продолжал стоять на месте и наблюдать за тем, как Витальский, как ни в чём не бывало, снимает пальто, сбрасывает свои блестящие лакированные ботинки, ослабляет галстук, избавляется от пиджака. «Словно для него это всё привычно и буднично», — мелькнула мысль в голове Тимки. Хотя, наверное, так оно и есть. Мысль почему-то была очень неприятной и раздражающей, поэтому он решительно отогнал её прочь. Уверенно повернувшись к неподвижно стоящему Тимке, он вновь озадаченно уставился на него. Руки застыли на ремне, в глазах вновь мелькнуло напряжение: — В чём дело? — вкрадчивый голос раздался совсем рядом, — Ты… передумал? — Нет, — Тима отрицательно покачал головой, поднимая на него твёрдый взгляд. Приятный терпкий аромат парфюма Витальского щекотал ноздри и заставлял тех самых пресловутых бабочек в животе разлететься в разные стороны и почувствовать возбуждение. На секунду во взгляде мелькнуло нетерпеливое предвкушение, но голос оставался совершенно бесстрастным: — Тогда раздевайся, а я пока в душ, потом ты, — с этими словами он вновь невозмутимо вернулся к пряжке ремня. Это выглядело так, словно бы они собирались вместе, ну, скажем, протереть окна от пыли. Или написать совместный доклад о видах членистоногих. Словно вот щас закончим и будем свободны. Тимке не нравилось, что в голову упорно лезут эти мысли, поэтому он тряхнул головой, отгоняя их. Наушники выпали из ушей и повисли на проводе. Тимка громко выдохнул, когда за Витальским закрылась дверь ванной, и начал снимать с себя рюкзак, попутно оглядывая снятый номер. Отель хороший, вероятно, дорогой, хотя Тимоха не очень хорошо разбирался во всём этом. Небольшого размера комната, ярко освещённая потолочным освещением, вмещала в себя просторную двуспальную кровать с тумбочками по бокам, письменный стол со стулом у стены напротив и встроенный компактный шкаф-купе. Из окон открывался довольно унылый вид оживлённого четырёхполосного шоссе, а за ним виднелась красная вывеска «Пятёрочки». Тима как можно плотнее занавесил шторы, закрывая городской пейзаж, снял ветровку и небрежно положил её на стол. Взгляд задержался на спинке стула, на котором аккуратно висела чёрная рубашка, пиджак и брюки. Безукоризненная ровность, с которой стояли внизу ботинки, немного позабавила и заставила чуть-чуть расслабиться. — Ты идёшь? — вопрос вышедшего из ванной Витальского прервал ход мыслей о безнадёжном перфекционизме этого парня. Тимка, кивнув, юркнул в ванную, стараясь не смотреть на то, как Витальский обвязывает полотенце вокруг бёдер. Когда дрожащими руками регулировал воду, понял, что озноб опять накатил на его тело, а он не знал, как унять его. Даже горячая струя воды не помогала. А через некоторое время, когда он вышел из душа, разгорячённый, но до сих пор трясущийся, вдруг понял, что ничего не может с собой поделать. Он трясся от страха, надо признать это. И эта сильнейшая дрожь выдавала его с потрохами. Стоящий у тумбочки Витальский обернулся и, конечно, заметил это. Выложив какую-то баночку, белые медицинские перчатки и несколько блестящих квадратиков на тумбочку, он медленно подошёл ближе. Остановился рядом. Смотрит. Молчит. Хотя в глазах вопрос. Тимка нетерпеливо смахнул с плеча скатившуюся с кончиков волос каплю воды, что щекотала его кожу, и, бесцеремонно обойдя Витальского, улёгся на кровать. Чуть слышно усмехнувшись, тот пошёл вслед за ним. Тимка услышал еле слышный щелчок выключателя. На мгновение распахнул глаза. Верхний свет погас. Остался включённым лишь ночник на тумбочке, он совсем немного рассеивал полумрак комнаты. «Так лучше», — подумалось Тимке, и он вновь сомкнул веки. Вскоре почувствовал, как мягкая постель рядом с ним прогнулась. Витальский залез на кровать и сейчас стоял на коленях, пронзая взглядом распластавшегося перед ним Тимку. Вновь этот терпкий приятный аромат. И вновь дрожь предвкушения по телу. Наклонившись, Макс без труда распахнул Тимкино полотенце, открывая себе вид на полностью обнажённое тело и полувставший член. Дрожь усилилась во много крат. — Ты весь дрожишь, — хрипло констатировал Витальский, — боишься? Пришлось открыть глаза. В свете ночника всё выглядело ещё более нереальным и сюрреалистичным. Силуэт склонившегося над ним Макса будоражил воображение, а окутавший его терпкий аромат, казалось, навсегда впитался в Тимоху. Его цепкий взгляд впился в лицо Тимки, ища подтверждения своему предположению. И, очевидно, нашёл его. Было видно, как Макс с досадой сжал челюсти. — Да, — твёрдо признался Тимка, затем добавил, — но это не повод останавливаться. Поймал на себе изумлённый взгляд Витальского. — Я не настаиваю. Если ты не хочешь, ничего не будет, — твёрдо проговорил он. — Но я хочу, — ответил Тимка, — страх будет всегда, неважно сейчас или через год. Надо просто сделать это. Так что давай ближе к делу. В глазах Витальского мелькнул огонёк восхищения. Он некоторое время смотрел в глаза лежащего перед ним Тимки, затем, скосив взгляд на полувставший член, прилёг рядом. — Ты слишком напряжён, — прошептал он, — тебе нужно расслабиться. Он положил свою тёплую тяжёлую ладонь на бедро и проскользил ею до внутренней стороны. Начал аккуратно и неторопливо поглаживать его по коже. Прикосновения были расслабляющими, неторопливыми, волнующими. Ладонь невзначай касалась члена, перебиралась на ягодицы, дотрагивалась до яичек. Тело реагировало на уверенные горячие прикосновения очень чутко. Тимке стало немного стыдно за то, что член от этих незамысловатых прикосновений затвердел очень быстро. Чрезвычайно быстро. Витальский, судя по всему, тоже это заметил и довольно ухмыльнулся, продолжив с ещё большим энтузиазмом. После того, как дрожь полностью прошла, Витальский попросил его перевернуться на живот. Процесс подготовки Тимка много раз видел в порно, но представлял себе всё совершенно по-другому. Страх вновь дал о себе знать, когда возникла небольшая болезненность. Но позже, когда она начала уступать место другому, более приятному ощущению, страха как не бывало. Он упустил тот момент, когда вместо напряжённых вздохов из горла стали доноситься стоны удовольствия. Непроизвольно выгнувшись навстречу очередному движению, он понял, что контролировать себя становится всё сложнее. Видимо, услышав Тимкин нетерпеливый судорожный вздох, движения Витальского стали более порывистыми и стремительными. Тимоха чувствовал на своей спине его хриплое горячее дыхание, Макс что-то тихо шептал, но слова ускользали от понимания, теряясь в полутёмной комнате. Когда сладостная пытка прекратилась, Тимка перевернулся на спину и затих, тяжело дыша. Поднял взгляд на Макса и оторопел. Его было просто не узнать – щёки раскраснелись, движения быстрые и судорожные, он тяжело и прерывисто дышал, а в глазах, которые не отрывались от Тимки, зажёгся безумный огонёк. Нечасто увидишь Макса Витальского, потерявшего свой обычный вид а-ля «у меня всё под контролем» и от этого становилось не по себе. — Кажется, мы хорошенько подготовили тебя… — услышал он хриплые бормотания Витальского, затем прерывисто проговорил, беря с тумбочки блестящий квадратик, — хочу в тебя прямо сейчас. Он торопливо пытался разорвать блестящий квадратик дрожащими руками, но ничего не получалось. Издав нетерпеливый полурык, он разорвал упаковку зубами и достал презерватив. Когда порывистым движением отбросил от себя полотенце, Тимка увидел его член с каплями активно выступающей смазки. «Чёрт, не слишком ли большой он для меня?» — подумалось Тимке, и он в замешательстве облизнул пересохшие губы. Словно в тумане смотрел на то, как Макс раскатывает презерватив по члену, шумно дыша, и то и дело кидает предвкушающие взгляды на Тимку, лежащего перед ним. — Дай мне сюда свои ноги, малыш, — Витальский говорил с трудом, видимо, от нахлынувшего сильнейшего возбуждения. Тимка слышал его, но смысл слов постоянно ускользал. Не дождавшись от него реакции, Витальский, обхватив его лодыжки, приложил ноги к своим плечам. — Расслабься, не напрягайся, — прохрипел он. Тимка старался не забывать дышать. Так много чувств сейчас набросились на него одновременно: внезапно нахлынувший страх, волнение, сильнейшее возбуждение, предвкушение и какое-то непонятное смутное воодушевление от осознания того, как сильно сейчас Витальский зависит от него, как нестерпимо сильно хочет его. Всё это смешалось в единый клубок и устроило внутри самую настоящую какофонию чувств и эмоций. Тимка ожидал, что это будет медленно и аккуратно, но то ли от обилия смазки, то ли от того, что он хорошо подготовлен, твёрдая плоть вошла в него одним большим, долгим, сильным движением. Тимка с силой зажмурил глаза, почувствовав наполненность. Судорожно вдохнул и внезапно замер, сильно напрягшись от проникновения. В следующее мгновение он распахнул глаза, и страх вновь объял его. Боль ощущалась, но не она пугала Тимку, а безумный взгляд перевозбужденного, находящегося на грани Макса. Он видел, как тот пронзительно смотрит на Тимку, как часто прерывисто дышит, как капелька пота скатилась с виска на скулу и задержалась там. Он чувствовал, как Макс неосознанно с силой сжимал кожу его бёдер пальцами, как лихорадочно что-то шептал. — Блять, Тим, какой ты охуенный, — донёсся до него судорожный хриплый шёпот. С этими словами и с прерывистыми стонами он начал двигаться: сильно, глубоко, пронзающе. Тимка весь сжался от этого напора, и боль тут же усилилась. Не в силах расслабиться, он понял, что ему нужна пауза и прошептал: — Макс… Но тот словно не слышит его. Он сладостно зажмурил глаза и громко застонал, вновь входя в Тимку. Тут Тим испугался по-настоящему. Он чувствовал на себе его горячее дыхание, ощущал его сильные, крепкие прикосновения. Чёрные волосы, всегда гладко зачёсанные назад, растрепались и теперь щекотали его лицо. Тимка стиснул зубы, ногти впились в кожу на спине. — Макс, остановись, — прошептал Тимка, сквозь стиснутые зубы. На Тимку навалилось оглушающее облегчение, когда Витальский наконец-то внял его словам. Замер на мгновение, будто очнувшись. Открыл глаза и взглянул на Тимку более осознанно. Во взгляде читалось замешательство. — Мне больно, — прошептал Тимка. — Ох... чёрт... — прохрипел он, обдавая горячим дыханием его лицо. Тимка молчал, стиснув зубы, и часто дышал. Витальский пронзал его своим взглядом, а затем в ужасе отстранился и провёл большим пальцем по сморщенному от напряжения лбу Тимки, словно пытаясь разгладить складки на коже. — Прости… — прошептал Макс, — прости, Тим. Так трудно было… остановиться. Блять… что на меня нашло?.. Он с силой стиснул зубы и, приложив, очевидно, огромное усилие, медленно вышел из него. Тимка часто дышал и слушал бешеный стук сердца Витальского. Тот отстранился и с силой провёл рукой по лицу. Он вновь еле слышно выругался. В полутёмном номере восстановилось гнетущее молчание, было слышно лишь тяжёлое прерывистое дыхание обоих. Еле разлепив пересохшие губы, Тимка слабо спросил: — Почему было больно? Может, мы недостаточно хорошо подготовились? — Нет, дело не в этом, — Макс сокрушённо покачал головой, затем продолжил, — это я виноват. Ты слишком напряжён, а я был слишком неосторожен. Забыл совсем, что у тебя это в первый раз... вообще обо всём забыл... чёрт! Он вновь с досадой потёр лицо руками и пронзительно взглянул на лежащего на постели Тимку. — Прости. Я словно… голову потерял… так сильно хотел тебя и… блять… У меня просто башню снесло от того, какой ты... Витальский резко осёкся, запустив обе руки в волосы, и виновато отвёл взгляд. В этом порывистом движении Тимка уловил что-то отчаянное. Замер. Сердце стучало, как бешеное, а мозг вяло обдумывал сложившуюся ситуацию. Радоваться тут нечему, Витальский только что признался, что очень нетерпеливый и имеет проблемы с самоконтролем. Надо бежать от него подальше. Но Тимка, вопреки здравому смыслу, прерывисто выдохнув, сказал: — Просто сделай так, чтобы мне больше не было больно. С этими словами он расслабился и лёгким движением вновь поднял ноги и прикоснулся ступнями к горячей коже плеч, показывая своей позой, что решился довериться Максу. Поймав на себе его изумлённый взгляд, он постарался заглянуть в себя. Он делает это ради себя или ради него? Он действительно хочет этого? — Ты действительно хочешь этого? — вторил его мыслям голос Витальского. И Тим твёрдо кивнул. Витальский шумно выдохнул, нервно провёл руками по лицу, затем хрипло распорядился: — Тогда сменим позу. Переворачивайся, малыш, вставай в коленно-локтевую. — Я тебе не малыш, — сквозь зубы прошипел Тимка, послушно переворачиваясь. — Какой хороший мальчик, — в голосе Витальского засквозила непривычная для него нежность и мягкость. Он провёл горячей ладонью по спине. — Прогнись немного и успокойся. Из-за напряжения чаще всего и возникает боль. Ты должен расслабиться. Тимка выгнул спину настолько, насколько мог. До ушей донёсся судорожный выдох Макса. Затем ощутил его горячие ладони на своих ягодицах и прерывистое частое дыхание, касающееся разгорячённой кожи спины. — Блять... какой аппетитный, просто башню сносишь, — услышал он бормотание сквозь зубы. По телу побежали мурашки от этого жаркого шёпота. Тима постарался максимально расслабиться. Бессвязный хрипловатый шёпот Витальского немного успокаивал. Он не шелохнулся, когда почувствовал, что твёрдая плоть вот-вот готовится проникнуть внутрь. Медленно. Осторожно. Тихо. Кропотливо. Мгновение за мгновением, давая время привыкнуть и принять его всего полностью. Сейчас, ритмично качаясь под натиском сильного тела, шумно дыша и ощущая каждой клеточкой его горячую плоть, Тима и сам удивлялся, что началась эта безумная бешеная качка с медленного и осторожного проникновения. Сейчас же она превратилась в безрассудное соитие. В глазах темнело от накатывающего удовольствия. Ощущать прикосновения к своему истекающему твёрдому члену, а также к той самой точке внутри, что стимулировалась чужой плотью, было просто невыносимо. Тиме казалось, что чувств слишком много, и он в любой момент может разорваться на кусочки. Поначалу он ещё слышал судорожный шёпот Витальского, ощущал его горячее дыхание на спине и шее, его хриплые выдохи, его сильные прикосновения к коже и как он удерживал в плену своих рук его бёдра, в очередной раз толкаясь внутрь. Но потом он будто отрешился от всего этого. Остались лишь его собственные ощущения, которые грозились выплеснуться волной невероятного наслаждения. Он не слышал собственного стона. Он не заметил с какой силой сжал простынь в своём кулаке. Он не заметил, как горячая ладонь Макса накрыла его кулак, как его губы с силой сжались на его шее, что-то шепча. Его поглотило волной удовольствия, настолько мощной и сильной, что Тима не смог удержаться от громкого всхлипа. Жидкость выплеснулась на одеяло и на кожу руки, сжимающей его член. Он не заметил, что сразу после этого Витальский позволил выплеснуться и своему наслаждению, с глухим рычанием, неосознанно вдавливая ногти в разгорячённую кожу ягодиц. Тимка приходил в себя постепенно. Он осознал, что лежит без сил, распластавшись на постели. Влажное от пота и спермы постельное бельё неприятно липло к разгорячённой коже. Вскоре он понял, почему дышать так трудно. На нём без сил лежал тяжело дышащий Витальский, лишь немного упираясь руками о кровать. Тимоха слабо пошевелился, пытаясь стряхнуть Витальского с себя. Тот отреагировал не сразу. Тимка видел, как его ладонь до сих пор сильно сжимала его кулак, в котором зажата простынь. Макс шумно выдохнул, нехотя пошевелился, разжал ладонь, в которой сжимал Тимкин кулак, а затем, отстранившись, осторожно вышел из него. — Ох, — не удержался от болезненного вздоха Тимка, ощущая странное опустошение внутри. — Как ты? — обеспокоенно спросил Витальский, без сил опускаясь рядом. — Я не уверен, что жив, — пробормотал Тимка, всё ещё уткнувшись в подушку. — Боюсь спрашивать, в каком смысле, в хорошем или в плохом, — обеспокоенно пробормотал Витальский, судя по звукам, он снимал презерватив. — Если боишься, не спрашивай, — огрызнулся Тимка, перекатываясь на спину. Конечно, всё, что пониже спины, уже ощущало на себе последствия. Но ему было сейчас так кайфово, что он не обращал внимания на лёгкий дискомфорт. Никогда он так мощно не кончал. Стоило признать, что это самый охрененный оргазм в его жизни. Тимка лежал в постели, закрыв глаза, и самое большее, на что он способен, это просто уснуть здесь и сейчас. Кровать рядом ожила, и Тимка понял, что Витальский встал. — Слушай, Тим, я просто… у меня ни разу не было ну... девственников, чтоб без опыта совсем, — бормотал извиняющимся тоном Витальский, было слышно, как он рыскает по номеру, подбирая полотенца и сползшее с кровати покрывало. Тимке начинало не нравиться лежать тут, но он всё ещё пытался продлить чудесные ощущения. Бормотания Витальского этому только мешали: — У меня было только с очень опытными, сам понимаешь ведь… поэтому я мог накосячить с непривычки. Короче, извини меня, пожалуйста… — Ох, да заткнись ты! — простонал Тимка, с досадой утыкаясь лицом в подушку. Слушать сейчас про охренительно опытных партнёров Витальского хотелось в последнюю очередь, поэтому Тимка пожалел, что в ушах нет наушников. — Ты так сладко стонал. Я знаю, что тебе понравилось. Тимка проигнорировал услышанное и продолжал лежать, не шевелясь, постепенно успокаивая бешено стучащееся сердце. Витальский ещё что-то продолжал говорить, но Тимка заткнул уши подушками и всем своим видом показывал, что ему плевать. Дождавшись, когда Витальский уйдёт в ванную, он встал с постели, прислушиваясь к собственным ощущениям. Ему было охренительно хорошо. Это был лучший оргазм в его жизни. Только вот что после всего этого принято говорить, он не знал. Спасибо, классно потрахались, давай пока? Немного попялившись в полуприкрытую дверь ванной, Тимоха оделся, затем, не особо пытаясь перекричать шум льющейся воды, сказал, что ему пора и вышел из номера, аккуратно притворив за собой дверь. Он не был уверен, что Витальский его слышал. Да это и без разницы. Им всё равно нечего сказать друг другу.

* * *

Выйдя из ванной комнаты, Тимка замёрз. Кожа покрылась мурашками. Он тщательно вытер волосы полотенцем и, повесив его как попало на спинку стула, без сил разлёгся на кровати. Смартфон мигнул, оповещая о пропущенном видеовызове, Тимка нехотя потянулся за ним. Оказывается, пока он был в ванной, звонил Витальский. Но у Тимки ни сил, ни желания беседовать с ним не было. Да и о чём можно с ним беседовать? О том, как сильно у Тимки тянет всё тело после их недавней близости? О том, что сегодня Тимка испытал наиболее сильный оргазм в своей жизни? О том, как по коже бежит целый табун мурашек при воспоминании о том, как Витальский держал его в крепких руках и что-то стонал, входя в него вновь и вновь? Тимка судорожно выдохнул и, привычным жестом зачесав свои волосы назад, тряхнул головой, отгоняя подобные мысли. Он предполагал, что на этом, скорее всего, их чрезвычайно тесное общение закончится. В конце концов, Тимоха получил то, что хотел. В полном объёме. И Витальский тоже получил. Это было чертовски круто. Честно говоря, Тимка вообще не представлял, как теперь сможет разговаривать с Максом. Будут ли они, встречаясь в коридорах универа, неловко отводить глаза? Будут ли вновь перекидываться ничего не значащими сообщениями в мессенджере? Будут ли снова заниматься этим? Хотел бы Тимка, чтобы Витальский ещё раз трахнул его? Да, конечно. Но сейчас об этом думать не хотелось. Ему было слишком хорошо, он лежал на кровати, откинувшись на подушки. В наушниках Земфира настойчиво предлагала ему сладких апельсинов, вслух рассказов длинных и убить соседей. И под эти проникновенные аккорды Тимоха сам не заметил, как уснул.