На ощупь

Тимка с досадой взирал из-за прутьев раздевалки на небольшое сборище студентов, судя по всему, намеревавшихся покинуть здание и что-то громко обсуждающих у самого выхода. Во главе возвышался Макс Витальский, как всегда в безукоризненном костюме, чёрной рубашке, с бессменным ежедневником в руках. Властным голосом он давал указания. Тимоха едва поморщился. Если Серёга Прошкин просто экстраверт, то Витальского можно с уверенностью возвести в ранг предводителя всех экстравертов. И фактически он был везде, куда взгляд ни кинь. И как его хватает на весь универ?! Иногда казалось, что Витальского было слишком много, и его голос разносился везде. Говорил он часто, уверенно и весомо. А теперь Тимка ещё и знал, что он не замолкает, даже когда трахается. Тимоха, жаждавший остаться незамеченным, стоял в раздевалке, грея свои руки дыханием, и терпеливо ждал, когда студенты и их староста уберутся отсюда нахрен. Все эти три дня после их совместного времяпровождения в номере отеля, Тимка старательно избегал любых возможностей столкнуться с Витальским лицом к лицу. Хоть это и было трудно, потому что казалось, что староста студсовета мог находиться везде и всюду, в нескольких местах сразу. В мессенджер Тимка вообще не заходил. Он и сам не понимал, зачем так поступает. Зачем он с такой настойчивостью избегает встреч? Может, боялся того, что Витальский с ним заговорит? Или, наоборот, боялся, что не заговорит? Боялся, что взглянет на него и своим взглядом вызовет неистовый румянец щёк? Или, наоборот, равнодушно скользнёт взглядом и отвернётся? И почему смотреть на Витальского со стороны, в окружении других студентов стало непосильной задачей? Тимка так боялся, что после их встречи Витальский будет избегать его, что в итоге сам стал избегать Витальского. Видимо, неосознанно для самого себя он решил действовать по принципу "лучшая защита — это нападение". Так и не дождавшись, когда студенты, получив ЦУ от своего старосты, покинут здание, Тимоха кинул быстрый взгляд на широкую спину. Оценив вероятность остаться незамеченным, он решил рискнуть и тихо выскользнул из раздевалки. «Не должен заметить меня, ведь стоит спиной», — подумалось ему, пока он старался быстро и бесшумно добраться до укрытия. Дошагав до закутка, он юркнул туда. Раздражённо стащил с себя рюкзак и бросил его на подоконник, намереваясь и сам забраться туда, чтобы дождаться начала пары. Хотя планы сию же минуту были нарушены раздавшимися позади звуками шагов. Тимоха замер, прислушавшись. — Раз, два, четыре, пять, я иду искать, — раздался позади знакомый насмешливый голос. Тимоха вздрогнул, стремительно обернувшись. Перед ним стоял Витальский, загораживая собой выход из закутка. Требовательно посмотрев в Тимкины глаза, сделал шаг вперёд и снова заговорил: — Или сегодня мы играем не в прятки, а в догонялки? — в голосе тонна сарказма. Витальский застал его врасплох. Тимка испытал сильную досаду, когда понял, что сбежать на этот раз не удастся. Снова шаг вперёд. «Что за бред ты несёшь?», — хотел было спросить Тимка, но дыхание от неожиданности спёрло так, что он не мог проговорить ни слова. — Снова бегаешь от меня, малыш? — с этими словами он бесцеремонно приблизился почти вплотную к Тимке. В глазах раздражение, в порывистых жестах нетерпеливость. Почувствовав тепло его тела и терпкий запах парфюма, Тимка понял, что не может сосредоточиться. Опустив голову, он выдохнул. Это позволило ему немного успокоиться и взять себя в руки. Так. Он задал вопрос. Надо ответить. — И в мыслях не было, — процедил сквозь зубы Тимка, а затем добавил ироничное, — малыш. В собственном голосе услышал лишь раздражение от глупого прозвища, да равнодушие. Значит, справился на ура. — Я уже взрослый, чтобы играть в эти игры, — язвительно проговорил Макс, наклоняясь теснее. Тимка разозлился. Ненавидел чувствовать себя в западне. Пришлось немного отклониться назад и упереться ладонями о находящийся позади подоконник, дабы увеличить расстояние между ними. — Так не играй, — ответил Тимка, скептично выгнув бровь. — Ты меня вынуждаешь, — донеслось в ответ, взгляд стал ещё требовательнее, когда он напрямую спросил, — почему бегаешь от меня? Или это у тебя уже вошло в привычку? — Никто от тебя не бегает, Витальский. Просто у тебя слишком раздутое самомнение. Иногда ты забываешь, что не пуп земли и не всё вертится вокруг тебя, — ответил Тимка, раздражённо, а затем добавил, — и бегать меня заставит разве что огромный доберман, мчащийся следом. В остальных случаях передвигаюсь не спеша. — Опять решил острить и цепляться к словам? — раздражение в голосе потихоньку становилось опасным. Витальский вплотную приблизился, склонившись к нему. Обе ладони опустились на подоконник рядом с его руками. Вот теперь он точно в западне. — Отойди, — требовательно попросил Тимка, раздражение взвилось стремительней. Но Витальский как будто и не слышал его просьбы. Тогда он быстро скосил взгляд на вход и пробормотал, — сюда в любой момент могут войти. Это сработало. Витальский нехотя отстранился, отнял руки от подоконника и, быстро оглянувшись, вновь повернулся к Тимохе. Засунув руки в карманы брюк, обвиняюще сказал: — Ты ушёл из отеля, не попрощавшись. — Я попрощался. Не виноват, если ты в уши суёшь себе вату, — огрызнулся Тимка. — Ты в мессенджере игноришь! — теряя терпение, сказал Макс и вновь кинул вороватый взгляд на вход. Тимоха догадался, что больше всего Витальский, наверное, боится быть застуканным. «Отличный способ надавить на него», — подумалось Тимке. Но он понятия не имел, как это делать. Да и вообще манипулировать людьми не умел. Выдохнув, он ответил: — Не игнорю. Просто времени не было. Тот молчал. Тимка скользнул по нему взглядом и замер. Нечасто ему удаётся увидеть такое выражение лица у Витальского. Он старался держаться равнодушно, но в глазах читалась сильнейшая напряжённость и… растерянность, граничащая с досадой и раздражением? Это было настолько несвойственно тому Витальскому, которого он только что видел в окружении студентов, что Тимка не удержался от шумного выдоха. — Давай как взрослые люди поговорим. Ответь, что-то не так? Тебе… — напряжённо начал Витальский, на мгновение осёкся, сжав челюсти до ходячих желвак, затем подняв взгляд на него, спросил уже громче, — тебе не понравилось? Вопрос, очевидно, должен был прозвучать обвиняюще или, может быть, насмешливо. Но прозвучал… растерянно. У Тимки по спине побежали мурашки, а ладони отчего-то опять вспотели. Он мог бы соврать и сказать, что это было так себе, что он ожидал большего. Да только зачем врать? Чтобы не дать Витальскому ощутить превосходство в очередной раз? Из вредности? Зачем? Тем более он же попросил поговорить, как взрослые люди. Вот он и по-взрослому ответит ему. Он порывисто запустил руку в волосы и, зачесав их назад своей пятерней, тихо пробормотал правду: — Понравилось. Заметил, как зажглись глаза Витальского. Сколько огня пронеслось во взгляде. На лице промелькнула … удовлетворённость? торжество? Глаза самодовольно заискрились: — Понравилось, — повторил Витальский, словно пробуя на вкус это слово. Затем усмехнувшись, самодовольно добавил, — ты стонал так, что я не удивлюсь, если весь этаж нас слышал. Вот мудак! Ах да! Вспомнил! Вот именно по этой причине Тимке не хотелось говорить ему правду! Он становится просто невыносим! — Ты невыносим! — раздражённо озвучил он свои мысли. Обернувшись, он схватил с подоконника рюкзак и попытался обойти стоящего перед ним Витальского, но тот остановил его, схватившись за локоть. — Куда ты собрался? Мы ещё не закончили. — Что ещё? — А как же договориться о следующей встрече? — С чего ты решил, что она будет? — задал резонный вопрос Тимка, вскинув бровь. — Тебе хорошо. Мне хорошо. Не вижу причины не повторить, — невозмутимо улыбнулся Витальский, — так когда? Давай подберем удобное время для нас обоих. Тимка усмехнулся, складывая руки на груди: — Ты это тоже в свой ежедневник записываешь? Он вдруг представил, как в ежедневнике у Витальского красуется надпись: 18.00 встреча с членами студсовета 19.00 забрать рубашку из химчистки 22.00 трах с Коваленко Представив это, Тимка не смог сдержать истерического смешка, а затем и вовсе бесшумно рассмеялся, прикрыв рот ладонью. Витальский с самодовольным видом терпеливо ждал, пока Тимка закончит смеяться, а затем спросил: — Всё, закончил веселиться? — хоть вид у него и был абсолютно непроницаемый, но в голосе всё равно слышались уязвлённые нотки. Прочистив горло, он требовательно сказал, — суббота, в десять часов, отель на Красноармейской. Не опаздывай! Улыбка с лица Тимки слетела мгновенно, он возмущённо поднял на стоящего перед ним Витальского твёрдый взгляд и сказал: — Ты не можешь мне приказывать! — Но я только что это сделал, — на лице заиграла хитрая улыбка, а в глазах самодовольство. Витальский стремительно приблизился к нему и наклонился. Его чёрные волосы защекотали лоб Тимки. Почувствовав знакомый терпкий аромат, он провёл языком по пересохшим губам. Вновь набросились воспоминания: капля пота по виску, влажные волосы, прерывистое сбившееся дыхание и горячая плоть, наполняющая его вновь и вновь. Блять! Тимка, не в силах справиться с воспоминаниями, отвёл взгляд и взволнованно запустил руку в волосы. А когда вновь вскинул взгляд на Витальского, увидел, что тот не отрывает глаз от его губ. Один его взгляд, одно его присутствие, одно прикосновение, один лишь запах тела будоражит и волнует. — Тим, — услышал он тихий, хрипловатый шёпот. Настолько тихий, что он уверен, что ему это показалось. И вновь его голову наполняют воспоминания о том, как Витальский произносит его имя с придыханием, входя в него снова и снова. Тимка не удержал судорожного вдоха. Мурашки превратились в дрожь, сладостно пронёсшуюся по всему телу. В который раз облизал пересохшие губы и охрипшим голосом пробормотал: — Можно и без отеля обойтись. Моя квартира свободна на выходные. Отец уезжает на рыбалку. — Отлично, — прохрипел Витальский, отстраняясь. Сделав глубокий вдох, он не сразу, но вернул себе прежний самодовольный вид и произнёс с хитрой улыбкой, — давно хотел побывать у тебя в гостях. Какой тортик купить к чаю? — Ты ещё про цветы уточни, — скептично произнёс Тимка, складывая руки на груди, словно бы отгораживаясь от чрезмерной близости Витальского. — А надо? — хитрый взгляд исподлобья будто сканировал его насквозь. — Брось, Витальский, я тебе не барышня. Лучше пива и пиццы принеси. — Замётано, — улыбнулся Витальский и, усмехнувшись, ушёл.

* * *

В назначенный день Витальский действительно явился в квартиру к Тимохе. И действительно принёс с собой несколько банок светлого и аппетитную, ароматную пиццу. Когда Тимоха вышел из душа, с неудовольствием заметил, что Витальский расхаживает по его комнате в одном полотенце на бёдрах и пристально рассматривает каждый предмет. Подойдя к своему столу, Тимка озадаченно оглядел его поверхность — все его коробочки с запчастями и комплектующими стояли ровно и прямо: — Ты что, трогал мои вещи? — обескураженно спросил он. — Нет, — мгновенно соврал Витальский, подходя ближе. Тимоха обернулся к нему и проговорил сквозь зубы: — Никогда не трогай мои запчасти и инструменты на столе. У меня тут всё по фен-шую. — Чисто номинально я их и не трогал, — беспечно ответил Макс, — только чуть-чуть подвинул коробочки, чтобы стояли параллельно друг с другом и с краем стола. Тимка изумлённо уставился на него, не зная, что ответить, затем кашлянув, спросил: — Ты в курсе, что ты больной? — Зато у тебя место на столе освободилось, — уязвлённо фыркнул Макс, кивая на стол. Свободного места на столе и вправду стало гораздо больше, пришлось это признать. Макс, усмехнувшись, протянул руку к выключателю и щёлкнул. Комната погрузилась в темноту, которая рассеивалась лишь светом от экрана монитора да немного уличным фонарём. Затем он вплотную подошёл к Тиме и одним ловким движением сорвал полотенце с его бёдер. Принесённая Витальским пицца стояла нетронутой на обеденном столе, на кухне, пока из-за закрытой двери спальни доносились судорожные стоны Тимохи и шёпот никогда не замолкающего Витальского. Тимку одновременно страшили и возбуждали его нетерпеливые движения. То, как он крепко обхватывал пальцами его ягодицы, как держал его бёдра, как нетерпеливо шептал о том, что хотел поскорее ворваться в него. Это возбуждало, потому что ему кайфово быть таким желанным для Витальского. Это страшило, потому что свежи ещё воспоминания об их первом разе, и то, как Макс на некоторое время потерял контроль. — Тсс. Расслабься, малыш, — шептал он, обжигая его своим жарким дыханием. — Прекрати так назыыы-ы-ы, ах, ссса, нгх, — Тиме пришлось прервать свою фразу. Осторожное проникновение напрочь выбило все мысли, и он забыл, что хотел сказать, полностью растворяясь в наслаждении, которое несла с собой стимуляция того самого местечка внутри. Тимка прогнулся сильнее, выгнул спину и, ощутив горячие ладони на пояснице, застонал. — ...какой притягательный, какой горячий, — неразборчиво приговаривал Макс, аккуратно погружаясь в его тело. Тима хотел сказать, чтобы Витальский заткнулся, но от стимуляции очередная порция дрожи пронеслась по его телу, и он не смог выдавить ни слова, только простонал. — ...аппетитный, башню сносишь, когда стонешь. Хочу довести тебя до исступления, – продолжал шептать ему на ухо Витальский. — Заткнись, наконец, – простонал Тимка, он с нетерпением подавался навстречу размеренным движениям, уткнувшись лбом в подушку. Но Витальский словно не слышал его и продолжал что-то шептать: — ...сводишь меня с ума, когда вот так ластишься ко мне... — сквозь зубы простонал Витальский, — ...чертовски приятно знать, что ты зависишь от меня прямо сейчас... — Чёрта с два я завишу от тебя! — огрызнулся Тимоха, говорить было трудно, но он старался изо всех сил. Витальский не ответил. Он замедлил движения, затем остановился и вышел из него почти полностью. Замер, тяжело дыша. Тимоха испытал досаду и нарастающее раздражение. Ему жизненно важно было вновь почувствовать в себе Витальского. — Не зависишь, говоришь? — прошептал он, слегка прикусывая кожу на Тимкиной шее, но не делая попытки войти вновь. — Ты невыносим, даже когда трахаешь меня, — с досадой проговорил Тимка, прогнувшись сильнее и потеревшись ягодицей о твёрдый член. — Перевернись, малыш, хочу попробовать другую позу, — хрипло проговорил Макс. Тимоха, сжав зубы, сделал, как он просит, и перевернулся на спину, с вызовом взглянув на Витальского. Но тот, словно не замечая его раздражения, ухватился за лодыжки и, прислонив обе ноги к своим плечами, приставил свой член ко входу. Тимка непроизвольно вздрогнул, вспомнив боль первого раза. Витальский, очевидно, почувствовав это, хрипло прошептал: – Я буду аккуратен, обещаю, Тим. Какая-то новая, появившаяся в его голосе интонация заставила Тимку полностью расслабиться и довериться Максу. И пусть его руки дрожали от возбуждения, а сам он прерывисто дышал, да и взгляд с поволокой давал понять, что он готов продолжить движение с неистовой силой, не сдерживаемой почти ничем, кроме тихого обещания. Но Тимка верил ему. — Расслабься, слышишь, Тим, — обжёг он своим дыханием его губы. Наклонившись, он прикоснулся к его губам. Но не поцеловал, лишь немного прикусил нижнюю губу. Не больно, но ощутимо. Вместе с тем мягко, но уверенно вошёл в него одним долгим, тягучим движением, заполняя до конца. Послышался шлепок, когда их бёдра встретились. Не в силах держать глаза открытыми, Тимка закрыл веки и выгнулся навстречу, с трудом сдерживая громкий стон, готовый вырваться из его горла. — М-м-м, — простонал Макс, затем отрывисто зашептал, — ...упругий... тугой. Тимку выводила из себя эта его привычка говорить пошлости, сводила его с ума, доводила до белого каления. Ему хотелось, чтобы Витальский заткнулся. Но одновременно с этим он хотел слышать его голос, чувствовать его жаркое дыхание. От этих противоречивых желаний его будто разрывало изнутри. Чувствуя размеренные движения твёрдой руки Витальского на своём члене, он постепенно погружался в блаженство всё глубже и глубже. Тим, застонав, распахнул глаза. Взгляд Витальского не был безумен но, казалось, очень близок к этому. В нём появилось что-то новое. Тот будто пил его, не отрываясь, смотрел прямо на него, пока двигался. Но вот возбуждение полностью накрыло его. В каждом движении читалось вожделение, похоть, нетерпение. Он все неистовей и резче входил в него вновь и вновь, обозначая это громкими шлепками и едва слышным рычанием. «Он теряет контроль», — подумалось Тимке, когда пальцы Витальского вцепились в его кожу, оставляя следы. Он дышал рваными выдохами, без конца что-то шептал. И Тимка с наслаждением слышал обрывки собственного имени в этих бессвязных речах. Тимка вдруг понял, что больше не боялся его безумства. Он был безумен вместе с ним. Тихо прикрыл веки, полностью отдавая себя этой волне наслаждения, что накрыла его собой. Полностью отдавая себя Витальскому, его рукам и его движениям. Судорога пробежалась по всему телу, концентрируясь внизу живота, а затем это блаженство, это тепло, это неистовое желание разлилось по всему телу, превращаясь в наслаждение. Вцепившись что есть силы в Витальского, как будто ничего важнее него сейчас не существует, он громко простонал, чувствуя, как эйфория заполняет каждую клеточку его тела. Краем сознания он ощущал выплеснувшуюся тёплую жидкость, что запачкала их разгорячённые тела. Макс самозабвенно врывался внутрь снова и снова, пока, наконец, не застонал хриплым гортанным голосом и не замер. Он дрожал, почти полностью навалившись на тело Тимы, не шевелился, пока сокращения полностью не кончились. Затем вдруг порывисто прильнул к тёплым губам, тяжело дыша. Секунда, и он уже отстранился. Затем аккуратно вышел. Макс без сил опустился рядом на кровать, и они лежали так плечом к плечу некоторое время, не шевелясь. Их сердца постепенно успокаивались. Дыхание выравнивалось, грудные клетки вздымались не так быстро и шумно. Тимке хотелось продлить эти ощущения, они казались ему такими приятными, такими личными. Когда Витальский зашевелился, Тимка не стал открывать глаза, а наоборот, зажмурился сильнее. Он не готов отпускать этот момент. — Как ты? — хрипло спросил Витальский, судя по звукам, он снимал презерватив. «У него что рефлексы, как у собаки Павлова?» — раздражённо подумалось Тимке. Снятие презерватива и вопрос «как ты?» у него, видимо, взаимосвязаны. Тимка зажмурил глаза ещё сильнее и не стал ничего отвечать. Когда кровать прогнулась, и он понял, что Витальский поднялся и теперь торопливо одевается, отвернулся. Почему-то чувствовал себя мерзко, не смотря на крышесносный, восхитительный оргазм. Наверное, он был даже ярче, чем тот, первый. — Можно я воспользуюсь вашим душем? — хрипло спросил Витальский. — Вторая дверь справа, — пробормотал Тимка, делая попытку встать с кровати. «Еще один чёртов рефлекс: потрахался – сразу в душ», — с раздражением подумалось Тимохе. Быстро натянув одежду, он вышел в коридор. Несколько мгновений слушал шум льющейся воды из-за двери ванной, испытывая противоречивые, непонятные чувства. Затем, тряхнув головой, направился на кухню. Открыл коробку с пиццей и вдохнул её аромат. Но запах Витальского будто бы въелся в его одежду, в волосы и в него самого настолько, что Тимке показалось, что он перебивал даже запах пиццы. Казалось, он весь с ног до головы пропах терпким ароматом тела Витальского. Или это просто так кажется? Почему он везде чувствует его запах? Кажется, он сходит с ума. В который раз тряхнув головой, он подошёл к плите и зажёг конфорку, поставил чайник на огонь. Затем приготовил две кружки. Из их переписок Тимка помнил, что Витальский никогда не пьёт кофе, только чёрный чай без добавок с ложкой сахара. Думал ли он когда-нибудь, что будет наливать Витальскому чай у себя дома? Думал ли когда-нибудь, что сможет доверить ему своё тело? Эти мысли казались наваждением. Тимка глубоко вдохнул и медленно выдохнул, пытаясь прогнать это всё из головы. Взгляд остановился на двух банках пива, стоящих на столе. Он открыл одну и сделал жадный глоток холодной горьковатой жидкости. Стало лучше. Из коридора послышалась мелодия. Выглянув, Тима понял, что она доносится из кармана чёрного пальто. Похоже, Витальскому кто-то звонил. Вскоре мелодия стихла и стих шум льющейся воды. На плите закипел чайник. Тимка заливал в стеклянный чайник кипяток и задумчиво смотрел на то, как чайные листья делятся своими красками с водой. Услышав, что вышедший из душа Витальский сейчас раздражённо разговаривает с кем-то по телефону и нервно вышагивает по коридору, напряжённо замер. Когда вновь воцарилась тишина, Тимоха вышел из кухни и уже открыл было рот, чтобы предложить чая, но осёкся, увидев, как Витальский снимает с вешалки своё пальто. — А как же пицца? — в замешательстве вырвалось у него. Чёрт! Он не хотел этого говорить. Оно само получилось. Тимка пожалел о сказанном, и сердце забилось быстрее. Витальский поднял взгляд на Тимку и улыбнулся: — Я её тебе принёс. Разрешаю съесть всю без остатка. — Я чай налил, — холодно проговорил Тимка, складывая руки на груди. — Как-нибудь в другой раз. Прости, возникли срочные дела, нужно бежать, — говорил Макс, торопливо надевая пальто. — Катись, — равнодушно пробормотал Тимка, а затем отвернулся, скрываясь в дверях на кухню. Когда услышал тихий щелчок закрывшейся двери, сделал большой глоток холодной жидкости из банки. Почему внутри мерзко и противно? Он с ненавистью смотрел на ни в чем неповинную пиццу и думал о том, что вот она его цена – две банки пива и пицца. Эти мысли бесили и раздражали. Он не понимал причин и истоков их появления. Зачем они упорно лезут ему в голову? И почему он просто не может наслаждаться тем, что имеет охрененного партнёра, который доводит его до оргазма каждый раз? Немногие в таком положении, как Тим, могут похвастаться этим. Но какая-то неясная раздражающая мысль постоянно свербела в сознании, не давая наслаждаться тем, что есть. И он ненавидел это в себе.