Поймай меня, если сможешь.

— Виктор, мы можем поговорить? — раздался голос из дверного проёма. Виктор, услышав его, подскочил со стула и слегка чертыхнулся, чуть не выронив детали, которые держал в руках. — Ты обещал не заходить сюда, — пробормотал юноша, садясь, как следует. — Я и не зашёл, — мужчина в возрасте приподнял брови и указал ладонью на порог комнаты, который даже не пересёк. Виктор прикрыл глаза и выдохнул, вновь поворачиваясь к столу, на котором собирал протез для очередного бедолаги. — Поговорить о чём? — Ну, — протянул Синджед, не напряжённой походкой проходя внутрь комнаты, — к примеру, о том, что ты избегаешь меня. — М, — только и бросил в ответ Виктор. — Это всё, что ты можешь сказать? — тихим голосом спросил мужчина, наклоняясь и всматриваясь в детали одного из ножных готовых протезов. — М. — Виктор. Он вздохнул. — Как я могу избегать того, кто почти не выходит из своей лаборатории, работая над очередной порцией мерцания? Ты затворничаешь даже больше меня. — Неужели именно поэтому ты ходишь такой странный в последнее время? Не хватает моего общества? — с безобидным сарказмом спросил Синджед, — Даже такой «больший, чем ты» затворник заметил, что ты меня избегаешь. Между нами что-то произошло, о чём мне не следует знать? Пусть юноша и не повернулся, но на всякий случай контролировал выражение своего лица — всё такого же бледного и бесстрастного. Только золотые глаза в чёрном омуте, которые поднялись от протеза и смотрели в пустоту, выдавали, что что-то не так. Но доктор этого увидеть не мог. Ему и не нужно было. — Ничего не произошло, ничего не случилось, — и продолжил копаться в детальках, звеня металлом. — Тогда… Может, на работе что-то случилось? Может, какой-нибудь студент тебе не даёт покоя? Тут Виктор уже повернулся. Опершись локтем о стол, он уткнулся челюстью в пальцы руки и внимательно наблюдал за доктором. — На работе всё прекрасно. Настолько, насколько может быть прекрасна надоедливая работа с вечными детьми. Доктор и изобретатель смотрели друг другу в глаза, казалось, целую вечность. Целую напряжённую и душную вечность. Наконец, доктор сделал один шаг вперёд, а Виктор тут же немного откатился на стуле назад. — Так я и думал, — вздохнув, пробормотал Синджед, — ты держишь дистанцию. — Я со всеми держу дистанцию. — И ты напряжён. — Я… —…Всегда напряжён? — закончил за него доктор. Виктор поджал губы и отвёл глаза в сторону. Похоже, оттянуть этот разговор не получится. Он тяжело вздохнул и пробежался пальцами по шраму на груди. Почему-то он нормально относился ко всем своим шрамам, но именно этот шрам, который остался от самого первого вскрытия, сделанного Синджедом, не давал ему покоя. Каждый раз, когда он думал об этом шраме, под его рёбрами скользкой слизью обвивал тело жуткий страх. — Рассказывай, Виктор. — Наш последний пациент умер недавно. Судя по всему от… нашего вмешательства. Синджед медленно и понимающе кивнул. Взяв второй стул, он сел напротив Виктора. — Да… Я помню его. Тебе жаль? Это то, что беспокоит тебя? Люди умирают. Ты не можешь спасти всех, Виктор. — Там не было ничего, с чем ты или я бы не справились. Любой, кто попадает ко мне на стол, не важно, кто он, и что делал, должен выжить. Просто обязан. — И всё же, тот пациент был особенным, не так ли? — Это не важно… — Я так не думаю, Виктор. Ты сейчас зол, я чувствую это. Но твоё лицо, как обычно, безэмоционально. Однако во время той операции я видел явную смесь страха и отвращения. Мы оба знаем, кем он был, и что он делал. С тобой, преимущественно. — Это было давно, — фыркнул Виктор, — незачем ворошить прошлое. В тот момент он был моим пациентом. — И всё же, у тебя случилась паническая атака во время операции. Впервые. Наверное, потому что ты всё-таки до сих пор переживаешь из-за прошлого? Виктор отвернулся, но всё равно чувствовал на себе чужой взгляд. — Вот именно, что я проводить операцию не мог. Её делал ты. — Ага… — спокойно проговорил доктор, — Теперь я понимаю. Ты подумал, что я убил его? Сделал с ним что-то специально, возможно, вколол яд замедленного действия или нечто подобное? — А ты способен на такое? — Виктор метнул в доктора пронзительный взгляд. — Конечно, способен, — также спокойно ответил мужчина, — не питай надежд на мой моральный кодекс, Виктор. Когда тебя ко мне принесли, ты был случайно выжившим трупом, на которого я сразу же поставил крест и сделал «живое» вскрытие. И если бы я этого не сделал, я бы не увидел, что твоё сердце, вообще-то, отчаянно бьётся. И я бы не увидел, что ты был болен тем же, чем была больна моя дочь. Я принимаю рискованные решения всю свою карьеру. Иногда они приносят хорошие результаты, — слегка склонив голову, мужчина указал на Виктора, — а иногда нет. Но любой результат — это результат. Виктор и Синджед сидели в молчании. Синджед спокойно смотрел на своего подопечного, а Виктор напуганным и неверящим взглядом косился на доктора. Он спрашивал его о подробностях собственной первой операции тысячи раз и ни разу не получил ответа. А сейчас вот так просто узнал, что выжил лишь благодаря тому, что его списали в утиль. В нём увидели пользу, как в расходном материале и только потом, как в живом человеке. Он вздохнул и прикрыл глаза. — Ты… хотел его убить? — Мне приятно, что ты так отчаянно ищешь оправдания для меня. Надеешься, что я сделал что-то не намеренно, что я не хотел… Я хотел. Не смотри на меня так, Виктор, ты тоже хотел. Мы говорим о человеке, который насиловал детей. — Но мы не имеем права устраивать самосуд… — Ты не был против, когда кто-то другой устроил самосуд для него. Да и в конце концов… Мы пытались ему помочь, разве нет? Твоя совесть должна быть спокойна. Моя вот спокойна. — Так ты убил его или нет? — с раздражением спросил напрямую Виктор. — М-м-м… В одной истории мальчик оказался на улице в столь юном возрасте, что едва ли мог постоять за себя, — склонив голову набок, сказал Синджед, — он пытался найти жильё и наткнулся на мужчину, который обещал ему приют взамен на что-то, о чём он скажет потом. Мальчик поверил и оказался в подвале с другим ребёнком. Я пока ничего не упускаю, Виктор? Виктор не знал, что ответить. Он лишь смотрел в пол затравленным взглядом, вспоминая тот кошмар. — Мальчик видел, что сделали с тем ребёнком, верно? И мне не известно, как к мальчику прикасался тот мужчина, но я уверен, что ничего приятного в этом не было. Мальчик сидел в подвале два дня, а потом взломал замок цепи и убежал через окно. Другому ребёнку так не повезло. Виктор, я ничего не упустил? — Зачем ты напоминаешь мне об этом? — сдавленно спросил юноша. — Я хочу, чтобы ты понимал, что я хотел убить его. Я очень хотел, я не раскаиваюсь за это и никогда раскаиваться не буду. Мне кажется, ты и сам хотел того же. Но по каким-то причинам ты слишком... добрый. — Я не хочу, чтобы кто-то убивал из-за меня. Я не нуждаюсь в этом. Я даже не против любой иной заботы, кроме такой. Я не твой сын, чтобы ты защищал меня, тем более так! — вспылил юноша, — Ты помог мне в этой жизни больше, чем кто либо, и я не знаю, есть ли в мире эквивалент, которым я когда-нибудь смогу отплатить тебе, но я не нуждаюсь в чём-то подобном! Я не… — он нервно провёл ладонью по лбу, убирая волосы назад, — Я не хочу казаться неблагодарным, ясно? Но это переходит границы адекватного! Синджед не менялся в лице. Если кто и мог полностью контролировать свои эмоции, то это он. Хотя не было похоже, что он хоть немного злился. — Ты вырезал себе локтевой сустав и заменил на шарнирный протез из-за простого растяжения. Это не вписывается в рамки адекватного. — Да, но я сделал это с собой! Я никогда не делал и никогда не сделаю нечто подобное с кем-то против воли! Это не одно и то же! Я никогда не высказывался против того, что ты разрезал мне грудную клетку без разрешения, потому что я умирал и, раз уж на то пошло, это спасло мне жизнь, но это на самом деле тревожит меня! Виктор хмурился, а Синджед просто вздохнул. — Я так понимаю, ты встревожен излишней заботой? — Чрезмерной неадекватной заботой, — поправил Виктор и добавил, — и убийством. — Верно… Позволь рассказать тебе немного больше правды, Виктор. О моей дочери. Виктор поумерил свой пыл и рассеянно кивнул. — Болезнь, которой ты болел… была не только у неё, но и у меня. Юноша быстро перевёл удивлённый взгляд на доктора. — Мои органы также не справлялись со своей работой. И моя дочь была по какой-то причине также добра, как и ты. Наивна и бескорыстна. Несмотря на то, что она сама страдала, она уговорила меня и отдала мне все свои органы, которые ещё хоть как-то функционировали. Хотела отплатить мне за отцовство, — мужчина грустно усмехнулся, — мне не было нужно много, в отличие от неё, так что у неё нашлось всё то, в чём я нуждался. Вскоре после этого её не стало. Организм не выдержал, был слишком истощён. Тебя ждала бы такая же участь. Ты напоминаешь мне её во многих вещах, я не стану скрывать этого, так что я действительно воспринимаю тебя, как сына. Теперь Виктор чувствовал себя неловко и… грустно. Но больше не злился. — Я готов помочь тебе многим, чем смогу. Просто, чтобы ты смог прожить подольше и сделать этот мир чуточку лучше, ведь ты этого так хочешь. Хотя это странно для меня, ведь этот же мир причинил тебе много боли. Всё, чего я прошу взамен — никогда мне ничем не отплачивай, — Синджед поднялся со стула и положил руку Виктору на плечо, — живи для себя, живи подольше. Я не хочу, чтобы ты умер, отдавая мне какой-то несуществующий долг. Только не как моя дочь. Виктор не знал, что ему сказать на это. Он даже не мог посмотреть мужчине в глаза. Синджед собрался уходить, но на пороге остановился. — Я хотел убить его, так же, как и ты. И так же, как и ты, я этого не сделал. Знал, что тебе это не понравится. Возможно, с ним произошло что-то уже после операции, когда он ушёл. А может в его организме происходило что-то ещё, чего мы не знали, какая-то аллергия на препараты. В любом случае, ни ты, ни я не виноваты в его смерти. Тебе придётся принять это. Кто-то просто не выживает. И... Прости, я не могу не заботиться о тебе. Но я учту твои желания.