Принцесса и клоун

Когда параллельная Земле вселенная начала развиваться, в ней начали зарождаться монархическая структура и местная власть, которая в дальнейшем привела к развращению, массовой алчности и невероятной злобе. Именно это сгубило существ. Они начали воевать друг с другом. Эти существа были подобны людям, но могли превращаться в животных, за что были прозваны зверолаками. Зверолаки были самых разных видов: от кошколаков, до драколаков, но особенно в обществе выделялись волколаки. Они шли против общей системы быта и социума. В то время все подчинялись животным инстинктам, создавали полигамные отношения и изменяли своим половинкам, практически не дорожа друг другом. Такие существа были более внушаемыми, чем пользовалась действующая власть, но только волки не давали волю пороку и сохраняли здравомыслие. Они смотрели на мир по-другому и, развиваясь, как и все, все равно стойко придерживались своим традициями и оберегали семейные ценности. Для них любовь была чем-то сокровенным, а брак — серьёзным шагом для влюблённых и выбором на всю жизнь. Так для всего мира волколаки стали «белыми воронами». Кто-то им завидовал и пытался подражать, другие же презирали. Если вы хотите более точно представить волколака, то знайте, что они более всех были похожи на людей, добрых и верных. Аристократия же воспринимала волколаков как бельмо на глазу, явно чувствуя от них угрозу. Их было сложно подчинить, и они учили других зверолюдей своим праведным порядкам, пытаясь изменить этот мир. Однако, какой бы ни была их численность, они имели мало шансов в противостоянии с правительством. Амбиции властей привели к началу войны, а когда большинство волков было истреблено, начался самый настоящий геноцид. Огромное количество различных видов было навсегда стерто с лица этой вселенной. Оставшимся особям пришлось спасаться бегством или прятаться, а более крепкие предпочитали сражаться и защищать других. В таком жестоком мире особенно сильно страдали дети. Но история пойдёт вовсе не о волколаке. Пусть этот ребёнок жил во время этой жестокой резни, она на нем почти не отразилась. Причиной его жестокости были гены. Джексон родился от странного и не одобряемого по тем временам брака — союза травоядного и плотоядного зверолаков. Его мать была козой, а отец — волком. Отец был примером для подражания: добрым, верным и заботливым. А вот мать Джексона, хоть и была хорошей женщиной, но уж больно распущенной. Её реалии мира отличались от ценностей её мужа. Коза всегда была в поиске других самцов, и делала это даже не с целью завести большое потомство, а из-за страсти к новым ощущениям. Муж не сразу раскрыл правду о её изменах, но когда все-таки об этом узнал, супруга жёстко поплатилась за свои грехи. Волки чувствовали неверность своих супругов, этот запах будил в них истинных зверей, их внутренних монстров. Представьте, как вы безумно любите свою вторую половинку, отбросив гордость, и, проявляя некоторую слабость, открываете свое сердце. Благородное, но в той же степени хрупкое и беззащитное любящее волчье сердце. А тут его раскалывают и выбрасывают, словно все эти чувства ничего не значат, так просто, как будто это грязь. Что вы, люди, при этом бы испытали? Что бы предприняли? Для вас вполне приемлемо будет бросить этого человека, возможно, найти замену или остаться в одиночестве. И только отъявленный псих в порыве гнева убьет свою неверную половинку! Но вы люди, а у зверей все иначе. Другая мораль. Животный грех, звериная жестокость и безжалостность для хищника — вполне приемлемые вещи. Не зря природа дала ему мощные челюсти, обрамленные острыми клыками. Не зря наградила огромными когтистыми лапами, хищным зорким взглядом и грубым нравом. Ой, не зря! Для матери Джексона это была всего лишь игра. Может, она и любила своего волка, но её постоянно влекло к чему-то новому. Она имела красивую внешность и изящную фигуру, провоцировала своим раскрепощенным поведением противоположный пол, приманивая желанных самцов. При муже играла скромницу, а за спиной обслуживала аристократов и наслаждалась похотью. Любила нежность, ласку и прелюдии, а муж, хоть и был к ней добр, но что в жизни, что в постели — был волком. На самом деле волколак давно узнал тайну интимной жизни своей супруги, но до последнего терпел и сдерживал свою злобу. Старался не нюхать её, из-за чего их супружеская жизнь в постели сошла на нет. Козу же это волновало: несмотря на свои похождения, своего волка она любила и постоянно хотела с ним сблизиться. Он же кидался вечными отговорками, да и, по большей части, был пассивным по жизни и мог обойтись без интимной близости. До тех пор, пока однажды роковой случай не изменил их жизнь и не определил судьбу их сына. Джексон как результат скрещивания козы и волка, естественно, был странным ребёнком, но его в себе все устраивало. Он гордился своей внешностью, но не мог испытывать любовь. По какой-то причине мальчик был равнодушен к любой форме привязанности: любви к родителям, друзьям, к противоположному полу или к миру. Моральные ценности для него почти ничего не значили, и он старался получить от всех выгоду. Такое поведение было результатом слияния двух нравов — беззаботности матери и жестокости отца. Джексон был красивым мальчиком, неотразимым — весь в маму. Его прекрасным темным волосам можно было позавидовать, а его глаза отражали обманчивое спокойствие и покорность, как отражение глаз матери. Даже облик зверя у Джексона был гибридным. Он выглядел как козлик с волчьей шерстью и передними волчьими лапами. Другие дети его боялись, но не обижали. Он был грубоват и обворожителен, чем активно пользовался. Но все же на тот момент мальчик никому зла не причинял, пока не увидел одну картину, надолго запомнившуюся его козлиным глазкам: Двуспальная кровать. Раньше она была белоснежной и чистой. Отец следил, чтобы на простыни не было и пятнышка, но то было раньше… Сейчас эта когда-то уютная постель была залита яркой кровью, сочащейся из умирающего обнажённого козлиного тела, бьющегося в конвульсиях. Шея женщины была вся покрыта укусами, оставленными острыми клыками, её глаза были широко раскрыты от боли и шока, а губы судорожно пытались что-то прошептать. Маленькие ручки дрожали, запястья подогнулись от напряжения. Из сонной артерии струей фонтанировала кровь, заливая грудь, руки и лицо. Через края рваной раны на горле виднелись распоротая гортань и часть голосовых связок, колеблющихся в безмолвном крике. Лишь кровь прародителей не давала быстро умереть бедняжке от таких травм, от которых давно бы умер обычный человек, растягивая момент ее агонии. Она сглатывала и безостановочно втягивала воздух, наполняя комнату хрипами и булькающими звуками, вырывавшимися из горла. Тело и конечности также были растерзаны, словно лезвиями мясника, обнажая в глубоких ранах, сочащихся горящей кровью, сокращающиеся мышцы. Но апогеем мерзости был вскрытый живот жертвы. От груди до самого таза тянулась огромная рана, открывающая вид на истинный внутренний мир в обрамлении свисающих с боков кусков кожи. Месиво из желудочного сока и крови хлюпало и пузырилось от каждого импульса тела. В то время, как розовая нежная кишка, усыпанная капиллярами, была намотана на мощную мохнатую лапу и пульсировала. Тело ещё дышало, лёгкие под белеющими ребрами были целы, а гортань успела регенерировать и стянуться тонким слоем ткани, но даже возможность насыщать организм кислородом была недостаточной. Как бы это тело отчаянно ни старалось выжить с такими повреждениями, все было безнадёжно. И это выглядело прекрасно. В глазах мальчика не было страха и тревоги. Пока только лёгкий шок и непонимание. Был бы Джексон полностью травоядным или плотоядным, он бы ужаснулся, но, увы, он почти ничего не почувствовал. Над выпотрошенным телом возвышалась высокая лохматая фигура. Отец. Его нос, морда и клыки были запятнаны кровью предательницы, а лапа сжимала намотанную на запястье кишку. Она надувалась между его пальцами, казалось, вот-вот лопнет! Глаза с грустью смотрели на тело. Будто он совершил это в помешательстве или бреду. Так и есть. Этот запах шлюхи и других мужчин на родном теле затуманил разум хищника, пробудив хищный гнев. Всю его звериную натуру. Отец заплакал, поняв, что мальчик стоит в дверном проёме и в упор смотрит на тело. Не оборачиваясь к нему, он произнёс: «Вот она - истинная форма любви...», — Джексон запомнил эти слова на всю жизнь. Мальчик робко подошёл к отцу, совершенно его не боясь. Приблизившись к кровати, он равнодушно прошёлся рукой по голове уже испустившей дух козы. Волк закрыл морду лапой и начал рыдать. — Эта кишка так красиво сидит на твоей руке, отец, прямо как браслет, — нарушил своим сладким голосом тишину и всхлипы отца Джексон. — Ты был ей так верен, а она этого не ценила. Она просто грязная женщина и заслужила это. А ты просто жертва, да к тому же волк, которого желают истребить аристократы. Думаешь, это справедливо? Мальчик смотрел на тело козы, на её внутренности, и все это разжигало в нем интерес. — Давай съедим её? Тело же надо скрыть. Ребенок неосознанно начал манипулировать отцом, с рождения у него была природная харизма и способность убеждать и располагать к себе. Отец поначалу возмутился и хотел накричать на сына, но, сдержав свои эмоции, ответил: — Как ты можешь так говорить про свою мать? Я до такого не опущусь и тебе не позволю! – Но она не достойна беззаботно лежать в земле! Она растоптала твою гордость и поплатилась за это. Возможно, это единственный раз, когда ты сможешь отомстить тем, кто нас истребляет! — настойчиво произнёс мальчик. Его заинтересовала мама. Впервые за столько лет он её полюбил. Такую «раскрытую» и беззащитную. Ребёнок понимал, что это произошло от долгого терпения и обиды. Не сказать, что ему было жалко отца и он хотел его поддержать, вовсе нет. Все исключительно в его интересах. Попробовать маму на вкус — вот чего он сейчас желал. Мальчик нагнулся к маме и засунул руку в манящую брюшину. Он начал копаться там, как ребёнок в сундуке со сладостями, желающий найти лучшую конфету. Комнату наполнили хлюпающие звуки. Отец был уже не в себе. Его разум был отравлен запахами жены, и более он был не в состоянии адекватно мыслить. Он смотрел на сына и размышлял, что ему делать: дать мерзавцу по рогам или смирится и последовать его совету? Он выбрал второе. Жить ему хотелось больше. Но был ли это его выбор? Не внушил ли ему это сын? И все же он не мог двинуться от шока. В нем, в отличии от Джексона, были чувства сожаления, горя и страха, поэтому он просто смотрел на происходящее. Мальчик взял его за одеревеневшую от шока руку, которая сжимала кишку, и разжал её. Кишка упала на кровать. Мальчик взял её и начал наматывать до локтя уже на свою. Ребёнку это нравилось, он улыбался. Намотав, он начал тянуть, вытягивал потроха, как канат. Дальше — желудок и пищевод. Для того чтобы покопаться в грудной клетке, Джексон залез на кровать и сунул руку в брюшину. Нащупав сердце, он дёрнул рукой. Послышался резкий противный влажный звук. Оторвал! Он его тут же вытянул и отбросил, орган ударился о стену и с характерным чавканьем отлетел на пол. Лёгкие вырвать было сложнее, пришлось засунуть и вторую руку, лишь спустя несколько толчков получилось достичь успеха. Разделывали труп уже вместе. Отец и сын перетащили мать в ванную и там распилили её тело на куски. После этого кошмара они ещё две недели ели мясо. Суп, холодец, пироги и стейки — во всем была частичка шлюховатой матери и любимой жены. Волк был словно в тумане, он стал таким равнодушным, точнее, будто загипнотизированным. Прошёл год с того ужасного момента с убийством и поеданием родной матери. Перемены в Джексоне начали пугать. Если раньше он был равнодушным, но безобидным, то теперь он стал мрачным и замкнутым. Но лично его свое состояние не пугало, наоборот, Джексон восхищался собой. Восхищался тем, что своей безобидной внешностью располагает вокруг себя всех и может спокойно манипулировать ими. Игры у мальчика были тоже под стать характеру. Он ловил насекомых, отрывал им конечности и следил, как они умирают. Но это было не совсем то, чего ожидал мальчик. Нет крови и криков агонии, как было с мамой. Тогда он пошёл дальше. Животные. Вот тут поинтереснее. Маленькие, ничего не подозревающие котята, щенки... Эти зверства невозможно было описать. А годы шли, Джексону уже было четырнадцать. Он стал ещё мрачнее и с взрослением начал испытывать новый инстинкт — инстинкт размножения. Девочки вокруг него были красивыми, козлик привлекал их своей милой, но в тоже время теперь брутальной внешностью. Не то чтобы ему нравились девочки своего окружения, но любопытство испробовать новые возможности было сильнее. Они все здесь, только протяни руку. Зрелые и красивые дамы с прекрасными формами! Подцепить девочку было легко, в общении Джексон был надменен и горд, что одинаково привлекало и хищных, и травоядных девушек. Юный совратитель сделал для себя окончательный вывод о том, что он неотразимый самец и имеет успех во всем. С гордо поднятой мордой он стал воображать себя особенным, сильнейшим, главным... Божеством! Он — центр вселенной, которого все должны уважать и бояться, он и есть бог! В первую свою ночь любви Джексон ни в чем себе не отказывал. Поначалу все происходило примитивно, пока он нечаянно не прокусил кожу своей пассии во время поцелуя. Знакомый запах ударил в ноздри юного гибрида. Инстинкт размножения смещался с инстинктом хищника. Парень прокусил кожу ещё сильнее, он словно погрузился в транс, вспомнив маму: её конвульсии, вкус, развратный запах, который тогда он не понимал. Только крик партнёрши смог привести гибрида в рассудок, но ему было плевать на чувства самки. Он желал большего и схватил её за волосы. Джексон нещадно драл её. Крики, агония, попытки сопротивления и мольбы все больше будоражили разум. На вопрос «умеет ли Джексон любить?» ответ, как ни странно, прост. Конечно, умеет, но по-своему. Джексон - очень любвеобильное существо, и он быстро утопился в разврате и пороке. Его любовь была жестокой, мстительной и страстной. Каждый раз, когда ему удавалось побыть наедине с самкой, его инстинкты смешивались: мамина распущенность и папина жестокость. Нежные ласки и прелюдии переходили в побои, удушение и насилие. Гибрид воспринимал своих дам как добычу, а себя же мнил охотником. Он — санитар природы, и, нападая на слабых, он очищал их путем насилия. Но смертельных случаев пока не было, Джексон ещё пытался сдерживать себя. Ему нравилась своя роль в жизни, у него не было трудного прошлого, как ему казалось, ему не о чем было сожалеть. Вокруг молодого гибрида все пресмыкались. Женщины называли его своим господином, а мужчины боялись его непредсказуемости и жестокости. Он себе ни в чем не отказывал и от других отказы не принимал. Джексон уже считался полноценным злодеем мира, но в его жизни произошёл момент, после которого вся вселенная была обречена на вечные муки. Всего одно слово, три буквы, задели его самолюбие и пуще прежнего разожгли огонь страсти и развращенности в его и без того уже черном сердце. Это случилось осенью, отец начал бояться собственного сына и сдал его в приют для неуправляемых детёнышей. Но на судьбе Джексона это не отразилось негативно. Жуткая и притягательная аура молодого совратителя и здесь обеспечила ему успех. Тут, в стороне от пристального внимания общества, в месте, где на детей всем было плевать, Джексон попробовал новые виды похотливого наслаждения — гомосексуализм и оргии. Всё так же он жестоко обращался со своими сексуальными партнёрами, все так же в его разуме сливались отцовские и материнские нравы, но все равно этого было мало. Все равно чего-то для удовлетворения не хватало. Член, влагалище, задница, грудь — недостаточно интимных зон в живом существе. Он хотел большего. Детский приют, в котором жил Джексон, находился в небольшом жилом комплексе, практически не затронутом войной. И хоть район и был пристанищем бедняков и криминальных элементов, в какой-то степени тут было спокойно. Звуки стрельбы могли доноситься только в случае, если местные жители или убийцы решались навести свои порядки. Несмотря на это, подобное место все равно считалось своеобразным раем. Аристократия редко вводила сюда свои войска, и волколаки могли спокойно сосуществовать с другими зверолюдьми, не страшась преследования. В одном из домов этого комплекса жила одинокая и не особо примечательная женщина. К слову, Джексон знал буквально каждого человека в этом городке, ведь в приюте было зачастую скучно и он развлекался изучением своих возможных жертв. Однажды женщина пришла не одна, с ней была незнакомая Джексону девочка. На вид она была больной и истощённой, анорексичного телосложения, закутанная в грязные лохмотья. Она с трудом стояла на своих тощих ногах и постоянно кашляла, прикрывая рот худенькой ручкой. Казалось, что она сейчас умрёт на месте. Большинству ее внешность показалась бы отталкивающей и неприятной, но для Джексона все было иначе. Он с любопытством таращился на неё сквозь трещину в старом заборе. Девочка показалась ему очень привлекательной, даже больше, чем здоровые и сексуальные девушки. Но его симпатия быстро сменилась желанием заполучить это хрупкое тело, сжать его в своих страстных объятьях и сломать. Её существование, даже просто дыхание, пробуждали в нем новые чувства. «Она не должна жить!». Вот он - инстинкт хищника. Устранить слабого, уничтожить! И тут Джексон испытал эрекцию, он представил как её тело постепенно перестаёт двигаться, а пульс начинает замедляться. Её предсмертные бормотания и кашель, от которого она задыхается, и все это происходит, пока гибрид страстно возится в её, уже разорванном его же членом, влагалище. А какое оно у неё? Это Джексона интересовало не меньше. Как выглядит влагалище и анус у смертельно больных девушек? Оно настолько же уродливо как и её лицо? Одним чудесным днём этим двоим снова пришлось встретиться. Одри сидела на скамейке во дворе, территорию которого ничего не ограждало, поэтому пробраться туда Джексону было легко. Девочка тяжело дышала и часто поглядывала на новое пристанище, на одно окно. Парень же подкрался из-за спины. – Привет, - громко и грубовато произнёс он. Девочка вздрогнула, сердце от испуга забилось чаще. Она не хотела разговаривать и даже поворачиваться назад, но Джексон нагло сел рядом и принялся задавать вопрос за вопросом, попутно оглядывая ребенка со всех сторон. – Откуда ты? Кто ты вообще такая? Как тебя зовут? Есть ли у тебя парень? Для малышки, которая ни с кем не общалась, вопросов было слишком много, тем более она впервые так близко видела мальчика. Пока она дрожала, он беззаботно сидел рядом. «Почему? Он же заболеет». – Тебе нельзя со мной общаться, у меня туберкулёз. Ты можешь заразиться и умереть, - тихим хриплым голосом ответила девочка. Одри уже готова была подняться и убежать в дом, но Джексон продолжил: – Да мне плевать! Почему ты постоянно одна? У тебя тоже нет друзей? - он нарочно задел Одри, пытаясь так завлечь будущую жертву. Она кивнула. Джексон предложил ей дружбу, но в этот же вечер они поссорились. Парень, не подумав, сказал очень обидную фразу. – Надо же было стать такой уродкой. Но знаешь, мне такие нравятся. Девочка, закашливаясь, убежала домой. На следующий день он продолжил донимать свою жертву. Он начал просить прощения, думая, что девочка ещё долго будет держать обиду, но Одри его простила. От безысходности. Всё-таки, ей хотелось иметь живого друга. Когда девочка немного привыкла к Джексону, хоть и продолжая побаиваться его, он решился ею полностью завладеть. Парень притворно признался ей в любви. Он никогда особо не заморачивался на счёт признаний, ведь девочки и так вешались ему на шею, но в этот раз он получил свой первый отказ! Девочка своими сухими бледными губками сказала ему, неотразимому богоподобному гибриду: – Нет! Всего одно слово, три буквы поставили парня в затруднительное положение. Непонимание происходящего быстро перешло в обиду и гнев. Именно гнев. Он столько дней притворялся хорошим мальчиком, располагал её к себе, так долго грезил о её теле и "сексуальности", а она вот так неблагодарно отказала ему. Инстинкты опять начали брать верх, опять начали перемешиваться. И вот его сильные крепкие руки начинают сжимать худенькие запястья юной леди. Девочка скривилась от неприятных ощущений, а парень все продолжал хладнокровно причинять ей боль. Он решился, здесь и сейчас! Он использует её для всех своих развратных желаний. Внезапно, как гром среди ясного неба, вмешался посторонний человек. – Одри, детка, ты где? «Хозяйка дома», - смекнул Джексон и испугался. Послышались её шаги. Парень грубо и бесцеремонно оттолкнул девочку от себя и быстрым шагом направился прочь со двора. Одри незамедлительно побежала домой. После того случая Джексон на некоторое время отстал от жертвы. Его самолюбие было задето, а гнев на девочку был неумолим. Она не оправдала его ожиданий, не поддалась его обворожительности. «Почему? У такой уродины же никогда больше не выпадет шанс лишиться девственности, почему она отказала?!». Молодой гибрид не знал, куда деть свою ярость. В порыве гнева он ходил около старой фермы и, скаля свои козлиные зубы, покусывал средний палец. Тишину нарушило мычание из амбара: это была корова, единственная во всем этом амбаре. Со злостью парня начал охватывать и голод, всё-таки, сложновато быть гибридом, когда тебя тянет на животную красную плоть, но у тебя зубы травоядной неженки. Джексон очень долго принимал пищу, хоть он и питался мясом, но не мог его быстро разжевать. Сейчас же его снова начал манить запах свежего мяса. Беззащитная, живая и одинокая плоть. Мальчик ринулся в амбар. Там, среди засохшего сена и сырых окрашенных в красный цвет стен, одиноко мычала большая добрая корова. Она была привязана к деревянному столбу и, опуская голову, чтобы забрать своими большими губами сено, смотрела на гостя. Ничего не подозревая, она спокойно расхаживала около своего столба, изредка фыркая и шевеля ушами, отпугивая мелких летучих насекомых. Жуя сухую траву, поглядывала на мальчика. Джексон почувствовал расслабленность, он слабо улыбнулся, но вовсе не из за любви к этому добродушному животному. Он нашёл новую жертву! Он начал вспоминать, как мучал бедных животных до того, как под его руку не стали попадать зверолюди. Прекрасные моменты детства были, так и хочется вспомнить. Перед ним стоит не какой-то там котенок или собака, а большое, даже крупнее него, живое существо. Даже больше его матери. Это сколько же в ней органов и крови? Инстинкты опять начали брать верх, интерес к жертве нарастал. Мальчик подошёл вплотную и начал её оглядывать, изучая тело, поглаживая и трепя за ухом. Животному это явно нравилось. Мамин нрав в Джексоне сейчас бил ключом, ему нравилось делать приятно большому животному, но это не надолго. Так всегда было и с женщинами: сперва нежные прелюдии, но потом, все оканчивалось побоями и ранами. То же должно было произойти и сейчас. Джексон, гладя корову по большим мощным бокам, начал принимать свой звериный облик. Его рука начала обрастать волчьей шерстью, а короткие, ухоженные ноготки моментально удлинились в длинные страшные чёрные когти. Прекрасное лицо мальчика тоже обросло шерстью и вытянулось. Из головы стали вырастать не очень длинные, но мощные козлиные рога. Вот он все ещё такой милый, но уже свирепый козлик. Благородное животное насторожилось. Это чувство уже было как ломка, козел уже не мог обойтись без крови и страданий. – Хочешь выглядеть ещё прекраснее? - это последнее, что бедное животное смогло услышать. Уже спустя пол часа, извиваясь в агонии и нечаянно надавливая копытами на собственные вываливающиеся внутренности, корова ныла во все свое распоротое горло. Верёвка, за которую она была привязана к столбу, теперь висела на крюке высоко под потолком. Петля сдавливала вскрытую глотку. Дергаясь, собирая все свои последние силы, корова только быстрее приближала миг своей смерти, мучительной и неизбежной. Наступая копытом на собственные кишки, душа себя собственной верёвкой, она так напоминала ту шлюховатую козу. Она тоже погубила себя сама, тоже виновата, что ей вспороли брюхо и горло. Джексон не сразу заметил, что отыгрался на животном так же, как отец убил маму. Те же раны, та же агония, тот же страх в глазах, но чего-то все же не хватало. Чего-то нового. Верно, той девочки! Она бы прекрасно смотрелась в кишках этого животного. Перед глазами так и поплыли образы, как её тельце обгладывают черви, а в конце полового акта труп животного падает на неё, обволакивая с ног до головы своей трупной жидкостью. Попадает в рот, на волосы, вдавливает в землю своим весом. Прекрасно! Прекрасно! Но ещё лучше будет, когда этот труп станет обителью для паразитов! С убийства коровы прошло ещё несколько дней. На дворе стояло лето, и туша быстро начала испускать зловоние, хотя об этом никто так и не узнал потому, что амбар находился на окраине городка посреди поля, а фермер умер несколькими днями ранее, до того, как Джексон туда зашёл. Наверное, корова умерла бы голодной смертью, но все же у нее был малейший шанс на спасение, если бы ее не нашел Джексон. Мальчик вновь начал молить прощение у бедной Одри. Опять она, надеясь, что он осознал свои ошибки, простила его. Или же на самом деле ею тайно манипулирует молодой козлик, как и своим отцом когда-то? В этот раз Джексон был уверен в себе на сто процентов и угомонился с того дня, как сделал очередное мерзкое преступление. Он был спокоен, а это спокойствие располагало и Одри. Козёл пригласил её вечером в амбар в знак дружбы, он якобы приготовил ей сюрприз. Вечером он встретил Одри у её же двора, и они пошли в поле, девочка ничего плохого в этот раз не подозревала, а рогатый подонок уже от своих мыслей начинал возбуждаться. Для Джексона Одри была не просто девочкой, она была больным, слабым «животным», которого так хотелось прикончить. Убивать долго, мучительно и в извращённой форме. Джексон осознавал, что эта несчастная, скорее всего, станет его первой убитой жертвой, и он впервые ощутит господство над жизнью зверочеловека, а не скота. Новый опыт, новые ощущения. Они вошли, там было достаточно темно. Когда девочка закашляла и закрыла носик рукой, Джексон начал медленно освещать фонариком амбар, нагнетая обстановку. Когда свет упал на очаг зловония, девочка перепугалась и задрожала. – Видишь как она прекрасна? Ты будешь такой же красивой, когда умрёшь. По твоему уродливому, сухому тельцу будут ползать личинки и опарыши! Ну разве это не здорово?! Девочка его почти не слушала, она была шокирована увиденным. Страх в её глазах пробуждал в Джексоне сильнейшее эротическое желание. Собрав оставшиеся силы, Одри, отойдя от состояния ступора, уже собиралась убежать, но тут же была схвачена мерзавцем за запястье. – В этот раз, тётушка тебе не поможет! - сильная мужская рука сжала худенькую ручку девочки и потащила к трупу коровы. Парень уже намеревался бросить её на гниющие внутренности и тут же изнасиловать, пока в её отверстия заползают насекомые. Одри барахталась, вырывалась и держалась изо всех сил. Она не могла громко кричать, боль в груди ей этого не позволяла, и козёл это чувствовал. Он слышал каждый стук испуганного до безумия сердца. Вот-вот оно сейчас остановится от страха. Девочка по-детски пищала и ныла, и это возбуждало Джексона больше стонов. Мальчик толкнул её. Одри упала на ладони, заранее выставив руки вперёд, поэтому испачкались только руки и колени. По её ручкам стремительно начали ползти опарыши, девочка начала плакать и трястись. В то время как Джексон уже, освободив свой детородный орган из штанов, начал активно его трясти, внимательно изучая её действия. Пока парень на время был в экстазе, девочка поднялась и отряхнулась. Ещё одна попытка сбежать безуспешно была провалена, парень обхватил плечи Одри сильными руками и начал наваливаться сверху, чтобы она рано или поздно упала. Козёл принялся её лапать и обнимать, давя на неё всем своим весом, ожидая, что она полностью упадет на труп. Девочка закричала и, не ожидая от самой себя, со всей силы пнула его коленом между ног. Парень заныл и отстранился. Единственное, что он увидел после этого - убегающую в ужасе худенькую фигурку. – Вот сучка! - сквозь зубы промычал он ей вслед, скрючившись от боли на сене. Такой поступок окончательно помутнил рассудок парня, его гордость была растоптана. Какая-то девка посмела так поступить с ним! С ним, самим божеством этого мира! Ослеплённый гневом, он сошёл с ума и решил ей мстить всю жизнь, но мстить другим способом. Больше он не преследовал Одри, теперь он искал других жертв и сваливал причины убийств на неё. Джексон отрезал голову коровы, выпотрошил все содержимое, содрал остатки гнилой плоти и отполировал череп. Теперь эта костяная маска стала залогом его анонимности. По ночам он ловил девушек в безлюдных местах, насиловал и совершал душегубство. Каждое убийство было уникальным. Первые жертвы легко отделались, их просто обесчестили и убили, но дальше было только хуже. Джексон жестоко трахал юных дам, вспарывая им животы, играясь с их внутренностями. Он не брезговал засунуть свой член в глазницу или ухо ещё живого человека, вскрывал им пупки и шарил своим членом в кишках. Их крики и агония только разогревали пламя страсти, но ему было мало. Он насиловал и одновременно пожирал юных дев, прокусывая их кожу, наматывая кишки на руку, как его отец. Только во всех своих преступлениях он винил одну больную девочку. Излюбленным извращением у Джексона было отделение головы от тела и испускание своего семени на голову. Также, он любил вспарывать глотку и просовывать свой пенис в горло так, чтобы головка торчала изо рта, словно это язык. Он старался мучить медленно и страстно, но игрушки рано или поздно испускали дух, что его неимоверно злило. Всех своих жертв Джексон убивал все в том же амбаре, но однажды, решил разнообразить обстановку. Он пригласил молодую женщину к себе домой на ночь, она даже не представляла, какие извращённые предпочтения были у юного козла. Так или иначе, она получила грубую, но сладострастную ночку, и когда половой акт закончился, Джексон внезапно ударил даму светильником по голове. Гибрид терпел слишком долго. Женщина очнулась в темном сыром подвале и не сразу почувствовала боль. Она ощутила её, лишь когда смогла оглядеть комнату. Комната была практически пустой и тёмной. За столом стояла фигура, а рядом с девушкой стояла старинная прялка с колесом. Тело женщины было подвешена на два крюка, свисающих с потолка под лопатки. На каменный пол капала кровь. Ноги также были раздвинуты и прикованы крюками. От ужаса, боли и страха, девушка начала истошно вопить и дёргаться. Она билась, как зверь, угодивший в капкан, стараясь освободиться, но лезвия крепко засажены в раздробленные кости. Эта ночь была для неё последней. Сперва женщину жестоко изнасиловали в зад, потом туда же засунули раскалённый металлический прут. Комната наполнялась криками боли и приятным смехом мужчины. Затем парень вырвал ей глаз плоскогубцами и раздавил его, проследив, чтобы девушка увидела это в деталях уцелевшим глазом. Оприходовав её в новое отверстие, он взял её за ручку, поцеловал и начал резать кожу вдоль скальпелем. Развернув кожу, он нащупал пальцами мышцы и потянул за них. – Не смей уставать на начале нашего представления! - жутко захихикал он и вколол в шею жертвы чистую кровь предков. Уже почти погибшее тело начало медленно регенерировать, и угасающая боль жертвы вспыхнула с новой силой. Волна неимоверного страдания. Натянув вспухшую вену, Джексон начал накручивать её на веретено, с улыбкой наслаждаясь криками. Он крутил и крутил, пока вена не оборвалась вовсе, а потом опять пристроился к женщине сзади. Своей уже когтистой мохнатой лапой, он вошёл во влагалище женщины и вырвал оттуда матку, сжимая в руках. Но он не угомонился, двумя руками начал растягивать влагалище, буквально разрывая его на части. От этого кошмара невозможно было проснуться, укол отлично действовал и не давал бедняжке умереть, по новой запуская процесс регенерации и кровотворения. Разорвав влагалище, гибрид засунул в дыру свою руку по локоть и начал когтями рвать внутренности. Он проталкивался до тех пор, пока не добрался до сердца и не сжал его своей свирепой рукой. Он вспомнил как выдирал сердце собственной матери, но то было уже мёртвое, а это ещё бьющееся - новый опыт. Он его вырвал, вытянув через влагалище. Наконец-то, девушка испустила дух, но издевательства над телом не прекратились. Джексон опустился вниз под женщину и своими, уже на тот момент длинными рогами, начал распарывать её живот. На его голову и рога медленно потекло содержимое брюха. Теплые мягкие и склизкие органы, точнее, куски и их остатки, свисали с морды козла. Он только нервно усмехнулся. - Эти игрушки так быстро ломаются. И все же, убивать в амбаре было привычнее: там все твои любимые жертвы, все вместе. Он не выбрасывал трупы, он их жрал и трахал. Ему даже не нужно было искать работу. У него есть все чтобы выжить. Под раздачу вскоре стали попадать не только девушки, но и маленькие мальчики. Хоть Джексон и был полу-волком, но телосложение у него было козлиное, отчего он был слабым и неспособным одолеть сильного самца. В старый амбар никто не заходил, точнее, о нем давно забыли. Но однажды туда нагрянула троица пьяных мужиков с целью найти спокойное и тихое место для распития алкоголя. Тут-то молодой козёл и был пойман с поличным. Он не сразу заметил незваных гостей, так как стоял к ним спиной и совершал акт насилия над маленькой сожжённой девочкой. Амбар выглядел чертовски страшно. На крюках висели изуродованные трупы. На сене - расчленённые и разделанные тела, много тел. Место походило больше на кровавое зловонное гнездо. Парня схватили и осудили за всех совершенные убийства, хотя он и винил во всем какую-то Одри. Его приговорили к публичному повешению. Перед лицом смерти Джексон ужаснулся. Он стольких лишил жизни, но как только это коснулось его самого, он начал истерично рыдать, плакать, молить о пощаде и помощи. Просил на публике прощения, желал исправиться, но большинство из присутствующих на казни были друзьями или родителями тех, над кем он так нещадно издевался, кого он погубил. Приговор был неизбежен. Его шею сдавила тугая верёвка, а он сам, пытаясь ослабить хватку, безнадёжно дёргался, прямо как та корова и его жертвы. *** Джексон позорно скончался в двадцать три года. Мир наконец-то избавился от одного из самых жестоких преступников. Но так ли это на самом деле? Так ли легко его победили? Занавес на некоторое время закрывается, и в городке наступает временное успокоение.