Такой ты несносный, Антош

Просыпается Антон ближе к четырём часам дня. Вставать как-то не охото. Хотя точнее будет сказать, боязно. Что там задумал Арсений Сергеевич, страшно представить. «А может быть, все обойдётся? Он даже улыбался…» Шастун пытается оценить вероятность того, что ему не влетит. Хотя иногда мелькала мысль, что по факту Попов ему никто и его вообще не должно волновать, где, когда и с кем он пропадает. С другой же стороны, какая-то неведомая сила не даёт это сказать Арсению. «Может быть, неведомая… Любовь?» — на секунду задумался Антон, но потом сразу же встряхнул головой из стороны в сторону. «Совсем дурак? Любовь, блять… Ещё что придумаешь, конченный долбаеб? Лучше буду думать о другом. Хм-м, например, о вкусном шоколадом торте… Интересно, как Арсений догадался, что я люблю все, что связано с шоколадом? Может, миндальная связь? — усмехнулся Шаст со своих же дум. — Сука, опять Арсений. Заебал! Можешь думать о чем-нибудь, кроме как о голубоглазом мужчине, ебанный ты хуй?» В такие моменты, когда юношу посещали подобного рода глупости или странности, а он пытался решить их у себя в голове, он считал себя умолишенным. Хотя вроде размышлять и анализировать — это совершенно нормальные вещи для человека, но, наверное, не такие же. Тем более, где ты себя покрываешь полтораэтажным матом. И все-таки встать пришлось. Захотелось в туалет, да и покушать было бы неплохо. Сходив по «важным» делам, не спеша побрел на кухню. За столом сидел Арсений, с задумчивостью и даже небольшой агрессией уткнувшись в телефон, что-то нервно печатая. — Доброе утро. — стараясь сохранять абсолютное спокойствие, тихо сказал парень. — Ага, доброе. Вот только не утро, а уже обед. — хмыкнул врач, на секунду отвлекшись от переписки, поднимая взгляд глубоких голубых глаз на мальчишку. — Пока ты спал, я картошку пожарил с мясом и грибами, возьми поешь. Сковородка на плите. — Да, спасибо. — Шастун потоптался на месте, боясь спросить. Ему стало любопытно, с кем это переписывается Попов, отчего ещё периодически вздыхает и чему-то хмурится. — А, можно спросить? — все же интересуется Шастун. Антон поджимает губы в ожидании ответа, в параллель доставая тарелку с верхних полок шкафчика, что совсем не было проблемой благодаря высокому росту. — М? Что говоришь? — переспрашивает Арсений, подняв голову, перед этим наконец отложив и выключив свой смартфон нажатием боковой кнопки. — Извини, я не услышал. — Говорю, можно ли у вас кое-что спросить? — вздыхая, повторяет подросток, продолжая накладывать себе еду, стараясь ничего не уронить, что было немного проблематично с его-то «аккуратностью». — Попробуй, — хмыкает врач, с интересом смотря на сосредоточенного юношу, который старался не выронить с деревянной лопаточки кусочек мяса. — С кем вы переписываетесь? Вы просто… — запинается Шастун, пытаясь найти оправдание тому, что он сейчас суёт свой любопытный носик в чужие дела. Но, переборов свое гребанное стеснение, всё-таки договаривает, при этом то и дело нервно покусывая нижнюю губу. — …злитесь и какой-то недовольный. — Знаешь, как говорят? — с гаденькой и хитрой улыбкой интересуется Попов и, видя непонимание и вопрос в глазах подростка, отвечает. — Любопытному варвару яйца на базаре прижали. — Какие выражения, Арсений Сергеевич! Вы же детский врач. — растянув лыбу на пол лица, сказал Антон. Его забавляло, что мужчина постоянно следит за его словами и в целом речью, а сейчас сам, можно сказать, некультурно общается. — И вообще, не так говорится. Парень уже тем временем, оставляя кухонную лопаточку в сковороде, накрывает крышкой и садится за стол, кладя перед собой ложку и наполненную тарелку. — А я смотрю, ты у нас слишком правильный, да? Не выражаешься, не куришь, не пьёшь в свои еле шестнадцать? — беззлобно перечисляет педиатр, загибая пальцы на правой руке, мысленно считая все недочёты непоседливого подростка. — Мы сейчас вообще не об этом. — съезжает с темы Шастун, потому что так старший ещё о утреннем косяке вспомнит. Хотя, собственно, Арсений ничего не забыл. — Так скажете, кто пишет? — отводя хитренькие глазки в сторону, продолжает допытывать он. Интерес — вещь такая, пока не узнаешь, она тебя в покое не оставит. — Да по работе. — тяжело вздыхает мужчина, нервно стуча пальцами по защитному стеклу телефона. — А я, между прочим, в отпуске. Нет, им неймется, «Арсений, выйдите, пожалуйста», «Просят только вас», «От нас не отстанут, если вы не придёте», а это вообще мои проблемы? Нет! — возмущается врач, пародируя голос главврача. — Я, конечно, люблю детей, но я ведь тоже человек, который нуждается в отдыхе. Видимо, это сложно понять. — не давая и слова вставить мальчишке, что было открыл рот, прожевав картошку, продолжает. — Так ещё знаешь, кто требует, чтобы её ребёнка осмотрел именно я? Именно та, блять, мамаша, что написала на меня негативный отзыв и жалобу моему начальству, а хотела ещё в министерство, её просто остановили. Из-за неё меня лишили премии. А сейчас оказывается, что я врач-то хороший и её доченьке понравился, что та теперь другим не даётся. Такая же, кстати, бояжка, как и ты. — делится педиатр и под конец своей тирады все же чуть улыбается тому факту, что напротив сидящий все ещё ребёнок до ужаса, немного по-детски боится врачей. Весь длинный поток гнева вылился на подростка, что сидел сначала спокойно и кушал, а потом и кусочек в рот положить не сумел. Все-таки атмосфера достаточно напряжённая для того, чтобы есть. Но зато педиатр высказал все накопившиеся, благодаря чему ему стало как-то легче на душе, как будто тяжеленный булыжник скинули с плеч. — Жесть, конечно. — наконец говорит Шастун, переварив всю информацию в голове. — А что вы? Согласились? Все-таки девочку жалко же, наверное, ей сейчас очень плохо. — с чего бы у такого бойкого и дерзкого парня появилось сострадание к совершенно незнакомому человеку — непонятно. Но ведь ребёнок не виноват, что боится, и Антону это понятно, как никому другому. Только вот девочка хотя бы одному врачу доверяет, а Шастун даже Попова побаивается, особенно когда тот в форме или со шприцем в руках. А «наказание», что произошло недавно, ещё больше подорвало доверие к Арсению. Ему тогда было так страшно, а Попову было все равно даже на его крики и мольбы. Резко накатившее воспоминание укола витамина заставило юношу нервно сглотнуть ком в горле, а потом чуть встряхнуть голову, дабы забыть совсем недавно произошедшее неприятное событие. — Я ещё ничего не ответил. Ребёнка-то жалко, но и я ведь в отпуске. — говорит Попов, поглядывая в окно. — Я не знаю, в общем-то, что делать. — Может, все-таки поедете? — предлагает Шастун, отодвинув на половину полную тарелку от себя, так как есть он точно уже не будет. Юноше сыграет на руку, если врач уедет на работу. Уже очень хотелось курить, а при мужчине этого не сделаешь. — Думаешь от меня избавиться? — улыбается врач, прекрасно уловив намерения парня. — Ты, кстати, почему не кушаешь? И так ведь завтрак пропустил. — Больше что-то не хочется… — хмурится подросток, не ожидав, что его сразу же так быстро расколят, как орешек макадамия специальным «ключиком». «Вот, блять, и как его теперь выпроводить?» Шастуну ну очень хотелось курить. Хотя ещё неделю назад он думал, что не зависим от них. Парень заметно расстроился, конечно, стараясь не подавать виду, но вот взрослому это все равно было понятно, поэтому тот чуть улыбался, как-то нежно и по-доброму смотря на мальчишку. Попов уж не один раз ловил себя на мысли, что этот несносный ребёнок-подросток определённо заставляет биться его сердце чаще, а мозг временно затуманивать. Мужчина не понимал, как можно устаять перед взглядом ярких и по-детски наивных зелёных глазок, которые ещё полностью пропитаны жизнью. Вроде бы врач-педиатр давно научился не поддаваться на детские хитрости, но вот с этим высоким, забавным и дерзким парнишкой не всегда удавалось. Хотя он старался сохранять холодный разум, но что-то явно шло не по плану. Арсений старался убедить себя, что это точно не любовь так бесцеремонно связывает ему руки, потому что как строгий взрослый человек, что не ведётся ни на какие провокации, может влюбиться в подростка, так ещё и знаком он с ним, совсем не грубо говоря, без году неделю. «Черт, опять ты уплыл в свои мысли, Арсений. " — мысленно ругает себя Попов, заканчивая свои думы, потому что его всячески пытался окликнуть Антон, что сидел на против, беспокойно поглядывая на врача. — Арсений Сергеевич, — обращается Шастун и, хотев продолжить, замечает, что тот его вообще не слушает, улетев куда-то далеко в своих размышлениях. — Ау-у, приём. Меня слышно? — щёлкает около лица пальцами, пристав со стула, пытаясь привлечь к себе внимание. — Слышно-слышно. — выходит врач из мира своих мыслей, наконец вернув взгляд на подростка. — Прости, что-то я порефлексировать решил. — Так в итоге, вы поедете? — уточняет парень, садясь обратно на свое место. — Там же ребёнку плохо. Может быть, там что-то серьёзное. — продолжает давить он. Хотя, если бы его кто попросил на каникулах придти в школу помочь, он бы с радостью послал их на хуй. Что уж говорить, когда просят перенести учебники с библиотеки перед началом учебного года. Антон как щедрый мальчик оставляет эту привилегию в виде похвалы от учителей за помощь своим одноклассникам. — Думаю, да. Все-таки ребёнок не виноват. — вздыхая, все же решается врач. Понятное дело, что никакого желания не было, но и девочку жалко, не оставлять же её без медицинской помощи. Судя по переписке, дитя никого не подпускает к себе. Антон мгновенно мысленно оказывается на седьмом небе от счастья. Его радости не передать словами. Он наконец-то сможет покурить. Шастун уже представляет, как делает глубокую затяжку и сигаретный дым приятно бьёт по лёгким. Но на деле же кивает головой с серьёзным выражением лица, всем видом стараясь показать, что полностью согласен с врачом и что тот точно принял бесспорно верное решение. — Твой внутренний восторг только слепой не увидит. — уголки губ педиатра начинают подниматься, оголяя часть верхнего ряда белых зубов, от чего его сладкая ухмылочка становится ярче и изящнее. Шастун же рассматривает такую нежную и восхитительную улыбку Попова и лишь потом, когда до него доходит смысл сказанного, он тяжело вздыхает, пытаясь сделать это незаметно, иначе сразу же сдаст себе с потрохами. Ему не понятно, как врачу удается так легко распознать ложь и поддельные эмоции. И вроде бы уже и так все понятно и потеряно, но Шастун-профессиональный-лапшунаушивешатель-Антон, не являлся бы таковым, если бы не продолжил с умным и абсолютно ничего не скрывающим видом доказывать обратное. — Да с чего бы это? Мне действительно жаль девчонку. И если логично подумать, то чему бы я должен был радоваться, как кому-то плохо? Или, может быть, позлорадствовать вам? Да и даже в этом мне смысла нет, вы же едете помогать болеющему ребёнку. — пытается привести он правдоподобные аргументы, все ещё надеясь на удачный исход для всех двоих: девочке помогут и он покурить сможет. Для Арсения, конечно, не все так благоприятно, все-таки у человека отпуск, а он вынужден мотаться по городу, только чтобы помочь и вновь окунуться в работу. Но парнишку это не особо-то волнует, сейчас самое главное выпроводить старшего и подарить своему организму желаемую, но очень губительную дозу никотина. Шастун продолжает сидеть с максимально рассудительным лицом, положив руки одну на другую на стол, нервно, но тихонько постукивая пальцами правой ладони, которая была закрыта левым логтем, чтобы его волнение осталось незамеченным. Но, собственно, Арсений —человек, хорошо разбирающийся в детской, да и не только психологии, хорошо понимал искренние намерения юноши. Антон, сам того не понимая, сдавал себя мимикой, жестами и быстрой речью. Хотя, если человек не разбирается, то запросто можно и поверить, но точно не врачу-педиатру, пусть и с небольшим стажем, но с хорошим опытом. — Антош, не надо меня обманывать. Я с детьми не первый год работаю, чтобы не распознать ложь. Ты, может, и хорошо разводишь своих друзей и знакомых, но точно не меня. Я на пары по психологии ходил исправно и, поверь, вранье от правды могу отличить, тем более такой фальшивый детский лепет. — спокойно говорит педиатр, при этом стараясь вложить в свои слова строгость и максимально понятно объяснить подростку, что смысла заливать в уши Арсению-хуйнаебешь-Сергеевичу нет. — Да не вру я! — сердито выкрикнул мальчишка, не особо с досады контролируя свои эмоции, и, тут же осознав, что сам себя сейчас этим и закопал, утыкается головой в свои руки, которые до сих пор лежали на столе. Светлые кудряшки мягко упали на ровную поверхность, некоторые особо короткие прядки все же торчали, так и не опустившись вслед за остальными волосами. Мужчина улыбнулся тому, что вредный подросток все же сдался, признав свое поражение. Хоть и парнишка проиграл в споре, но в глубине души теплилось, что главное не победа, а участие. Да и небольшая надежда на то, что у Шастуна получится остаться одному дома, не покидала его. — Жду тебя одетым через десять минут. Я тоже пойду собираться. — выдаёт старший, поднимаясь со стула, и перед тем, как встать у дверного проёма, легко коснулся макушки подростка, заставляя мозг мальчишки отправить по всему телу поток коротких приятных мурашек. Ниточки надежды рвутся также быстро, как одежда при соприкосновениями с цепкими кошачьими коготками. Антон по-настоящему расстроен. Тридцать три несчастья. — Я вам кто? Не успею я так быстро! — воскликнул Шастун, отрывая свою голову от стола и поворачиваясь к Попову, стараясь прожечь своими зелёными глазами в нем дыру. Раз уж так, то парень решает хоть вредничать до победного. Готов даже собираться так же долго, как школьница перед уроками с тонной косметики, находившейся в целой кучи одежды, не зная, что же ей надеть. — Ладно, хорошо, сколько тебе нужно времени, чтобы быть готовым через десять минут? — абсолютно серьёзно спрашивает старший, поджимая губы, чтобы не засмеяться раньше времени. Антон сначала победно смотрит на Попова, хотев сказать, что не меньше часа, но тут же до него доходит смысл сказанных слов, и в это же время Арсений, до сих пор не вышедший с кухни, начинает откровенно хохотать. — Это не смешно! Я сейчас вообще не буду собираться. Не обязан. — вспыхивает парень, чуть ли не топая ногами от злости. Как же его выбесил этот обоятельный, молодой голубоглазый врач-педиатр. — Ох, подумаешь, напугал ежа голой жопой. — прекратив смеяться, отвечает Попов и наконец покидает кухню, уходя к себе в комнату. — Жду через десять минут. — крикнув, вторит врач в след, перед тем как окончательно скрыться за дверью. Шастун бесится, но одеваться все же идёт, потому что так требует его мозг, который, видимо, был тоже за Арсения, хотя как бы принадлежит Антону. Но тем не менее парень — упертый барашек, поэтому одежду выбирает долго. И когда все же на диван приземляется красная толстовка и синие штаны, Шастун вдруг задумывается, что Попов так-то врач и работает в больнице. А такие места подросток не терпел. Последний раз в «преисподней» он был, когда его затащили туда два учителя на медосмотр, да и то, даже до одного кабинета он не дошёл, потому что при первой же возможности слинял домой. Вот теперь внутри начала зарождаться тревога. Хрен знает, куда его ещё затащат. Например, в какой-нибудь процедурный. Конечно, вряд ли это произойдёт, но в данный момент парень не может быть уверен абсолютно ни в чём. Юноша ложится на диван следом за вещами и закрывает ладонями лицо. «И как сейчас быть? Почему я вообще сразу не подумал, что поеду в больницу. Хотя это ничего не изменило бы в любом случае.» — вопросы бесконечно проносились в голове парня, иногда повторно прокручиваясь. Но самое главное сейчас одно — как откосить от поездки в столь непривлекательное место с белыми стенами, противным запахом медикаментов и угрюмым и злым персоналом.