<start! ВЫБОР>

милый дом так трепетно каждый раз возвращаюсь назад ~мацусита конобуки~

      В престижном районе недалеко от центра Сеула царит абсолютная тишина, иногда нарушаемая шумом проезжающих мимо машин. Прохладные сумерки умирающего августа уже переходят в тёмную ночь.       Намджун едет домой.       Он проходит ладонью по слегка взъерошенным коротким чёрным волосам и приоткрывает окно. Закурив сигарету, юрист сразу закашливается и сбавляет скорость машины практически до минимума.       Ким осматривает соседние дома: красивые богатые новостройки. Здесь живут самые видные люди не только их города, но и всей страны. И место среди них — результат усердного труда мужчины.       Внимание привлекает группа силуэтов, собравшихся у доски с объявлениями. Когда на них падает неяркий свет от фар, перед глазами Намджуна предстают молодые люди, бурно что-то обсуждающие. Хорошо знакомые молодые люди.       Он подъезжает ближе и останавливается.       — Дядя Намджун?! — вдруг кричит один из юношей, явно пытаясь прикрыть паренька, который тут же прыгает на скейт и срывается с места. — Та ну нафиг, добрый вечер!       Мужчина присматривается к говорящему, но узнать его совсем не трудно. Во-первых, звонкий и громкий голос, почти совсем мальчишеский. Во-вторых, длинные чёрные волосы с выбеленными прядями. В-третьих, неряшливая и яркая одежда. Даже если не знать, что Чхве уже во второй раз пытается доучиться на театральном факультете, заподозрить его можно именно в чём-то творческом.       — Привет, Бомгю, — отвечает Ким и кивает его друзьям: — Рюджин, Тэхён, Субин, Кай…       Намджун слегка вскидывает брови. Доска с объявлениями выглядит загруженнее обычного. Он замечает красочные картинки и чересчур похожие на лозунги надписи, выполненные нарочито крупным шрифтом.       — Здравствуйте! — ослепительно улыбается девушка с густым каре тёмно-синих волос и беспокойно прячет за спиной листовки. — Как ваше здоровье, господин Ким? Уже поправились?       Шин Рюджин. Блестящая студентка биологического факультета и девушка его сына. Миниатюрная белокожая красавица с мягкими щеками и очаровательными ямочками, которые привлекают к себе внимание всякий раз, стоит ей улыбнуться; но с таким упёртым и несгибаемым характером, что превзойдёт многих.       — Спасибо, Рюджин. Всё в норме, — внимание собеседника тут же смещается на ребят, а взгляд теряет фокус. — Уже снова вышел на работу. А вы что так поздно гуляете?..       — Провожали Ёнджуна, господин Ким, — отвечает Тэхён.       В их компании Кан всегда выглядел самым старшим, хотя на самом деле едва ли не самый младший. Лицо его почти никогда не выражает бурных эмоций, а глубокий голос всегда звучит почти старчески спокойно. Да и тёмная, всегда строгая одежда в сочетании с серыми волосами только сильнее уверяют в его взрослости. Намджун бы подумал, что юношу состарило изучение бесконечных трактатов на его философском факультете, но нет: должно быть, всё дело в том, что с малых лет юношу воспитывала его бабушка — строгая госпожа Кан.       — Он сказал, что боится один домой ходить, — смущённо улыбнувшись, подхватывает Субин.       Миловидный, страшно высокий и как-то ещё по-подростковому, из-за своей худобы, нескладный парень. Чхве Субин всегда выглядит так, словно ему ужасно неловко; неловко просто открывать рот, а то и вовсе — просто существовать. В их компании Субин — почти самый старший, но остальные вспоминают об этом только тогда, когда дело доходит до готовки (судя по тому, что Намджун не раз заставал парня трудящимся у них на кухне, возвращаясь с работы). Изредка мужчине удавалось поболтать с ним, и он выяснил, что Субин выбрал, должно быть, самый подходящий для него факультет — тихий IT, требующий ума и сосредоточенности.       — Да, поэтому мы все дружно решили его проводить сегодня, — добавляет Кай. — После такого денька всё равно нужна была хорошая прогулка!       А вот Кай, напротив, так и пышет уверенностью. Залюбленный всеми макнэ — высокий, крепкий спортсмен с симпатичной внешностью и какой-то модной стрижкой на выкрашенных в блонд волосах. Чуть ли не каждый месяц Намджун видел Хюнина с новой подружкой. Даже странно, что сейчас в компании одна только Рюджин.       Над ними повисает короткое неловкое молчание. Намджун докуривает сигарету и тушит бычок в пепельнице. Они друг друга поняли.       — Правильно. Ведь скоро на учёбу, ночью не погуляете… Было приятно с вами повидаться, ребята, — своим привычно спокойным и добрым тоном обращается к студентам Ким. — А теперь по домам!       — Слушаемся, — как по команде отзывается Бомгю. — До свидания! Не болейте! Всего наилучшего! Всех благ! Спокойной ночи!       Мужчина громко вздыхает и машет головой. Как же они не понимают тех рисков, на которые идут?..       Во все времена молодые люди — самые бесстрашные, протестные и решительные. Острее всех чувствуют те изменения, что происходят в обществе, и быстрее всех остальных готовы на любые из них ответить, если их вдруг что-то не устраивает.       Поэтому Намджун ничего не сказал. Ведь сам был точно таким же.       Наконец белая Tesla останавливается перед подъездом многоэтажки.       Он не устал, совсем нет. Просто опять засиделся допоздна. Он никогда не устаёт на работе.       Он никогда не устаёт.       Эта квартира и всё, что в ней есть, — плоды его усердного труда.       — Папа!       — Привет, Сонхи, — лицо мужчины моментально озаряется улыбкой, когда он обнимает дочь. — А вы почему не спите?       — А мы с мамой блинчики готовим! — с гордостью отвечает она. — Пошли быстрее, папуля, у нас так вкусно получилось!..       Не давая даже разуться, длинноволосая девочка в жёлтеньком платье хватает отца за руку и хочет поскорее отвести его в сторону кухни. Покрасневшие от такой работы пухлые щёчки испачканы в муке, песчинки которой забрались и на длинные тёмные ресницы.       Намджун внимательно, словно в последний раз, осматривает это круглое улыбающееся личико и чувствует, как теплота разливается по его груди.       Высокий черноволосый юноша, явно запыхавшись, почти врезается в них в коридоре. Увидев отца, он неловко косится в пол и трясущимися руками спешно прячет в рюкзак несколько листовок, так подозрительно похожих на те, что держала Рюджин.       — Привет, пап, — начинает Ёнджун, чьё и без того обычно бледное лицо сейчас становится ещё белее.       Его сын от первого брака. Любимый и единственный сын от провального брака, о котором не хочется вспоминать, с отвратительной женщиной, о которой не хочется думать. Намджун лишь с улыбкой кивает ему в ответ, а Сонхи хватает брата за руку и тянет в сторону кухни.       — Малыш, — заметно успокоившись, обращается к сестрёнке парень, — мне нужно переодеться, я быстро!       На кухне громко работает телевизор, ещё громче него играет музыка, а на YouTube включён какой-то подкаст. Всё как всегда.       Джинсоль настолько увлечена всем этим и готовкой, что даже не замечает, как муж оказывается у неё за спиной. Только когда руки мужчины ложатся на её талию, она смешливо фыркает и заваливается назад, опираясь на Намджуна всем телом.       — О, вернулся, — улыбается она и тянется за поцелуем. — Я тебя дождаться не могла! Сегодня столько всего произошло!.. Во-первых, у магазина поселилась очень смешная кошка…       Ким расплывается в улыбке и обнимает ещё крепче, прижимая к себе.       Джинсоль — единственный человек, который смог пробудить в нём такие романтические мечты о любви до гроба и смерти в один день. Джинсоль, если можно так выразиться, увела его из семьи. Даже спустя столько лет замужества Намджун всё ещё в неё влюблён.       Намджун дома.       От плиты идёт жар. Намджун отстраняется, чтобы бросить дорогой пиджак на спинку стула, расстёгивает пару пуговиц на идеально белой и так сильно обтягивающей его мощное огромное тело рубашке и ослабляет галстук.       — Ну, как ты? Не устал? Много работы? — женщина коротко оборачивается на мужа, который садится за обеденный стол, и откидывает со лба слегка взмокшие волосы.       Волосы длинные, блестящие. Они выкрашены в цвет чего-то наподобие молочного шоколада. Намджун не разбирается, но ему нравится. Нежно, сладко. Джинни подходит.       — Я в порядке, дорогая. Да, — откликается он, наливая себе чай и другой рукой почёсывая выбритый висок, — работы невпроворот. Помнишь урода-дилера, про которого я рассказывал? По результатам анализа в трупе жертвы всё-таки обнаружили наркотик, но какое точно вещество — неизвестно. Почти добился смертной казни.       Джинсоль ненадолго замолкает, отворачиваясь к плите. Неожиданно шипение жарящихся блинов слышится громче.       — Он же твой подзащитный? — уточняет она. — Тебе за него уже заплатили?       — Нет, — неохотно отвечает юрист. — Да даже если бы и заплатили? Любая мразь думает, что может купить себе справедливость. Я в этом не участвую.       — Ну, ты же адвокат! — будто бы примирительно вздыхает Ким. — Не боишься за карьерную репутацию?       Эта манера общения в стиле интервью, бывает, действует на нервы. Прямо как сейчас.       Почти десять лет работы журналисткой, три года из которых — в должности главного редактора. Профдеформация, что уж тут поделать. Будто у самого Намджуна её нет.       Мужчина запивает лёгкое раздражение чаем.       — Совесть дороже репутации, ты же прекрасно знаешь, — улыбается он.       Супруга кивает в ответ. Она знает, что Намджун не любит разговаривать о своей работе, и честно старается не донимать расспросами. Но природное любопытство бывает так сильно, что удержать язык за зубами просто не получается!..       — Как думаешь, кстати, Хосок замешан? — не останавливается Джинни.       — Пока неизвестно, — при упоминании бывшего друга юрист заметно мрачнеет. — Сомневаюсь, что он мог такое допустить. Тот дилер давал клиентам свой номер телефона и всё время с него одного отвечал. Странно даже, что его раньше не поймали.       Джинсоль отрывается от плиты и задумывается над словами Намджуна.       — У Чонгука в отделе подозревают, что внутри всей этой наркотической тусовки какой-то конфликт приключился, — вспоминает она утренний разговор с полицейским. — Инспектор Бан говорит, что давно они так не активничали: новые дела, причём довольно печальные, чуть ли не каждый день поступают… Видно, что внутри бизнеса что-то происходит. Ты про это ничего не знаешь?       Ким опирается на гарнитур и молча пьёт любимый зелёный чай. Конфликты, новые дела… Хосок. Настанет день, когда его накажут. Накажут за всё, чем он занимается. И самое огромное желание Намджуна — стать этому свидетелем. Только вот он прекрасно понимает, что Хосок вряд ли когда-нибудь попадётся. Даже если власть сменится, он всё равно слишком хорошо играет по своим правилам.       — Нет, — наконец отвечает юрист. — Откуда же мне знать, дорогая?       — Мало ли, — разводит руками Джинсоль. — У меня свои источники, у тебя тоже должны быть…       Не успев присесть хоть на секунду, она отходит и выглядывает из кухни, крича куда-то в просторный коридор:       — Сонхи, Ёнджун! Идите ужинать, уже спать давно пора, боже мой!..       Почти дойдя до стула, женщина снова замирает. Кажется, она впервые вспомнила, сколько всего сейчас разом вещает в кухне.       — Что оставить? — растерянно уточняет Ким.       Уловить суть происходящего юрист и не пытался, а потому отвечает навскидку:       — Оставь телевизор.       Дети оказываются в кухне, на удивление, быстро.       — Спасибо-о! — в предвкушении тянет девочка, с разлёту запрыгивая на стульчик.       — А молоко кончилось? — спрашивает Ёнджун, выглядывая из-за дверцы холодильника.       — Да, — грустно отвечает Джинсоль и громко вздыхает. — С такими ценами мы скоро его и купить больше не сможем!..       Парень пожимает плечами, достаёт коробку апельсинового сока и усаживается на своё место. Джинсоль замечательная, но она так часто драматизирует по пустякам: как можно сокрушаться о ценах на молоко, когда ездишь в магазин на новенькой Tesla? Быстро пережёвывая приготовленную мачехой еду, за которую он готов продать свою душу, Ёнджун поднимает взгляд в экран телевизора, который висит на стене прямо напротив.       Бесконечная эпопея про то, как сильно подлетели цены, тут же отходит на второй план. Он слышит, как ведущий несколько раз повторяет имя президента Пака, и вскоре тот самолично появляется перед глазами юноши. Толпы лоснящихся от жира бизнесменов и политиков, фальшивые улыбки, вспышки фотокамер, красные дорожки, величественные залы.       Кажется, что показывают тот самый документальный фильм, про который рассказывал профессор Ким. Снято действительно дёшево — какие-то склейки не имеющих друг к другу никакого отношения архивных кадров под монотонный голос диктора, восхваляющего заслуги дорогого президента: вот президент Пак собственной персоной посещает уже лет пять строящуюся в Сеуле больницу для онкобольных, а через минуту оказывается в окружении министров, осматривая засаженные рисом поля. Можно даже подумать, что сделал это он сам, своими руками и силами!       Почти готовый рассмеяться Ёнджун продолжает наблюдать за весёлыми картинками, как вдруг появляется ещё одно хорошо знакомое лицо. Привычная красная дорожка, всё семейство Пак пожаловало на очередное роскошное мероприятие. Ослепляющие вспышки фотокамер, старый напудренный президент и его молодая красавица жена счастливо улыбаются и приветствуют собравшихся людей. А за их спинами — Чимин. Достаточно резко фокус останавливается на его потерянном бледном лице, на котором так явно читается страх.       — Бедный его сынок, — голос Джинсоль, как удочка, вылавливает Ёнджуна из мыслей обратно за стол. — Он же с тобой учится, да?       — Конечно, — даже удивляется парень. — Куда бы он делся?..       — Вы ещё дружите? — начинает свой допрос журналистка.       — Ну, вообще да… но он с нами будто бы нет. Короче, с этим всё как обычно.       Намджун находит пульт и молча переключает на другой канал. Теперь на экране показываются разного рода эксперты, слишком эмоционально размахивающие руками и яростно перебивающие друг друга. Позади них юрист замечает яркую надпись: «Выборы 2022».       — Все каналы только в этом! — громко цокает Джинсоль и недовольно машет головой. — Лучше его вообще выключить, а то уже ужинать закончим, пока что-то найдётся.       — И ведь каждый год одно и то же, — раздражённо комментирует Намджун и закашливается.       — Да! — соглашается журналистка. — Сейчас абсолютно все источники информации этим забиты. Газеты с его программой, которую каждый наизусть знает, бесплатно раздают! Столько денег тратят, а толку ноль!..       — Говно собачье, — внезапно вставляет Ёнджун, медленными движениями перебирая что-то в своей тарелке.       Уже готовый отчитать сына Намджун удивлённо оборачивается на Джинни. Но Ёнджуна спасает сестрёнка: Сонхи, прежде внимательно следящая за разговором родителей, который на самом деле казался ей случайным набором слов, почти ликующе тыкает пальцем в телевизор:       — А нам сегодня в школе про этого дяденьку рассказывали!       Все трое смотрят на экран. Ли Донук.       — Правда, про него! — набив рот блинами, активно кивает девочка.       — Да? — не скрывая презрения в тоне, откликается юрист, при этом не сводя глаз с уже ненавистной рожи в телевизоре. — И что же вам рассказывали?       — Что он очень хороший, — продолжает Сонхи, наконец прожевав свою порцию блинов. — А президент Пак… Как там учительница сказала?.. Бензиновый!       — Безынициативный, наверное? — смеясь, поправляет её старший брат.       — Да, точно так! — важно подтверждает девочка. — А президент Ли сделает так, чтобы у всех была хорошая жизнь!       — Вот как, — невесело хмыкает Намджун, наконец отрывая взгляд от экрана и переводя его на жену. — Уже президент Ли даже?.. Отлично. Стоп, а как такой сюжет с ним вдруг пропустили в поток пропаганды Пака?       Джинсоль забирает пульт из рук мужа и нажимает на кнопку, чтобы убедиться, какой канал они сейчас смотрят.       — О! — восклицает она. — Ну, всё понятно. Тут пропаганды быть и не может, этот же KBS World! Его несколько лет назад купил, как бы иронично ни звучало, Пак Джунхун. Он со мной на одном курсе журфака учился, сейчас активно поддерживает Ли Донука.       — У вас это профессиональное — Ли Донука поддерживать? — подтрунивает юрист.       Журналистка тяжко вздыхает. Если Намджун и мог с превеликим удовольствием говорить о чём-то часами, то вот именно об этом. О Ли Донуке, чёрт его возьми!..       По новостям крутят этот скучный сюжет про Сеульские больницы. Джинни неинтересно, потому что такая статья у них вышла уже часов семь назад.       — Что-то я сомневаюсь, что он самолично накупил оборудования на несколько миллионов, — с очевидной издёвкой отмечает Намджун.       Джинсоль моментально хватается за эту фразу как за спасительный круг.       — А ты во всём сомневаешься! — переходит в наступление он. — Взял бы и спросил у Минни. Она же там работает! Чего гадать, да ещё и с таким видом!..       — Ну, я с ней редко общаюсь, — несколько сдаёт Ким. — Она у нас не очень-то разговорчивая, ты и сама знаешь…       — Ой, всё!.. — машет на него рукой Джинсоль. — Она твоя родная племянница, между прочим, а общаюсь с ней я! Все тебе не такие!..       — Причём тут это?.. — беспомощно округляет глаза Намджун, пока дети беззастенчиво хихикают над очередной шуточной перепалкой. — Я же сейчас про этого… президента Ли говорю…       — А что он? — вскидывает бровь Джинни. — Предлагает вполне адекватную избирательную программу, сам пообщался со всем электоратом, пожертвовал деньги в кучу фондов, закупил, вот, новую технику дорогущую в больницы…       — И парты! — вклинивается Сонхи. — Он же нам в школу парты новые купил! Даже первого урока не было, потому что их ставили!       Женщина торжествующе разводит руками и откидывается на спинку стула, не сводя язвительного взгляда с мужчины напротив. Намджун опускает голову, как-то очень настырно и долго кромсает блинчик вилкой на более мелкие части.       — Не знаю, — наконец откликается он. — Тебе не кажется, что всё это по большей части предвыборная показуха?       — По крайней мере, он действительно что-то делает, — пожимает плечами Ким. — Уже сейчас. А не только говорит! Когда Пак избирается — это настоящая показуха! И как за него вообще хоть кто-то идёт голосовать?!.       — Он точно так же раскидывается деньгами, — замечает Намджун. — И всё всегда превращается в то, что мы имеем сейчас. Я ему просто не верю, понимаешь? Предчувствие, интуиция, называй как хочешь.       — Он сказал, что СМИ перестанут делиться на официальные и оппозиционные, — отвечает Джинсоль.       Юрист замолкает. Больная тема.       Когда «Молнию», издание его жены, просто перестали пускать в печать, доходы ощутимо сократились. Но больше всего Джинсоль бесило даже не это. Уже который год повсюду виднелись лишь «одобренные» источники, а «сомнительные» оставались пылиться в общем информационном шуме. Этого такая ярая энтузиастка, как Ким, никогда не сможет простить.       — Кстати, я по пути домой видел листовки, — вспоминает Намджун, переводя тему и взгляд с Джинни на Ёнджуна. — С гадостями про Пака и призывами к протестам…       В смущении и словно чувствуя, что в чём-то провинился, юноша мгновенно подрывается с места и хватает со стола свою тарелку.       — Спасибо, было очень вкусно! Я устал так сегодня, пойду, наверное, ложиться.       — Захвати с собой Сонхи, — останавливает его Джинсоль, наклоняясь к сидящей рядом девочке и целуя её в макушку.       Она следует за братом, но перед тем, как покинуть кухню, подбегает к Намджуну и обхватывает его большую сильную руку.       — Спокойной ночи, малышка, — улыбается он и треплет её розовую щёчку.       — Сладких снов, — сладко зевает она и уходит за Ёнджуном, приговаривая: — Вот бы мне Ли Донук приснился, он такой красивый!..       Как только высокая белоснежная дверь закрывается за детьми, женщина принимается собирать грязную посуду. Немного недовольно она косится на супруга и наконец произносит:       — И что ты к нему прицепился с этими листовками?! Он от одного только взгляда твоего уже трясётся! И когда это вдруг активизм стал плохим?       Намджун нахмуривает брови и поднимает свой тяжёлый взгляд на Джинсоль, отчего та сразу отворачивается и открывает посудомоечную машину.       — Он в этом году оканчивает университет, ему точно не об этом сейчас думать нужно, — уставшим от объяснений тоном напоминает юрист. — Если что-то и менять, так всю систему целиком. Протестами против одного президента и заменой его на другого, возможно, такого же, а то и хуже, ничего хорошего люди не добьются.       Невзирая на то, что они обсуждали эту проблему сотни раз и каждый из них знает позицию друг друга лучше, чем собственные номера телефонов, женщина нервно и безмолвно тыкает по панели посудомойки.       — Пусть лучше так! — всё-таки взрывается она. — Лучше так, чем как этот твой… господин Хан! И ему, и Ёнджуну по двадцать одному году — ровесники! А сравни этого твоего с нашим сыном!.. Да господин Хан наверняка даже и не знает, кто у нас президент сейчас!       — У него уже всё есть, — спокойно отзывается Намджун, делая последний глоток чая. — Даже если власть хоть каким-то образом на него повлияет, всего своего богатства он не потеряет. Уедет и будет себе поживать на каком-нибудь острове. А у Ёнджуна всё только впереди, и портить своё будущее бестолковыми идеями?..       — Боже мой, вспомни себя, милый! — теперь уже протирая стол салфеткой, резко всплескивает руками Джинсоль. — Испугались вы с Тэхёном тогда — просто смирись! А что, если бы не сдались и всё изменили? Не терзают такие мысли?!       Она небрежно задвигает стулья за стол, поправляет стоящую на нём вазу с цветами и прожигает юриста своим привычным хитрым взглядом.       Иногда Намджун забывает, каков истинный темперамент его жены. Подобно сотни лет спящему вулкану, неожиданно для всех она может мощнейшим ударом извергнуть всё, о чём только подумает, и вновь на долгое время затихнуть, как ни в чём не бывало. И привыкнуть к этому невозможно — спустя годы супружеской жизни ей по-прежнему удаётся застать мужчину врасплох.       — Терзают, — как-то безэмоционально произносит Ким, потирая сонные глаза. — Но какой смысл теперь об этом думать?       Думает же он об этом каждый день. Сейчас вся сложившаяся ситуация кажется абсолютным отражением того, с чем они сами боролись в свои студенческие годы.       — Значит, сын у тебя не тем занимается, а вы на выпускном курсе самыми примерными студентами были? — не останавливается Джинни, от вскипевшего гнева крепко сжимая спинку стула. — До диплома один в тюрьму отправился, у другого ребёнок родился, третий почти с крыши сбросился… Примеры для подражания, не иначе! Скажи спасибо, что Ёнджуна только листовки и протесты интересуют, а не!..       — Дорогая, — прерывает его Намджун, поднимаясь на ноги, — ты же знаешь, что я ненавижу об этом говорить.       Придя в себя, журналистка понимает, что, кажется, переборщила. Она неловко пялится на супруга, совершенно не шевелясь. С губ слетает только:       — Прости, я не хотела…       — Пойдём спать.