Банановый рейс на Туманный остров (Banana boat to Cloud Island)

Джеймс проснулся перед рассветом. Кровать рядом с ним была пуста, но Стив стоял рядом, у окна, слушая, как волны разбиваются о берег. Песня джунглей. Джеймс молча смотрел на его обнаженную спину, бледнеющую в темноте, позволяя взгляду бездумно скользить по его бедрам и сильным длинным ногам. Его фигура была почти до боли знакома, но в то же время это было так странно — видеть его здесь, рядом с собой. Джеймс хотел бы стряхнуть последние десять лет со своих непохожих плеч чтобы дать Стиву то, или того, кого он заслуживает. Но и Стив тоже изменился. Он так долго жил войной, что она впиталась в него до костей, и может быть, только у Джеймса на всем свете сейчас было то что нужно, чтобы любить Стива. Руки, несущие призрачные следы крови, глаза, видевшие больше смерти, чем жизни, яркие воспоминания о мелком белобрысом панке, темперамент которого больше, чем его тщедушное тело. Где-то на середине их пути остался тот момент, когда Стив спас его и его отряд из рук иракской ячейки ГИДРЫ. Джеймс помнил как обернулся, чтобы еще раз взглянуть на Стива — сияющего и великолепного, как бог войны. Даже его форма, казалось, светилась чистотой и четкостью линий рядом с формой Джеймса. Мятой, пропитанной усталостью формой. Где-то там остался тот момент, когда Джеймс посмотрел на Стива, неуклюже флиртующего с агентом Картер, отвернулся и подумал: «Когда-нибудь я хотел бы стать достаточно хорош для него». Но затем его разрезали на части, накачали наркотиками, долго допрашивали и топили, и тот мальчик, который так хотел быть достаточно хорош как Стив того заслуживал, утонул в грязном, вонючем мешке. А Джеймс — действительно ли он тогда был Баки, или семя Солдата уже было посеяно? — с болью понял, что «когда-нибудь» никогда не наступит, только не для него. «Когда-то я хотел бы быть достаточно хорош для него», — думал он, и его руки задрожали так, что он не смог это остановить. Будто к нему снова вернулось ощущение иглы в сгибе локтя, как будто он снова захлебывается водой в темноте, молча, терпеливо ожидая прихода смерти. В этот момент Стив обернулся и увидел, что Джеймс тоже проснулся. Он улыбнулся, но Джеймс отвел глаза. Потому что их Бруклина давно нет, Ирака тоже давно нет, но Стив снова здесь, с ним, сияющий и великолепный. Когда-то, когда они были детьми, Стив сказал ему: «Я хочу знать о тебе все, Бак. Я буду знать все» «Ну и дурак», — ответил Джеймс, а его потрепанная футболка и исцарапанные колени были как вызов. — «Ты не можешь знать всего, потому что даже я не знаю. А что, если я узнаю что-то о себе, но забуду это прежде, чем ты узнаешь?» Стив пожал плечами, решительно выпятив нижнюю губу. «Я все равно попробую.» Джеймс думал, что пожалуй за двадцать пять лет они не продвинулись дальше этого. Стив лег обратно, и обняв Джеймса пробормотал: — Спи. Это еще не рассвет. Джеймс закрыл глаза, положив свою руку из плоти и крови поверх руки Стива. У них еще есть пара часов до утра; до того, как кто-то заметит отсутствие тепловых сигнатур в клетке Indominus rex; до того, как пейджер Стива на тумбочке сойдет с ума, и они помчатся в самое пекло; пока все не полетело к чертям. Сейчас Стив — настоящий, теплый и твердый — рядом с ним. Как единственная реальная частица мира и дома за десятилетие. Еще не рассвет.