Camilo's interlude

      Антонио, заливаясь самыми горькими слезами, жмется к нему всем телом и мертвой хваткой цепляется за края его руаны. И пусть Камило, тысячу раз перебрав в голове всевозможные слова, принимается его успокаивать, Антонио продолжает рыдать – так, как не рыдал еще никогда, как никогда на памяти Камило не рыдал ни один из знакомых ему детей.       В его крошечных руках лежит серый крысеныш. Неподвижный, выгнувшийся в неестественной позе и, очевидно, неживой.       – Ми... Мило-о, – ревет Антонио, дрогнув и телом, и голосом, и Камило улыбается. Самой ласковой улыбкой, на которую способен, несмотря на то, что его сердце обливается кровью и готово натужно трещать по швам. – Сеньор Гарра... Он... он...       – Это ничего, – качает головой Камило. Антонио смотрит на него покрасневшими глазами, круглыми и по-детски наивными, как у лягушонка. – Если Бог хочет, так случается. С сеньором Гарра все будет хорошо, просто теперь его благосостояние зависит не от нас. Ты мне веришь, Антонио?       – Бабуля говорила, что Бог хороший, – безбожно заикаясь, Антонио заворачивает тельце крысы в потертую местами тряпочку, а Камило, обхватив ладонями его лицо, зацеловывает мокрые солоноватые щеки. – Но если он хороший, то зачем забирает моих друзей?       Камило прикусывает кончик языка – нет в нем столько смелости, чтобы объяснить четырехлетнему, несмышленному Антонио законы животной пищевой цепи.       – Завтра в церковь идем, – как можно мягче напоминает Камило, и Антонио недоверчиво кривится – наверное, припоминает запах благовоний, которые он на дух не переносит, – тогда и узнаешь.