возвращение домой

— Прости, не мучу с девственниками, — неловко улыбается парень. Минхо пожимает плечами, преувеличенно равнодушно отмахиваясь. — Пиздец, ну и больно надо, — бубнит под нос чуть позже, обиженно пиная камень. Парень был красивый, высокий и малознакомый — Минхо только благодаря последнему пункту и набрался смелости предложить сходить на свидание. Что-то подобное рискованное он делал примерно никогда, но когда отчаиваешься, становится немножечко насрать. Конечно, дело не в неопытности — пережевывает свои мысли Минхо, раскачиваясь на старых детских качелях, — просто ты опять не в их вкусе. Телефон пиликает входящим сообщением: Хёнджин отписывается, что уже подходит к назначенному месту. Минхо пытается сдержать улыбку, но выходит откровенно хреново, и, кажется, маленький писк всё-таки прорывается сквозь плотно сжатые челюсти. Встряхнуть плечами, чуть нервно поколотить подошвой кед песок — чтобы снять оцепенение и расслабить натянувшиеся в предвкушении мышцы. Разбитое сердце не мешает химическим процессам продолжать скручивать тело в разноцветную пружинку с фейерверками, даже если зияющая дыра в груди никуда не исчезает. — Я не опоздал? Привет, — Хёнджин, запыхавшийся, коротко обнимает и благодарно принимает из чужих рук банку со слабоалкогольным пивом. К его появлению весь восторг успевает скрыться за маской заебанности — спасибо хорошим актёрским навыкам, характеру и бич-фейсу. — Чего тухлый такой, ебаться не с кем? — Не с кем, — хмуро отзывается Минхо. — Идон отшил. Хёнджин удивленно наблюдает, как тот после своих слов вливает в себя остатки своего, успевшего изрядно потеплеть, пива. — Ты не говорил, что он тебе нравится. — А он мне и не нравится, — Хван вздыхает на это. — Я, конечно, понимаю, что тебе хочется наконец испытать, что такое отношения, но надо влюбляться в кого-нибудь, хён. У Минхо почти вырывается смешок в ответ. Если бы ты знал. Если бы ты, блять, только знал. Но в глазах друга легче быть бездушным аромантиком, чем лузером-неудачником. Поэтому Минхо в который раз выбирает промолчать. — Я чего тебя позвал-то, — Хёнджин вмиг становится каким-то возбуждённым и радостным, теребит шнурки на ветровке. Догадаться, о чем хочет сказать, несложно. — Мы с Джисоном встречаться начали, представляешь! Вчера ещё, но сразу не сказал тебе, нужно было время осмыслить. Минхо улыбается, как бы убеждая, что не винит. Должно быть, взаимная любовь — здорово. — Я рад за вас, — закусывает губу. Правда рад. Хёнджин заслужил. — Я же говорил, что ты ему тоже нравишься. Только коллекцию карт Джинёна ему не показывай. Хёнджин бьёт кулаком в плечо — несильно, но Минхо наигранно морщится и хватается за "пострадавшее" место, — и хихикает. До противного счастливо, но имеет право. — Хван, — кусает губу и немного тушуется под вопросительным взглядом. — Как ты думаешь... только честно. А я... заслужил? Что заслужил, не уточняет — отворачивается и морщится, теребя мелкие неровности на лбу, будто бы корит себя за то, что не сдержал такой тупой вопрос. Но Хенджин, кажется, понимает. — Конечно, заслужил, хён! — тянет на себя и приобнимает за плечи. — Ты же у меня такой красивый и умный, обязательно найдешь свое счастье. Минхо слабо улыбается: и всё-таки, не то, что хочется слышать. Но, справедливости ради, его прошлый краш вообще с ним не разговаривал. А позапрошлый и подавно не знал о его существовании (плакаты Чимина всё ещё висят над кроватью, как мотивация работать над собой). Первый, как и положено было в средней школе, насмехался. Ни об одном из них Хёнджин не знает — Минхо херовый друг. Если вообще им был когда-то. Они доходят до дома младшего, и Хёнджин тянет его в прощальные объятия. Минхо позволяет себе обнимать его чуть дольше, чем обычно, но так, чтобы не возникало вопросов. В остальном — всегда можно списать на подавленное состояние и нехватку любви. — Если через десять лет оба будем одинокими, так и быть, украду твой первый поцелуй и девственность, — Хёнджин, как обычно, напоследок подкалывает, на что получает тихий смех и привычное "иди нахер". Скрывается за дверью. Минхо, глубоко вздыхая, окидывает взглядом улицу: фонари уже зажглись, на улице никого, — и неспеша направляется к себе домой, сжимая в кармане пачку с парой одолженных у знакомого сигарет. Вообще-то, осуждает курение и сам никогда не пробовал, как и подобает порядочному сыну, брату, студенту и кому бы то ни было. Но желание сделать что-нибудь безрассудное и противоречащее своим принципам предательски растёт в груди, вытесняя взращенные с годами принципы. Зачем всё это — кто бы знал. Может быть, почувствовать себя хоть немножечко живым. Нижняя губа начинает подрагивать, когда песня в наушниках сменяется на грустную. Минхо останавливается на площадке возле своего дома, аккурат под неработающим фонарём, выуживая одну сигарету. Руки слегка дрожат тоже, и на нижних веках скапливается влага — Минхо моргает пару раз, заставляя пару капель все-таки стечь по щекам и вернуть способность более-менее ясно видеть. Первые затяжки сразу же пробивают на кашель — противно — но он упрямо суёт сигарету в рот. Должно быть, смотрится романтично: тёмная улица, курево, грустные песни в наушниках, заплаканное лицо и разбитое сердце. Интересно, понравился бы Минхо кому-нибудь вот таким? Хотя бы на мгновение? Сигареты, к сожалению, пустоту в груди так и не заполняют. Бесполезные.