возвращение домой

Чанбин быстро проходит мимо, задев костяшками пальцев монитор и стукнув по нему. Минхо сначала дергается от неожиданности – невыспавшийся, замерзший в одной легкой рубашке и от этого зевающий каждые пять минут от бесконечного потока однообразных документов – а потом подпирает подбородок рукой, сжимая подрагивающие губы в тонкую полоску: вот-вот сорвется на улыбку. За окном снежинки устроили хоровод – новый год в этом году выходит снежный. Время близится к пяти, небо темнеет. С улицы даже сквозь закрытые окна проникает предновогодняя суета. Взгляд невольно скользит по удаляющейся к своему рабочему месту спине, почти что удивлённый. Это первый раз, когда Чанбин делает что-либо подобное. Работают они вместе уже год, так что Минхо с уверенностью может сказать, что это было сделано целенаправленно: Чанбин любит постукивать пальцами по предметам, когда проходит мимо них, но обычно он постукивает по общему столу, что расположен чуть дальше от рабочего места Минхо, или по стойке для папок с документами на входе в отдел. Что-то подобное, привлекающее внимание Минхо, он делает впервые. Особенно, если учесть, что Чанбин знает, какой Минхо дёрганный. Телефон Чанбина разрывается новым рингтоном - сменил впервые за год, - тот берёт его в руки и мажет взглядом по отделу, в сторону Минхо. Он ловит взгляд, сразу же возвращающийся к телефону, почти смущённый. Чанбин сбрасывает и что-то печатает; Минхо засматривается на его пальцы, порхающие над сенсорной клавиатурой, прислушивается к искусственному стуку клавиш, необъяснимым образом успокаивающему. Отдел потихоньку расходится по домам. Большинство торопятся собраться до окончания рабочего дня – семьянины, которым нужно успеть в магазин за готовыми салатами и замороженной курицей. Некоторые планируют гулянки с друзьями или половинками, остальные, как Минхо, посиделки у телевизора в одиночестве. У Минхо уже запланирован список фильмов для просмотра, в шкафу ждут своего часа снеки, а в холодильнике – бутылка виски. Все немногочисленные родственники и знакомые поздравлены ещё в обед, чтобы потом не отвлекать друг друга бессмысленным обменом любезностями. Когда Минхо, наконец, заканчивает с работой, на часах пять тридцать, а рядом с его рабочим местом появляется фигура Чанбина. Минхо удивлённо оглядывается: кроме них никого больше не осталось, все уже разошлись по домам. Даже начальник, который обычно засиживается до последнего (порой Чан даже ночует в офисе), испарился час назад вместе с новеньким заместителем Ханом (на свиданку свалили, не иначе). Минхо переводит взгляд на Чанбина, который как-то смущённо переминается с ноги на ногу. – Ты... один остаёшься на новый год? – спрашивает он, лохматя волосы. Минхо заторможенно кивает, чувствуя, как немного краснеют щёки. Они с Чанбином, конечно, хорошо общаются, но все ещё недостаточно близко для дружеского совместного празднования. – Я тоже, – хмыкает. – Тогда, может, сходим куда-нибудь выпить? Минхо к шансам, которые преподносит ему судьба, всегда относился с большой серьёзностью и пользовался вовсю. Поэтому он даже как-то слишком резко скидывает в рюкзак свои вещи и поднимается со стула, угукая и зеркаля чужую улыбку. А наутро просыпается в кольце чужих крепких рук, уткнувшимся в прикрытую домашней толстовкой грудь, и понимает, что фраза "как новый год встретишь, так его и проведёшь" – не пустые слова. Потому что, кажется, теперь его отпускать никто не собирается.