White noise

      В полумраке пустой кухни скрежет колесика кажется очень громким. Эрен откидывается на спинку кресла и затягивается, слегка прикрывает трубку зажигалкой, следя в отражении металлического корпуса за тем, как тлеют, сгорая с тихим треском, зеленые крупинки. Легкие медленно затапливает горький, сушащий дым.       Через минут пять приходит слабость, одуряющая легкость и желание съесть что-то, но он отвлекается на мозаику освещенных окон фасада напротив. Уже почти ночь, по подоконнику снаружи мягко постукивает затянувшийся дождь, и он один в этом приглушенном мире. Эрен лениво разглядывает каждое окно, катая на языке травянистое горелое послевкусие. Вот темный прямоугольник, расчерченный пополам яркой раной разошедшейся занавески, вот еле видное сквозь молочные шторы свечение ночника в спальне, а вот кислотная светодиодная лента опоясывает весь оконный проем, мерцая и переливаясь как инопланетная змея. Он часто накуривается после работы и сидит так, развалившись в кресле, бездумно глядя на мир снаружи, как рак в своем подобранном по ошибке пластиковом стаканчике. Хотелось бы найти раковину по размеру, какую-нибудь красивую, например, тигровой ципреи, маленькую и нежную, с подвернутым дрожащим зубчатым пологом, лакированную, в темное расплывающееся пятно. Или ветвистого мурекса — колкого и острого, и такого чистого, что рядом даже дышать страшно. Барочные своды внутренней полости раскручиваются перистым крылом, с тонкой зовущей розовой каемкой по самому краю. Или ламбиса, который как подгоревший готический собор из зефира. Длинные ползущие спицы словно прижали и размазали, сама раковина сплюснута и то ли растворяется в беспощадном жаре, то ли отлипает от чего-то. Болезненная, несимметричная, как обмылок. В соседней с переливающимся окном квартире нет занавесок вообще, и он видит, как какая-то девушка торопливо раздевается, забрасывая вещи на низкую тумбу. В комнате светло, на кровати — разворошенное гнездо одеяла с узором из простых геометрических фигур. Стены голые и пустые, даже комнатных цветов нет. Видимо, совсем недавно переехала или живет крайне аскетичной жизнью.       Он прикрывает глаза, погружаясь в невнятные плывущие мысли, но на обратной стороне век какое-то время еще горит маленькая светлая ягодица в голубом кружеве. Его вдруг очень захватывает вопрос, какое на ощупь ее белье — скользкая микрофибра или мягкий хлопок? Кружево топорщится и щекотное или прилегает плотно, почти не скользя по нежной коже?       Может быть ему добавить кому-нибудь из персонажей кружево в концепт костюма?       Пальцы прожимают пробел и в углу стола разгорается вышедший из сна монитор, на котором множество открытых вкладок гугла с одной стороны и почти скомпонованный в индизайне шаблон листа с другой.       На листе концепт-арт персонажа и подборка референсов, собранных по нескольким категориям — цветовая палитра, пейзаж, текстуры и материалы, костюм, оружие, аксессуары, ракурсы и позы человеческих фигур. Эрен подтягивает левую ногу к груди и упирается подбородком в колено, внимательно скролля сайт для художников в поисках чего-то кружевного в нетривиальном месте. Среди множества нижних юбок, вуалей и рукавов, а также комбинаций, зонтиков и даже обуви, вдруг проскальзывает нужный кадр, и он замирает, разглядывая его. Лица модели не видно, только горло, сжатое воротничком какой-то плотной рубашки, руки сложены на груди, кистей не видно, а центр кадра занимает роскошный в своей простоте, отороченный тончайшей работы кружевом шейный платок. Эрен склоняет голову набок и щелкает «скачать», подковыривая ногтем, в ожидании, треснувший от частого падения корпус клавиатуры.       Сейчас он подбирает референсы для одного из ключевых персонажей всего сюжета. По задумке этот человек занимает один из руководящих постов в армии, обладает несгибаемой волей и авторитетом, умный, обаятельный и целеустремленный, готовый на все ради достижения поставленной задачи. Высокому, крепко сложенному голубоглазому блондину точно подойдет шейный платок, думает Эрен, перекидывая фото в шаблон и настраивая масштаб изображения. Конечно, такая деталь придает и без того конфетному образу излишнюю идеальность, но в мире его игры все и так, мягко скажем, гиперболизировано с одной стороны и крайне символично с другой. И это фото отлично войдет в тот ассоциативный ряд, который начат уже давно, но никак не завершался, так как не удавалось найти финальный штрих.       Образы персонажей сложились сразу и так прочно обросли мясом поверх функционального костяка, что иногда его посещает мысль, а не расщепился ли он на несколько условных архетипов, наделив их сегментами своей личности и распределив по четким ролям в сюжете. Как в той культовой книге, где мальчик придумал себе больше двадцати разных персонажей, каждого с конкретной задачей и функцией. Он никогда не углубляется в эту мысль и не развивает ее дальше, но определенное ощущение сепарации внутри себя тем не менее ощущает, особенно ярко — при прописывании сеттинга. С другой стороны, разве не так устроено повествование? Личный опыт, преломленный через коридор сюжетных призм, образует нарратив, в котором автор уже не столь важен, есть только тот, кто принимает эту мысль, пускает в себя и переваривает.       Он чешет щеку о шероховатую ткань домашних шорт и оценивает получившийся коллаж. Зелено-белая палитра грубых тканей, потертая кожаная амуниция, шерстяной плащ полощется на ветру; аккуратно уложенные светлые волосы, взгляд из-под широких бровей прямой и цепкий, даже колючий, гладко выбритая скула, морщинка в углу четко очерченных губ; замерзшее озеро в сверкающей пудре снега под рваными облаками, высокая волна прибоя в взвеси мелких брызг, белая пена яблоневого сада в алеющем вечернем свете; крепкая жилистая рука в брызгах крови на седле. Блестящее широкое лезвие клинка. Серебряная корона с мелким речным жемчугом. Вспоротое горло. Белый шейный платок.       Эрен сглатывает, выпрямляется и шумно выдыхает, печатая в шапке слайда «Эрвин Смит», после чего сохраняет файл и смотрит на часы.