🌵🌵🌵
Ручеек страждущих, желающих прикоснуться к бесплатной медицине, начал иссякать только к концу приёма. Если считать всех «я-только-спросить», то общее количество принятых пациентов впечатляло. Впрочем, Матвей Соколов явно выделялся из чихающей и кашляющей толпы. Александру Юрьевичу весь день казалось, что этот красавец и редкостное хамло продолжает портить ему настроение. Заочно. В памяти то и дело всплывали быдловатые выражансы, крепкие мышцы и озадаченный взгляд. Матвей смотрел так, будто действительно не понимал, почему встретил такую остро негативную реакцию. Всё это вызывало неприятный осадок вкупе с досадными размышлениями, и погрузившись в них, терапевт сам не заметил, как оказался после рабочего дня дома. Заняться домашними хлопотами вместо того, чтобы мысленно прогонять гнусный разговор по сотому кругу, показалось удачной идеей. Александр Юрьевич любовно пожарил замаринованный ещё утром стейк и запëк брокколи с сыром. Он даже налил себе бокал сухого красного вина к ужину. Ведь если он мог себе позволить редкие гастрономические радости, то почему бы и нет? Зарплата рядового медика не велика, даже учитывая все надбавки. Но Полянский давно жил один и деньги тратил только на пропитание, оплату услуг и откладывал на отпуск. Конечно, жареное мясо и алкоголь не лучший вариант для правильного ужина, а Александр Юрьевич старался вести здоровый образ жизни, но после такого нервного дня ему было просто необходимо восстановить зону комфорта. Алкоголь сделал своё дело, но не так, как ожидалось. Вместо приятной расслабленности Полянского затянуло меланхолией. Стоячие вóды воспоминаний всколыхнулись, рябью показывая события пятнадцатилетней давности. Вот Саша, двадцатидвухлетний студент-медик, возвращается в родной город на каникулы. Живёт отдельно от родителей — снимает малосемейку, как взрослый. Впереди ещё несколько лет учёбы, но это потом. А пока — лето! Солнечное и беззаботное. И поначалу так и было, но позже Саша заскучал. А вот в той же малосемейке другой студент, с журфака. Приехал к родственникам на лето и тоже маялся от безделья. Единственным развлечением для студентов стал мобильник-слайдер. Новенький, миниатюрный и даже с камерой на три мегапикселя. Вот на эту камеру они и делали многочисленные снимки, до, во время и после секса. Саша со всей беззаботностью любил позировать на фоне модного в то время чёрного постельного белья с красными иероглифами. Ему нравилось то, с каким восхищением смотрит на это его любовник. Нравилось чувствовать себя открытым, развратным и свободным. Конечно, весь компромат они удаляли. Наступил август, и настала пора прощаться. Будущий журналист клялся в вечной любви и целовал Саше руки. Обещал найти, звонить, писать и думать… В общем, начал практиковаться в своей профессиональной деятельности и болтал без умолку. Влюблëнный и растроганный Саша свято верил каждому слову и даже позволил оставить пару фотографий на память, чтобы скоротать долгие осенние вечера, предвкушая следующую встречу. И эта была самая большая ошибка в его жизни. На фотографиях не было лютой жести и откровенного порно, но с первого взгляда становилось понятно, кто на них запечатлён и какая у него ориентация. Беда пришла откуда не ждали. Можно было бы предположить, что будущий журналист начнёт шантажировать снимками Сашу или выставит их в интернет для потехи, но нет. Ничего такого не случилось. Он просто потерял свой новенький слайдер на автобусной станции, когда покидал их захолустье. И телефон нашла местная гопота, которые всё ещё жили по понятиям 90-х — своего золотого века. То, что пережил Саша после этого, можно назвать одним словом: травля. Его били, шокированно шушукались за спиной, отпускали сальные шуточки и всеми способами старались ткнуть носом в собственную «неправильность». Злополучные фотографии с пометкой «Гомосек» пересылались по аське, в ММS- сообщениях и через ИК-порт. Торец местной школы украсила огромная синяя надпись «ПОЛЯНСКИЙ ПИДАРАС», а вслед за ней народному творчеству с незначительными вариациями подверглись гаражи, остановки и подъезды — основная среда обитания всё тех же гопников. В 2007-м писать подобные спичи ещё считалось модным. И даже родители… А что родители? Не все могут принять предпочтения своего ребенка, особенно когда на них самих начинается давление на работе и от общества. Мама плакала и винила во всём себя, а отец пил. Погрузившись в самобичевание, они совсем забыли о сыне, которому поддержка нужна была как никогда раньше. Спустя несколько лет, ставший запойным отец отравился некачественным алкоголем. Мама ненадолго пережила его и в одно мгновение ушла из жизни, не справившись с инфарктом. За прошедшее время они так и не поговорили с сыном. Не смогли его принять. Но в то первое лето Александру удалось уехать на учёбу раньше, и он надеялся, что до следующего года страсти утихнут. Оказалось, в небольшом городке с населением около семи тысяч человек было не так много развлечений, а потому смешки, тычки и плевки продолжались и следующим летом. Саша стал местной достопримечательностью, и жители приравнивали его к Борису Моисееву, искренне считая, что все геи знакомы между собой через постель. Причем со временем даже гопники поуспокоились и начали жить своей жизнью: женились, разводились, оказывались на зоне или уезжали — кому что. Зато активизировались местные кумушки. Александр точно знал, что слухи о его ориентации передаются от родителей к детям вместе с напутствием не заходить одновременно с ним в подъезд и вообще держаться от содомита подальше. И это было особенно обидно, ведь после исчезнувшего журналиста других партнёров в пределах родного города не было. Даже на работе Александр периодически находил похабные стишки про геев, а кардиолог и окулист демонстративно не здоровались с ним за руку. Были случаи, когда пациенты участка отказывались от лечения, мотивируя это личной неприязнью. И это ещё хорошо, что Полянский стал терапевтом, а не педиатром. Иначе к обвинениям в гомосексуализме добавилась бы педофилия. Несмотря на эту историю и всеобщее порицание, после учёбы он вернулся в родной город. Хотя возможность остаться в областном центре имелась — ведь терапевты, как медики широкого профиля, требовались везде. Но ему со всей наивностью и тягой к справедливости хотелось кому-то что-то доказать. Что он хороший специалист. Что он неплохой человек. Что люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией ни в чём не виноваты, а желание любить и быть любимыми естественно для всякого живого существа. Первые годы он лелеял такие надежды, но со временем понял, что это бесполезно. Люди менялись, но все по-прежнему видели в нём в первую очередь извращенца. И только потом уже врача. Как личность и человека его вообще никто не воспринимал. С годами всякое желание что-то доказывать отпало, зато пришли осознанные опасения. Своя жизнь, относительно спокойное существование и тихие вечера за тремя замками на входной двери начали цениться и казаться благами, а идея абстрагироваться от подначек — удачной. Учитывая его важную работу для провинциального городка, его больше не били, но и не поддерживали. Редкие и робкие голоса, которые пытались его защитить, были затоптаны ещё пятнадцать лет назад. Посеянная в то же время гомофобия сейчас почти отцвела, зато вокруг пробились сорняки подозрений и сортирного юмора. Словом, Александр Юрьевич был бесконечно одинок. Конечно, со временем в его жизнь пришли специальные платформы для знакомств, скайп и переписки, но обжëгшись в юности на своих фотографиях, он не мог расслабиться и всё время ожидал подвоха. На окнах появились плотные непрозрачные шторы, а камера на ноутбуке прикрылась стикером. На всякий случай. Бренное тело не волновали проблемы гомофобии. Оно хотело секса. И Александру приходилось спасаться почти ежедневным порно и коллекцией игрушек. Конечно, как врач он понимал, что нельзя так часто нарушать микрофлору, но желание было сильней. Хотя никакой силикон не мог заменить настоящие живые прикосновения. Тем более весь этот суррогат после мимолëтного удовольствия приносил горечь и осознание собственного одиночества. Так что только во время заграничных отпусков Александр Юрьевич позволял себе найти мужчину по вкусу и за пару недель отрывался на год вперёд. Его «отпускной» чемодан на треть состоял из презервативов и тюбиков со смазкой, и куда больше времени он проводил в номере под брутальным мачо, чем на пляже. На какое-то время хватало, а потом снова до скрежета зубов хотелось почувствовать на себе чужие горячие руки… Рассматривая огонёк светильника через бокал с красным вином, Александр Юрьевич грустно улыбнулся. Видимо, судьба у него такая: состариться и умереть в одиночестве. С теми самыми игрушками и воспоминаниями о гостиничных номерах. Кстати, об игрушках… Терапевт поставил бокал в сторону и пошёл в спальню, чтобы выбрать компанию на сегодняшний вечер. Пробки, бусы, кольца… Нет. Не сегодня. Красный, бежевый, чёрный, ещё пара бежевых, из прозрачного стекла… Стоп. Вот он! Мягкий полупрозрачный силикон с усиленной основой. Салатовый, как футболка Матвея Соколова. Пусть сегодня будет такой…Часть 1. Туда-сюда
30 мая 2022 г. в 15:20
Примечания:
С благодарностью Гамме, Бете и Читателю
— Тук-тук! Здрасьте! Можно?
Александр Юрьевич Полянский, обычный терапевт первой городской больницы, машинально угукнул в ответ, не отрываясь от амбулаторной карты предыдущего пациента. Его, почти как и любого медика, раздражало традиционное желание посетителя как можно скорее попасть в кабинет, чтобы сидеть над душой. А ещё это произносимое вслух «Тук-тук!» Вот зачем, если одновременно с этим человек стучит в дверь?
— Здравствуйте. Проходите и подождите, пожалуйста, — привычно отозвался он и продолжил делать записи в пухлой карте одной из самых пожилых своих пациенток. Впрочем, Александр Юрьевич знал бóльшую часть города из тех, кому за тридцать. И по работе, и вообще.
— Хорошо. Как скажете, док.
Спустя пару минут терапевт отложил ручку и с удовольствием выпрямил чуть онемевшие пальцы. Никто и не догадывается, сколько километров текста выходит из-под пера медиков за их практику.
— Итак. На что жалуетесь? — он принял у медсестры Венеры Леопольдовны амбулаторную карту, состоящую из пары листочков, и бегло просмотрел анкетные данные. Особо и читать-то было нечего.
Соколов Матвей Сергеевич. Двадцать шесть лет. Метр семьдесят восемь. Девяносто килограммов. Первая положительная. Здоров, как конь. Тьфу-тьфу.
— Э-э… Ну, не то чтобы я жаловался… Хотя в какой-то степени… Э-э… — начал мямлить парень, явно стараясь подыскать слова, а Александр Юрьевич уже начал визуальный осмотр для экономии времени. Внешний вид, кожные покровы, зрачки, дыхание — на первый взгляд всё было в норме.
— И всё-таки вы здесь. Я вас слушаю, Матвей Сергеевич, — ожидая, пока пациент раскачается, терапевт осмотрел его более внимательно. Высокий и стройный. Симпатичный. Атлетическое телосложение доведено до идеала: широкие плечи, мускулистые руки и узкие бёдра. Но всё благоприятное впечатление затмевает ядовито-салатовая облегающая футболка, которая только подчеркивает накачанную грудь и — не кажется ли? — кубики пресса. Не часто в кабинет участкового терапевта заходили подобные экземпляры модельной внешности. Обычно его контингент состоял из бабушек, дедушек и сопливых бюджетников, которые пришли за больничным.
— Ой, не. Не надо отчества. А то я сразу или стариком себя чувствую, или как будто экзамен сдаю, — вполне себе уверенно выдал пациент.
Александр Юрьевич моргнул, прекращая пялиться на симпатичного парня и решительно вдохнул, постукивая кончиком карандаша по столу.
— Хорошо. Матвей. Я вас слушаю. В коридоре очередь. Я не могу её беспричинно задерживать.
— Эх, блямба… Это… Моя проблема не для посторонних ушей в общем.
— Тут нет посторонних. Рассказывайте, как есть. Обещаю, дальше этих стен информация не уйдет.
Обычно такие слова помогали, но не в этот раз. Парень нервно взлохматил волосы и скосил глаза на Венеру Леопольдовну, апатично листающую чью-то карту. Терапевт вздохнул. Понятно, что у этого Матвея какие-то деликатные симптомы, не банальный насморк. Но стесняться медсестры не стоит. Хотя именно эта особа — та ещё сплетница. Лучшая из лучших. Сколько крови она из самого Александра Юрьевича выпила…
— Кхм-кхм, — пациент напомнил о себе, и медик вздохнул, признавая поражение.
— Венера Леопольдовна, а не хотите ли пойти попить чайку? Кажется, девочки из регистратуры принесли свежайшую пастилу.
— Щаз! Я на своём рабочем месте! А от сладкого морда пухнет, — как всегда грубо отбрила медсестра, которая из принципа не хотела идти навстречу терапевту. В их городке было много таких. Принципиальных.
Но с появлением этого пациента всё пошло как-то по-другому.
— Мадмуазель, могу ли я просить вас об одолжении? — Матвей обернулся в сторону медсестры, поймал её за руку, огрубевшую от многолетней работы на огороде, и прикоснулся к потрескавшейся коже губами. С огромным удивлением терапевт увидел, как прямолинейная и хамоватая Венера Леопольдовна засмущалась и застенчиво хихикнула.
— Ну попроси, — в её лёгком басе послышались игривые нотки.
— Пожалуйста, дорогая, не могли бы вы оставить нас наедине? Боюсь, я не смогу быть откровенным в присутствии такой красавицы, как вы! И кстати, к вашей идеальной фигуре не пристанет ни одна лишняя калория! Просто не посмеет. А пастила полезна. Вы знаете, что в основу пастилы входит яблочное пюре, а оно богато природным пектином? Ну, а капелька сахарной пудры только подсластит ваше чаепитие! И этим вы меня буквально спасëте! — и он ещё раз присосался поцелуем.
— Негодник и льстец, — одобрительно прогудела медсестра, грузно поднялась, со скрежетом отодвинув стул, и вынесла свои телеса в коридор.
Терапевт и пациент остались наедине.
— Кхм… Неожиданно. Я вижу, что язык у вас подвешен как надо. А значит, жду от вас полный перечень всех симптомов.
— Да ну! С женщинами всегда так. Они же ушами любят. Ну и вот. Ничего сложного. Всегда в запасе надо иметь пару короночек, чтобы любая королева сдалась под таким напором, — Матвей самодовольно откинулся на стуле, явно красуясь и стараясь произвести впечатление.
— Да, Венера Леопольдовна настоящая королева. Тут не поспоришь. Хотя «мадемуазель» относится к незамужним девушкам. Венера Леопольдовна со своими тремя разводами не совсем подходит, но это неважно. А откуда про пектин знаете?
Александр Юрьевич неожиданно даже для самого себя упомянул про семейное положение помощницы и внутренне смутился. Он всеми фибрами души ненавидел сплетни и всю сознательную жизнь, особенно после того самого случая, их избегал. А сейчас почему-то сам невольно опустился до этого уровня. Как будто ревность пустила свою тонкую иглу, и участковый хотел, чтобы всё внимание красавца-пациента шло только по назначению: в сторону врача. Но это же абсурд. К счастью, пациент явно ничего не заметил и больше медсестрой не интересовался.
— А я до армейки на кондитерке работал. Хотя кто там только не работал! Полгорода отметилось уже… Так там девчонки постоянно пастилу трескали и про этот пектин говорили. Вот я и запомнил, — Матвей открыто улыбнулся, и Александру Юрьевичу захотелось улыбнуться в ответ, но он себя одëрнул. Несмотря на всю открытость и очаровательную взбалмошность этого парня, не следовало забывать о профессиональной этике. Подобное заигрывание недопустимо.
— Понятно. Тогда, раз всё прояснилось и свидетели устранены, вы наконец-то расскажете мне, что вас сюда привело?
— Ну, типа, сердце колотится. Задыхаюсь иногда. В груди колет и нервишки шалят. Это если основное.
— Температура? Кашель? Мокрота? Одышка? Поднимите майку, — терапевт сопроводил свою просьбу жестом и надел стетоскоп.
— Ну жарко бывает, ага. Кашля нету вроде. Внутри всё скручивает, и капец. А ещё иногда…
— Секунду. Вдохните и не дышите, — Александр Юрьевич дождался, пока болтливый пациент умолкнет и приложил головку стетоскопа к его груди.
Годы практики позволяли абстрагироваться от своих желаний и поддерживать лишь профессиональный интерес, но этот Матвей оказался слишком хорош. Подвиснувший терапевт с привычкой профессионала вслушивался в тональность и ритмичность звуков, но не мог не отметить чистую кожу, подтянутый живот и маленькие горошинки тёмных сосков. На левой стороне груди виднелась недавно набитая татуировка птицы. Ну точно, Соколов же… И пахло от красавца очень приятно — чистым телом и дезодорантом.
— Доктор, дышать уже можно?
— Да, дышите! Конечно, — спохватился Александр Юрьевич. — Повернитесь спиной.
Вид сзади оказался не хуже. Хорошо развитые плечи контрастировали с узким тазом и упругой задницей. Трапециевидные мышцы манили рельефом. Идеальное тело! Не перекачанное. Вкусное. Такого кадра можно обмазать маслом и сразу же отправлять на подиум. Повезёт же какой-нибудь девушке.
Полянский украдкой вздохнул, возвращаясь за стол. Он сам не мог похвастаться ни ростом, ни мускулатурой. Даже отличительных черт не имелось, кроме разве что ухоженных рук и отсутствия растительности на теле. В юности он был хрупким, как эльф, а сейчас чуть заматерел и потерял ту ауру.
— Ну так вот… Самое-то главное я и не сказал! Э-э… Блямба, как же всё непросто! В общем, доктор… У меня никогда проблем не было. Стоило только подумать, как я готов. Кремень! А потом чёт началось. Мысли какие-то левые, желания непонятные. И главное, Матвейка-младший подводить начал. Я думал, может устал, или голова болит… Может, нужно витаминок попить и всё пройдет… Но нифига! Даже подрочить теперь толком не могу — в башку лезут не те, кто надо, — из пациента буквально хлынул поток сознания о наболевшем.
Александру Юрьевичу пришлось изрядно постараться, чтобы не закашляться. Пальцы сами схватили карандаш и начали вертеть деревяшку. С подобными жалобами в своём кабинете он сталкивался впервые. Особенно на Матвейку-младшего.
— Я правильно вас понимаю, что у вас возникли проблемы с потенцией?
— Не, ну как проблемы… Я думаю, что всё дело в мозгах, — авторитетно постучал себе по лбу пальцем Матвей. — В штанах-то всё крепко. Стоит как надо. Только вот в башке теперь не девчонки. А вживую да, не получается. Потому что вокруг одни девчонки, опять же! Замкнутый круг! Но я знаю, как это решить! В инете полно подобной информации.
— Понятно. Матвей, в вашей ситуации требуется консультация более узкопрофильного специалиста. И уж точно нельзя заниматься самолечением. В идеале, нужно к андрологу, но единственный специалист в областном центре. Если сможете выбраться, то я выпишу направление. В пределах же нашего города советую обратиться к урологу. Светлана Николаевна отличный специалист. У неё сейчас как раз приём. Давайте я позвоню, и вас примут без очереди. Хотя в любом случае потребуется сдать анализы. Общий анализ крови, моча, гормоны…
— Стоп-стоп-стоп! Погодите, доктор! Я это… Наверное, вы меня не так поняли. Или я не так сказал. Я ведь жутко нервничаю на самом деле, — Матвей одëрнул свою кислотную майку и уверенно уселся обратно.
— Слушаю.
— Мне не уролог нужен. Мне нужны вы.
— Но я терапевт. В вашем случае лучше получить консультацию более…
— Да не нужен мне врач! Я к вам. Лично. Типа, в частном порядке. А то, что вы врач, так это просто повезло. Два в одном, так сказать.
— Ко мне? В каком смысле? — Полянский решительно не понимал, при чём тут он, но многолетний опыт и подступающее плохое предчувствие начинали тревожить. В затылок ударила тупая боль, разбивая былое добродушие мушками перед глазами.
— Говорю же, я в курсе, как исправить свои загоны. Сам себе, так сказать, выписал лечение! Нужно просто попробовать.
— Попробовать что?
— Ну, с мужиком. Того самого. Вы понимаете.
— Допустим. Вы решили поэкспериментировать и сменить партнёршу на партнёра. Но, позвольте, причём тут я?
— Ну-у, все же знают… Что вы этот… Ну, типа, гей. Вот я и подумал… Может быть, мы могли бы с вами… Туда-сюда… — Матвей явно уловил смену настроения терапевта и занервничал, но упрямо хотел довести дело до конца. Он смущëнно растянул губы, вот только Александру Юрьевичу уже не хотелось улыбаться в ответ.
— Туда-сюда? — переспросил севшим голосом терапевт. — Туда-сюда?! Вы понимаете вообще, что предлагаете?!
— Не, ну вы не думайте ничего такого. Я нормальный. Я в том смысле, что свой свояка видит издалека, или как там? Мы же должны держаться рядом, выручать и…
— Уходите.
— Чë?
— Убирайтесь! Чтобы ни вас, ни вашего омерзительного предложения тут не было!
— Доктор, вы чё? Я ж не имел в виду ничего плохого.
— Я неясно выразился?
Полянский тяжело дышал и с ненавистью смотрел на того, кто вывел его из себя за несколько минут. Впервые на своём рабочем месте доктор, призвание которого лечить людей, оказался так близок к кровавому убийству. Глаза заволокло мутной пеленой гнева. Как этому болвану вообще в голову пришло подобное?! Заявился, как в бордель!
Озадаченный серый взгляд скрестился с негодующим карим. Казалось, ещё секунда, и от медика посыплются искры. Треск, с которым сломался карандаш в руках Полянского, прозвучал как выстрел — и жаль, что не в пустую голову Соколова.
Матвей вздрогнул от неожиданности, моргнул и открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут открылась дверь.
— Ой, а вы ещё тут? — в кабинет с улыбкой вплыла Венера Леопольдовна, на ходу смахивая сахарную пудру с губ.
— Матвей Сергеевич уже уходит, — с ледяным презрением откликнулся доктор и выкинул сломанный карандаш в урну. Вспышка слепого гнева прошла, оставив после себя разъедающую душу горечь. Многолетнюю горечь.
— А как же моё лечение? — впервые серьёзно спросил Матвей. Из его голоса исчезла вся дурашливость.
— Такое не лечится. Соболезную вашему горю. Следующий!