Не лечится

      Утро началось со звуков. Где-то в ногах мурлыкала Бантик. И если это тарахтенье было почти привычным, то вот тихое сопение где-то сверху стало полной неожиданностью. Александр Юрьевич открыл глаза и уставился на покрытый щетиной кадык.       К сожалению, память не была милосердной и не сделала подарок в виде нескольких минут счастливой озадаченности. Полянский вспомнил всё и сразу. И как он хотел расслабиться, и как Матвей завалился к нему в дом, а затем в душу и в постель. Вспомнил, как бился в оргазменных судорогах и как порочно слизывал с губ солоноватую сперму под диким взглядом Соколова.       Пульс подскочил, а на лбу выступила испарина. Захотелось побиться о стену головой. Своей или Матвея — не важно. Что же они натворили?       Матвей вздохнул и завозился. А через несколько секунд открыл глаза.       — Привет, — хрипло произнёс он. — Ты как?       Полянский молчал, не в силах выдавить хоть звук. Только бегло осматривал Матвея, отмечая помятые подушкой щёки и тени под глазами. Наверняка он и сам выглядел не лучшим образом.       — Я предлагаю обзавестись нормальной кроватью. Что скажешь?       Не дождавшись ответа, Соколов потянулся к нему с поцелуем, но терапевт отвернулся.       — Уходите.       — Что?       — Что слышали. Уходите.       — Почему? Что-то не так? Я тебе… навредил? — Матвей приподнялся на локте и встревоженно посмотрел на доктора. В серых глазах горело беспокойство.       — Нет. Дело не в этом. Просто… Вы же хотели попробовать секс с мужчиной. Вы его попробовали, — говоря это, Полянский поднялся с кровати, проигнорировав попытку Соколова его остановить, и накинул халат, зябко поводя плечами. — Теперь не смею вас задерживать. И впредь попрошу меня больше не беспокоить.       Соколов нахмурился и сел на диване, спустив волосатые ноги на пол.       — Саш…       — И ради всего святого, прикройтесь! Точнее, одевайтесь. И уходите.       — Нет. Какая муха тебя укусила?       — Соколов, всё, что произошло — это ужаснейшая ошибка. Я жалею, что поддался на ваши уговоры и сладкие речи. Этой ночи не должно было быть. Поэтому лучше вообще всё забыть. И мне, и вам, — терапевт сложил руки на груди и уставился в окно.       — Выходит, ты воспользовался мной? Поматросил и бросил? Трахнул, а теперь выгоняешь? Я же не вещь! — несмотря на привычный дурашливый тон, в глазах Матвея промелькнул гнев.       — Не время устраивать каламбур, Соколов. Уходите. Пожалуйста.       — Да блямба! Дай хоть в душ сходить.       — Ночью намылись уже.       — Тогда давай кофе выпьем. Поговорим. Не спеша и…       — Кофе нет. Уходите.       — В туалет хотя бы можно? Или заставишь отливать у забора? — Матвей скрипнул зубами и начал натягивать джинсы.       Полянский всё так же смотрел в окно, но ничего перед собой не видел. Если бы он только мог отмотать время назад… Но нет. Он и правда повëлся на слова Соколова. Растëкся перед ним лужицей. А что дальше? День, два, неделя… А после Соколов всё равно уйдет. Эти тысячи игл, что пронзают его душу насквозь, неизбежны. Вопрос лишь в том, когда это случится. Уж лучше сейчас, пока всё не зашло слишком далеко. Хотя куда уж дальше!       Да, всё правильно. Пусть на память о Матвее останутся Блямба с колючками, Бантик с растущим не по дням, а по часам приданым и целый ворох воспоминаний.       — Саш… — Матвей неслышно подошёл сзади и положил свои ладони на плечи терапевта.       В очередной раз Полянский не смог себе отказать и досчитал до трёх, ловя последние моменты прикосновения. А потом вывернулся и пошёл в прихожую. Хмурый Матвей шагал следом.       — Я позвоню.       — Не стóит. Тем более в моих планах сменить номер.       Матвей молчал, взявшись за ручку двери, но не открывая её. Серые глаза будто что-то старались рассмотреть.       — Ты же не хочешь, чтобы я уходил.       — Хочу. Правда, — Александр Юрьевич упрямо вскинул подбородок и сделал самые честные глаза. Соколов медлил. — Да уходите же уже! — сорвавшимся голосом крикнул терапевт и неожиданно даже для себя как-то ухитрился вытолкнуть Матвея в подъезд.       Он ожидал стука, настойчивых звонков в дверь или чего-то подобного, но всё было тихо. Подойдя на ослабевших ногах к окну, он увидел, как Матвей вышел из подъезда и ушёл. Видимо, он тоже был в раздрае, потому что совсем забыл о своей Ласточке, припаркованной в центре двора.       Он знал, что поступил правильно. Знал, что истерика, которая только начинается, скоро его отпустит и всё станет, как прежде. Возможно, его броня и невозмутимость станут чуть крепче. Но сейчас было настолько больно, что он лёг обратно в постель и заскулил.       Он переполз на место Матвея, которое ещё не успело остыть, и начал принюхиваться, по крупицам собирая оставшийся запах. Если бы он мог, он наполнил бы им баночку, чтобы иногда открывать, как нюхательную соль. Но тепло Соколова, как и его запах, скоро начали исчезать. И Полянский почувствовал себя совсем одиноким.

🌵🌵🌵

      Александр Юрьевич не знал, сколько времени он провёл в постели в окружении истерики, сменившейся меланхолией. Грустные размышления о собственном одиночестве и никчëмности надолго заняли его сознание. Даже эйфория от ночного секса плавно сошла на нет.       Несколько раз мелькала мысль, что, возможно, он поторопился и не следовало прогонять Матвея так категорично, но он тут же уничтожал даже отблески надежды. Не сейчас, когда сам всё разрушил, мечтать о «долго и счастливо». Он всё сделал правильно.       Звонок прозвучал неожиданно громко. Полянский вздрогнул, соскрëб себя с постели и поплëлся в прихожую.       Конечно, первой мыслью было то, что вернулся Матвей. Но это маловероятно, учитывая всё то, что сказал ему Александр Юрьевич. Он сам бы не вернулся.       Поэтому терапевт был уверен, что пришли соседи выговаривать ему за ночные стоны. Страха и настроения прятаться почему-то не было. Как будто уход Матвея что-то надломил в нём и сместил приоритеты. Он чувствовал только невыносимую усталость.       — У тебя есть десять косарей?       Открыв дверь, Полянский впал в ступор. То ли от вопроса, то ли от того, что его задал Матвей.       — Есть, — с глупым выражением лица отозвался доктор, вспоминая, сколько дома есть наличности.       — Каждый месяц, — уточнил Соколов и отодвинул хозяина плечом, протиснулся в прихожую. Закрыл за собой дверь и скинул ботинки.       — Что случилось? У вас неприятности? Вы врезались в другой автомобиль и теперь должны денег? Вы целы? Да не молчите же! — очнулся Полянский и стал бегло осматривать гостя на предмет травм.       — Так ты слова вставить не даёшь! — возмутился Матвей и наклонился, поставив на пол пакет с продуктами. — Никаких аварий, ты что! Всё нормально.       — Тогда зачем вам деньги?       — Я это… Квартиру нашёл.       — К-квартиру?       — Ну да. Двушку. Смотри, — он вытащил телефон и начал пролистывать фотографии. — Областной центр. Район нормальный. Там поблизости две муниципальные клиники и несколько частных. И магазинов немерено, так что я тоже пристроюсь. А главное, сама квартира. Смотри, это будет наша спальня, а это — гостишка. Телек там, приставка, диван… Бабуся вдруг в гости приедет, или друзьями обзаведëмся. Да и вообще, личное пространство каждому надо. А вот в спальне только мы. А ещё смотри, её сдают с новой мебелью. Матрас лежит в упаковке. Сечëшь? Нормально спать будем. А то у меня до сих пор от дивана поясница ноет… А про деньги это я так, на всякий случай спросил. Если складываться придëтся. Но если я сразу устроюсь, то сам буду за съем платить. А с тебя коммуналка, например. Или если бюджет будет общий, то вообще всё будет ровно.       Полянский смотрел на мелькающие изображения комнат, залитых солнечным светом, слушал чуть торопливую речь Матвея и не мог поверить, что тот вернулся. Несмотря на то, что доктор буквально вытолкал его из своего дома.       — Где вы были? — осипшим голосом спросил он.       — За кофе ходил.       — Зачем?       — Ну ты же сказал, что он кончился. Я и купил. А потом ещё посидел на лавочке, свежим воздухом дышал. Ждал, пока ты отойдëшь. Объявления вот пересмотрел и сразу эту квартиру заприметил. Ну, так что скажешь? Тебе нравится?       — Нравится, — Полянский сглотнул ком в горле. — Но я же сказал вам, чтобы вы…       — Уходил, ага. Я слышал, — Матвей шагнул к доктору и взял его лицо в ладони. — Я не отступлю, помнишь? Это не лечится. Я не уйду, пока ты сам не захочешь. А ты не хочешь — я же вижу. Что бы ты ни говорил, я смотрю вот сюда, — он ткнул пальцем куда-то в желудок доктора. Впрочем, если не слишком придираться, то и сердце там было недалеко.       — Но я…       — Я понимаю, что ты ещё привыкаешь ко мне и некоторое время будешь рефлексировать, — Матвей легко коснулся губ доктора своими. — Я готов ждать. Только не злоупотребляй. И давай в следующий раз не так спозаранку, ладно? Сначала кофе, — ещё один поцелуй. — Кстати, я там моркови купил. А ещё изюма и муки. И каперсы.       — Зачем?       — Ну, мне всегда интересно было, что такое каперсы. Шишки? Ягоды? Почки или семена? Я решил, что ты мне объяснишь, с чем их едят. А остальное… Ты мне какие-то морковные кексы обещал. С изюмом. Было дело?       — Было.       — Тогда сегодня ими и займёмся. Только… Кхм… Давай попозже, — пробормотал Матвей, подталкивая доктора в сторону ванной. — Я успел соскучиться. Предлагаю сначала душ, а потом как пойдëт. Согласен?       — Согласен, — Полянский безропотно шёл перед Матвеем, пытаясь поверить, что тот действительно рядом. В груди и паху стремительно теплело.       — А ещё… Слушай, у меня те кружевные тряпочки, которые я видел сохнущими в ванной, из головы не выходят. Может, покажешь?       Александр Юрьевич вспыхнул до кончиков волос и закусил губу. Помедлив секунду, он кивнул.       Покажет. Конечно, покажет. Он Матвею такое покажет… И кружево, и портупеи, и комбинезоны, и всевозможные игрушки… Он покажет всё, что только Матвей захочет.       А потом они вместе выберут, что взять с собой в новую жизнь.

Конец