Страшная месть

Боярин Афонин был хорош собой, ростом высок, бородой черен, взглядом пламенен. Федор заметил, как с усмешкой он следил за ним на пиру. «Ну и пусть смотрит» — подумалось Басманову. — «Али я не пригож, любого с ума сведу. Сладок виноград, Никита Иванович, да высоко висит, не про твою честь». Прошелся в танце пару раз, мимоходом платьем зацепил. «Радуйся, боярин, что государь в отъезде нынче, а то за эти гляделки он глаза бы тебе выжег», — посмеялся Федор про себя. Под конец пира Афонин, проходя мимо, наклонился к самому лицу Федьки, дохнул перегаром и зашептал заговорщицки: — Дело есть сурьезное к тебе, Федор Лексеевич, выйди на крыльцо. Федька сначала засомневался, выходить ли. «Ишь, выдумал чего, своих приказчиков хватает». Но любопытство его замучало, да и интерес шкурный подключился: «Может, важное что, меня или батюшки касаемо?» Басманов не больно-то лез в государственные вопросы, но подумал, что отец бы одобрил его решение переговорить с Афониным наедине. За спрос денег не берут. Может, через него или батюшку, к царю Никита Иваныч намерение имеет приблизиться, или передать что? Федор встал из-за стола и вышел из трапезной на крыльцо. Стояла темная апрельская ночь, недавно прошел сильный ливень, и в воздухе пахло влажной землей и прибитой пылью. На улице он увидел Афонина, уже гарцевавшего на коне неподалеку. Заметно было, что и он, и его спутники сильно перебрали лишку на этом пиру. Поняв это, Федька уже пожалел, что вышел, но возвращаться назад было бы вдвойне глупо. Боярин поманил Басманова, и Федор спустился с высокого, мокрого после дождя, крыльца, ожидая, что Никита Иванович подъедет к нему, спешится и скажет, что хотел. Однако Афонин сотоварищи с гиком тронулись с места и с пьяным хохотом и криками: «Поберегись, Федора царская!.. Колдун проклятый!!» — промчались мимо Басманова, обрызгав того густой липкой грязью, и скрылись за воротами. Опешивший поначалу Федор быстро оправился и, вытерев рукавом дорогого кафтана лицо, оглянулся. К счастью, никто не видел его позора. В бессильном бешенстве Басманов топнул ногой и выругался. Первой его мыслью было вскочить на коня, схватить саблю и кинуться догонять своих поносителей, второй — бежать к царю с жалобой. Однако сабли и коня под рукой не было, а царь отбыл из Слободы в очередное паломничество по монастырям. Планы ужасной мести завертелись в голове у Федора, а злые слезы выступили на глазах: «Федора царская, значит? Колдун? Вот погоди, Никита Иванович, сочтемся, будет тебе и Федора, и колдун, доберусь я до тебя. Ишь осмелел-то как во хмелю, да как государя в Слободе нет. Так бы не посмел на меня пасть поганую раскрыть. Думаешь, сам я с тобой не поквитаюсь?» На пир Басманов уже не вернулся, отправился прямо к себе в покои. Не ждавший его так рано стремянной Демьян испуганно вскочил, когда Федор вошел, с грохотом стукнув дверью. Повалившись на скамью, Федька подставил ему поочередно ноги, чтобы тот снял с него сапоги. Демьян с тревогой смотрел на хозяина: — Федор Ляксеич, тебе бы умыться, личико запачкал. — Молчи, дурак, не твое дело. — Случилось что, батюшка?— привычный к грубостям Басманова холоп сумел разглядеть за ними плохо скрываемое беспокойство хозяина. — Злые люди, Демушка, не прощают чужого благоденствия, зависть их грызет, что краше я многих и удачливее, что царь меня любит и бережет. Ударить норовят, да побольнее, только не на того напали. Басманов нахмурился, задумался на минуту и добавил себе под нос: — Ведь и не прирежешь его тайком, черта этого, слишком семья родовита, не простят. — Да и пес с ними, Федор Ляксеич, вот ужо воротится царь-батюшка, так и рассудит по справедливости! Устал ты, кормилец, гляжу, дозволь раздену тебя, да на боковую пора. Утро вечера мудренее, — желая успокоить хозяина, промолвил Демьян. Но Федька его не слушал. Он загадочно улыбался, думая о своем, что не сулило ничего хорошего. — Мысль у меня одна, Демушка, рано сапоги-то с меня снял, одевай в обратную, да пошли со мной! Демьян молча покорился — он знал, что спорить и отговаривать хозяина, когда тот что-то задумал, занятие совершенно бесполезное, а иной раз даже и опасное. Вздохнув о том, что о желанном отдыхе можно забыть, он направился вслед за Федором. *** Федька шел быстром шагом по темным коридорам дворца, и Демьян с трудом поспевал за ним. Поглядывая по сторонам, он гадал, что взбрело в голову его неугомонному хозяину на этот раз, и куда это они мчатся посреди ночи. Завидев Басманова, многочисленные стражи почтительно отступали к стене и склоняли головы. Демьян понял, что они приближаются к пустующим царским покоям, но никак не мог взять в голову, зачем. Совершенно по-хозяйски толкнув тяжелую дверь, Федька зашел внутрь государевой опочивальни, втянув за собой остолбеневшего холопа. Затем Басманов приблизился к изголовью кровати, слегка пошарил за ним и достал маленький ключик. Кивнув стоявшему поодаль Демьяну, он подошел к неприметной, почти слившейся со стеной двери, и вставил ключ в замочную скважину. Дверца со скрипом отворилась — это был тайный ход в библиотеку. В просторном помещении, освещаемом только светом луны, царил полумрак. Шаги ночных гостей гулко отдавались в тишине. Сотни фолиантов теснились на широких полках, кучи свитков лежали на столах, покрытых узорными скатертями. Федор точно знал, где искать то, что было ему нужно. Он отсчитал что-то себе под нос и ловко вытащил с нижней полки большую книгу в потертом кожаном переплете с изображениями диковинных животных и странными знаками. Федя вручил Демке эту загадочную ношу, и оба они выскользнули из библиотеки. Читать Басманов не любил и большую часть времени, когда Иван Васильевич рассказывал про книги, коих было множество в его обширной библиотеке, слушал вполуха, занятый своими мыслями. Однако тот день, когда Грозный показал ему эту книгу, запомнил. И запомнил-то он ее именно потому, что Иван Васильевич строго-настрого запретил к ней прикасаться. Слово «нельзя» всегда звучало для Федьки как вызов, и с тех самых пор книга эта не давала ему покоя. «Была тут одна бабка в Слободе, слухи недобрые про нее ходили, что колдовством промышляет, привороты да наговоры всякие делает. На скот порчу наводит, а то и на людей. — рассказывал Иван Васильевич. — Жаловались на нее больно местные жители, а как пришли опричники к ней в домишко, так и нет никого, только кот черный в углу глазами светит, сказывали, да книга эта на столе лежит. А в ней все заклинанья ее бесовские, как есть. Сжечь хотели, а я не позволил. Пусть лежит. Только тебе, Феденька, ее открывать не советую.» *** Тем же путем они вернулись назад. Федор велел Демьяну положить диковинную книгу на стол. Вдвоем они некоторое время молча смотрели на нее. Наконец Федька скомандовал: — Открывай! — Федор Лексеич, это ж книжка бесовская, зачем она тебе? — Узнаешь! — А ежели Государь прознает, что взяли мы ее? — Не прознает! — Колдовство ведь — грех большой! — Да не боись! Иван Василич сказал, что ты место в раю себе уже заработал! — беспечно рассмеялся Федька.— А мою душу грешную царенька отмолит, зря он что ли по монастырям мотается без конца да вклады им щедрые делает. — Открывай, ну! Демьян, шепча под нос что-то вроде «отродясь мы ничем таким не занимались, нечего и начинать, свят-свят-свят», осторожно раскрыл книгу. Он сразу же испуганно отошел, уступая место Федору. На первой странице был нарисован козел с огромными рогами и подписью: «порча на падеж скота». «Нет, это нам не подойдет», — подумал Басманов. — «Хотя Афонин та еще скотина, козел безрогий». Федя листал книгу дальше и страшные заглавия мелькали перед его глазами. Проклятия, порчи, заговоры и наговоры на различные хвори и неудачи, — каждое из них Федька с удовольствием примерял на несчастного Афонина. И хоть это было и отрадно, но все было не то. Демьян, отошедший на безопасное расстояние, неодобрительно поглядывал на книгу и на Федора. Он явно не желал иметь с этой затеей ничего общего. Наконец, на одной из страниц Федька задержался, пробежал текст глазами и громко расхохотался, ударив себя по коленке. — А вот это — то что надо! Ну теперь попляшешь ты у меня, пес! Колдун я значит? Ладно, сам ты восхотел того! И Федору вспомнишь еще, гад ползучий.