Асфиксия

      С того злополучного дня Леви не находил себе места, целая гамма противоречивых эмоцих бурлила в нем. Хотелось выцарапать душу, чтобы не вспоминать мягкие податливые губы и тонкие холодные пальцы в волосах, не вспоминать, как прижимал к себе девушку, чьи имя ненавистью было выгравировано на сердце.       — С тобой все нормально? — интересуется Ханджи, замечая его немигающий взгляд, устремленный в пустоту.       — Да, — его голос хрипой, словно молчал несколько тысяч лет. Леви моргает, прогоняя наваждение и залпом выпивает стакан земляничной настойки.       Он никому не может рассказать о своей болезни, прорастающей в легких, никому, даже себе не может признаться, что с каждым днем тяга к Леонхарт становится лишь сильнее, словно его посадили на поводок. Удавка натягивается, перекрывая доступ к кислороду. Вспоминаются советы, что он давал Арлерту, и внутренний голос истерично смеется в голове. Сам попался в ловушку.       — Задумался просто, — добавляет Леви уже увереннее.       За окном расцветал август — последний теплый месяц. В воздухе уже пахло кострами и яблоками, что росли возле замка. Небо с каждым днем выцветало, теряя былую голубизну, ночи становились холоднее и длиннее, что давало больше времени для бесконечных раздумий. Леви обещат себе, что больше не приблизится к девчонке, все же он взрослый мужчина, которого не возьмешь обычной близостью. Он смотрит на Ханджи: у нее уставшее лицо и растрепанные волосы, покусанные губы, на подбородке след от чернил. Забавно, столько лет знает эту женщину, столько раз хотел придушить и отправить на корм титанам, но так и не смог почувствовать к ней и половину той тяги, что теперь зудела в нем. Нет, Ханджи он уважал и ценил, доверял и верил. Она была чем-то постоянным, чем-то родным. Привязался все же за столько лет, чтоб его…       Тяжело.       Леви наполняет стаканы. Настойка хороша — идет легко и приятно обжигает горло, на тарелке лежат порезанные дольками яблоки и несколько ломтиков хлеба. Сейчас в свете вечернего заката жизнь кажется не такой дерьмовой штукой. Рядом верный друг, в крови градус, и мысли о голубых глазах медленно тают на подкорке сознания.       — Давно мы не отдыхали, правда? — Ханджи сладко потягивается, хмелея на глазах. Видимо, совсем не спит, раз ее так быстро сносит.       — У командывания много дел.       — Это верно, — соглашается она, — если бы не Армин, не знаю, как справилась бы.       — Он хороший парень, умный.       А вот Леви дурак. Тянется к стакану, жадно выпивает и закусывает яблоком. Теперь в желудке скручивается чувство вины, поцеловал подружку товарища, но… такую ли подружку, раз случилось то, что случилось. Еще одна мысль для глубоких ночных размышлений, пожалуй, он подумает об этом завтра, иначе Ханджи точно заподозрит, что с ним что-то не так.       Как наступило утро Леви не помнит, очнулся на диване, заботливо укутанный пледом, от восходящего солнца, светившего прямо в глаза. Сонно осмотрел место попойки, открыл окно, чтобы впустить свежий воздух и незаметно вернулся в свою комнату. Холодный душ помог взбодриться и прийти в чувства. Тренировка прошла слишком быстро, только взгляд то и дело цеплялся за Леонхарт, ловил каждое движение, каждый вздох.       Стоило признать, что девчонка была хороша в бою: движения быстрые, уверенные, за минуту уложила двоих. Кажется, она была четвертой в своем выпуске, удивительно, что не первая. А вот Арлерт этим утром успехами не блестал.       — Ты сегодня рассеян, — обратился Леви к нему. Армин испуганно на него посмотрел, словно наизусть знал все его грязные секреты, но тут же нацепил на лицо извиняющуюся улыбку.       — Простите, не выспался.       — Соберись, будь это настоящее сражение — ты был бы уже мертв.       «Я уже мертв», — прочитал Леви ответ в его глазах, и нервный холодок пробежал по спине.       Все должно быть не так. Так думал мужчина во время завтрака, лениво ковыряясь ложкой в каше. Над ухом что-то жужжала Ханджи, кажется, радовалась тому, насколько оживленно стало в замке, но это его не заботило. Его заботили перемены, что с каждым днем все сильнее накрывали собой, как волной. Вот уже который день Блаус и Аккерман садятся за один столик с Леонхарт, пока Армин тихо отсиживается в углу с Кирштайном и Спрингером, хотя раньше его от девчонки и клешнями невозможно было оторвать. Неужели, до него дошло, что в ней — погибель?       Да, Леви, говори это себе как можно чаще.       А потом он сталкивается с ней в коридоре совсем резко и неожиданно, вдыхает сладкий с морозными нотками запах, и сердце делает кульбит в груди, а руки так и тянутся прикоснуться, убрать прядь волос за ухо. Только Леонхарт на него не смотрит, скупо извиняется и уходит дальше, обескураживая и… задевая?       Да, Энни выбрала лучшую, по ее мнению, тактику тотального игнорирования всех. Особенно, Армина Арлерта. Паренек несколько раз пытался с ней заговорить, но сталкивался с глыбой льда, которую растопить не так-то просто. Девушка лелеяла в груди обиду и не собиралась так просто идти на контакт. У нее складывалось ощущение, что она катается на качелях туда-сюда и вот-вот вылетит в пропасть. Она перестала узнавать себя, мечтая о тепле и все сильнее кутаясь в ледяную броню. Пожалуй, только рядом с Сашей и Микасой удавалось хоть немного вздохнуть свободно, ведь никто из них не лез в душу, хоть и замечал отстраненное поведение.       Энни вышла на задний двор в небольшой сад, подняла с земли яблоко и обтерла о куртку. В последнее время она часто сбегала сюда подальше от чужого внимания и молча наслаждалась тишиной. Девушка села на скамейку и вгрызлась зубами в податливую плоть. Только у судьбы были другие планы, перед ней показался Армин, все же придется поговорить.       — Чего тебе, Арлерт? — недружелюбно спросила Энни.       — Я присяду?       Он пытался храбриться, держа спину прямо, а у самого ноги тряслись и уши покраснели.       — Садись.       Армин неловко сел рядом и замолчал, пряча лицо за отросшими волосами. Они снова вернулись к началу, к тому самому, когда главной угрозой жизни был нагоняй от Шадиса. Пожалуй, Энни отдала бы многое, чтобы вернуться назад и переиграть все карты.       — Я пойду, — произнесла она спокойно и встала, но крепкая хватка пригвоздила к месту.       — Энни, подожди, — совсем тихо попросил Армин и отпустил ее запястье. Это удивило, его сила и решимость, хоть и продлилось это всего лишь на миг.       Девушка послушно села обратно.       — Прости меня, я все сделал не так.       «Нет, это я все сделала не так», — подумалось ей.       — Есть вещи, о которых я не могу рассказать тебе, потому что я слабак и желаю тебе только самого лучшего, — он вздохнул и посмотрел прямо в глаза совсем печально, даже безысходно.       — Тогда расскажи мне о них, когда наберешься смелости.       Энни встала, внутри разрываясь на части. Она вообще перестала хоть что-нибудь понимать и просто устала от этих недосказанностей, недоприкосновений, недовзглядов. Лучшим вариантом будет, если общение с Армином и вовсе сойдет на нет, он познакомится с хорошенькой, милой и правильной девочкой под стать себе и будет с ней счастлив, ему не придется нырять в черный омут и успокаивать ее демонов. Под ребрами закололо, а в глазах защипало, пора уходить.       Энни нашла Сашу и уговорила ее стащить со склада бутылку настойки, по дороге поймала Микасу и потащила ее на крышу — еще одно излюбленное место. Солнце садилось медленно, окрашивая небо нежно-розовым цветом.       — Никогда не думала, что буду пить с вами, — девушка скептически посмотрела на новых подруг. Вообще, она никогда не думала, что у нее будет подруга, хоть одна, считая, что привязанность — не ее стезя. На родине была Пик, но с ней скорее связывал долг, нежели что-то теплое.       — У тебя что-то случилось? — заботливо спросила Саша.       — Сначала выпьем.       Энни щедро разлила настойку по трем кружкам и залпом осушила свою, поперхнувшись. Горло обожгло огнем, но сейчас это было необходимо.       — Ты поругалась с Армином, — утвердительно произнесла Микаса.       — Так у вас с Армином что-то есть?       — Да и нет, — девушка вздохнула, — между нами ничего нет.       — Но он тебе нравится, — улыбнулась Блаус.       — Я не думаю, что это взаимно, вернее, я думаю, что он запутался в своих чувствах, ведь в нем… живет другой.       — Мне кажется, Армин понимает, где начинаются его чувства, и заканчиваются чужие, — поделилась Микаса.       — Мне от этого не легче.       Легче думать, что вся его забота — лишь плод воображения, где желаемое выдается за действительность. Иначе как еще объяснить его поведение? Он то подходит слишком близко, настолько близко, что сердце замирает, то отдаляется, виновато улыбаясь, и смотрит так, словно видит и знает больше других.       — Не переживай, вы рано или поздно поймете друг друга, — с умным видом выдала Саша, и Энни улыбнулась, — Ты улыбнулась!       — Нет, тебе показалось.       — Улыбнулась! Я видела!       — Нет, не видела.       Да, рано или поздно они придут друг к другу.