Всякий процесс есть энергетический феномен, а энергия может порождаться лишь напряжённым единством противоположностей.
Энни без дела слонялась по замку, в попытке хоть чем-то себя занять. Жара разогнала солдат по замку, каждый старался найти прохладный уголок и засесть в нем до вечера. Время тянулось так медленно, что казалось, будто жизнь застыла, превратившись в петлю. Девушка искала Армина, уже проверила библиотеку и столовую, задний двор и конюшню, но его нигде не было, а потому, борясь со скукой и одиночеством, она старалась найти себе хоть какое-то занятие. Девушка поднялась на крышу, что пылала огнем, здесь солнце светило ярче и жарче, но плевать. Все лучше, чем тухнуть в своей комнате. А как хотелось поговорить хоть с кем-то, даже о самой большой ерунде. Так странно, ведь раньше подобные мысли и желания никогда не посещали ее, но и жизнь раньше была совсем другой. Рядом постоянно крутился Бертольд, пытаясь ненавязчиво завязать разговор, коснуться ладони или приобнять, чем порой раздражал. Ему не хватало уверенности и мужества, но его компания все же оказывалась приятной, особенно, когда тоска по дому зудела в сердце. Рядом был и Райнер, болтливый и раздражающий, немного глупый, но… родной? Только сейчас Энни в полной мере понимала, что мальчишки все же были ее семьёй, ее домом. А теперь никого не осталось. Один вернулся на родину, возможно, он уже мертв и продолжает жить лишь в чьей-то памяти нового носителя Бронированного, как Бертольд… Так судьба еще не издевалась над ней. Иногда в глазах Армина проскальзывало что-то чужое и что-то до боли привычное, а незаконченный разговор в зимней Шиганшине лишь подливал масла в огонь. Все же хотелось узнать, как Гувер повлиял на чувства Армина, насколько крепко их души переплелись? Вопросов скопилось слишком много, не на все хотелось получить ответ, ведь еще трезво-мыслящий инстинкт самосохранения кричал, что правда может стоить ей разбитого сердца. Энни прогнала прочь тяжелые мысли и вернулась в замок, рассудив, что все же стоит заглянуть еще раз в библиотеку и взять что-нибудь почитать, иначе собственные мысли сожрут ее, как черви гнилые фрукты. На пути, удивительно, встретился Армин, и внутренний демон довольно заурчал. Они так давно просто не болтали, не проводили время вместе, даже тишина рядом с ним казалась самой уютной вещью в мире. Однако, паренек все больше времени проводил в кабинете Ханджи. Девушка быстро догнала его и коснулась плеча, заставляя испуганно остановиться. Она нахмурилась. — Привет? — О, Энни, п-привет. — Все нормально? — спросила девушка, уже зная, что нет. — Да-да, все отлично, а почему ты спрашиваешь? Армин выглядел так, словно ему неуютно рядом с ней, это огорчало. Он нервно переступал с ноги на ногу, готовый дать деру. Угадать причину не составило труда, поэтому… — Между мной и Леви ничего нет, — заявила она устало, пока крошечная часть наивно радовалась, что небезралична этому мальчишке. — Слушай, Энни, мы ведь… — Да, Армин, мы ведь друзья, — жестко перебила она его, — а друзья не избегают друг друга. Злость вскипала в венах, параллель с Бертольдом стала отчетливо видна. Какая же она глупая, раз поверила, что… может быть кому-то нужной, необходимой, кроме Гувера, которого отшила по собственной глупости. Наверное, только он видел ее настоящей… и не боялся. А что касается Армина, то он — всего лишь хороший парень, который жалеет всех: от бездомной собаки до глупой предательницы. Энни резко развернулась и ушла, пообещав себе, что больше никогда не поверит мальчишкам с глазами цвета моря.***
Наблюдательность — полезная черта. Так дедушка говорил Армину с самого детства. Действительно, эта черта не раз спасала ему жизнь, особенно, когда он поступил в разведотряд и с первых дней показал, что мозги в его голове работают как надо. Однако, сейчас хотелось выть в голос, не забыв перед этим выколоть себе глаза, чтобы не видеть это… Изначально Арлерт был глубоко убежден, что ему показалось, что воображение в очередной раз решило сыграть с ним злую шутку, особенно, на фоне разгорающегося стресса, но чем больше он смотрел, тем больше видел. Между капитаном и Энни что-то происходило, что-то неуловимое, незначимое, если не вглядываться, не обдумывать, не замечать. Однако, шестеренки в голове Арлерта крутились с особым усердием, особенно, когда в памяти проносились сценки тех дней, когда Бертольд был еще жив и тайком поглядывал на Энни, думая, что никто не видит. Армин видел. Но тогда не придавал этому никакого значения. Нравится и нравится, ему самому немного симпатизировала Энни, как человек, разумеется. А сейчас, возвращаясь в настоящее, паззл складывается легко и правильно. У Леви взгляд Бертольда. Он тайком поглядывал на девушку: в большом зале за обедом, на тренировке или когда проходил мимо. Он смотрел жадно, смотрел с болью, смотрел так, как Армин не мог себе позволить. Что-то случилось в тот день, когда Энни искала друга, в тот день, когда между ними разразилась пропасть. А началось все, когда знойный июль грозился отправить в лазарет из-за невыносимой жары большую часть страдающих разведчиков. Энни перебирала бумаги в кабинете Леви, стоит отдельное спасибо сказать Ханджи, и медленно таяла под строгим взором серых глаз. Пот стекал по лбу и вискам, рубашка намертво прилипла к телу и даже растегнутые верхние пуговицы, плевать на устав, не спасали от жары. Еще и этот пристальный взгляд напротив напрягал и мешал сосредоточиться на корявых писульках, складывалось ощущение, что ее сейчас проткнут насквозь. И почему? Уже больше месяца прошло с того невинного поцелуя. — Вы пялитесь, — утвердительно произнесла Энни, складывая отчеты в аккуратную стопку. — Леонхарт, — грозно предупредил Леви, давая понять, что кто-то ходит по тонкому льду. — Что? Неужели не целовались раньше? — ее голос оставался спокойным и невозмутимым, словно и не сидит в клетке с тигром. Она, наконец, посмотрела на него. — Думай, что говоришь, — почти выплюнул капитан и встал из-за стола, — остальное доделаешь сама. Девушка пожимает плечами, возможность остаться одной слишком сладка, чтобы спорить. Когда Леви уходит, Энни позволяет себе растегнуть еще одну пуговицу и устало откинуться на стул, задрав голову наверх. Она чувствует себя выжатой, как половая тряпка, и почему-то одинокой. Ведь у многих бывает такое чувство, когда все вроде бы идет своим чередом, но при этом что-то не так? Чувство, когда сердце не на месте от разъедающей тоски. Перед ней стоит растерянное лицо Армина от ее хлестких слов, под глазами печет обида. Прошло несколько часов, как они поговорили, несколько часов, как она наткнулась на Ханджи, беседующей с Леви, которая и приговорила ее к обществу коротышки. Этот день обещал стать худшим в ее жизни. Может, стоит уболтать Сашу стащить у офицеров бутыль настойки и забыть обо всем? План хорош, но… Леви возвращается через минуту еще более взбудораженный. Девушка смотрит на него вопросительно, резко обернувшись, но не успевает издать и звука, когда капитан в два шага сокращает расстояние между ними и впивается в ее губы настойчивым поцелуем. Секунда, чтобы осмыслить, вторая, чтобы ответить, третья, чтобы обнять за шею, прижимая к себе. Неправильное смешивается с правильным, черное с белым, образуя серый цвет, сглаживающий между ними острые углы. Энни плевать, но крошечная часть тянется к мнимому теплу, что сейчас дарит Леви, всего лишь секунда, чтобы забыться, чтобы не думать и не сожалеть. Вспышка безумия гаснет быстро, словно ветром сдуло. Капитан отстраняется, тяжело дыша, смотрит прямо в глаза пронзительно-остро, как хищник. Только Леонхарт себя добычей не чувствует, поддается вперед, касаясь ладонью щеки и осторожно целует, проводя языком по нижней губе. Да простит ее Армин. Но сейчас ей необходимо забыться. Все же она никогда не была хорошей девочкой, и монстр, живущий внутри, согласно заурчал. А вот Леви забываться не хотел. Пытался. Весь месяц ходил, как голодный волк, желая повторить тот поцелуй или придушить девчонку. Его терзали противоречивые чувства: боль от потери товарищей, неприязнь на грани с ненавистью и щекочущее желание. Это неправильно — твердил рассудок. Ты хочешь ее — шептало сердце. И ничто не могло решить его внутренний конфликт, лишь новый поцелуй, чтобы убедиться — это было наваждение, помутнение сознания и проделки дьявола. Только так. А теперь… теперь она сама тянется к нему, как к божеству, целует так, словно сейчас мир развалится. И Леви разваливается вместе с ним. Прижимает к себе властно, скользит языком в рот, сжимает в кулаке мягкие волосы. Он будет сожалеть, будет корить себя, но это будет позже, когда черная ночь вступит в свои права. Он будет отдаваться и отдавать, еще не зная, что в скором времени не сможет дышать без этих льдисто-холодных глаз.