ноябрь 1944 года
Остаток дня не мог быть хуже. Сикария не смогла получить никакого удовольствия от своей победы: Реддл не вызвал у нее должной реакции (он лишь забрал свою палочку обратно, не сказав ей ни слова, а в его глазах не было ни капли ярости). Друзья ходили вокруг нее как на цыпочках, словно боялись, что видят ее в последний раз. Что-то было... странным. Как обычно, Реддл опоздал на ужин, но в этот раз она не могла не почувствовать облегчения. Она не особо хотела его видеть, тем более что парни вели себя так, словно всего урока по защите от темных искусств и не было. В коридорах ее поздравляли студенты, используя это как прекрасную возможность поговорить с ней. Напоминание об этом заставило ее забеспокоиться о том, что она находится в Большом зал. Не желая давать кому-либо шанс, она встала. — Куда это ты собралась? — спросил Нотт, и все четверо мальчиков с опаской посмотрели на нее. — В библиотеку, — это было первое место, которое пришло ей в голову, но она решила, что ей не помешает провести там немного времени. Все что угодно, лишь бы подальше от этих четверых, которые вели себя так, будто она в любой момент может упасть замертво. Она не стала спрашивать, в чем дело. — Я не очень голодна. Увидимся позже. Они смотрели, как она уходит, а затем вопросительно посмотрели друг на друга. — Где он? — спросил Розье у Малфоя, но тот лишь пожал плечами. Никто из них не видел Тома с тех пор, как закончился последний урок. — На Древних рунах он начал вести себя как-то странно, — сказал Лестрейндж, перекладывая еду в тарелку. — Думаю, действие зелья начало ослабевать. Нотт вздохнул и положил руки на голову. — Я надеялся, что оно будет действовать дольше. Полагаю, это значит, что он хочет, чтобы мы выполнили план сегодня вечером? — Возможно. — Это не сработает, — заявил Нотт. — Мы знаем ее уже месяц, зачем ей... — Разве ты не можешь попытаться отговорить его от этого? — проворчал Лестрейндж, повернув голову к Малфою. — Это безрассудство, даже по его меркам. — Я пытался этим утром, еще до того, как он принял зелье, но он думает, что это сработает, — сказал Малфой. Розье постукивал ногой. Краем глаза они увидели, как Реддл ворвался в Большой зал. Казалось, он полностью изменил свое поведение. Если утром он был спокоен и не реагировал на происходящее, то теперь он кипел, гнев накатывал на него с каждым шагом. — Где она? — потребовал он, не садясь к своим друзьям. Все они смотрели на него, не решаясь заговорить. Нотт наконец заговорил. — Приятель, никто из нас не думает, что это... — Я не спрашивал, что вы думаете. Я спросил, где она, — шипел он, сверкая красными глазами. На этот раз заговорил Лестрейндж. — Ты можешь хоть раз выслушать нас? Это не похоже на тебя, Реддл. Этот твой план иррационален. Его глаза вспыхнули, краснота сверкнула. — Значит, ты отступаешь? А как же «мы братья в этой и следующей жизни? — сказал Реддл. Ему стоило всех своих сил не проклясть друзей. Они все признавали манипуляцию, но знали, что это правда. Они готовы на все друг ради друга. Реддл ради них, а они ради Реддла. Проблема заключалась в том, что Реддл отказывался принимать, что может ошибаться в чем-то, а его друзья боялись, что амбиции и высокомерие Тома станут его гибелью. Тем не менее, они все еще были братьями. В этой и следующей жизни. Неважно, насколько иррационально это ни было, они готовы на все друг ради друга. Лгать друг ради друга, умирать друг ради друга, убивать друг ради друга. Малфой встал. — Нет, я не отказываюсь. Но если все пойдет не так... — А так и будет, — сказал Розье, вставая из-за стола. — Тебе придется просить у меня прощения, — закончил Малфой. — Она в библиотеке. Нотт выглядел так, словно хотел возразить, но Реддл уже ушел, ожидая, что они последуют за ним. И они пошли. Они всегда будут следовать за Томом Реддлом.***
Час спустя Сикария все еще была в библиотеке. Место было пустынным, хотя обычно здесь было несколько человек, но в этот час в библиотеке никого не было. — Эдвардс! — раздался голос, отвлекший ее от книги по магическим санкциям. Тон голоса заставил ее вздрогнуть, а она была не из тех, кого легко испугать. — Что? — она подняла глаза и увидела своих друзей, идущих к ней. Ее взгляд сначала остановился на Реддле, он шел впереди. — Почему у тебя красные глаза? Это была ее первая мысль о том, что что-то не так. Она быстро пробежала глазами по всем ним и вынесла несколько пунктов: во-первых, поведение Реддла было совершенно иным, чем утром. Далее — четверо студентов, идущих позади него, были нехарактерно молчаливы. Они шли позади него, их лица были пустыми и лишенные каких-либо эмоций. Ее глаза сузились. — Кто из них твой любимый? — потребовал Риддл. Она продолжала смотреть на своих друзей, но никто из них не встречался с ней взглядом. — Что? — она попыталась подумать, но не смогла придумать ничего, что могло бы вызвать подобный вопрос. — Розье, Нотт, Малфой или Лестрейндж. Кто из них тебе больше нравится?. Что для тебя важнее всего, когда твоя семья мертва? Наверное, мои друзья. — Что? — что-то не так. — Ты можешь просто ответить на этот чертов вопрос? — сердито выругался он. Она увидела, как Розье покачал головой. — Ну уж точно не сейчас, когда ты приказываешь, — она приказала своему разуму не торопиться и не делать поспешных выводов, но ее инстинкты начали срабатывать. Зелья уже начали действовать, а ее руки уже дрожали от загадочной болезни. Ее пальцы дернулись к палочке. Он повернулся к парням. — Последний шанс спасти свои задницы. Скажите ей, чтобы она выбрала, — что-то не так. Угроза казалась почти неискренней, но ее сердце начало биться быстрее. Все это казалось отрепетированным, почти театральным. Успокойся, вспомни свои тренировки. Сохраняй спокойствие во враждебных ситуациях. — Что, черт возьми, происходит... — начала она, но он прервал ее. — Отлично. Я восхищен вашей солидарностью, — сказал он им. Она встала. — Может быть, кто-нибудь из вас скажет мне... — Сикария, пожалуйста. Если ты можешь послушать меня только раз в жизни, прекрати говорить, — спокойно сказал Лестрейндж. На его лице было выражение, которое она не могла прочитать, но его глаза были странно пустыми. Она замолчала. Он почти никогда не называл ее по имени. Ее глаза пробежались по ними. Пусто, пусто, пусто, пусто, возмущение. Реддл наложил на них шестерых чары Муффлиато. — Что ты... Что-то не так. — Эдвардс, это твой последний шанс. Скажи мне то, о чем я тебя прошу, или... — Или что? — она сузила глаза. Это был его план? Чтобы все они напали на нее? В библиотеке? Ее пальцы сжались вокруг палочки. — Угрожая мне, ты ничего не добьешься. Он пожал плечами. Том поднял свою палочку, а Сикария инстинктивно дернулась и крепче сжала свою, но он не направил ее на нее. Что-то не так. Вместо этого он направил ее на Лестрейнджа. Внезапно тот упал на колени и закричал, корчась на полу. Что для тебя самое важное, когда твоя семья мертва? Наверное, мои друзья. Круциатус. Ее лицо побледнело, но голос оставался ровным. — Сними заклинание. — Нет, — сказал он. Она вытащила палочку и едва успела направить ее на него, как кто-то обезоружил ее. Прежде чем она успела подумать об этом, Розье наложил заклинание ad baculum magicum, нарушая связь и лишая ее способности использовать невербальную магию. У нее не было времени злиться на Розье, она все еще пыталась сформировать законченную мысль. Сочетание криков, враждебности, бессилия и ее таинственной болезни обрушилось на нее, как тонна кирпичей, а голова начала пульсировать. Что-то не так. Она изо всех сил думала о технике переговоров с заложниками, которой научилась, но крики Лестрейнджа пробивались сквозь ее решимость. Не злись. Не действуй. Сохраняй спокойствие. Оставайся бесстрастной. — Реддл. Остановись, — сказала она, ее голос изображал спокойствие, которого она не чувствовала. Будь пустой. Никаких эмоций. — Я не могу сказать тебе то, чего ты хочешь, не солгав, но мы можем прийти к какому-то компромиссу. Он не собирался идти на компромисс. — Умоляй меня, — приказал он, направив палочку на бьющееся в конвульсиях тело Лестрейнджа, но глядя прямо на нее. Ее гордости придется отступить. — Сними заклинание, пожалуйста, — послушно сказала она, и он улыбнулся, улыбкой чего-то демонического. — Нет, — он просто хотел видеть, как она повинуется ему. Однажды он сможет сделать так, чтобы она повиновалась ему, но сейчас были более неотложные дела. Он остановился на несколько мгновений, внимательно читая ее глаза. — Нет? Отлично, тогда попробуем следующее. Лестрейндж задыхался на полу и смотрел на нее. — Мне жаль, — прошептала она, но на ее лице не было ничего извиняющегося. Обезболивание травм жертвы после пыток: 1. проверьте, нет ли внутренних повреждений. 2. примените посттравматическое успокаивающее заклинание или зелье, если жертва в истерике... Быть пустой. Никаких эмоций. Следующим был Малфой, его крики были назойливыми. Он не дергался так сильно, как Лестрейндж. Когда он встал, он даже не встретился с ней взглядом. Она пробормотала «простите» каждому из них, как только они вставали с пола. Нотт и Розье были следующими, но она не дрогнула. Все это время она смотрела прямо в красные глаза Тома Реддла, наблюдая, как он становится все злее и злее, а она не сдается. Отсутствие ее реакции на его действия разозлило его гораздо больше, чем его слова. Почему его друзья не остановили его? Что-то не так. Глаза Розье начали закатываться, и она с трудом сдержалась, чтобы не прикусить язык. Если она скажет ему то, что он хочет знать, они все будут забыты (или еще хуже), а это хуже, чем несколько минут терпеть круциатус. Она позволила этой мысли утешать ее, пока слушала, как ее друзья корчатся в агонии, но ее глаза не покидали пронзительного взгляда Реддла. В конце концов, он остановился, а она так и не сдвинулась с места. Что для тебя самое важное, когда твоя семья мертва? Наверное, мои друзья. — У тебя холодное сердце. Я ожидал, что ты отступишь, — сказал он, а она лишь уставилась на него. — Я уважаю твою решимость. — Ты, блять, сумасшедший, — выплюнула она. Садист. — И ты продолжаешь «облегчать» боль своих друзей, — ее глаза скользнули по ним. Что-то очень не так. Ни одного из симптомов круциатуса не было. Ни бледности, ни дрожи, ни налитых кровью глаз. Он покачивается, отказываясь смотреть на нее. Знали ли они, что это произойдет? Что-то очень не так. — Это ты причинил им боль. Они твои друзья. И я не могу понять, почему. — Неважно, почему они... Она прервала его. — И вы, жалкое подобие волшебников, позволяете подростку, находящемуся в состоянии сильного возбуждения, указывать вам, что делать? Вы позволяете ему пытать вас за что? За информацию, которая никого из вас не касается? — обратилась она к ним, но никто не ответил. Пустота на ее лице в сочетании со смесью эмоций и мыслей, проносящихся по всему телу, вызвала головокружение. Или, возможно, это была болезнь. — Они делают это из чувства преданности, Эдвардс, чего тебе, похоже, не хватает, — сказал он сквозь стиснутые зубы, а его красные глаза, казалось, светились, но, возможно, это просто бешеный разум Сикарии разыгрывал ее. — Не говори мне о верности, — потребовала она. Нет, нет, нет, будь пустой. Прекрати позволять ему манипулировать тобой. Никаких эмоций. — Когда это я создавала впечатление, что предана кому-то из вас? — он пожал плечами и бросил ей палочку обратно. Глупый мальчишка. — Нам лучше уйти, попробуем еще раз завтра, — он даже не успел повернуться. — Я уверен, что в конце концов ты сломаешься. Плотина, сдерживающая ее самоконтроль, прорвалась. Она нанесла режущее заклятие своей палочкой. Он ждал этого; теперь он мог заявить о самообороне. Злость, с которой было произнесено заклинание, была видна по длине пореза. Один длинный диагональный разрез поперек груди. Стоп, стоп, стоп. Он улыбнулся ей. Он заставил ее реагировать. Он наконец-то сломил ее. Он выпустил на свободу ту ее версию, на которую потратил время. Он смотрел на нее и больше не видел обмана: ее глаза, ее тело показывали, как открыто она ненавидит его. Вид эмоций на ее лице опьянял, но не мог затмить его ярость от того, что она посмела напасть на него. Где мадам Глинда? Почему библиотекарь не обращает на это никакого внимания? Что-то не так. — Я вижу, ты заинтересована в реванше. Не дайте ей убить меня, хорошо? — обратился он к своим друзьям, которые выглядели странно апатичными, но кивнули. Кровь начала просачиваться на его белую рубашку. Не будь дурой, Сикария. Ты не должна вступать в дуэль в гневе. — Почему тебя это так волнует? — что-то внутри нее заставляло ее подавлять свои импульсы. Было гораздо труднее запечатать все эмоции и мысли, когда они уже вырвались наружу, чем держать их в себе. Что-то очень не так. — Ты — моя маленькая головоломка, — сказал он, снимая мантию и направляя на нее свою палочку. — Но некоторые кусочки не совсем подходят. Это будет непросто, но я найду, куда делись недостающие части. Эта дуэль не шла ни в какое сравнение с той, что состоялась ранее. Не было ни изящества, ни стратегии, ни ограничений, ни свидетелей. Все было небрежно: они дуэлировали скорее страстно, чем стратегически. Она получила несколько самых болезненных заклинаний, что только добавилось к множеству вещей, кружащихся в ее голове, пока она пыталась сосредоточиться на своем гневе. Он попал в нее чем-то, от чего она закашляла кровью. Успокойся. Ты не сможешь победить в гневе. Но она не хотела побеждать. Она хотела причинить ему боль. Ты не садистка. Не теряй себя. Реддл был сильнее ее, но она была лучшим дуэлянтом. Даже когда она небрежно произносила заклинания и не имела четкой стратегии, в ее голове все равно работал некий инстинктивный алгоритм, меняющий темп поединка и заставляющий его реагировать. Сейчас она атаковала. Он послал в нее неизвестное проклятие, которое она быстро отразила обратно в него. Пока он был занят рассеиванием заклинания, она использовала невербальную магию, чтобы наложить чары, которые дернули его руку назад. Он застонал. Она снова взмахнула палочкой в воздухе, и чуть ниже его ключицы появилась рана. Порез был достаточно глубоким, чтобы оставить слабый шрам. Это было угрожающе близко к его сонной артерии — предупреждение о том, что если бы она послала заклинание хоть на дюйм выше, это можно было бы считать как покушение на убийство. Она сняла заклинание, удерживающее его руку на месте. В то мгновение, когда он не успел ничего предпринять, она использовала те же самые разрывные чары на тыльной стороне его руки, которые заставили его вздрогнуть настолько, что он выронил палочку. Она обезоружила его. Это были проклятые чары. Кровь, вытекавшая из него, блестела. Она не останавливалась. Он не держал палочку в руке, садистски улыбаясь, когда она начала идти к нему. Он сделал часть того, что собирался сделать — нашел ее предел. Он давил и давил, и пробудил в ней зло, которое она изо всех сил пыталась скрыть. Он заставил ее сбросить свою маску совершенства, после того как она сделала это с ним всего за несколько дней. Он заставил ее злиться, чувствовать что-то, без влияния наркотиков. Наркотики. Ей нельзя было думать об этом сейчас, гнев затуманивал ее рассудок. Но было слишком поздно, мысль об этом уже добавилась к стогу сена, мешавшему ей. Если бы она не была рядом с Реддлом каждый день, она не думала, что ей когда-нибудь снова понадобится кокаин. Он делал с ней то, что не делал ни один человек до него. Он тянул ее во все стороны одновременно, заставляя действовать иррационально, даже когда она знала, что должна поступать лучше. Она знала, что делает неправильный выбор, что позволяет ему победить каждый раз, когда причиняет ему боль, но ей было все равно. Он заставлял ее чувствовать кайф, как от веществ. Реддл стоял уверенно, пока она шла к нему, и это раздражало. Остановившись менее чем в десяти футах от него, применила невербальную магию и произнесла какое-то заклинание, которое толкнуло его на землю. Она бы сделала это палочкой, но не хотела прикасаться к нему. Последнее, чего она хотела сейчас, это чувствовать его тепло. Она встала над ним и направила свою палочку ему между глаз. Проклятие круциатуса было на кончике ее языка. — Сделай это, — прошипел он. Он провоцировал ее. Его красные глаза впились в ее, возвращая ее к реальности. Голова раскалывалась: смесь ее болезни и последствий использования магии, для исполнения которой ей пришлось копаться в своей душе. Круцио на нем нанесет больше вреда ее душе, чем его телу, независимо от того, как сильно она хотела заставить его почувствовать ту же боль. — Ты знаешь заклинание. — Нет, — сказала она. Девушка могла бы придумать что-нибудь гораздо более болезненное. — Слабачка, — ответил он. Она зловеще усмехнулась. — Да? Rursusque percipit pessimi, — Реддл закатил глаза и застонал. Ее душа горела от силы, которая требовалась, чтобы произнести такое темное заклинание. Казалось, что Вселенная выжимает ее сердце из тела, но она не сняла заклинание. Заклинание должно было заставить его пережить самое худшее воспоминание в его жизни. При атаках дементоров они используют эмоции, поэтому жертва дементора будет чувствовать то же, что и он в свой худший момент. Это заклинание заставило его пережить все заново, пройтись по местам своего прошлого. Она не хотела знать, что он видел. Он дёрнулся, но больше не издал ни звука. — Он... он умирает? — спросил Розье. — Я не собираюсь убивать его на территории школы на глазах четырех человек, — просто сказала она. Когда он заговорил с ней, она почувствовала, как ее гнев перенаправляется, теперь думая о том, как четверо позади нее позволили студенту у ее ног мучить их на ее глазах. Ей следовало остановиться на том, что она не собиралась его убивать. Только когда он начал царапать глаза, она сняла заклинание. Он прокатился по полу и его вырвало. Он смотрел, как она накладывает заклинания исцеления на все порезы и синяки, которые оставила на его теле, и противодействие всей Темной магии, которую использовала против него. Кровь все еще сочилась из уголка ее рта. Ее окклюменционные барьеры начали восстанавливаться, пока она пыталась заглушить свой гнев. Она посмотрела прямо ему в глаза, когда он задыхался. — Обливиэйт, — произнесла она по кругу, поражая Розье, Нотта, Лестрейнджа и Малфоя. Они не были достаточно быстры, чтобы попытаться отклониться, а даже если бы и попытались, она бы их обезоружила и сделала это снова. Она стерла память о последней части своей дуэли с Реддлом. Все заняло не больше нескольких секунд и как только их разум достаточно отошёл после стирания памяти, она решительно заговорила. — Они не вспомнят, что я сделала с тобой. Это будет нашим маленьким секретом. Что же касается того трюка, что ты проделал на моих глазах — кхм, думаю, в следующий раз твоим рыцарям стоит самим сражаться с тобой, потому что если ты ещё раз вытворишь что-то подобное, я сделаю тебе намного больнее, чем сейчас. Его кроваво-красные глаза буравили ее, лицо исказилось от ярости. Она не вздрогнула, только отстранилась от его лица и повернулась, чтобы уйти. Один взмах рукой — и палочки Нотта, Розье, Лестрейнджа и Малфоя выпали из их рук, словно она обожгла их. Трусы. Она взмахнула палочкой над всеми четырьмя, делая диагностику, чтобы убедиться в отсутствии внутреннего кровотечения. Сикария не обратила внимания на то, как они трусили и шарахались, когда она направила на них свою палочку. Что-то было очень не так. Диагностика всех четверых показала одно и то же. Ни внутреннего кровотечения, ни повышенного пульса, ни высокого давления, ни налитых кровью глаз. Как будто с ними было все абсолютно в порядке. Их нервные системы также не имели аномальной активности. Она провела диагностику заклинаний и увидела следы Темной магии, исходящие от них, но не могла понять, почему не было никаких физических эффектов. Подумай об этом позже. — Выйдите на улицу или примите холодный душ, чтобы избавиться от шока. Если будет дрожь, примите зелье сна без сновидений и постарайтесь рассеять остатки напряжения, — пробормотала она им. Она бы сделала это сама, но ей не хотелось больше находиться в чьем-либо присутствии.***
— Возьми успокоительное из Больничного крыла, иначе у тебя будет припадок, — обратилась она через плечо к Реддлу, уходя от группы мальчиков и пропадая в проходе. Реддл не мог не попытаться понять ее моральные принципы. Она смотрела, как пытают ее друзей, а потом подвергла его психологической пытке, но избавила от неловкости показаться слабым перед друзьями и подсказала ему, как вылечить себя? Если она и была чем-то особенным, то только в комплексе. — Реддл, ты... — начал один из них. Он все еще был слишком дезориентирован, чтобы понять, кто это говорил. — Заткнись. Где моя палочка? — прорычал он, перенаправляя гнев, всплывший из воспоминаний. Том подавил стон, когда сел и прислонился к книжной полке для устойчивости. Он никогда не выглядел таким слабым перед своими друзьями, но его тело не справлялось. — Э... в твоей руке, — это либо Малфой, либо Розье. Он побыл в таком положение несколько минут и встал. Слегка споткнулся, но удержал равновесие. — Встреча завтра, в полночь, — выдохнул он и отвернулся от друзей, выйдя прочь так быстро, как только позволила ему слабость в ногах. Она сказала ему выпить успокоительного, иначе у него случится припадок. Пошла ты. Сейчас он чувствовал себя не иначе как убийцей, и ему нужно было уйти от них, пока он не совершил серьезную ошибку в своей жизни. Они никогда не простят его (он не хотел признавать этого, но он никогда не простит себя), если он разозлится и смертельно ранит одного из своих друзей. Он прошёл мимо ошеломлённого библиотекаря в сторону выхода. Совершенно не замечая (или не заботясь), что другие ученики в коридоре наблюдают за ним, Реддл направился к границе Хогвартса. Запретный лес. Ему нужно было найти что-то, на чем он мог бы выместить свой гнев.***
Остальные ребята все еще были в библиотеке, убираясь на месте преступления. Они работали над устранением пятен крови и раскладывали книги, оставленные на полу Томом и Сикарией. — Она никогда не простит нас. Или его, — сказал Розье, не поворачиваясь лицом к друзьям. — Я знал, что все пойдет не так, — он ударил кулаком по столу, отчеканив последнее предложение. Лестрейндж промолчал, лишь в гневе пнул ножку стола. — Должны ли... — начал Малфой. — Должны ли мы сказать ей? Нотт покачал головой. — Он воспользуется легилименцией, чтобы выяснить, кто рассказал. Она достаточно умна, я уверен, сможет догадаться, когда успокоится. Лестрейндж с горечью покачал головой, уставившись в пол. — Сколько дерьма я для него делаю, а все равно обязан ему жизнью. Эти чувства разделяли все рыцари. Рыцари. — Вы слышали, что она сказала в конце? Она назвала нас рыцарями? — Розье расхаживал по залу. — Думаете, она знает? — Как она могла? — спросил Нотт, но его разум все еще думал о последствиях рассказа о том, что Реддл сделал на самом деле. Возможно, она будет так зла, что будет избегать их. — Я уверен, что это была просто манера речи, — сказал Малфой, но в его тоне было больше надежды, чем уверенности. — Да, потому что она так полна совпадений, — язвительно сказала Розье. Реддл не ошибся, когда сказал, что она — головоломка. И разгадать ее становилось все труднее.