Die Schweigereltern

      — О, подай, будь добр, — прищёлкивает пальцами Коё-сан, и её длинный палец с ровным розовым ногтем указывает на стопку книг. Её кабинет на последнем этаже публичного дома светлый и довольно уютный. Ацуши не представляет, как его занесло сюда, но им с Осаму-саном, очевидно, не повезло в том, что их заметили первыми.       — Сестра, сдалась тебе перестановка, — качает головой Осаму-сан, поднимая несколько томов в старых красивых переплётах и по одному аккуратно укладывая на полке.       — Можешь не помогать, если не хочешь, — поджимает губы женщина и тут же улыбается, поглаживая Ацуши по голове: — Мы и вдвоём справимся, правда, милый? И Гинни через часик-другой приедет. Хочешь, покажу тебе её питомцев? Чуя не разрешает ей оставлять их дома, поэтому она держит малышей здесь, у меня.       — Почему не разрешает? — удивляется Ацуши.       — Да боится он их, — усмехается Осаму-сан, и Ацуши тянется помочь ему с двумя другими полками, пока Коё-сан возвращается к раскладыванию бумаг на своём столе. На вопросительный взгляд Ацуши альфа отвечает, пожимая плечами: — Не знаю, чего страшного в хамелеонах, меня не спрашивай. Я вообще кошек люблю. А Чуя животными только собак признаёт, вот и бесится.       — Хамелеоны? — переспрашивает Ацуши, округлив глаза. Оборачивается на Коё-сан. — Вы держите хамелеонов?       — Да, — невозмутимо отвечает она, подцепляя плотную папку и укладывая туда листы с крупной красной печатью. — Трое очаровашек, за ними ухаживает моя помощница, когда никто из нас не может покормить их или проветрить клетку. Но я по большей частью выращиваю там цветы, зверушки — это всё же не моя забота.       — Где Гин их вообще нашла, ума не приложу, — добавляет Осаму-сан. — Но Чуя с папой были против настолько, что даже мы с отцом не смогли их убедить, а Гин в итоге отказалась отдавать этих ящериц, так что сестра забрала их в свою оранжерею, зал этажом ниже. Закончим здесь, сходите.       — Коё-сан, давайте я! — подхватывает из рук женщины большую коробку с макулатурой Ацуши.       — Ты можешь звать меня так же, как и Рюноске, Ацуши, — отмахивается она от его «Коё-сан». — К чему эти формальности? Мы же семья.       Она говорит это как какую-то очевидную истину, а Осаму-сан смотрит с легким осуждением-как-можно-быть-таким-глупым. Ацуши тушуется, устыдившись собственных сомнений. Они… Семья, да?       Он плохо понимает, что именно это должно значить и какие обязанности на него накладывает. Но слово приятное. Такое желанное, тёплое… Ацуши, когда был маленьким, так мечтал о семье. Так хотелось… Он не знает даже, как сказать, как объяснить хоть самому себе. Семья могла бы защитить его. И его бы не били, ему бы не делали больно. Семья воспринималась как абсолютное спасение от всех бед. Всегда.       — Но… Но это… Как-то неудобно… И…       — Почему же неудобно, Ацуши? — Осаму-сан с полувздохом стряхивает себя со стола, на котором сидит до этого, и плавно приближается. Негромко заканчивает: — Тебе ведь разрешили, всё в порядке.       — Вот именно, — фыркает Коё, оправляя складки кимоно и принимаясь старательно забирать волосы. Осаму-сан укладывает теплую ладонь на худое плечико Ацуши, и тот поднимает на него блестящие глаза. Растерянно переводит взгляд на Коё-сан, потом снова на него и дважды обратно. А потом несмело улыбается, подходя к женщине и мягко потираясь о ее плечо, будто большая кошка. Бормочет:       — Как скажете, тётя…       Коё треплет его по макушке, щурясь в намеке на улыбку.