***
— Юкичи-сан? Мужчина поднимает глаза от книги, слегка выгибает — совсем как Осаму-сан — светлые брови. Ацуши мнётся на пороге гостиной, блуждая взглядом по стенам над чужой головой. — Я, кажется, велел тебе быть в комнате и не попадаться мне на глаза, — напоминает Юкичи-сан, откладывая в сторону тоненький томик с мелким шрифтом на страницах. — Простите, — вздыхает Ацуши. — Вы сильно злитесь? Юкичи-сан смотрит на него как-то слишком уж долго, а после, рассудив, что пауза достаточно затянулась, объявляет: — Ты уже не маленький и должен понимать, что различает разумный риск и глупость. Сегодня это была она. — Я понимаю! — горячо заверяет Ацуши. Повторяет снова: — Простите меня, пожалуйста. Юкичи-сан, сдавшись, указывает на место рядом с собой, просит: — Присядь, — и, когда Ацуши слушается, начинает значительно спокойнее, чем в их беседе до этого: — Я знаю, что для твоих действий не было крайней необходимости, и сейчас ты заявляешь, что что-то понимаешь. Тем не менее. Зачем же ты это сделал? — Я хотел помочь, — отвечает Ацуши вполне уверенно, ведь так и есть. Он хотел помочь Кенджи и Джуничиро справиться с заданием быстрее и эффективнее. И у него ведь получилось! Ну и что, что одна из тех самодельных взрывчаток сдетонировала, и его слегка привалило сложившимся, как карточный домик, зданьицем. — Джуничиро прекрасно контролировал ситуацию и не нуждался в твоей помощи, — отрезает директор. — Ты осознаёшь это? — Ацуши покладисто кивает. Пожалуй… Они бы справились и без него, но с бо́льшими проблемами. — В таком случае в чём дело? — после этого его вопроса проходит целая минута. Ацуши опускает голову так низко, что это больше всего походит на незавершённый поклон, мнёт пальцами ладонь, но так и не произносит ни слова. Юкичи-сан не считает нужным ждать больше. — Ацуши. Если ты пришёл сюда молчать, тебе стоит вернуться в комнату. Ацуши мнётся, кусает губы и шарит глазами по тёмным змейкам древесного узора на паркете. — Я… — костяшки звонко щёлкают, и чужая рука накрывает ладони, останавливая нервический хруст пальцев. — Я и так вишу на вас мёртвым грузом, — пытается объяснить, как может, Ацуши. Слова дурацкие, не желают клеиться во что-то внятное и оправдывающее, потому что каждое звучит глупее предыдущего. — Вы столько помогаете мне, правда, спасибо вам! Но я ничего не могу сделать в ответ… — Ацуши на короткие секунды поднимает горящий взгляд, чтобы посмотреть в строгое лицо. — Не хочу, — сглатывает, — быть бесполезным. Сердце успевает вздрогнуть в груди трижды, прежде чем сухие пальцы, огрубевшие за многие годы работы с оружием, приподнимают его голову, поддев подбородок. — Разве ты бесполезен? — и Ацуши пристыженно опускает глаза. Голос альфы звучит совсем неодобрительно, когда он укоряет: — Глупый ребёнок. Как скоро ты поймёшь, что в семье никто не может быть в тягость другим? — и Ацуши, не прерывая его, осторожно юркает под тяжёлую руку, прижимаясь щекой к жёсткой ткани кимоно. Это кошмарно… Кошмарно. Почему он это сказал? Надо было молчать. Или вернуться в комнату и дождаться Рю. Просто кошмарно. Теперь все узнают. Все-все. И Осаму-сан. И Рю. И Чуя-сан. И Гин. Конечно, после такого они не захотят его видеть… — Ты ещё мог бы допускать такие нелепые мысли, будь ты рядовым членом Агентства, — Юкичи-сан с досадой покачивает головой, прежде чем успокаивающе провести ладонью по его спине. Ацуши ёжится, нехорошие предчувствия захлёстывают с головой. — Ну хватит, — директор отводит в сторону широкий рукав кимоно, и он ложится поверх плеч Ацуши, как плотное покрывало из жёсткой тёмной ткани. — Я не злюсь на тебя, но не стоит повторять подобное. Это ясно? Ацуши кивает, чувствуя, как горят щёки. Ужасно стыдно. Он наверняка весь красный… — Вы всем расскажете? — волнующий вопрос. — А ты бы предпочёл, чтобы всё осталось между нами? — Юкичи-сан звучит почти с интересом. — Они подумают, что я не верю в них, — бормочет Ацуши, пряча лицо, когда Юкичи-сан спокойно напоминает: — Это правда. — Правда, — соглашается обречённо. Собравшись с силами, шепчет: — Никому никогда не было до меня дела. Единственное, о чём думал директор приюта, это моя способность. Вы взяли меня в Агентство из-за неё же, но… Сейчас ведь всё не из-за этого? — наверное, когда он смотрит на Юкичи-сана, у него в глазах столько надежды, что тот даже улыбается коротко, но улыбка эта мимолётна, как и большинство выражений на его лице. Он заверяет: — Я опасаюсь потерять тебя, а не уникальную способность. Определённо так. Ацуши старается не думать о том, как все отреагируют, но через несколько секунд ему дают обещание ничего никому не рассказывать о подробностях этого их разговора.***
Как Ацуши уже успел выяснить, к детям — а он, кажется, для большинства попадает именно в такую «группу» — в этой семье относятся более чем лояльно. Исключая разве что побеги, ссоры, ложь… И, как сегодня стало ясно, «глупые выходки». Наверное, именно это позволяет Рюноске шипеть на него рассерженной змеёй непрерывно почти четверть часа, не реагируя ни на вялые оправдания, ни на последовавшие за ними возмущения. В конце концов они переругиваются в комнате, расходятся по разным углам и какое-то время не разговаривают друг с другом, пока Ацуши не уступает чужому упрямству и не ластится к худому плечу, забравшись рядом на кровать. Альфа какое-то время сидит с каменным лицом — копия деда, не иначе — но долго не сопротивляется, и Ацуши ловко юркает в раскрытые объятия, довольно притираясь к тёмной футболке щекой. Никто больше не говорит ему ни слова, всё семейство ведёт себя как ни в чём не бывало, и только Осаму-сан, вечером пришедший копаться на балконе, отвечает на настороженное «Вы злитесь?» удивлённым: — Я? — Юкичи-сан разозлился, — поясняет Ацуши, обнимая большую подушку, пропахшую альфой, и наблюдая, как наставник с победным блеском в глазах выуживает с самого дна ящика старую коробку из-под удлинителя, набитую чем-то невразумительным. — Когда я был ребёнком, — вернувшись в комнату и присев рядом с Ацуши на край матраса, начинает он, — мне нечасто доставалось от папы, он обычно был занят работой. Отца же всегда было довольно проблематично вывести из себя. — Но у меня получилось, — удручённо признаёт юноша, смущённо потирая щёку. — У меня тоже получалось! — радостно заверяет его Осаму-сан и ободряюще хлопает по плечу: — Я знаю, он умеет быть убедительным. Поэтому ругать тебя второй раз не вижу смысла. — Скажите это своему сыну, — бурчит Ацуши, надувшись, и мужчина тут же поднимает перед его лицом указательный палец: — Рюноске — особый случай. Ацуши вздыхает: — Он так кричал… — Его несложно понять, — Ацуши пожимает плечами, и Осаму-сан объясняет, уложив ладонь на мягкие светлые волосы на его макушке: — Представь хоть на секунду, что он погибнет, — и Ацуши распахивает яркие жёлтые глаза, уставившись на него. — Что бы ты почувствовал? — спрашивает Дазай, и тут же продолжает сам, потому что Ацуши не намерен открывать рот: — Помни, ты его семья. Ты ему нужен. Совестно за собственные мысли и страхи, неловко перед директором и безумно страшно, что кто-то может узнать, что же у Ацуши в голове на самом деле. Если они правда считают его своей семьёй, они будут так разочарованы в нём. Очень разочарованы. Они не должны знать, что он не в силах поверить им. Может, чуть позже? Сейчас точно нет. Конечно, это глупо. Они не причиняли ему вреда, не пытались убить. Но… Могут ведь? Вдруг им придётся выбирать между ним, Ацуши, и, например, Гин? Конечно, они выберут Гин, Ацуши и сам бы выбрал её на их месте. Он ведь им никто. Исключение — Рюноске. Или Ацуши только хочет в это верить. Так отчаянно хочет… И верить в Рюноске, которого он любит всем сердцем, всем своим огромным тигриным сердцем, куда проще, чем в его семью, которая не обязана принимать его, но почему-то принимает. Наверное, им это по каким-то причинам выгодно — держать его рядом. И, пока им это выгодно, Ацуши может этим пользоваться. Они добры к нему. Помогают. Ничего ведь не делается просто так, правда? У них должна быть какая-то причина. И, возможно, если он будет полезен, они не захотят прогонять его? Ну, хотя бы какое-то время. Желательно — подольше. Но рано или поздно Рюноске ведь бросит его, в этом никаких сомнений. И тогда… Он пытается было представить, какой могла бы быть его жизнь без его мрачного альфы, и его прошибает дрожь. Всё это… Всё лучшее, что у него есть сейчас — только из-за Рюноске. Интересно, альфа может чувствовать то же самое по отношению к нему? Ацуши крепче сжимает в руках подушку и кивает, неловко боднув наставника под руку. Рюноске, вернувшийся из душа, застаёт их в таком положении, но совершенно не кажется удивлённым.***
Ацуши впервые находит своё невероятное умение засыпать везде и всюду полезным, когда щурится от яркого света лампы над своим рабочим столом, попавшего прямо на лицо. Замирает, устроив подбородок в сгибе локтя затёкшей руки и настороженно прислушивается, ощущая за спиной движение. Тихо тянет носом, и тело само собой расслабляется — запахи знакомые. — …рабочий день давно закончился, — обрывки голосов доносятся сквозь плотно закрытую дверь кабинета директора. — Что-то он засиделся. — Рюноске звал его ещё пару часов назад, но он отказался. По-моему, Куникида слишком загружает его работой. — По-моему, — Ацуши почти слышит в голосе Фукудзавы намёк на иронию, — ты слишком много на него сваливаешь. Лентяй. — О, и я виноват! — драматизм здесь можно щупать руками. Открывается дверь, и Ацуши угадывает по тону следующей фразы чужую улыбку. — По нему не заметно, что слишком утруждается. Юкичи-сан вздыхает, приближается, и Ацуши быстро прикрывает глаза, дыша как можно ровнее. Вряд ли их обоих удастся этим обмануть, но всё же… — Он уже всё сделал, — сообщает директор, похоже, осмотрев его заваленный бумагами стол. — На одного трудоголика в семье больше, — заключает наставник, неслышно приблизившись почти вплотную. Коротко помахивает перед носом у Ацуши ладонью и, не получив реакции, невесомо поглаживает по светлой макушке кончиками пальцев. Тянет задумчивым шёпотом: — Но это всё не просто так. Раньше он таким фанатизмом не отличался. А ты совсем не выглядишь заинтересованным. Что-то ты такое знаешь, но не хочешь мне говорить… Он тебе что-то сказал, да? Что вы обсуждали в тот раз? — Какой «тот»? — бесстрастно уточняет Юкичи-сан. — Да брось, ты не настолько стар, чтобы забыть, — отмахивается Осаму-сан. — Ты был на него безумно зол, такое из головы не вылетает. Но остыл быстро, — звучит с подозрением. Юкичи-сан вздыхает снова, скрестив руки на груди, отвечает: — Можешь не переживать. Ему просто нужно привыкнуть. А тебе нужно оставить ребёнка в покое. Проблемы есть, но он справится. Повисает пауза, во время которой Ацуши, затаив дыхание, вслушивается в тишину, а альфы смотрят друг на друга. Удивительно, но Осаму-сан сдаётся первым, закатывает глаза, поняв, что большего от отца не услышит, и елейно замечает: — И ты, и папа только и делаете, что загадками разговариваете. Каждый раз одно и то же. — Может, поэтому ты и вырос таким смышлёным? — серьёзно спрашивает Фукудзава, но Ацуши прикусывает щёку в уголке губ, чтобы не рассмеяться. Директор уходит к дверям, велев через плечо: — Буди мальчика, Чуя ждёт внизу. Ацуши вздрагивает, когда на плечи опускаются широкие тяжёлые ладони. Низкий голос шепчет на ухо осторожное: — Ацуши-кун, — и он открывает глаза, пытаясь изобразить как можно правдоподобнее сонное моргание. Наверное, его не должно удивлять то, что самураи сдерживают своё слово даже в таких вопросах…