Die Schweigereltern

      Ацуши ждёт в машине, игнорируя спокойного, как скала, водителя. Тот смотрит перед собой, чуть прикрыв глаза, и не реагирует даже на проходящих мимо людей, некоторых только недолго провожает взглядом.       В машине пахнет Рюноске, и Ацуши, задумавшись и в полусне прикрыв глаза, не сразу замечает чужое появление, пока не слышит уверенный оклик.       — Дазай-сама, — суровый глава Чёрных Ящериц приближается к машине. Осаму-сан, только пересёкший парковку, не успевает схватиться за ручку. Оборачивается. Старик вручает ему пакет каких-то бумаг, и Ацуши ясно слышит, как он говорит, понизив голос: — Ваш родитель велел передать, что сегодня вряд ли вернётся домой. Думаю, супруг тоже.       — Спасибо, Хироцу, — чуть заметно улыбается ему Осаму-сан. Желает, прежде чем сесть в машину: — Хорошего вечера.       — Доброй ночи, — кивает в ответ Хироцу и, запахнув полы пальто, прячется от промозглого ветра за высоким воротником. Едва альфа закрывает дверь и устраивается в кресле, водитель, повинуясь одному взгляду, плавно съезжает на пустынную улицу к шоссе.       Ацуши отлипает от стекла, осторожно устраивает голову на чужом плече, чтобы незаметно сунуть нос в переданные бумаги, но Осаму-сан, только пробежавшись глазами, захлопывает папку, и она остаётся скучно лежать у него на коленях.       — Разве вы не говорили, что только члены семьи знают про… Ну, про вас? — интересуется Ацуши. Предполагает в шутку: — Хироцу-сан тоже чей-то муж, брат или сын?       — Чей-то возможно, — хмыкает в ответ наставник, покосившись на водителя. Тот, впрочем, успешно прикидывается креслом. Да и Ацуши сомневается, что ему есть интерес вслушиваться — в конце концов, тяжело не заметить, кого, с кем и куда ты возишь. — Нет, мы не родственники. Хироцу, скажем так, близкий друг.       — Он что-то вроде элитного телохранителя?       — Что-то вроде элитного няня, — исправляет альфа, улыбнувшись. — Другими словами… Он пережил бурную молодость моих родителей, все мои выходки в детстве и юности, а также выходки брата, сестры, мужа и детей. Детей, впрочем, он терпит до сих пор. И рискует застать папиных правнуков, так что работа у него достаточно вредная.       Ацуши что-то царапает слух, и он, сначала только кивнув, после переводит на Дазая удивлённых взгляд распахнувшихся глаз.       — У вас есть брат и сестра?       — Эдогава и Акико, — напоминает Осаму-сан, приподняв брови. Он, кажется, удивлён забывчивостью Ацуши.       — Никогда не слышал, чтобы вы их так называли, — признаётся он, смутившись. Мужчина только отмахивается.       — А, это… Они такого не любят, мы ведь не по крови. Но сути это не меняет, так что зову их так за глаза.       Ацуши невольно улыбается тоже. Он никогда не задумывался, что в этой семье значительно меньше кровных связей, чем вот таких, держащихся непонятно на чём — то ли на привычке, то ли на привязанности, то ли ещё из-за чего, чему он не мог найти объяснений. Все люди во многом странные, а эти люди — особенно. Любили друг друга, а порой даже наедине вели себя будто чужие.       — Не шутите про правнуков, — запоздало просит он, отводя глаза. — Про это ещё так рано говорить…       — Да ладно тебе, — чужая рука треплет по волосам. — Всё равно от этого никуда не денешься. Рано или поздно, но дети-то у тебя будут. Бояться нечего. Результат не так страшен, как его ожидание.       Спорить сложно, а ведь правда: у них с Рю когда-нибудь будут дети… Они и поженятся же всё-таки когда-нибудь. Конечно, если раньше этого события не рассорятся. Или не погибнут.       Дети.       Когда он в прошлый раз заикнулся было про то, что Рюноске может в любой момент просто вышвырнуть его на улицу. И без того чем-то весь день недовольный альфа, глухо зарычав, крепко ухватил его за плечи и тряхнул так, что у Ацуши только перед глазами пол с потолком смешались на несколько секунд.       — Тебе так нужна цель? — зашипели ему в лицо. — Ладно! Чëрт, придурок, слушай сюда! — чёрные глаза горели, и у Ацуши мгновенно отнялся язык. И ноги. — Сначала мы поженимся, — чётко проговорил Рюноске. В груди его клокотало. — Потом ты родишь мне детей. Я ещё не решил, сколько, позже разберусь! Запомнил?       — И всë? — пробормотал Ацуши, совершенно ничего подобного не ожидавший. в последний раз они ругались, когда ещё не были в отношениях, а агрессию к нему Рюноске не проявлял уже очень давно. Где-то под рёбрами рождалось ответное рычание — Тигр метал хвостом по бокам, вздыбив шерсть. И примерно там же валялась в обмороке омежья сущность, сошедшая с ума от запаха и давления чужой силы. Будь Ацуши послабее, уже бы сжался в комок.       — Размечтался! — гаркнул на него Рюноске. Принялся перечислять: — Детей ещё надо вырастить! Я постоянно на работе, кто будет этим заниматься? Родишь и будешь воспитывать! Всё! Вот мой корыстный план! Будешь инкубатором для своих маленьких копий, научишь их выносить мозги, у тебя это отлично выходит!       Ацуши почему-то стало смешно.       Выпустив его и отпихнув в другой угол кровати, Рюноске вскочил и зло принялся расхаживать по комнате, одеваясь. На работу ему было вставать ещё только через час, и вообще, разговор по душам он первый затеял. Всклоченный и полуголый, тихо ворчащий что-то про тупоголовых омег, он страха уже не внушал. Ацуши, как кот на часах с кукушкой, водил глазами, провожая его по комнате. Одевшись, Рюноске уселся на кровать и сгрёб его в охапку, торопливо обнимая.       — Надоел, — пробубнил в макушку. Ацуши, муркнув от смеха, крепко обвил его в ответ руками, и больше они эту тему на данный момент не поднимают. Ну, вслух, по крайней мере. Ацуши не может сказать, что он проникся чужим внушением, но сердить альфу у него точно больше нет желания.       — Вы обрадовались, когда узнали про Рю? Что он будет? — спрашивает он тихо.       На лице наставника на секунду мелькает неясная тень, но после он поджимает губы, будто что-то вспомнив, и слегка приподнимает уголки рта. Отвечает, наклоняясь:       — Это было… Ошеломляюще. Особенно если учесть, что вокруг назревала война. И не слушай отца, тогда мы уже знали про таблетки и прочие радости медицины. Я был шокирован не меньше Чуи, когда мы поняли, чем природа нас с таким поразительным упорством одарила. Но да, я был счастлив. Правда после…       — Беременность была тяжёлой? — с сочувствием кивает Ацуши, догадавшись. Но мужчина, к его удивлению, говорит:       — И это тоже, но оно не главное, — и Ацуши удивлённо поднимает глаза. Осаму-сан вздыхает. Усмехается негромко, ненадолго уходя в свои мысли. Признаёт: — Знаешь, я редко проявляю слабость. Жизнь мало когда это мне позволяла, — юноша слушает внимательно, по одному тону поняв, что воспоминания о чём-то, что ему сейчас будет рассказано, вызывают в наставнике очень неоднозначные чувства. Но он точно не ожидает услышать: — За пару недель до рождения Рю я пытался покончить с собой.       Нижняя челюсть на секунду отвисает.       — А? — опешив, переспрашивает Ацуши, отодвинувшись. Охранник бросает на них короткий взгляд в зеркало заднего вида.       — Ужасно, да, — соглашается с возгласом Осаму-сан. Поясняет: — Испугался.       — Чего? — недоумевает Ацуши. В ответ пожимают плечами.       — Того, что нечто такое, как я, не способно стать родителем. Меня в то время очень сильно накрывало. Трудно было понять, но я до чёртиков боялся. Чуя узнал об этом только через несколько лет, дико зол был, что я не сказал.       Ацуши поражённо молчит.       Машина сворачивает с шоссе в тихий спальный район, и по стеклу мелькают блики в мелких дождевых каплях.       Осаму-сан молчит, ждёт, пока он осмыслит сказанное. История… Действительно не из приятных.       — Рю… — сглотнув, Ацуши снова смотрит в чужие серьёзные глаза. — Он знает?       — Да, мы как-то обсуждали это, — делится, и тут же добавляет, увидев, как вытянулось и без того побледневшее лицо: — Расслабься, недавно. Я не рассказывал ему это на ночь вместо сказок, если ты об этом подумал. Он был уже достаточно взрослым, чтобы всё понять и не придти в шок. К тому же, это не отменяет того, что я ждал его рождения и люблю его.       — Да, конечно, — торопливо кивает Ацуши.       Как раз в последнем он совершенно не сомневается…

~

      От отвешенной пощёчины голова отлетает набок. В ушах немедленно поднимается звон.       — Чем ты думал? — почти рычит отец, нависая сверху.       Осаму опускает голову, рассеянно потирая щёку пальцами, и больше не выпрямляется.       Молчит.       — Твой омега беременен, а ты что вытворяешь? — продолжает отец, схватив его за подбородок. — Какого чёрта?!       — Не говори ему, — еле слышно просит Осаму недрогнувшим голосом. — Меня завтра выпишут. Больше никто ничего не знает. Я позвонил только тебе.       — Разумеется, не скажу, — отзывается старший альфа. Выпустив его, отходит к двери палаты, а после — к окну. Делай он это чуть быстрее и без свойственной ему сдержанности, всё походило бы на метания. Осаму пусто смотрит перед собой, избегая чужого взгляда и вида собственных рук, опавших поверх одеяла. — Сын, что происходит? Объяснись.       Тускло улыбнувшись, Осаму пожимает плечами.       — Он беременен. Какой из меня отец?       — Об этом надо было думать раньше, — отрезает Фукудзава, скрестив руки на груди.       Осаму поднимает глаза к потолку, закатывая глаза.       — Я знаю, знаю. Но посмотри на меня! — демонстрирует руки в бинтах. — Я же неполноценный. Пустой. Ещё и такой, как ты любишь говорить, разгильдяй. Что я смогу дать своему ребёнку, что? Какую-нибудь ещё мутантскую способность? Или искалечу ему психику? Меня мучает это. Не могу избавиться от мыслей.       К его удивлению, лицо отца разглаживается. На секунду в темноте кажется, что он даже позволяет себе короткую улыбку.       — Ты будешь удивлён, но это, кажется, нормально.       — Что, прости? — высоко поднимает брови Осаму, в точности копируя мимику родителя.       — Мы планировали ребёнка, мы были взрослыми, и меня в юности было сложно назвать разгильдяем, но меня мучили ровно такие же мысли до твоего рождения, — поясняет отец свою «теорию». — Кем ты будешь? Как будешь относиться ко мне? Смогу ли я проявлять к тебе эмоции? Меня это тоже не отпускало, поверь. Ты не сходишь с ума, — заверяет. — По крайней мере не настолько, чтобы обрывать свою жизнь.       — Я не хотел кончать с собой, — предупреждающе качает головой Осаму. — Просто немного переборщил.       Отец на это только невпечатлённо кивает.       — Я догадался. Если бы ты хотел, нашёл бы способ понадежнее. Пытался сделать себе больно? — предполагает.       — Сделал. Это не очень помогло, — признаётся юноша.       В полумраке палаты слышится нехороший вздох. Отец возвращается к его постели, садится рядом. Осаму позволяет ледяной ладони коснутся ещё горящей от затрещины щеки.       — Сынок, поверь мне на слово. Даже если вы с Чуей-куном ещё совсем юны, ребёнок — это чудо. И вы станете хорошими родителями. У вас есть мы, и мы никуда не денемся как по волшебству, когда вы станете отцами. Мы поможем вам.       — Скажи мне, как считаешь ты сам, — просит юноша, устремив на отца прямой, немигающий взгляд. — Я к этому готов?       — Готов, Осаму. Скоро у тебя родится сын. И знаешь, эти мысли пропадут, как только ты возьмёшь его на руки.       Отец ошибается редко. Чуть чаще, чем папа, но всё же редко. И этот случай не оказывается исключением.       Когда через несколько недель он стоит в коридоре уже другой больницы, слушая, как Чуя ругается с сестрой, с боем отвоёвывая право уехать, наконец, домой из этой душегубки, где его зачем-то заперли ещё за три дня установленного медиками срока.       Приятная тяжесть тёплого свёртка из одеял давит на руки. Поглядывая на рыжих омег через занавешенное неплотной марлей стекло, Осаму замечает чужое отражение совсем рядом. Бесшумно приблизившись, отец останавливается у него за плечом.       Других слов не находится, и Осаму, сглотнув пересохшим горлом горькую голодную слюну, сообщает ему, чуть приподнимая спящего малыша с трогательно-чёрным клочком волос у лобика:       — Это мой сын.       — О да, — он слышит в чужом голосе ноту иронии. Отец, уложив руку на его плечо, вглядывается в откровенно страшненькое личико с не меньшей гордостью, будто они оба вместо морщащегося во сне младенца видят что-то иное: — Как ощущения?       Осаму сверкает яркими глазами и улыбается раскрывшему на шум старших бездонные глаза крохе шире, чем когда-либо.       Через минуту, не отрываясь от ребёнка, бросает через плечо насмешливое:       — А у тебя? Совсем скоро тебя будут называть дедушкой. Бьюсь об заклад, папа в депрессии!       Фукудзава тихонько посмеивается.       Отвечает:       — Звучишь соответствующе человеку, которого скоро будут называть отцом.