Die Schweigereltern

      Ацуши не знает, как повёлся на предлог вроде «у нас даже не было нормальных свиданий, которые не кончались бы дракой», но он соглашается вместо лишних часов сна, которые планировал после изматывающих блужданий по городу под уже ощутимо пригревающим солнышком, погулять по набережной. Рюноске мёрзнет, кутаясь в плащ, и руки у него холодные, а у Ацуши только волосы дыбом на загривке, и он несёт куртку в руках, чтобы не изжариться. С моря хотя бы дует ветерок…       — Ты простудишься, — тихо ворчит Рюноске, но Ацуши горячий, как печка, и руки у него тёплые, как и кончик носа, а потому кроме ворчания он ничего не предпринимает.       На набережной людно, и они останавливаются, чтобы не мельтешить в толпе. Ацуши садится на широкие перила и прислоняется щекой к чужому плечу. Вокруг шумно: такие же парочки, несколько детей, которые то и дело пробегают мимо туда-сюда, девушки с колясками и седоватые старики, щурящиеся на солнце.       — Может, поедим что-нибудь? — заискивающе интересуется Ацуши, заглянув в тёмные глаза. Рюноске издаёт тихое:       — Мгм, — и оставляет его сидеть, исчезая в толпе в той стороне, откуда доносятся восхитительные запахи сладостей.       Когда же альфа возвращается, держа в руках бумажный пакет который сразу же отдаёт Ацуши, тот успевает завести оживлённую беседу с каким-то мальчишкой лет восьми, который всё время приближения Рюноске самозабвенно вещает омеге что-то о ветровых мельницах с яркой игрушкой в руках. Впрочем, при появлении куда более мрачного слушателя он почти сразу убегает куда-то к родителям или к столь же шумным друзьям.       — Они такие милые, — улыбается Ацуши ему вслед. Другие дети, девочки, пытаются достать застрявшего в голых ветках дерева воздушного змея, для которых, сказать честно, ещё рановато.       — Мы не особенно взрослее, — замечает Рюноске. Девочкам и правда не меньше четырнадцати. Их школьная форма похожа на ту, которую носит Наоми-чан.       — Мы другое, — возражает Ацуши задумчиво. И добавляет: — Особенно ты.       Рюноске в непонимании приподнимает брови совсем как отец. Спрашивает настороженно:       — Ты что имеешь в виду?       — Ну, — тянет Ацуши, — ты… Взрослый!       — О да, а вот ты временами ведёшь себя, как ребёнок, — безжалостно фыркает альфа, и Ацуши толкает его в бок, не давая запустить руку в конвертик с моти.       Они забывают это тут же, остаток вечера наслаждаясь прогулкой, пока полумрак не перерастает в темноту. Йокогама загорается цветными огнями.       Вспоминает чужое замечание омега только позже, ближе к ночи, когда в квартире медленно устанавливается тишина. Рюноске садится за недоделанную работу, согнав Ацуши с кровати, и тот в поисках более уютного места возвращается на кухню. Гин занята примерно тем же, чем и брат, за единственным отличием: она печатает с не настолько серьёзным лицом.       — Ужин в холодильнике, тётя привезла карри, — сообщает, не отрывая глаз.       Ацуши, только ответив, что не голоден, ускользает мимо девушки в гостиную. Устраивается в кресле, подобрав под себя ноги, и утыкается носом в книжку. Первая попавшаяся с полки в коридоре. Кажется, это старый роман. Страницы выцвели, а в развороте между третьей и четвёртой он даже находит тоненький засушенный листочек.       — Гин их собирала, когда была маленькой, — комментирует Чуя-сан с дивана на вопросительный взгляд, и он бережно вкладывает коричневое осеннее пятнышко обратно в книгу, прикусывая губу. — Дети часто так делают. Бесполезно, но красиво.       Ацуши честно пытается читать, но книга оказывается несколько более скучной, чем он ожидал. Первое время выходит сносно, но пока он доходит до второй главы, тело окутывает липкая дрёма.       Неслышно приблизившийся Чуя-сан вытаскивает у него из-под носа томик, и Ацуши, завалившись от неожиданности вперёд, чуть не утыкается носом в собственные колени.       — Иди спать, — старший омега кивает в сторону двери.       Ацуши, помотав головой, чтобы разогнать сонливость, гораздо бодрее поясняет:       — Я подожду Рю.       Пожав плечами, Накахара возвращается на диван, и Ацуши невольно копирует его позу, навалившись на подлокотник правым локтём. Сон отступает, и он просто разглядывает комнату, то и дело невольно задерживая взгляд на мужчине.       Тот спрашивает по меньшей мере через минуту, будто о чём-то вспомнив:       — Как у вас с ним? Сцен больше не было?       — Сцен?       Ацуши невольно краснеет.       — Вроде вашей ссоры на прошлой неделе, — объясняют терпеливо.       — Нет, он… — Ацуши, запнувшись, косится на кухонную дверь. Старший омега, подперев подбородок рукой, смотрит выжидающе. — Он наорал на меня и обозвал дураком.       В светлых глазах разгорается ленивый интерес. Ацуши, вздохнув, пересказывает короткий разговор, понизив голос, чтобы Гин не услышала чего лишнего для её ушей.       — Так и сказал? — поджимает губы Чуя-сан. И посмеивается, накрыв губы пальцами, когда Ацуши удручённо кивает. Хмыкает: — Вот же…       — Не говорите, что это он тоже в Осаму-сана, — бормочет Ацуши, смущённый чужим вниманием.       — Нет, — ничуть не протестуя, признаёт мужчина. С готовностью добавляет: — Это точно в меня, — и Ацуши невольно улыбается тоже, наблюдая за чужим весельем. Задумывается о том, что, пожалуй, до своего родителя со вспышками гнева Рю ещё потренироваться бы. Чуя-сан кажется значительно жёстче. Вот и сейчас он, согнав с лица улыбку, напоминает невзначай, но в голосе слышатся стальные нотки: — Никаких детей до двадцати.       — Вы сами рожали в пятнадцать, — вздыхает Ацуши, подкладывая ладони под щёку. Какой же он красивый… И совсем не женственный, зря Осаму-сан шутит. Вот Ацуши, наверное, если бы был чуть ниже и уже в плечах, за девочку бы сошёл.       — Почти в семнадцать, и времена были другие, — отрезает Накахара немедленно. — Мы каждый день сомневались, доживём ли до вечера, если понимаешь, о чём я. И это не отменяет того, что я чуть не свихнулся от страха за те девять месяцев.       — Из-за войны? — отвлекаясь от своих мыслей, уточняет Ацуши, хмурясь. Рю обмолвливался об этом пару раз, и наставник совсем недавно рассказывал про то время, и все они упомянают те ужасы, что творились в Йокогаме, без былого запала, с каким описывают сторонние стычки. От такого и правда нельзя получать удовольствие… Неудивительно, что хороших воспоминаний о тех временах у них немного.       — Да если бы, — к его удивлению, опровергает мысли Накахара. — Из-за своей Порчи. Думал, кто кого быстрее угробит: сын — меня или я — сына.       Ацуши невольно сглатывает, вдоль позвоночника пробегает неприятный холодок, и волос на затылке встаёт дыбом. Точно, Порча… Порча!       — Как же вы рожали? Разве Порча не должна была вырваться? Это ведь вроде больно…       — Как все я рожал, — кривится Чуя-сан, и трепета по отношению к тем событиям у него разительно меньше, чем у других мамочек, которые с благоговением вспоминают, как появлялось на свет их дитя. Ацуши сказал бы даже, что его вообще нет. — Только чуть пальцы Осаму не оторвал пару раз. Ринтаро-сан говорит, у него там лицо было такое же перекошенное, как у меня.       — Он был с вами? — округляет глаза юноша. Господин Мори — это ясно, он ведь доктор… Но Дазай никогда не казался Ацуши настолько сентиментальным, чтобы зайти так далеко. Прошло восемнадцать лет, а они помнят всё в таких красках… Наверное, такое не забудешь при всём желании.       — Был, конечно. У меня и так с самоконтролем была беда на тот момент, а тут ещё и десять часов выталкивать из себя не самого маленького ребёнка! Ты как себе это представляешь? Я бы город разнёс без него. Хоть где-то польза, — отвечает мужчина, и Ацуши тут же упрекает себя в глупости. Исповедь. Всё из-за неё. Она помогала держать контроль над Порчей… — С Гин та же история.       Ацуши задумчиво смотрит куда-то в угол комнаты. Изумляется, медленно качая головой:       — Как вы сохранили это в тайне? Вы ведь не ходили по Мафии с огромным животом и всё такое…       Картинка рисуется донельзя забавная, почти гротескная. Чуя-сан неприязненно поджимает губы:       — Ками упаси. Уезжали из города якобы на разборки, выбирали местечко потише, без всякой связи с внешним миром, только Ринтаро-сан изредка приезжал меня осматривать. Ну и сестра вещи привозила. Не самое приятное время в моей жизни, — подтверждает прошлые размышления Ацуши. И дополняет неожиданно с налётом по большей части напускного равнодушия: — Но оно того стоило.       — Простите, мне, наверное, не стоило спрашивать, — спохватившись, бормочет Ацуши. Выпрямляется, складывая руки перед грудью, торопливо склоняется вперёд: — Спасибо, что были откровенны.       Чуя-сан смотрит на него почти насмешливо, смеющимися глазами. Ацуши и правда становится неловко за беспардонные расспросы.       — Да не за что, — пожимает плечами прежде, чем он извиняется снова. Чуть улыбается всё же: — С тобой по-другому страшно, это как пуделя пнуть. Ты же открытый, жуть просто.       Ацуши осторожно замечает, стянув брови:       — Вы с вашим мужем тоже не очень секретничаете…       — Интриги и недоговорки не в моём характере, — мгновенно отмахивается Чуя-сан, фыркнув. — Предпочитаю решать всё напрямую! — он замолкает на короткие секунды, а после серьёзно продолжает, поймав блуждающий по комнате взгляд юноши: — А Осаму не бывает откровенен, малыш, уж мне можешь поверить. Он либо говорит меньше, чем думает, либо говорит не то, что думает. Сколько его помню, он был превосходным актёром. Сам подумай — разве плохой актёр смог бы сыграть такого клоуна, каким он прикидывается сейчас в Агентстве? Если он рассказывал тебе что-то личное, значит, посчитал, что ситуация совсем дерьмо.       Ацуши кивает понимающе. В это поверить легко… Он ведь не раз замечал, как легко наставник меняет маски при любом желании. Это пугало поначалу… Сейчас скорее вызывает восхищение. Ацуши не смог бы так при всём желании. Может, он и правда достаточно наивный… «Открытый».       — Простите, что я к вам липну, — просит он, встряхнувшись. Заламывая пальцы, признаётся: — Мне кажется, вы можете меня понять. Вы ведь тоже когда-то были в… Похожем положении.       — Моё положение не располагало к особым сомнениям в себе, — поправляет Чуя-сан спокойно.       Ацуши впервые задумывается, что Рю был прав. Может, дети и правда создают бо́льшую уверенность? По крайней мере для омег, ведь по словам наставника в альф дети совершенно уверенности не вселяют.       — Простите.       — Не извиняйся. Если бы не хотел рассказывать, отправил бы тебя спать. Кстати, может, всё же пойдёшь? Разрешаю столкнуть моего сына на пол.