ID работы: 11998250

Die Schweigereltern

Слэш
NC-17
Завершён
369
Размер:
148 страниц, 45 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
369 Нравится 774 Отзывы 92 В сборник Скачать

Часть 31

Настройки текста
Примечания:
      Пистолет в руках Митамуры заметно дрожал, как и руки Эдогавы, которые тот небрежно спрятал в карманы, чтобы выглядеть ещё более непринуждённо. Старшего патрульного это привело в ярость.       Лежащий на спусковом крючке указательный палец напрягся.       — Ну и чего вы медлите? Хотите стрелять — стреляйте уже, — не отрывая взгляда от дула, сказал Эдогава. Чудовищное желание сглотнуть или дёрнуться с места к запертой двери одолевало его, сводило с ума. Но это было не по плану. Ещё немного. Ещё самую малость потянуть время… — Только постарайтесь уложиться в следующие пять секунд, ладно? Потому что по моим расчетам, через три секунды, через две…       Раздался чудовищный грохот, и комнату залил ослепительный свет. В облаке осколков от разбитого стекла внутрь запрыгнули темные силуэты. Митамура застыл на месте, не в силах даже навести на незваных гостей свой пистолет. Исходящее от них ощущение сокрушительной угрозы заставило бы обратиться в бегство и льва. А уже в следующий миг тело старшего патрульного описало большую дугу, и он, отброшенный силой выстрела, врезался головой в стену. .       — Гха!..       Колыхнулись полы плаща, и в центре комнаты, отбрасывая на пол длинную тень из облаков пыли, замер не произнесший пока что ни слова силуэт.       — Сколько их ещё? — хрипло гаркнул на Эдогаву кто-то из теней.       — Пятеро! — недрогнувшим голосом ответил Эдогава, и тени исчезли, втянувшись в тёмный провал двери на лестницу.       Последняя оставшаяся тень, самая высокая и чёткая из всех, тоже подала голос.       — Ты не ранен? — спросила она у Эдогавы.       — Вы даже превзошли мои ожидания! — затараторил мальчик вместо ответа. — Просто нет слов! Хотя успел ты точно к тому моменту, как я рассчитал, и теперь мы поймаем тех, кто за всем этим стоит…       Воздух задребезжал.       — Насколько страшно, — вкрадчиво начала тень сразу же, как он умолк, разглядев в темноте слабо блестящие от пробивающегося лунного света глаза, — смотреть прямо в дуло пистолета, братец?       — Не называй меня так, — насупился Эдогава. Говоря откровенно, он надеялся, что за ним придёт Юкичи-сан. Он как раз смог бы убедиться в его талантах и в том, что он уже готов для работы в Агентстве.       — Если бы я опоздал хоть на мгновение, мне не пришлось бы называть тебя никак, — флегматично сообщил Осаму, подступая ещё на несколько шагов ближе. Эдогава, сам не понимая, почему, попятился. Но два чужих широких шага не могли сравниться с его крошечным шажком, который вёл к неминуемой потере гордости, поэтому Осаму мгновенно оказался нависающим над ним. — Знаешь, много раз я пытался умереть, но ни разу мне не приходило в голову сделать это настолько извращённым способом. Ты превзошёл меня в моём же хобби!       — Гордись, — вздёрнул подбородок Эдогава, но он всё ещё оставался ниже Осаму на целых две головы.       — Это была бы красивая смерть, — улыбнулся тот, но в его словах не было той мечтательности, которая появлялась обычно, когда он шутил такие шутки. Только тон стал неуловимо более хищным, едким, как кислота. — Только представь, сколько людей пострадало бы разом! Ты с пулей в черепе, мы с отцом на всю жизнь с чувством вины, что за тобой не уследили, а Акико — в плену своих мыслей.       — Не смей о ней говорить! — Эдогава не ожидал, что голос его будет настолько громким. Он почти кричал. Осаму смотрел на него, не моргая. Он нарочно упомянул сестру, наверняка нарочно! — Не смей! Ты не имеешь права!       — А ты теперь имеешь? — приподнял брови мужчина. — Тебе разве жизнь дорога? Хочешь, я тебя даже сам пристрелю? Двух зайцев одной пулей — и тебе легче, и мне перед отцом не объясняться. Заодно и посмотрим, как с твоей смертью всё рухнет, будто карточный домик! Малышка-Акико бы так обрадовалась, ты только представь…       — Заткнись! Закрой рот! — Эдогава зажал уши руками. Цепкие пальцы брата впились до боли в запястья, сдавили, и почти стал слышен хруст костей. Ухватив его за руки, Осаму прижал их к его бокам и, опустившись коленом на пыльный пол, только безжалостно продолжал, не давая вырваться:       — Ты же не боишься? Разве тебе не наплевать, что с нами будет? Разве тебе есть дело до Акико? До чего-то, кроме своих теорий, разве есть тебе дело?       — Пусти! — большие, широко распахнутые глаза заволокли слёзы. — Замолчи!       — О, мы плачем, нам что, страшно? Бедный маленький Рампо, — елейно растягивая гласные, Осаму покачал головой. Во взгляде его стоял такой безжалостный холод, что Эдогаве показалось, будто он снова смотрит в дуло пистолета.       — Я не собирался умирать, я знал, что вы за мной придёте! — заявил он уверенно и тут же закусил изнутри щёку, громко шмыгнув носом.       Маска жестокой надменности спала с лица брата, и он с силой встряхнул его так, что голова нелепо мотнулась из стороны в сторону. Рявкнул в ответ:       — Если бы я опоздал, ты был бы мёртв, идиот!       Ещё никто на памяти Эдогавы не называл его идиотом, даже острая на язык Акико. Акико… От воспоминания о безжизненно сидящей в кресле тени девочки делалось тоскливо до дурноты. Она ничего не говорила, только улыбалась невпопад тишине комнаты и плакала по ночам, а звук был такой, будто скулит собака.       — Я знал, что вы придёте, — как мантру, повторял Эдогава. — Я знал, что вы придёте. Вы не могли не придти за мной, не могли…       — Не могли, — через паузу и долгий задумчивый взгляд согласился Осаму, разжимая пальцы и медленно поднимаясь. Эдогава всхлипнул. И снова. И снова. — Конечно же не могли. Ну тише. Всё позади, братец.       Эдогава уткнулся в чужую рубашку, с облегчением закрывая глаза. Ему всё ещё чудилось, что Митамура целится в него из своего пистолета, но это ощущение исчезло, стоило длинным рукам крепко обхватить его за плечи. Осаму шептал ему ещё что-то, но из-за слёз ничего толком не было слышно.       Ужаснее всего оказалось то, что, в сущности, Эдогава — а он должен был признаться в этом хотя бы себе — совсем не был уверен, что за ним кто-нибудь придёт, тем более уж вовремя. Его расчёты всегда были верны, но на секунду, лишь на секунду, когда палец Митамуры напрягся на курке пистолета, он ощутил впервые в своей ещё короткой жизни совершеннейшую пустоту неуверенности.       И Осаму, казалось, знал это.       — У меня ведь нет никакой способности? — впервые за годы, которые прошли со встречи с Юкичи-саном, спросил Эдогава, утирая слёзы. — Ты и твои родители, вы выдумали её. Так? Если бы она была, эта способность, я бы понимал всё на свете, я бы не сомневался. А я не понимаю… Я ничего не понимаю… Почему взрослые такие странные?! И очки эти… Зачем, зачем вы соврали!       И Осаму, казалось, знал, что он знает.       — Ты не эспер, — спокойно подтвердил он, чуть наклонившись к горько всхлипывающему Эдогаве. — Но твой ум тоже способность. Твоя особая черта.       — Лучше бы у меня её не было, — выдавил мальчик тихо. — Она всё равно не помогает! Я ничего не понимаю… Ни что мне делать дальше, ни как помочь Акико!       — Никто не может знать всё, — заверил брат и взял его за руку.       Юкичи-сан выглядел встревоженным, когда встречал их в прихожей своей квартиры. Наверное, по большей части поэтому Эдогава, на лице которого ещё в машине высохли слёзы, так и остался стоять за спиной Осаму, даже когда входная дверь с противным звуком захлопнулась и наподдала ему по лопаткам.       — Почему ты прячешься? — спросил Юкичи-сан. Эдогава не мог видеть наставника, но знал, что тот устало хмурится.       — Потому что мне стыдно. Извините, — пробурчал он. Добавил неохотно: — Я больше не буду.       Послышался вздох, и мальчик всё же опасливо выглянул из-за чужого плеча. Но Юкичи-сан, не видевший собственными глазами так же близко, как брат, насколько Эдогава был близок к неотвратимой смерти, был вполне спокоен.       — Ты цел, Эдогава-кун? — спросил он.       Эдогава, к горлу которого опять подкатила та же давящая тошнота, промолчал.       — Он в порядке, — снова подал голос Осаму. — Я поеду, мне нужно вернуться и закончить на месте.       Сказать честно, Эдогаве не слишком хотелось, чтобы брат уходил и оставлял его с наставником, но его мнения никто особенно не спрашивал. Поэтому, вернув ему на голову упавшую ещё в здании шляпу, Осаму бесцеремонно сдвинул его с дороги и, не произнеся больше ни слова, вышел за дверь. Та снова стукнула Эдогаву в плечо.       Чтобы избежать нотаций Юкичи-сана, пришлось уйти в комнату к Акико. Та сидела на кровати, сложив руки на коленях, и всё так же, как и день, и два назад смотрела в пустоту под шкафом.       Прошедшая война забрала что-то у каждого из них.       Юкичи-сан почти совсем перестал улыбаться.       Сам Эдогава уже не был таким беззаботным на улицах и вглядывался в лица незнакомцев, чтобы считать их намерения до того, как кто-то из них решится подойти или навредить. Во многом из-за этого он стал плутать, слишком отвлекаясь от дороги на прохожих, и не раз уже оказывался в незнакомых местах. Однажды даже почти забрёл в Трущобы, но вовремя понял, что к чему.       У Ринтаро исчез запах, а Элис, которая уже давно не меняла форму, отчего-то сделалась девочкой чуть младше Эдогавы и теперь появлялась совсем редко. Эдогава не очень хорошо разбирался в биологии, в отличие от Акико, но даже он знал, что запах всегда отражает изменения в теле, а пропасть он может только после больших потрясений или серьёзных травм. И того, и другого было за последние два года у Ринтаро предостаточно. У них с Юкичи-саном теперь было два футона на двоих.       Хуже всего приходилось Акико. Война совсем сломала её, и она совершенно закрылась в себе. Иногда Эдогаве казалось, что он способен подобрать слова, чтобы вытащить её оттуда, где бы это «оттуда» ни было, но всякий раз слова, которые он говорил, не подходили. Возможно, это просто были не те слова. Поэтому он не оставлял попыток.       — Ты знаешь, — присев рядом с ней, начал он возмущённо, — Осаму использует тебя, чтобы мной манипулировать! Представляешь? Не буду вдаваться в подробности, ты наверняка будешь в ярости, если узнаешь. Но Юкичи-сан на меня почти не ругался! Почти.       Акико молчала.       Эдогава, вздохнув, взял её за руку и, раскрыв расслабленную ладонь, положил в неё конфету в смятом фантике.       — Прости, больше не смог стянуть, — повинился он. Пальцы Акико разжались, как только он отпустил её костлявый кулачок, и конфета выпала на её обтянутые ночной рубашкой колени. Эдогава поднял её и отложил в верхний ящик тумбочки к остальным — все они ждали своего часа, когда хозяйка придёт в себя и сумеет съесть подарки. — А хочешь, прогуляемся? Там сакура зацвела, Коё уже скоро будет собирать её, чтобы сушить чай. Хотя нет, ты же больше любишь Момидзи. Помнишь, мы собирали с тобой листья, а Чуя заставил нас оставить их все в коридоре и не разрешил забрать в комнату? Вот он бука, скажи? И как Осаму с ним живёт… Ссорятся без конца! Бедные их детки. Помнишь, какие у них детки? Рю так подрос, ты бы его видела! А Гин тебе показывали. Помнишь? Такая красивая, подумать только. А дурак-Осаму опять взялся звать меня братцем, знает же, как я это не люблю. Нет, он нам брат, конечно, но зачем вечно издеваться? А хочешь моти? Я куплю тебе завтра, сегодня меня вряд ли выпустят. Придёт сейчас Ринтаро и будет грозить, что посадит меня под домашний арест до конца жизни! А мне дома и неплохо, лишь бы кормили. И вообще, я сегодня чуть не умер, а даже рассказать никому не могу, потому что все сразу же начнут меня отчитывать, как маленького…       Договаривал Эдогава уже по инерции. Акико впервые за несколько месяцев смотрела прямо ему в глаза.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.