Джисон
Минхо был обманщиком. И Джисон с ним определенно, совершенно точно не хотел бы подружиться. Все начиналось весьма неплохо. Хан как раз успел одеться и задумчиво оглядывал бардак, оставленный в комнате, когда за ним пришел Феликс. Неизменная улыбка на его лице помогала справиться с волнением, но, увидев, во что превратились покои, блондин не смог справиться с удивлением и ошарашенно уставился на парня. — Что здесь произошло? — Здесь произошел твой брат. — Судя по тому, что ты цел и вроде бы здоров, основной удар приняла на себя комната. Джисон не сдержал смех, чем еще больше озадачил Феликса. — Минхо заходил поговорить, но так получилось, что мы немножко увлеклись в попытках поубивать друг друга моим ужином. — Я до сих пор не очень понимаю о чем ты, но у тебя будет время рассказать мне подробности по пути к холму Феникса. Ты готов? — Кажется, да, — как ни странно, он действительно был готов и даже относительно спокоен. Лишь ощущал легкое волнение, но его убежденность в том, что искры Белена в нем нет, гасила любые страхи. — Тогда идем. И Феликс снова повел его коридорами дворца. Хан быстро пересказал ему вечерние события, введя бедного фейри в долгий ступор. Он поверить не мог, что его брат, большую часть времени холодный и отстраненный, вдруг так себя повел. — Понимаешь, Минхо вовсе не ледяная глыба, которой представляют его многие, кто с ним близко не знаком. До смерти нашего отца он мог посоревноваться с Вэрэльдом в легкомыслии, а своей обезоруживающей улыбкой покорил не одно сердце местных красавиц. Но когда отца не стало, Минхо внезапно пришлось принять титул короля Неблагого двора, а вместе с ним и тяжкий груз ответственности. Да, конечно, брат с самого детства знал, что однажды унаследует корону, но никто и представить не мог, что это случится так скоро. Бремя власти наложило свой отпечаток на его характер и поведение. Прежний Минхо появляется только иногда и только в кругу близких людей. Поэтому и странно, что он повел себя так с тобой, человеком, которого он совсем не знает. — Но почему нельзя оставаться прежним, будучи королем? — Быть правителем — большая ответственность. Никто не будет относиться серьезно к королю, который ведет себя слишком свободно. Принц Ли Минхо мог громко смеяться от шутки друзей, мог на спор выпить бочонок эля в ближайшей таверне, мог ухлестывать за любой девушкой, а потом прятаться от нее, сбежав во дворец Благого двора, мог носиться по саду, вылавливая в кустах удравшего кота младшей сестры Хенджина. Король Неблагого двора этого делать не может. Наш народ должен чувствовать в своем правителе надежную опору, уважать и даже немного побаиваться, любить, но понимать, что они не на равных. — Подожди-ка, получается, что раньше Минхо и Хенджин дружили? — Мы все были лучшими друзьями. Но об этом я или брат расскажем тебе в другой раз. — Как все сложно. — Это лишь малая часть. За разговором они вышли из дворца во внутренний двор. Слева начинался сад, которым Джисон любовался из своего окна, а справа была большая площадка с расставленными мишенями. Но больше всего приковывала взгляд аллея впереди. Между аккуратно подстриженными деревьями конусовидной формы стояли прекрасные статуи и каждая в руках держала факел. Проходя мимо них по дорожке из белого камня, Хан старался получше разглядеть каждую скульптуру. Все статуи отличались живым исполнением и идеально проработанными деталями. Казалось, еще секунда — они все сдвинутся с места и пойдут по своим делам. Где-то на середине пути он понял, что все скульптуры изображали фейри: помоложе и постарше, в доспехах и праздничном одеянии, с длинными волосами и короткими — все они были разными, но объединяла их одна черта — корона на голове. Джисон перевел вопросительный взгляд на Феликса: — Это все… — Короли Неблагого двора. Собственно, это аллея так и называется — Аллея королей. — С названием явно не заморачивались, — усмехнулся он. — А зачем? Есть аллея, есть короли. Зачем выдумывать что-то еще, когда и так все идеально сложилось? Хан улыбнулся этим простым, но правильным рассуждениям. Действительно, зачем все усложнять? Он остановил свой взгляд на следующей статуе. Это был тот статный и красивый фейри с картины в кабинете. Только в этот раз он был облачен в легкие доспехи и плащ, а в руке держал длинный меч. Единственное, что осталось неизменным, — его улыбка. Располагающая, искренняя и широкая, открывающая десны на ровных зубах. А самым примечательным было то, что в ногах фейри улеглись пятеро кроликов. — Кто это? — ему захотелось узнать об этом фейри побольше. — Помнишь легенду о Паучьем мосте? Это король Ён, который помог паукам-ткачам. Его портрет ты мог видеть в кабинете, когда мы вышли из портала. — Да, я сразу его узнал. Так вот, значит, какой король Ён. А почему рядом с ним кролики? — Скульптор просто хотел передать чувство полной безопасности и безграничной любви, которое исходило от этого особенного фейри. Ён был самым великим королем: мудрым, справедливым, добрым и отзывчивым. Не было проблемы, которую он не мог решить. За что бы он ни взялся, у него все получалось. Его любили и уважали далеко за пределами Неблагого двора. Он до сих пор является примером для многих. — Да уж, таких правителей не хватает и нашему миру. Хан бросил последний взгляд на легендарного короля, и они пошли дальше. Дорожка постепенно поднималась, и когда они подошли к воротам, ведущим за пределы территории дворца, то оказалось, что стояли на небольшой горке. — Оглянись назад, — вдруг попросил Феликс, — тебе понравится. Джисон послушался. Его глазам предстала захватывающая дух картина. Ночную тьму разрезали огни факелов в руках мраморных королей, дорожкой уходящие вниз, почти до самых стен дворца, на который Хан мог теперь взглянуть и снаружи. Это было восхитительно. Огромное здание казалось нереальным, подсвеченное факелами с земли и лунным светом с небес. Многоуровневая коричнево-красная крыша, темно-песочные стены, портики, колонны, узорные переплеты, маленькие башенки под золотистыми куполами, балконы, увитые плющом и яркими цветами. Дворец был одновременно величественным и воздушно-легким. — Я ожидал, что дворец Неблагого двора будет черным, как ночь, но я оказался приятно удивлен. Он замечательный. — Не понимаю, почему ты сделал такие выводы? Мы вовсе не отдаем предпочтение черному цвету. Хан демонстративно оглядел свою одежду, а потом одежду Феликса, такого же цвета, как и небо над их головами. — Действительно, почему же я так подумал? — сказал он и засмеялся. Ему вторил заливистый смех фейри. После того, как они оказались за воротами, которые им открыли стражники, вокруг стало темнее. Джисон на полном серьезе стал беспокоиться о том, как бы не споткнуться и не упасть прямо в ноги Феликса. Фейри, словно почувствовав его страх, сделал пару движений руками — и вот с его пальцев сорвалась серебряная сияющая птица, полетевшая вперед, чтобы освещать им путь. — Ух ты! — выдохнул юноша восхищенно. Болтая о магии, они подошли к подножию холма, поросшего лесом. Возвышенность была небольшой, но растительность на ней выглядела достаточно густой, чтобы напомнить Хану Проклятый лес и кошмарные рассказы о нем. Он посмотрел на Феликса и неуверенно спросил: — Здесь точно безопасно? — Конечно. Холм Феникса — тихое и спокойное место, а когда ты поднимешься на самый верх, то поймешь, что оно еще и очень красивое. Посмотри сюда, — блондин указал на начало тропы, над которой зависла созданная его магией птица, — здесь начинается Тропа тысячи свечей. С ней, как и с самим холмом, связана одна красивая легенда. Если хочешь, могу рассказать ее, пока мы будем подниматься наверх. — Конечно. Мне нравятся ваши легенды. Они похожи на сказки и оттого кажутся еще более удивительными, если представить, что все это было когда-то на самом деле. Феликс первым ступил на тропу и неторопливо начал свой рассказ: — Ты, наверное, слышал о фениксе? В вашем мире это птица тоже должна быть известна, — он дождался чужого кивка и продолжил. — Многие тысячелетия назад, когда здесь еще не было дворца, феникс облюбовал этот холм для своего возрождения. По одной из версий, после того, как он впервые прилетел на холм, ему так понравился азалиевый сад, что он решил возвращаться сюда каждый раз, чтобы сгореть, а потом восстать из пепла. Дикие азалии — последнее, что видел феникс перед смертью и первое, что бросалась ему в глаза, когда он возрождался к новой жизни. Но нет цветов, что радуют своим цветением круглый год. Могло получиться так, что феникс прилетит к любимым азалиям, а они не приласкают своим пряно-ванильным ароматом и разнообразием красок, явив взгляду лишь зелень листьев. Но добрые боги пожалели прекрасную птицу, подарив азалиям на этом холме вечное цветение, и в какое бы время феникс ни прилетел, его встречали родные взору цветы. Однажды, после стычки с двумя злобными вивернами, раненый, окровавленный феникс летел на холм умирать. Виверны почти полностью разодрали одно крыло и исполосовали когтями шею, но он из последних сил упорно летел к своим азалиям. Кровь лилась из его ран, падая в траву алым дождем, но упавшие капли не исчезали — из них вырастали свечи, которые мгновенно зажигались трепещущим огоньком. Феникс успел долететь, и азалии встретили его буйством красок. А на холме, по направлению его полета, появилась тропа, по двум сторонам которой стояла ровно тысяча свечей, выросшая из тысячи капель крови, оброненных фениксом. Джисон не ожидал услышать что-то столь красивое и столь печальное. Он чувствовал, что глаза предательски подернулись влагой. Часто заморгав, чтобы прогнать непрошенные слезы, немедленно спросил: — А феникс еще прилетает? И почему… — он огляделся вокруг, — не горят свечи? — Феникса не видели уже несколько тысяч лет. Возможно, он и вовсе не существовал, и это лишь красивая история. Хотя поговаривают, что иногда на вершине холма можно увидеть золотисто-красные всполохи, и многим хочется верить, что это прилетает к азалиям легендарная птица. — А что же свечи? — Ах, да. Свечи не горят просто так. Они всегда зажигаются в канун двух праздников: Бельтайна и Самайна, и горят до окончания их празднования. Опять-таки, по легенде, когда на холм поднимался король Ён, чтобы полюбоваться садом, свечи загорались каждый раз, когда он проходил по тропе. Говорят, это все потому, что великий король был отмечен богами, снискав их милость своими добрыми делами. Месяц назад свечи горели в ночь Бельтайна. Это очень красиво, когда вокруг тебя лес, ночь, тишина, а тропа освящается желтым пламенем тысячи свечей. Они горят ровно до окончания праздника, и даже самый сильный порыв ветра или льющийся с неба дождь не сможет их загасить, ведь их зажгли сами боги, в память о фениксе. В горле Джисона стоял ком, в который сплелись его эмоции. Это была такая трогательная и печальная, но в то же время красивая история, что ему казалось, она оставит неизгладимый отпечаток в его жизни. — Кстати, Лунная купель на вершине холма тоже связана с легендой о фениксе. Он сгорал всегда в одном и том же месте, и в земле, каждый раз опаляемой сильным огнем, в итоге появилось чашеобразное углубление. После того, как феникс перестал прилетать на холм, оно со временем заполнилось водой. Так и появилась купель. — Почему же она тогда называется Лунной? — Феникс возрождался из пепла только в полнолуние. Да и по ночам, когда луна выглядывает из-за туч, она как в зеркале отражается в купели. Хан больше не стал ни о чем спрашивать, размышляя над историей феникса, и был благодарен фейри, который не заводил разговор дальше. Так, в молчании, они и дошли до вершины холма. Тропа обрывалась прямо в саду. Повсюду в хаотичном беспорядке были раскиданы кусты азалий: розовые, фиолетовые, белые, красные и даже пестрые. В воздухе витал сладкий аромат, смешанный с ночной прохладой, наполнял легкие и вместе с кислородом попадал в кровь, чтобы потом пробежать по венам. В самом центре сада стояла круглая белая беседка, возле которой уже стояли члены Совета и король, чьи взгляды сразу же оказались прикованы к Джисону. Как же он не любил, когда становился объектом излишнего внимания. Хан постарался перевести мысли в другое русло, например подумать о том, что еще несколько минут и все закончится, а он наконец вернется домой, в свою спокойную, размеренную жизнь без магии, королей и фениксов. Грудь царапнула легкая грусть, но парень старался не обращать на нее внимания. Феликс развеял свою птицу, а Джисон, подойдя к беседке, увидел Лунную купель. Она и правда была похожа на большую чашу, наполненную зеркальной водой, в которой отражалась полная луна. — Ну вот он и пришел. Давайте уже начинать! — разрушил тишину громкий голос Вэрэльда. — Вэрэльд, прояви терпение! — одернул его друид. — Его просто дружки заждались в таверне, вот он и торопится. Никакого уважения, — скривила губы фея. — Гэсса, душа моя, надо же мне как-то зализать рану, которую ты нанесла своим отказом. — Ты предлагал мне сплести венок из ромашек, чтобы потом повесить их на рога спящего Астерия! — Что-о-о? — от грозного рыка минотавра вздрогнули, казалось, даже кусты азалий. Невозмутимым остался только Минхо, который лишь закатил глаза в ответ на перепалку. У Хана создавалось впечатление, что такие споры случались частенько. Увидев, что за ним наблюдают, король Неблагого двора поспешил у него спросить: — Ты готов узнать правду? — Вроде бы да. — Тогда начнем? Хан кивнул и подошел ближе к купели, чтобы опуститься перед ней на колени. Он поднял голову и посмотрел на друида. — Мне надо просто окунуть руки в воду, и все? — Все верно, дитя. Достаточно нескольких мгновений, чтобы искра проявила себя. Джисон кивнул и перевел взгляд на Минхо. — Если искры во мне не окажется, ты же отправишь меня домой, правда? — Джисон, ты попадешь домой в любом случае. Если искры у тебя нет — то сразу, если есть — то только после Самайна. Но насильно тебя держать дольше положенного никто не будет. Здесь не желают тебе зла. — Спасибо. Хану вдруг стало страшно. А что, если искра действительно в нем есть? Что тогда? Ему же придется здесь остаться на несколько месяцев. А как же его жизнь там, в мире людей? За это время его уволят с работы, а самое главное — выгонят из университета. Джисон тут же покачал головой. Нет, это все мелочи, ведь, окажись искра у него, то он спасет фейри и вообще целый мир. Больше не отвлекаясь на мысли, он медленно начал опускать руки в купель. Вода оказалась неожиданно холодной, пальцы сразу онемели, а кожу стало покалывать как от мороза. Сначала ничего не происходило, и Джисон собирался облегченно выдохнуть и вытащить руки, но неожиданно его дыхание перехватило: на кончиках пальцев начал подрагивать золотистый свет. Он пошевелил руками в воде. Свечение перекинулось на все пальцы, а потом и на ладони, став чуть ярче. Хан посмотрел на короля и Совет. — Вы это видите? — Да, — почти одновременно ответили все. — Это и есть искра? — Да, — а это уже раздался голос друида. Джисон больше не мог держать руки в ледяной купели. Подняв их, он засмотрелся как вода подсвеченная искрой, стекала с его пальцев расплавленным золотом. С удивлением он обнаружил, как сияние продолжало расползаться дальше. Сначала оно перекинулось на кисти, а потом побежало по венам, как ток по проводам. Ему стало страшно: разве свечение не должно было исчезнуть, после того, как он вытащил руки из купели? Разве это не так работало? Хан перевел испуганный взгляд на друида и спросил дрожащим голосом: — Так и должно быть? — Видимо, да. — Видимо??? Рядом с ничего не понимающим Джисоном тут же оказался Минхо. Схватил его за руку, начал рассматривать золотые ниточки света, сияющие на коже. — Тебе больно? Хан прислушался к своим ощущениям: боли он не чувствовал. Свечение было слабым, и, продвигаясь по его телу, оставляло за собой лишь тепло, немного покалывающее кожу. Минхо посмотрел ему в лицо и его глаза расширились от изумления. Он вскинул руку и осторожно провел пальцами по его шее, вынуждая юношу вздрогнуть. — Что… Что ты делаешь? — Сияние. Оно поднимается к лицу. Его пальцы следовали за светом и уже касались щеки Джисона. Странное чувство, ощущение, что сейчас произойдет что-то неизведанное, наполнило его. Он вскинул руку, чтобы убрать чужие пальцы со своего лица, но в итоге просто положил на них свою ладонь, прижав к щеке еще сильнее, в странной попытке успокоиться. Хан испуганно всматривался в глаза короля, не представляя, чего ждать дальше. Тот же твердо и уверенно отвечал на его взгляд, одним своим видом заставляя поверить, что все будет хорошо. — Я с тобой. Не бойся, тебе не будет больно. Все будет хорошо, — Минхо в ободряющем жесте чуть сжал пальцы на его щеке. И сияние коснулось глаз Джисона. В его сознании тут же замелькали диким хороводом обрывки образов и картинок. С бешеной скоростью они сменяли друг друга, не позволяя разобрать хоть что-то. Он закрыл глаза в попытке спрятаться от нескончаемого потока непонятных видений, но стало только хуже. Хан застонал от бессилия, не имея возможности остановить это мельтешение. Где-то на задворках сознания он услышал пробивающийся к нему обеспокоенный голос Минхо, который звал его по имени, но его унес в сторону вихрь бесконечных образов. А потом все замедлилось. Он увидел себя, стоящего на небольшом балконе Неблагого дворца и сквозь ночную тьму всматривающегося в ревущий водопад на другой стороне пропасти. Балконная дверь за его спиной отворилась и появился Минхо, облегченно выдохнувший при виде Джисона: «Я тебя искал». Затем эту сцену сменила другая. Хан сидел на диване в своих покоях, а на его коленях лежала голова спящего Ли, чьи пряди он перебирал пальцами. И снова другая сцена. Пустой коридор, освещенный факелами. Искаженное гневом лицо короля, сжимающего горло впечатанного в стену красивого блондина, голова которого была увенчана золотой короной. «Где он?» — голос Минхо походил на рычание, а незнакомый блондин лишь улыбался ему в ответ. Картинка снова сменилась. Он сидел в незнакомой комнате, а перед ним стояла красивая девушка-фейри с густыми, похожими на жидкий мед волосами. Она держала целую стопку книг и звонко смеялась. «Ты уверен, что хочешь все это прочесть? Мне кажется, это ужасно скучные книги. Пойдем, лучше погуляем.» После этого было несколько секунд передышки, и Джисон успел подумать, что видения закончились, но перед глазами снова появилась дрожащая картинка. Он шел по Тропе тысячи свечей. Как и описывал Феликс, зрелище было невероятным. Но ему было плохо. Плохо и больно. Он прижимал руку к своему боку, в слабых попытках зажать ноющую рану, но сквозь его пальцы капала теплая кровь, унося с собой последние силы. По его лицу текли слезы, но он был полон решимости дойти до конца. Он обязательно должен вернуть искру. Отдать ее, чтобы спасти этот мир. И Минхо. Видения закончились так же внезапно, как и начались. Джисон почувствовал, как сияние в нем погасло, но какое-то время он еще чувствовал боль в своем боку, как будто там до сих пор была рана. Услышав, как его зовут по имени, он наконец-то смог открыть глаза. Прямо перед ним стоял обеспокоенный Минхо, уже двумя ладонями сжимающий его лицо. Хан смотрел на короля несколько долгих секунд, а потом по щеке скатилась одинокая слеза и в тишине прозвучал его голос, полный осуждения: — Ты обманул меня. Ты говорил, что мне не будет больно.Минхо
Его глаза расширились, но он ничего не успел сказать, потому что Джисон буквально свалился ему на руки, потеряв сознание. Он бережно подхватил его, опускаясь с ним на землю, вглядываясь в бледное лицо и ничего не понимая, а потом устремил колючий взгляд на Агнама. — Что это значит, друид? Это и есть твоя безобидная проверка? Старец опустился рядом с ними. Провел рукой по лицу смертного, приложил пальцы к бьющейся на шее жилке и спокойно произнес: — Волноваться не о чем. Он в порядке. Просто в легком шоке. Ему надо время, чтобы прийти в себя. Не волнуйся так, мальчик мой. Все будет хорошо. Минхо скривился от этого дурацкого обращения и буквально выплюнул свой ответ: — Я говорил ему то же самое — и вот результат. Он взял Хана на руки и осторожно встал. К нему тут же шагнули Вэрэльд и Астерий, явно желающие помочь нести парнишку, но Ли остановил их одним лишь взглядом. Джисона понесет он сам и никто другой. — Возвращаемся во дворец, быстро, — гнев в его словах заставил поежиться даже старого друида. Движение пальцами — и рядом с ними открылся темный портал, который уже начинал сиять звездами. Минхо шагнул в него первым, стремясь попасть во дворец как можно быстрее. Сразу за ним шла обеспокоенная Гэсса и настороженный Астерий, готовый, в случае чего, сразу же помочь своему королю. Последними в портал шагнули друид и Вэрэльд, и до ушей Ли донеслись обрывки их диалога. — Не понимаю, чего все так занервничали. Искра с нами, можно даже устроить торжественный прием в честь такого события. Наконец-то, нормально повеселимся. Дальше последовал звук удара. Видимо, Агнам не выдержал и двинул своим посохом фейри по спине. — Ай! Да за что? — обиженно крикнул Вэрэльд друиду. — Идиот, — лаконично ответил ему тот.***
Портал закрылся, оставив сад азалий купаться в бледном свете луны. Налетевший ночной ветер пробежался по головкам цветов, ласково потрепал зеленые листья, прошелся рябью по зеркальной глади Лунной купели, а потом полетел в лес. Устав шевелить кроны деревьев, он опустился к самой земле, стелясь по тропе. Никто уже не мог увидеть, как ночную тьму осветил сначала один огонек, а потом и другой. На короткое мгновение около десятка свечей трепетали пламенем в лесной тишине, а потом разом погасли, как будто и не было ничего, и только озорной ветер, несущий с собой горную прохладу, был этому свидетелем.