***
Оперевшись спиной на какое-то старое дерево на заднем дворе здания, алоглазый нервно выдыхает, переводя взгляд то на кудряша, мирно лежащего на траве рядом, то на только что вышедшего из заброшки, которая из-за поджога вот-вот превратится в пепел, Зонтика, смотрящего по сторонам и выискивающего пропажу в виде двух персон. Сглотнув, Сойо медленно выходит из тени дерева и, помахав, словно послав сигнал о спасении, как-то неловко, что не присуще ему, кричит, что они здесь. Зонт поворачивает голову в ту сторону, откуда доносился звук, и, заметив личность, быстрым шагом направляется к ним, с каждой секундой переживая все больше и больше. Но, когда уже осталось пройти метров десять, треф, увидев изначально незаметное тело своего возлюбленного, останавливается. Дыхание участилось. Брови свелись к переносице. Сапфировые глаза от шока округлились и моментально перекрасились в такой же цвет, как у личности, — в кровавый — как обычно это делается при внезапно вспыхнувшейся агрессии. Взгляд бешено заскакал, анализируя ситуацию. А кулаки сжались до побелевшихся костяшек. Неожиданно и резко Зонт поворачивает голову на Сойо и, мгновенно преодолев оставшуюся дистанцию между ними, ударяет его со всей силы кулаком в скулу, отчего личность падает на землю. — Что ты, чёрт возьми, с ним сделал?! — рычит Зонтик, навалившись сверху и продолжая без всякой жалости ударять только что упавшего по лицу. Быстро избавившись от ступора, Сойо, подугадав момент, перехватывает руки шестого клона в районе кистей и с силой отталкивает трефа так, что тот приземляется пятой точкой на травяной покров. — Для начала успокойся и вспомни, что я не ощущу боли, как бы ты ни старался, — спокойно говорит личность, потихоньку теряя прежнее хладнокровие. Нет, он, конечно, полностью понимает состояние Зонтика и старается войти в его положение, но не сможет долго терпеть такое отношение к себе. С любым другим персонажем, учитывая свой характер, Сойо не стал бы церемониться и сразу же отправил бы того в пожизненный нокаут, но здесь всё по-другому. Увидев, что Зонт, на лице которого остались только злость и легко читающаяся жажда мести, и вправду успокоился (видимо, до него дошел озвученный факт), личность тяжело выдохнула и продолжила: — Я вообще-то держу свои обещания: сказал, что твоего ненаглядного не трону, — значит, так оно и будет. Если тебе показалось, что с ним что-то не так, надо было бы в первую очередь проверить это, а не кидаться с кулаками, — сказал как отрезал Сойо, но, посмотрев на удивлённое лицо: мол, а что тогда с ним, и слегка усмехнувшись, снова начинает говорить: — Если коротко, он сейчас в бессознательном состоянии. Я, конечно, до конца не уверен, сработает ли, но постарался сделать так, чтобы, проснувшись, он забыл весь предыдущий день. — То есть, если это сработает, он забудет не только произошедшую ситуацию, но и всё, что было до, и всё, что было после? — не усвоев полностью полученную информацию, уточняет Зонт, на что получает почти неслышное, но такое недовольное цоканье. — Ты вообще слушал или после слов о том, что твой возлюбленный в порядке, от счастья чуть не улетел? — хихикает Сойо, но, заметив осуждающий и чуть смущённый взгляд, так и говорящий «Несмешно вообще-то», решает ответить на вопрос: — Для особо внимательных повторюсь, он забудет весь день, начиная с 00:00 и заканчивая 23:59. — Ладно, понял я. Ты это… извини, что ли, — неловко говорит Зонтик, отведя взгляд. Увидев краем глаза небольшую улыбку, означающую, что его простили, шестой улыбается в ответ и подходит к лежащему объекту обожания, раздумывая над дальнейшими действиями.***
Зонтик, сидя на кресле, которое из-за угнетенной обстановки уже не кажется таким мягким, нервно постукивает подушечками пальцев, изредка делая протяжные выдохи, постепенно наполняющиеся отчаянием. Треф не переводит взгляда с лежащего на рядом стоящей кровати Вару, буквально сводящего с ума своим лицом, подставленным навстречу лучам солнца, выбивающимися из окна неподалеку, вытянутой шеей, белоснежную кожу которой больше не прикрывает капюшон худи, и, похоже, специально разбросанными по подушке кудрями. Шестой уже битый час сидит в таком положении, не выходя из комнаты. Так и хочется, чтобы сейчас, когда грудная клетка его объекта обожания в очередной раз поднялась для вдоха, Вару открыл глаза: то ли для того, чтобы наконец-то убедиться, что с ним все в порядке, то ли для того, чтобы накинуться на него. Но это не происходит… Что бы Зонт ни предпринимал, ничего не выходит… Материть Сойо уже бессмысленно, тот ведь и вправду не трогал зеленоволосого (хотя, если кудряш не очнется, то личность не отделается своими, на первый взгляд, очень правдивыми отмазками). Голубоглазый даже представил, что они должны действовать как в «Спящей красавице», но и это не работает, хотя и красавица в роли Вару есть, и поцелуй, причем не однократный (Зонтик всё-таки не сдержался, но и это малое, на что он способен), есть. С каждой секундой он все больше и больше ощущает отчаяние… И вот. Когда уже, казалось бы, ничего не поможет, пятый клон, словно только что тонувший человек, резко открывает глаза и моментально приподнимается, оставшись в положении сидя и жадно «глотая» воздух, из-за чего практически сразу откашливаясь. Треф сначала не верит своим глазам и просто глупо лупится. Но, точно убедившись в том, что ему не кажется, он со слезами радости, со всех сил обнимая и не желая больше отпускать от себя ни на шаг, накидывается на объект обожания, тем самым повалив их на кровать, — именно так, как мечтал всё то время, что пиковый лежал без сознания. — Ай! — шикает Вару, по всей видимости, ударившись головой о деревянное изголовье кровати, на что голубоволосый, мгновенно отстранившись, прилипает к макушке с поцелуями и извинениями. — Стоп! Что на тебя нашло? — требовательно спрашивает пиковый валет, отодвигая от себя немного успокоившегося Зонтика. — Я п-просто… Просто… Я уже думал, что всё пропало… Ты не представляешь, как сильно я беспокоился! — снова заливаясь слезами, истерично бубнит шестой клон и, проигнорировав отталкивания, сокращает дистанцию между ними, впиваясь в чужие губы своими. И Зонту сейчас всё равно на то, как отреагирует его возлюбленный: отвергнет или ответит взаимностью, ведь для него гораздо важнее то, что тот жив и здоров. Возможно, через какое-то время голубоглазый начнет сожалеть и стыдиться своего поступка, но хотя бы в этот момент он решает действовать в настоящем, не думая о ближайшем будущем. И какого же было его удивление, когда Вару, видимо, избавившись от шока, обвил руками шею Зонтика, притянув ближе к себе, и начал отвечать на поцелуй. Похоже, и тому стало на всё фиолетово — даже на лежащие на тумбочке неподалёку очки, не скрывающие больше его настоящего цвета глаз. Неопытное касание губ, больше похожее на обмен слюнями, завершилось через секунд десять. Счастливый трефовый ещё около минуты не мог ни налюбоваться, как выяснилось, изумрудноглазым кудряшом (в принципе, теория шестого клона подтвердилась, но и это не мешает очаровываться зеленоволосым все больше и больше, с каждым разом заново влюбляясь). — Господи… Я и описать не могу, насколько сильно люблю тебя…— тихо проговаривает Зонтик и, через секунду осознавая сказанное, вспыхивает как спичка, поспешив закрыть свое смущение на лице руками. — Это только что было признание? — ехидно спрашивает Вару спустя несколько мгновений неловких и шокированных поглядований, отчего Зонт пуще прежнего заливается румянцем. В следующее мгновение, когда зеленоволосый неожиданно притянул шестого к себе за воротник футболки для очередного поцелуя, на лице трефа отобразилось удивление. Раньше он не мог позволить себе даже надеяться на какую-то взаимность от объекта обожания, что уж говорить об инициативности… Вернувшись с седьмого неба на землю, голубоглазый отвечает на сладко-пьянящее прикосновение губ и зарывается пальцами в мягкие кудряшки, потихоньку перебирая их и массируя кожу головы возлюбленного. Прервав через какое-то время поцелуй из-за нехватки воздуха, окрылённый Зонт с счастливым выдохом укладывается на кровать рядом с пиковым, обняв того за талию. — Кстати, что вчера было? Я вообще ничего не помню…— спустя полчаса задаётся вопросом Вару. И Зонтик проклинает всё и вся, ведь наделся на то, что пятый не спросит об этом. Но надо же было усложнить ему эту и без того сложную жизнь… Нет, он, конечно, заранее, пока кудряш пребывал в царстве Морфея, вместе с Сойо придумал какую-то ложную теорию, но всё равно хотелось лишний раз не врать ненаглядному. — Я вообще ничего не знаю и до сих пор охреневаю от жизни… Вчера ты просто уехал разбираться с документами, и мы с тобой увиделись только вечером, когда я поехал тебя встречать. В поездке ты вырубился то ли из-за того, что тебе плохо стало, то ли из-за того, что ты просто спать захотел…— спокойно, почти засыпая рассказывает Зонт. Актёр из него хороший бы вышел… — Хм, странно… Как-то даже не похоже на меня…— тихо реагирует изумрудноглазый, и трефовый валет мысленно молится, чтобы тот не услышал предательски учащённое биение сердца и не увидел, как на лбу медленно выступает пот. — Не торопись шокироваться, есть кое-что более странное…— сквозь волнение продолжает строить иллюзию голубоволосый. — Заинтриговал. Переведя дыхание и собравшись с мыслями, Зонтик невесомо бросает взгляд на объект обожания, ожидающий услышать «странность», и начинает снова врать, стараясь рассказать лжеисторию максимально правдоподобно: — Когда мы приехали… В доме была жуткая картина… Пик, Куромаку, Феликс, Ромео… Представляешь, они были убиты! За время моего отсутствия их кто-то убил! Я даже сейчас не до конца всё осознаю… А самое странное — то, что не было следов ограбления, как и на вид каких-либо улик… — Ч-что?.. Ты сейчас шутишь? — удивляется Вару, нервно сглатывая и надеясь, что это какой-то прикол. — К сожалению, нет… Я бы с таким не пробовал шутить, — отвечает Зонтик, и факт гибели клонов прозвучал для пикового вальта как гром среди ясного неба. Конечно, пятый всех их недолюбливал, но смерти уж точно не желал, чтобы радоваться такому. Клоны, очевидно, не были ему настолько близки, чтобы теперь реветь из-за них, но какая-то грусть и апатия теперь присутствует. — Ты же вызвал полицию? — спрашивает кудряш, немного отойдя от этой ситуации. — Сначала я хотел это сделать, но потом понял, что за такое дело вряд ли кто-то возьмётся… Скорее, только повесят их смерти и твое бессознательное состояние на меня, — выдохнув, отвечает треф, краем глаза поглядывая на реакцию объекта обожания, чтобы понять, верит ли он. — И впавду…— через какое-то время тихо произнес Вару, из-за чего у Зонта в голове проскользнуло «Сработало!». — А что с трупами? — немного брезгливо шепчет пиковый. — Если кратко, пришлось освоить профессию могильщика…— переживая за то, чтобы поверили в каждое сказанное им слово, говорит Зонтик и успокаивается, когда пиковый не только не начал задавать уточняющие вопросы, но и смог усмехнуться с его формулировки предложения. Врать не хотелось, но потерять возлюбленного — единственное, чего он боится… Возможно, через какое-то время Зонт осознает, что можно было поступить иначе, но на данный момент он посчитал, что так будет лучше. Для кого, конечно, не понятно… Вероятно, после этого наступят сожаление и вина за содеянное, но точно не сейчас, когда он счастлив просто лежать рядом с тем, ради кого это всё и замышлялось, и понимать, что его не отвергли. Да, в ближайшее время шестой и не поймёт, что Вару чувствует к нему, но ему хватает того, что происходит в сию минуту. Не исключено, что Зонтику станет настолько не комфортно жить с этим, что он сознается в том, что наделал. Всё может быть… И даже то, что голубоглазый расскажет о своем втором секрете в виде Сойо — личности, помогавшей ему всё это время. Но это же лишь предположения и догадки. Они не знают, что будет завтра, и даже не хотят это знать: не в их характере. Они живут в моменте, как бы банально ни звучало. Сейчас им вместе хорошо: постепенно забываются и все проблемы, которые были, есть и будут, и произошедшая ситуация. Со стороны это кажется странным и несвойственным миру людскому, но их всё устраивает. И это, наверное, имеет место быть.