Formalin in your blood.

Насколько верна поговорка, что время лечит глубокие, душевные раны ? Почему это глупое выражение до сих пор существует в нашем мире ? Как можно забыть то, что в один момент изменило твою жизнь, превращая её в настоящий кошмар? Что если в дальнейшем ты не живёшь, а существуешь. Вам понятна вся эта тонкость ? Николаю вот совсем чуждо. – Какое спокойствие и временное лечение, о чем может идти речь, если это всё пустые слова, – произносит парень сиплым голосом. Так прошло почти два месяца, что стали ужасными для Николая. Не сосчитать сколько раз он буквально бился о стены головой, разносил дом и клялся убить Шибусаву, будучи уверенным, что во всем замешан именно он. Конечно, ведь именно Тацухико был последним, с кем он видел Сигму; тем, кого он не возлюбил с первого взгляда; тем, кто всё время был крайне подозрительным и, как казалось, лишь втирался в доверие всё это время. Первые дни Гоголь перенес достаточно рационально, хоть и с агрессией: помогал в поисках, слушал Достоевского и прочёсывал город вдоль и поперек — лишь бы найти Сигму, удостовериться, что он в безопасности. Но этого не происходило. Ни зацепок, ни следов. Ничего. Будто парень растворился на ровном месте. Шибусава так же не раз крутился рядом с квартирой, если кто-то туда приезжал, объясняя это сильным волнением за друга и с каждым таким разом всё больше хотелось снести ему его змеиное лицо. Со временем парня начало поглощать отчаяние. Он прекратил есть совсем и Фёдору пришлось пихать в него хоть кусок хлеба, иногда ночью можно было услышать, как тот в истерике крушил комнату, называя себя ничтожеством и во всём обвиняя. —Урод! Как я мог такое допустить?! — разносилось по всему дому вместе со звуком разбитого стекла. Когда Фёдор приходил, то находил лишь злого Николая с окровавленной рукой и разбитое в щепки зеркало. Было отчётливо видно, как он медленно усыхает днём: глаза потеряли какой-либо блеск, он стал менее заинтересован в чем-либо, почти не разговаривал, полностью теряя веру, а ночью выплескивал эмоции. К середине второго месяца состояние только ухудшилось. Гоголь не реагировал ни на что, превращаясь скорее в без эмоциональной куклу, нежели живого человека. Он мог отреагировать лишь изредка, да и то незначительно. – Почему ушел в тот день, почему я позволил эмоциям взять вверх над собой?, – задаёт сам себе вопрос пострадавший, рассматривая последнюю фотографию, сделанную за несколько дней до пропажи, – Если бы я только всё исправить и не дать тебя забрать. За это время я искал везде, я обыскал каждый уголок этого мрачного японского городка. Но тебя так и не нашёл. – Николай, – раздаётся чужой голос за спиной парня, – ты опять не спишь ? Глубокая ночь на дворе. Фёдор устало вздыхает, оценивая ситуацию. У его друга опять истерика и в этот раз все проходит по обыденному сценарию. Блондин начинает крушить комнату, обвинять себя во всех грехах, чуть позже прибудет час горьких слез. Если бы у Достоевского был не частный дом, а квартира, то соседи бы уже давно вызвали психиатров. Нет, Коля никогда не был плаксой, но сейчас его ситуацию можно понять. Мужчина аккуратно преодолевает препятствия в виде осколков и порванных бумаг, подходя к Гоголю. Брюнет присаживается вплотную к другу и начинает мягко поглаживать того по плечам. – В кого ты превратился?, – задаёт вопрос обладатель аметистовых глаз, пытаясь достучаться до младшего, – у тебя живот и щеки впалые, руки дрожат, а очи ? Что с ними ? Да они безжизненные и в них уже нет прежних эмоций? Чтобы на это сказал Сигма? Гоголь вздрагивает как только слышит имя возлюбленного. Одно слово способно довести парня до дрожи и слёз. Порой блондина мучили кошмары, где его мужа убивали на его глазах, али тот просто уезжал с Шибусавой в счастливое далеко. Но сейчас младшего охватила другая эмоция, а именно – злость на Достоевского. Как он сейчас смеет ему что-то предъявлять? Как совести хватило у этого демона. – Это я в кого превратился,? – ответил Коля, – я все это время только и делаю, что ищу своего мужа! Искал по городу, звонил, писал заявления в полицию. Я всё что можно перепробовал, дабы его найти! А ты, Фёдор! Гоголь вырывается с хватки старшего, сбросив его руки со своих плеч. Глаза полны злобы и ненависти, а отчаяние и вовсе заполняет весь разум. Хотелось накричать и вмазать этому человеку по самую макушку. – Ты за эти почти два месяца хоть что-то сделал?! Федя, ты только и делаешь, что возле меня ходишь, словно я ребёнок какой-нибудь и без тебя, мамки ведущей меня за руку ничего не умею?! Почему ты хоть что-то не сделал ?! Ты же нам с Сигмой был близким другом! А если сейчас его вообще продали в рабство или убили ?! – Умолкни, – эхом раздаётся ответ от брюнета, после чего Николаю прилетела звонкая пощёчина. Удар не был рассчитан таким, как задумывался Достоевским изначально и Гоголь упал на ковер, хватаясь рукой за стену. На глазах вновь появилась порция слёз и горечь отчаяния. Ему уже плевать абсолютно на все. И о том, что он вновь дал слабину, что его ударили и на все прочие вещи. Фёдор же коротко вздыхает, присаживаясь на корточки и притягивая дрожащее тело к себе, так как расстояние между ними на момент падения было мизерным. Николая начали мягко поглаживать по спине и прижимать ближе к себе, дабы у младшего была опора. Юноша обессилено принимает данную помощь, обхватывая Доста за плечи и заключает в объятия. – Я кое-что нашел, но думаю, для начала тебе стоит успокоиться. Ты очень долго держишь всё в себе и однажды такой приступ на улице случиться может. А там думаю ты знаешь, что в психбольницах несладко. – Ты нашёл?!, – спрашивает Коля, поднимая на брюнета заплаканные глаза. – Несколько нюансов. Но нам действительно придется действовать самим, как видишь полиция признала твоего мужа без вести пропавшим и искать не собирается. Шибусава откупился деньгами. – Федя, но и ты не бедный русский хрен, вон какой дом себе обустроил. Почему ты в ответ не приложил Шибусаву? – Мы не знаем, он это вообще или нет. И если это действительно он, то спугнуть его нам нельзя ни в коем случае. Поэтому я скрывал от тебя любые аспекты. Ты эмоциональный и импульсивный человек. Ты бы разрушил мне абсолютно всё. – Я, я спокоен, – ответил Гоголь, медленно отстраняясь от друга и начиная вытирать рукавом слёзы, – только скажи, что ты нашёл? – Шибусава наш не так уж и чист, о детстве пока что к сожалению я не смог найти информацию, но он был замешен в одном деле. Дело о смерти некого Ацуши Накаджима. Он проходил как свидетель при несчастном случае. Как гласят документы мальчику и восемнадцати не было, он жил счастливо со своим молодым человеком Рюноскэ Акутагавой. Пока его не похитили. По словам Шибусавы Тацухико он прогуливался рано утром по лесу и заметил мальчика, который от кого-то убегал. Его сбила машина, когда тот выбежал прямо под колёса. Водителя посадили и на этом история закончилась. – Ты думаешь, что ? – Мне кажется, что наш Шибусава как раз и похитил его. Слишком много разногласий и несовпадений в деле. Ещё оказывается у него есть такой же роскошный, загородный дом, как и у меня. Остался от покойного отца. Я собираюсь наведаться туда. – Но, а что же делать мне ?, – спросил Гоголь, непонимающим взглядом одаряя брюнета. – С тобой останется Иван и будет присматривать. Ты очень слаб и беспомощен. Перед тем, как вступать в бой и к новым поискам тебе нужно подняться с колен. Сейчас я должен ехать к Тацухико. – Я с тобой, – коротко ответил Гоголь, хватаясь за край комода и поднимаясь на ноги. – Нет, не со мной, – ответил Достоевский, следуя примеру друга, а после смотря ему за спину, – Иван, будь добр, проведи своего коллегу в более подходящее место. Как оказалось, всё это время за дверью находился Гончаров, которому не стоило никаких усилий схватить ослабевшего парня и увести из комнаты в сторону прихожей. – Куда ты меня тащишь безмозглая блондинка в законе?!, – вскрикнул Гоголь, пытаясь вырваться. – В больницу, я тебе оплатил палату. Тебя осмотрят специалисты, сдашь анализы и назначат лечение, потом вернёшься домой к готовым результатам, – ответил Достоевский за подчинённого, – Я тем временем займусь поисками твоего мужа. Мужчина закрыл за вышедшими дверь, попутно наблюдая, как Иван выполняет его приказ и уходит в сторону кухни. По крайней мере теперь у него будет время для осуществления своего плана без лиц, которые срывают абсолютно каждый вечер. Николаю действительно нужен отдых и несколько дней в больнице пойдут ему на пользу. Фёдор усмехается, а после набирает неизвестный номер и оповещает собеседника следующей весточкой: – Можешь приступать к выполнению того, что задумал. Будь предельно аккуратен, мне кажется, он уже подозревает о замысле. На связи держи меня. Иначе ты сам знаешь, что я могу сделать. – Я вас понял, Фёдор Михайлович Достоевский, – раздаётся ответ с трубки, – вы же знаете меня уже хорошо, я прекрасно выполняю поставленные задачи. Какими аморальными они бы не были.