Серебряный Принц, или Одиночество - это поправимо

Глава 61

      — Я что — уже… да?! — Если честно, эта новость будто обухом по голове треснула, перед глазами поплыли тёмные круги вкупе с цветными пятнами.       — Сомневаешься во мне? — неприятно удивился Рин. — Считаешь, что такой законченный эгоист как я, не способен сделать даже ребёнка?       — Но… зачем тебе это понадобилось, почему ребёнок должен быть именно от меня? Если тебе нужны дети, нашёл бы себе кого-то более достойного. Как можно хотеть ребёнка от того, кого собственными руками подкладывал под всех подряд!       — Ты разве не помнишь, что я говорил, когда остановил машину? — медленно произнёс он, — Кроме того, ребёнок — это мой единственный шанс добиться от тебя прощения. Если мне ты откажешь, то ему — точно не сможешь отказать. Как видишь, я с тобой до конца откровенен, и жду от тебя того же.       Я потряс головой, нужно было как-то привести мысли в порядок.       — Хочешь сказать, ты меня любишь? — Вопрос прозвучал ровно, почти равнодушно, без каких-либо эмоций. На них просто не осталось сил. Ребёнок… От самого любимого человека у меня родится ребёнок! И тут же сам себя осадил. Если сохранить ему жизнь, это будет очередной бастард, никому не нужный, брошенный. У меня даже нет дома, куда можно было бы его принести, не говоря уже о том, что его нужно кормить и одевать, учить, лечить, если заболеет. Что я один буду с ним делать? Я же элементарно не смогу его прокормить! Но пора продолжить разговор. — Однако, это не даёт тебе права распоряжаться моей жизнью и строгать детей, пока я без памяти лежу. Если любят, подобные решения принимают вдвоём. Я уже своё принял — давай деньги!       — К-какие д-деньги? — От неожиданности Рин начал заикаться. — Да ты, считай, меня разорил! Сжёг всё, на чём я держался!       Ох, ети ж твоего омегу, а он, оказывается, про моё участие в организации пожара знает! Точно, Грейд доложил, но как видно, рассказал не всю правду. Ничего, по-любому из тебя мат. помощь выбью.       — Не прибедняйся. Получишь страховку и всё возместишь.       — Откуда ты знаешь, что она оформлена? — нахально усмехнулся он, глядя мне в глаза.       — У тебя — и не оформлена? Не смеши, ты своего никогда не упустишь!       — Объясни, для чего тебе деньги?       — Зачем задавать глупый вопрос, если прекрасно это знаешь. На аборт! Вот зачем, — и протянул открытую ладошку, будто он прямо сейчас положит в неё купюры, — Я не буду рожать.       Ответ Рину очень не понравился.       — Ты не хочешь иметь детей? — недовольно нахмурился он.       — Хочу. Но не так.       — И ты сможешь его убить лишь потому, что на меня злишься?       — Нет, — я смущенно опустил глаза, — Если принесу домой в подоле, родители нас обоих убьют, у них и своих кормить нечем, поэтому — не обижайся.       — Кто тебе сказал, что нужно ехать домой?       — Куда мне деваться?       — Здесь оставайся. Места хватит, дом большой.       — А как же твой папа? — и мне тут же захотелось убиться головой об стену. Вот идиот! Он же сейчас о Лерде спросит! Когда же я научусь думать, прежде чем открывать свой рот! И точно — ответив на мой вопрос, почти сразу задал встречный.       — Я живу отдельно уже много лет.       Ёлки-палки! Он упоминал во время разговора с Лердом, что самостоятельно купил себе дом! Нет, я знал намного раньше! Об этом говорил с Айром док, перед тем как уехал разыскивать Рина, когда не смог до него дозвониться!       — Как ты спасся? Я не видел никого, кто с тобой в спортзале оставался: ни отца, ни Тина, ни Лита, хотя заскочил туда, как только сработала пожарная сигнализация, и как получилось, что ты один выбрался из пожара живым?       — Ну, прости, что я не сгорел.       — Не мели чушь! Я задал вопрос и жду на него ответа!       Ага, значит, покидая горящее здание Рин не видел меня, только я его заметил. Как же не хочется врать! Но придётся.       — Твой отец передумал и меня отпустил, захотел к гостям вернуться. Наверное, посчитал, что в день рождения неудобно тебя бросать.       Рин посмотрел на меня как на ненормального. Ну, что еще ему надо?! Неужели сложно поверить моим словам и ни о чём больше не допытываться!       — Мой. Отец. Тебя. Отпустил, — раздельно произнёс он, после каждого слова кивая, как китайский болванчик. Я однажды в магазине такую игрушку видел, какой-то омега в подарок покупал.       — Кому ты заливаешь? Он не возвращался в зал. Я прекрасно знаю своего отца, и для чего он приезжает — тоже. Быстро выкладывай всё начистоту, пока я не подключил своих спецов, чтобы вытрясти из тебя правду.       Ой, папочка, роди меня обратно! Ладно, как-нибудь вывернусь, лучший способ защиты — это нападение.       — И ты, зная об этом, оставил нас наедине, повернулся и ушёл?       — Слушай, ты! — Меня крепко ухватили за волосы. — Лерд слово дал, и ничего бы с тобой не сделал! Последний раз спрашиваю: Где. Мой. Отец!       Ты смотри, ему и в голову не пришло, что батюшка не собирался сдержать обещание, уже тогда, когда его давал! Как же он Лерду доверяет! Вернее, доверял. Так. Раз началось рукоприкладство, нужно Рина смягчить. Чёрт, как же больно он тянет!       — Честно, я не знаю куда он делся. — Для достоверности пришлось тихонько всхлипнуть и кулачками потереть глаза. Нельзя! Нельзя правду говорить! И не потому что боюсь, мне до боли жалко Рина. Это называется — ложь во спасение.       — Может, в туалет захотел, или душ принять, я ведь его обделал. Он из спортзала сразу ушёл, как только Тин и Лит меня мыть явились. Когда закончили, его еще не было, и я убежал, меня же больше никто не связывал. Ты что-то решил насчёт денег? — Я постарался увести от опасной темы разговор, кроме того, этот вопрос тоже был очень для меня важен.       — Сказал же — оставайся.       Фу-х, кажется, отвлечь его, наконец удалось.       — А потом? Что с нами будет потом, после того как тебе всё это надоест и станет поперёк горла? Думаешь, маленький ребёнок — простая игрушка? Посадил на кровать и забыл, только время от времени стряхивай пыль и хватит? Он будет плакать по ночам, ему придётся постоянно менять пелёнки, вытирать сопли и слюни, выносить за ним горшки. Покупать одежду и обувь, из которой он постоянно вырастает, знаешь, сколько на это денег уйдёт? Кормить его, каждый день с ним гулять, а когда подрастёт и начнёт ходить, даже не ходить, а только ползать, вот тогда — держись! Он будет всюду лезть, ему же всё потрогать интересно, и без разбору нужное и ненужное тащить в рот, дальше — больше, он начнет всё ломать и портить. Дети таким способом, окружающий мир познают, не отлупишь за это и не отругаешь. Им можно только объяснять и ничего больше. Тебя ждут порванные обои, сломанные стулья, поцарапанные столы, про пришедшие в негодность вещи и разбитую посуду — я уже молчу. Он всё уничтожит, и через пару лет я гарантирую тебе капитальный ремонт и полную смену мебели вместе с гардеробом. Я всего этого дома с младшими братьями насмотрелся, только у нас никто ничего не менял. Скажи, ты этого хочешь? Ты на такое согласен? А я не хочу остаться один с маленьким ребёнком на руках, если окажусь на улице по твоей прихоти, мне всё равно его кормить будет нечем, так что давай закончим этот неприятный разговор, я уйду однозначно.       — Тогда предлагаю другой вариант. Не хочешь жить со мной — не надо. Неволить не стану. Но прошу тебя об одном: останься хотя бы до родов, потом, если захочешь, сможешь уйти в любое время. У других же дети живут? Почему у меня не могут? Соорудим во дворе навес и оборудуем детскую площадку, чтобы, как ты говоришь, он весь дом не разнёс, а на лестнице, ведущей на второй этаж в спальни, сделаем решётку, знаешь, такую иногда для собак ставят. Пока малыш не подрастёт, попросту не сможет её открыть.       — До чего ж ты упрямый! Сними розовые очки! Решётку он поставит! Ребёнок — не собака, он не может всё время на улице жить на твоей детской площадке, и нечего от него комнаты отгораживать, и я в любом случае не брошу его, не смогу уйти и сына оставить! Я же только что всё объяснил! Ты ничего не понял или плохо слушал?       — Нет, всё понятно, и слышу я тебя хорошо, а вот ты, похоже, слушать совсем не хочешь. Я же говорил, что люблю тебя, и наш будущий малыш — мне очень дорог.       Я замолчал, потому что не знал, что сказать, серьёзные решения нельзя принимать спонтанно!       — Не веришь, — констатировал Рин, придвигаясь ко мне поближе, правда не прикасаясь, как видно опасался спугнуть. — Ну, в принципе правильно, но ответь мне на один вопрос — зачем понадобилось везти тебя к себе домой и делать ребёнка? Куда проще было позвать Грейда и отдать тебя в его шаловливые ручки. Уверен, до утра — ты бы точно не дожил, да и вообще, от тебя мало бы что осталось.       Противный холодок страха прокатился сверху донизу по всей спине.       — Он… жив?! — выдохнул я трясущимися губами. От одного упоминания Грейда и того, что он со мной вытворял, обуял настоящий ужас. Нет! Нет! Только не снова!       — И Стин тоже. Не знаю, как им удалось уцелеть, скорее всего, пожарные сразу вытащили, да это и не важно. Грейд бегает теперь с ожогами по всему телу. Ничего, с его регенерацией, через пару дней будет как новенький. Возможно, несколько шрамов на память всё же останется, больше всего пострадало лицо и руки. Позавчера утром Грейд заскочил буквально на минутку за распоряжениями, мобильный-то его сгорел, впрочем, в тот же день он успел приобрести новый. Подробности я не расспрашивал, у нас не было времени нормально поговорить. А ты, артист погорелого театра, здорово ему отомстил, да и мне тоже. Внутри здания остались одни головешки, теперь предстоит начинать всё с нуля. И я зарёкся: больше ни одного праздника на работе не отмечать. Где угодно и как, в любом другом ресторане, баре, хоть на Луне, только не там. — Рин заметил, что я дрожу и всё-таки обнял. Обнял и почувствовал, как от беззвучных рыданий вздрагивают плечи.       — Ну-ну, — попытался приподнять мне голову, но я зарылся носом куда-то ему под ключицу.       — Хватит, малыш, посмотри на меня. Ну же, успокойся, всё позади, — и принялся укачивать как маленького. — Забудь о Грейде. Учти, я страшно ревнивый, и в нашей постели есть место только для тебя и меня, третий здесь лишний.       На шутку я никак не отреагировал.       — Думаешь, мне это хоть когда-нибудь удастся? Подобные воспоминания остаются на всю жизнь.       — Да, но их можно воспринимать по-другому.       — Это как?       Он с усмешкой шепнул прямо на ушко.       — Я помогу. Помогу забыть всё, что тебя расстраивает. С этого момента у тебя будут самые лучшие воспоминания. — Заметив мой недоверчивый взгляд, Рин поцеловал мокрый от слёз уголок губ и щёку. — Не волнуйся, я помогу избавиться от всего, что приносило боль. Отныне, в моих объятиях ты забудешь обо всём, тебе больше некого и нечего бояться. Больше никому тебя не отдам, ты мне веришь?       Я тряхнул головой и всхлипнул.       — Понимаю, это сложно, сложно такое простить, но ты постарайся, ладно? Когда ты во время пожара исчез, я не находил себе места, бросил на поиски всех своих людей и, каждый раз слушая доклады, что тебя не нашли, буквально сходил с ума. Да у меня внутри всё холодело! Не спрашивай, как мне удалось на скалах тебя отыскать, честно говоря, и сам не знаю. Доверился древнему как мир инстинкту, и он привёл меня к тебе так же, как я нашёл тебя в подсобке спортзала. И когда ты с Лердом был, тоже я тебя отыскал, а не охрана. Я прямо сердцем понял, что ты там.       — П-почему? — не обращая внимания на уговоры, я продолжал тихо плакать.       — Наверное, потому что мы пара? Ты об этом не думал?       — Как это? — Услышанное настолько меня поразило, что слёзы высохли сами собой.       — Разве ты не чувствуешь?       — Поэтому ты позволил двум старым развратникам — Литу и Тину, делать со мной всё, что они захотят?!       — Нет, — ничуть не смутившись, пожал плечами Рин, — Просто дико взбесился, едва увидел тебя в тёплой компании, и от ревности чуть не свихнулся. Или ты не за этим туда пришёл? Стоял там, нагнувшись, и в смотровое окошко подглядывал, пока мерзкие беты голодными акулами вились вокруг тебя. Я сильно разозлился. Если безумная ярость застилает глаза, всегда плохо соображаешь, что делаешь.       — А когда ты своему родителю помогал, тоже не отвечал за свои поступки? Вроде тогда я ничем тебя не гневил, наоборот, мы с Айром прекрасно откатали программу.       — Интересно, а кого рыжий сопляк при всех целовал, не скажешь? То-то же! Нечего тут из себя святую невинность строить, наказаний без вины не бывает!       Не бывает? Почему-то глядя на Айра, этого не скажешь. Айр! Горло снова перекрыл комок. Нет, нельзя плакать! Говорят, что покойникам от этого только хуже становится, их нужно отпустить. Пусть мой самый лучший и дорогой друг покоится с миром. Стоп! Всё потом! Этот разговор слишком важен. Как там говорила героиня всем известного романа: «Я подумаю об этом завтра»? Ну, я её немного перефразирую: не завтра, а позже. Сейчас мы с Рином ключевые вопросы выясняем.       — И давно до тебя дошло, что мы связаны? Я-то почувствовал сразу, только — что это, тогда еще не понимал. Воспринимал тебя так с момента нашего знакомства. Сколько раз я тебе признавался, что люблю, это ты не подпускал к себе близко, ты — всё время отталкивал меня и отвергал. Позволял вытворять со мной ужасные вещи!       — Не спорю, но хочу своё поведение объяснить. Я испугался. Элементарно испугался того, что начал к тебе испытывать. Сколько с собой ни боролся, никак не мог преодолеть нараставшую с каждой минутой, эту выматывающую больную зависимость. Раньше такого со мной никогда не происходило, потому-то и отдал тебя на обучение Грейду, думал, начнёшь работать с клиентами — от тебя уже не будет одуряюще-притягательно пахнуть и меня перестанет неодолимо к тебе тянуть. Чужой запах должен был перебить твой аромат, дурманивший сознание. Но я ошибся. Знаю, сейчас скажешь, что за ошибки нужно дорого платить, но может, ты всё-таки найдёшь в себе силы меня простить и начать жить заново?       — А как же Грейд? — Этот вопрос волновал меня больше всего, потому что я тоже не собирался своим любимым ни с кем делиться.       — А что — Грейд? С тех пор как ты появился, я ни разу с ним не спал. Он-то с первого взгляда понял, что между нами происходит, и что шанса быть рядом со мной, у него больше нет. Вот и бесился от того, что его любовник предал, а так как добраться до меня — руки коротки и кишка тонка, вымещал всю злость на тебе. Его тоже можно понять, мы столько лет были вместе, а тут…       — Хочешь сказать, всё это время ты был один? Не лги, всё равно не поверю. Я отлично помню молодого омежку, не отходившего от тебя ни на шаг, и как он виснул на твоей руке, и как ты его обнимал. Я, между прочим, из-за этого лысым остался. — Для наглядности, прошёлся ладонью по выстриженной в приступе ревности солидной проплешине. — Теперь придётся всю голову брить.       — Ну почему же, очень даже не один. Я никогда не испытывал недостатка в желающих со мной переспать без всяких обязательств. Среди равных мне по положению членов высшего общества, всегда существовал богатейший выбор, только мне это было не нужно.       (Я просто подавился его беспредельной наглостью и не сразу смог высказать всё, что по этому поводу думаю. Вот так, походя, как бы между делом, ткнуть мне в нос заявлением о своих шашнях с легкодоступными омегами, преспокойненько продолжая разговор?!)       — И волосы брить не надо. Лучше я тебе еще такой мази закажу, и они отрастут заново, а омежка тот — всего лишь двоюродный братец. Я его не приглашал, он сам как снег на голову свалился. Сказал, что приехал поздравить меня, и заодно навестить моего папу-омегу. Хорошо хоть не у меня остановился, но не выгонять же было от родного дяди на улицу. Присутствие родственничка, меня самого до ужаса напрягало, а он как приклеенный таскался следом за мной по всему «Амуру». Я честно пытался его напоить — не помогло, пришлось проводить настоящую экскурсию. — Рин тут же пресёк моё возмущение, когда я, наконец, в себя пришёл. — Впрочем, не думаю, что тебе нужны подробности моей личной и интимной жизни.       — Да? А мне, почему-то кажется, что они напрямую меня касаются!       — Ли-инк, — предостерегающе протянул он, — Мне, конечно, безумно приятно, что ты ревнуешь, но скажи — ты хочешь со мной поругаться? — Я промолчал, и Рин продолжил:       — Если нет, давай закроем эту тему и больше никогда не будем её поднимать. Лучше подумай о другом — сможешь ли ты простить и жить со мной дальше?       — Пока не знаю, — я раздраженно пожал плечами.       — Это не ответ.       — Как угодно. — Затянувшаяся беседа начала конкретно раздражать, мне давно нужно было зайти в туалет, но не говорить же ему об этом.       — И долго ты собираешься думать? Учти, времени у нас не так много.       — Почему? Ты куда-то спешишь? — Честно говоря, я расстроился. Не люблю, когда меня подгоняют, и терпеть не могу поспешные решения принимать. Однако в этом случае, похоже, выбора не остаётся. Если он передумает, я снова его потеряю, и в этот раз — уже навсегда. Я люблю его, люблю эту жестокую бессердечную скотину, которая без зазрения совести сломала мне жизнь ради того, чтобы от меня избавиться. Это я долго буду помнить, но он вроде начал исправляться. Может, это и есть мой единственный шанс, потому что точно знаю — полюбить кого-то так же сильно, как и его, я не смогу. Никогда.       — Мне нужно ехать в… офис. Вернее, в то, что от него осталось. Но перед этим — хочу, чтобы мы как-то определились.       Офис! Те, кто там работал, между собой так называли закрытый клуб, это гнездо порока и разврата.