Серебряный Принц, или Одиночество - это поправимо

Глава 10

      Минута ползла за минутой, и так же медленно папа поворачивал регулятор, а я завороженно смотрел, как постепенно темнота рассеивается и вместо неё перед глазами плавают большие цветные пятна. Раньше ничего подобного не было. В какой-то момент я уже смог отличить пол от стены.       — Папка! — Я бросился к нему и чуть не упал, споткнувшись о подножку кресла. — Я вижу! ВИЖУ! Спасибо тебе огромное, спасибо!       «Ильнар, и тебе — спасибо, ты не представляешь, как я благодарен тебе, я никогда этого не забуду. И дедушку твоего постараюсь найти, и всё ему рассказать».       — Что ты видишь, — Джед как-то слабо ответил на мои радостные объятия, его голос снова стал измученным и больным. Я несколько раз моргнул, однако туман перед глазами не спешил рассеиваться.       — Мутно всё.       — А если так?       Что он сделал с этой коробочкой — я не понял, внезапно всё вокруг стало чётким и ясным. Мне понадобилось время, чтобы сообразить — Джед убрал рассеянный свет и включил обычное освещение.       — Папка, как же я рад тебя видеть! — и осёкся. На голове у папы была чёрная повязка. Я невольно отшатнулся.       — Кто… — неимоверным усилием мне удалось протолкнуть воздух через гортань, — Папа, не мучай, скажи, кто у нас умер!       — Твой отец, — ноги подкосились, он начал плавно оседать. Я подхватил его под мышки, но Джед заставил себя выпрямиться.       Отец? Не может быть, не верю!       — Как, как это случилось?!       — Его убили, — и папа расплакался, надрывно и безутешно, как может плакать только горький вдовец, в минутной слабости обнажая безмерно страдающую душу.       — Где! Когда! — Господи, что же с ним теперь будет, он же отца безумно любил! Еще доктор Дир говорил насколько Джед был к Рурту привязан, да я и сам знаю, как папа всегда смотрел на отца, чуть ли в рот ему не заглядывал.       — Это еще не всё, — Джед всхлипнул, и почему-то отвёл глаза.       — Не всё? — Разве этого мало? Разве недостаточно горя в моей семье? Да, все они: и муж, и Айр, родители и братья, все они — моя семья. И вот, на одного близкого и дорогого человека стало меньше. До тех пор, пока не отыщется Зуфат, я не могу, не имею права считать его мёртвым. За что? Нет, неправильно, скорее нужно говорить не «за что», а «почему» — злой рок навис над всеми нами. И вообще, что происходит? Вокруг меня сначала исчезали люди, а теперь их стали убивать? Я обязательно должен во всём разобраться!       — Твой сын пропал.       — Что…       Несколько секунд я растерянно молчал.       — Прости, что ты сказал?       Папа закрыл лицо руками.       — Айр исчез.       Сначала я подумал, что ослышался, и застыл в каком-то подвешенном состоянии, словно земля ушла из-под ног. А потом с удивлением понял, что ничего не чувствую. То есть — совсем. Будто внутри окаменел. Наверное, когда горя слишком много, организм эффективным способом отгораживается от действительности. И я ему за это благодарен, иначе бы просто сошёл с ума. Вполне возможно, что запертые сознанием эмоции вырвутся позже. Тем не менее пока голова работает и соображает, нужно расспросить папу.       — А теперь, пожалуйста, по порядку — что произошло с Айром и отцом?       — Это случилось ночью, когда я тебя оперировал. Я обо всём только утром узнал. Позвонил домой справиться о внуке, трубку взял малыш, в смысле, самый младший твой братик Ойри. Оказалось, что все еще спят, а ему нужно было на нулевой урок в школу. Я предупредил, что останусь в больнице ухаживать за тобой, и спросил, где дядя охранник, он сказал, что в доме посторонних нет. Тогда я попросил к телефону Рурта.       Папа замолчал. Я не стал Джеда подгонять, потому что прекрасно понимал — ему очень больно об этом говорить, но существует слово «надо», и он продолжил.       — В общем, отчаянный вопль ребёнка переполошил весь дом. Представляешь, как он, бедненький, испугался, когда обнаружил окровавленный труп. Айра в кроватке не было, обыскали всё вокруг, однако малыша не нашли. Все вещи на месте, кроме одеяльца Айра и махрового полотенца, в которое его заворачивали после купания. Окно в твоей комнате было распахнуто, а вот входная дверь — заперта. С вешалки в прихожей стащили запасные ключи, специально заперли замки, чтобы как можно дольше злодейское преступление не заметили. Никто ничего не видел и не слышал. Я сразу же вызвал полицию, попросил медбрата за тобой присмотреть и помчался домой. Через два часа вернулся в больницу и Гаяза сменил, ты от наркоза еще не отошёл и моего отсутствия не заметил. Недавно я следователю перезвонил, и офицер сказал, что орудие убийства нашли в палисаднике прямо под открытым окном. К сожалению, отпечатки пальцев с ножа снять не удалось, их очень тщательно стёрли. Определить, какого роста убийца — тоже не смогли, Рурт спал, когда ему перерезали горло, — папа судорожно перевёл дыхание. — Это я виноват, пустил в дом беду, не нужно было оставлять там охранника, и Айра следовало уложить в нашу постель.       Нет, папа, беда — это я, это из-за меня отца не стало. Из-за меня украли Айра, и кажется, Зуфат пропал — тоже из-за меня.       — Не кори себя. Что изменилось бы, ночуй Айр в вашей спальне, если убийца в доме был? И хорошо, что больше никто не пострадал, все твои дети невредимы. — Это неслабое утешение, папа должен понимать — ему есть для кого жить, что бы ни случилось.       — Доктор Джед, Вы уже освободились? — Кто-то тактично постучался в дверь. — Вас вызывают в ординаторскую.       Я и забыл, где мы.       — Папа, пойдём, покажешь мою палату. Кстати, ты говорил, что завтра утром уйдёшь, это ты собрался идти без меня на похороны?       — Я боялся тебя волновать и не хотел тревожить. Ты едва очнулся, и я не знал, получилась у меня пересадка глаз или нет, я ведь подобную операцию проводил впервые.       — Спасибо, папочка, у тебя золотые руки, — я прижался к нему щекой, — Па, пожалуйста, поговори с главврачом и возьми отпуск.       — Мне в любом случае его дадут не меньше чем на неделю. Хирург в таком состоянии со скальпелем в руке, скорее не врач, а убийца. Хорошо, что тебя прооперировать успел. Только на похороны ты не пойдёшь, я запрещаю.       — Что? — От удивления я даже остановился. — Как это? Почему!       — По-моему, я доходчиво объяснил.       — Но ведь сейчас уже всё хорошо, глаза — видят, я прекрасно себя чувствую, никаких лекарств мне не дают, и я собирался сегодня уйти домой.       — Ни за что. После сложной операции положено находиться под наблюдением врачей не меньше трёх суток. — Джед строго на меня посмотрел. — Ты не понимаешь, как рискуешь, а вдруг тебе снова станет плохо? Остановка сердца — не шутки. К тому же в любой момент у тебя может произойти отторжение чужеродных тканей. Если эти глаза начнут загнивать, их немедленно нужно удалить, чтобы не пошло общее заражение. Возможно, я перестраховываюсь, раз регенерация работает, однако, такой вариант тоже нельзя исключать, беспечность всегда приводит к непредсказуемым последствиям.       — Пап, прости, но не пойти на похороны отца — я не могу. А с глазами у меня всё в порядке. Если бы что-то было не так, я бы почувствовал и обязательно тебе об этом сказал. Ты зря волнуешься.       Джед задумчиво помолчал.       — Ладно, я тебя понимаю. Дай слово, что после похорон вернёшься сюда. И прошу, не будем больше спорить, мне нехорошо.       Я заволновался — папа и без того выглядел осунувшимся и постаревшим, во всяком случае по сравнению с тем, как он выглядел, когда я видел его в последний раз. За пять лет он не мог сдать настолько сильно, оборотни живут дольше людей, для нас сто двадцать лет — норма.       — Зайди к медбратьям, попроси какое-нибудь лекарство.       — Я купил успокоительное, только оно мало помогает.       Как бы мне ни хотелось его утешить, я понимал — возле папы надолго оставаться нельзя, это поставит под удар всю семью, отца уже убили. В груди тупо заныло. Пропал малыш, моя маленькая кроха. Он же совсем беззащитный! Какой сволочи понадобилось отнять у меня этот тёплый комочек счастья? Я должен найти ребёнка как можно скорее, и в поисках мне никто не поможет. Кроме себя, больше не на кого надеяться, не на кого положиться. Как-то так получилось, что вокруг меня в полном смысле слова образовался вакуум. Я остался один. Но, пусть и глазами Ильнара, я хотя бы вижу, а это, согласитесь, очень много. Без глаз я бы, вообще, ничего не смог.