revive every time

Иногда Козуме приходил в школьную библиотеку и устраивался прямо между стеллажей. Желательно вверх ногами, руками врозь и душой на распашку. Туда уже давно не ходят. Даже по приколу. А если кто-то вдруг и ошибается дверью, то точно не доходит до разлегшегося в лабиринте книжных шкафов Кенмы. Сам парень даже консоль не берет туда. Только плеер и старенькие проводные наушники, обмотанные изолентой на стыке уже раз семь. Он лежит там всю перемену, иногда пропуская уроки, потому что не слышит звонок. Кенма смотрит в потолок и думает. Не то чтобы о смысле жизни, но о своем бытие. Не то чтобы о чем-то великом, но о китах и вымерших акулах. Ему особенно нравятся мегалодоны. Потому что были первыми, про которых он узнал еще в младшей школе. Потому что они первые в поисковике и Кенма думает, что это не то чтобы очень удивительно. Не то чтобы он вообще особо задумывался, обо всем этом не очень удивительном. Чаще всего просто прокручивал в голове строчки песен. Ему определенно нравилось просто лежать. Весной больше всего. В это время Кенма переходит в стадию "червяк", потому что вроде как и выползает куда нибудь время от времени, но чаще всего он лежит. На него накатывает страшная сонливость. Ласкает его сначала понемногу. Сначала только в моментах. А к июню уже накрывает с головой, когда температура перескакивает за тридцать. Тогда он переходит в стадию "тюлень", не совершая абсолютно никаких выходов. Только вываливается в супермаркет, после захода солнца. Иногда Козуме сомневается в своей реальности. В своем существовании. Ему кажется, что он очень часто умирает: когда идет после школы и закидывает голову наверх, смотря за плавным течением облаков; когда его обдувает весенним ветром по дороге на остановку; когда он едет в пустом автобусе с большими окнами и смотрит на укатывающееся за горизонт солнце. Когда закрывает глаза, лежа на деревянном полу школьной библиотеки, и расплывается в неге спокойствия и умиротворения. Но потом каждый раз оживает заново, когда кто-то извне нарушает его благодать. Каждый раз ему будто дают новую жизнь, как после сохранения. Хотя, настройки все же сбиваются и новый раунд он начинает с еще большей раздраженностью. Кенма много раз слышал фразу "затишье перед бурей". Но это так, ветерок. Не такой ласковый, как на берегу речки. И точной не весенний, думает Кенма, это скорее поздняя осень, когда ветер пронизливый до костей и хочется не открыться ему, раскинув руки в сторону, а наоборот, скукожиться еще больше. От таких ветерков его передергивает. Но крышу не срывает, деревья, старательно высаженные вокруг его крепости, с корнем не вырывает. Еще Козуме любит думать про море. Тоже спокойное. Можно и про речку, которую он проходит ровно два раза в день - когда идет в школу и когда уходит из нее. Ровно два раза в день он останавливается возле нее, залезает на самый большой валун, подгибая под себя ноги, и смотрит как прозрачная жидкость струится сквозь камни, как вытекает из своих бережков, захватывая окружную территорию. Речушка здесь маленькая. В такой Кенме только по колено. У такой даже названия нет. Но как только теплеет, потоки прохладной воды облизывают его пятки, проливаются сквозь пальцы. И Козуме снова думает, что умирает. К великому разочарованию его тихое местечко, скорее небольшая крепость пока он не в своей комнате, привлекает не только умирающих мальчиков, но и страшных чудовищ. Инопланетянинов может быть? Определенно существ, которые не относятся к человечеству. Это странное нечто тихо прокрадывается внутрь, абсолютно незамеченным. И надо же было ему завернуть именно в проулок из стеллажей между "Зарубежные детективы" и "История Японии XVI-XIX веков". Но к тому что это недоразумение еще и разговаривать может Кенма точно готов не был. Поэтому продолжал кивать головой в такт песни из наушников. - Привет? - попытка наладить контакт с человечеством провалена. Человек совершенно не реагирует. И тогда страшному чудовищу приходится склониться над маленьким мальчиком, в его не очень-то прочной крепости, и достать наушник из человеческого уха, - что ты здесь делаешь? Кенма только открывает один глаз. Он видит чужое лицо, наклоненное к нему, прямо перед носом и закрывает глаза, чтобы больше не видеть. - Умираю. - Зачем? - Ну... так иногда случается, что кто-то рождается, со временем его жизненный цикл подходит к концу и этот кто-то умирает, - объясняет Кенма, как для умственно отсталого. Как для пришельца, который не знает о местных обычаях. - Ты не выглядишь как кто-то, чей конец уже близок, - Козуме открывает глаза всего на секунду, он видит кособокую ухмылку и сразу же закрывает их. Если игнорировать проблему, то она исчезнет. Кенма знает. Кенма так всю жизнь делает. Но он чувствует давление из космоса, которое создают две черные дыры, оформленные в длинные ресницы. Плохая маскировка. - Я умираю время от времени. - мальчик упорно игнорирует покушение на его личное пространство и не открывает глаза. - Как это? - О, Господи, когда он уже заткнётся. — Вот так просто, беру и умираю. Ты что никогда не умирал? — Козуме пытается отвечать ровно и спокойно, но получается ядовито и раздраженно. Получается по-детски. - Нет. Люди умирают только один раз, - что-то тяжелое приземляется возле его головы, - после этого они не живут. Откуда тебе знать, думает Кенма, ты человек что ли? Разве люди заходят в библиотеку на большой перемене, вместо того чтобы пойти в столовую? Разве у людей черные дыры вместо глаз? Разве людей не учат расчесываться с детства? Тебя точно не учили. - Ну и ладно, - только и выдал Кенма. Тревога, в крепость проникли неизвестные науке существа. Просьба всех сохранять спокойствие и не поддаваться панике. Просьба всех скинуть ноги со стеллажа и отсесть подальше. И ни в коем случае не смотреть на неизученный объект. Глаза в пол, ноги на орбиту, руки вместе, душу закрыть. Игнорировать. Как контрольную по химии. Как холодный осенний ветер. Можно музыку погромче, для внутреннего успокоения. Можно приоткрыть глаза и посмотреть на оккупирующие территорию конечности, для внутреннего беспокойства. Принимать один раз за жизнь, не больше. У Кенмы много жизней. Бесконечное сохранение. Он отсчитывает каждую секунду с закрытыми глазами, пока объект передвигается по территории. Четыре, пять, шесть... слышит движения с левой стороны. Двенадцать, тринадцать... звук рвущейся бумаги и притоптывание одной из конечностей по полу. Двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь... что-то плоское падает на пол. Тридцать четыре, тридцать пять - скрип дверей и звонкий хлопок. Тишина Отмена тревоги, территория безопасна для дальнейшего процесса умирания. Кенма наконец открывает два глаза и оглядывается. И правда пусто. Если игнорировать проблему... То можно найти ее последствия прямо возле себя, в виде тоненькой книжонки. Сборники хокку это явно не страсть Кенмы. Но он обследует улику и раскрывает страницы прямо на самодельной закладке из тетрадного листа. "Ясная луна. У пруда всю ночь напролет брожу, любуясь.." Ясное солнце слепит Куроо в глаза. У двери в библиотеку весь день напролет он бродит, любуясь. Тихо-тихо он открывает скрипящую, по всем канонам, дверь. Пробирается внутрь, заполняя собой пространство, словно кислород. Он обхаживает школу последнюю неделю, потому что староста вдруг придумала украсить класс. Потому что Куроо, как самый ответственный, вызвался прогуливать уроки в поисках чего нибудь. Бродит там сям по клубным комнатам. Каждую весну он проходит свой путь переосмышления. Сам по себе и в своей голове, чтоб рядом никого и потише. Он страшно скучает за прежним собой, но должен хотя бы недельку посвятить самокопанию. Место лучше библиотеки вряд-ли найдется. И он, как прилежный ученик, сохраняет тишину в хранилище книг. Сохраняет спокойствие первые двадцать секунд, а потом только механическим голосом в голове "Сохраняйте спокойствие!". А потом только прыгает из своего, летящего прямо в какую нибудь внезапно появившуюся гору, самолета вниз, поближе к земле. Пусть разбивается без него, у Тецуро здесь слишком много дел. Спокойствие придет к нему после. Будет себе покойно лежать под землей, с блаженным спокойствием. А может он разобьется об острые коленки в обтягивающих джинсах. И Куроо не то чтобы против. Он всеми руками и ногами за. Может он запутается в этих проводах, что отделяют Куроо от его смерти. И плотно сомкнутые веки, с проглядывающимися венками, станут его последним воспоминанием. Может он будет ходить сюда каждый день и ждать, когда его верная смерть разлепит свои глаза, потому что он терпеть уже не может. В понедельник только неловко развернется на пятках и тихонько прокрадется назад. Во вторник он выглянет из стеллажа и будет наблюдать за пальцами, отбивающими какую-то мелодию. Вслушается в местную тишину, которая почему-то заставляет его сердце стучать громче. В среду он немного подумает перед тем, как войти во внутрь. Подойдет к уже знакомому проулку, прислониться к стенке, сохраняя безмолвие. В четверг, будучи ослепленным блестящим солнцем, побродив по пустым коридорам он завернет к въевшейся в память двери и остановится возле смерти своей, любуясь на отросшие корни, бледную шею и острые коленки, о которые вот-вот разобьется.