tokrev x y/n rerun

В сценах сексуального характера ВСЕ персонажи ДОСТИГЛИ возраста совершеннолетия/согласия упоминание сталкинга, упоминание секса с использованием одурманивающих веществ (?), вагинальный секс, относительно тихий секс       В тёмную, прохладную итальянскую ночь молодая женщина, уложившая в колыбель своё дитя, аккуратно спускается на первый этаж дома, босиком скользя по холодному, мраморному покрытию. Она невесомо двигается в своей шёлковой сорочке в сторону кухни, откупоривает бутылку, хранившуюся в барной стойке, наливает в шарообразный бокал на хрупкой ножке бордовую жидкость и, оперевшись на свободно встроенный кухонный шкаф, делает медленные глотки охлаждённого, кисловатого вина.       Тюль на окнах при лунном свете красиво покачивается от лёгкого ветерка, просачивающегося сквозь приоткрытые окна. Глухую тишь дома тихо разрывают звуки, издаваемые ночными насекомыми тёплой страны.       Девушка, обхватив тонкими пальцами, одетые в золотые кольца, бокал, задумчиво смотрит вперёд, на интерьер кухни. Её полуобнажённую спину легко обнимает тонкий ветерок, исходящий из окна позади.       Сквозь спокойную, летнюю ночь Т/И чувствует его присутствие. Он здесь.       Она медленно, не спеша добирается до середины бокала, аккуратно ставит его на столешницу, издавая лёгкое «бздинь», поправляет пучок и проходится вдоль длинных окон прилегающей гостиной, попутно проводя рукой по подоконникам. — Я знаю, что ты здесь, Санзу.       Не получив никакого ответа, Т/И возвращается на место, снова берёт в руки бокал и принимается дальше тянуть дорогостоящее вино. Слева от кухни, из другой комнаты, возникает силуэт мужчины, но женщина без удивления продолжает пить бордовую жидкость, и даже не смотрит в сторону пришедшего. Оторвавшись, она произносит: — Чего хотел, Харучиё?       Мужчина не отвечает, встав по стойке смирно и держа руки за спиной. Его ярко выраженные шрамы на лице спрятаны за чёрной, облегающей маской. — Может, снимешь эту уродливую повязку? Ты в гостях.       Харучиё, с двух сторон обхватив ткань пальцами, стянул её вниз, обнажая безумную улыбку, перекрытую по краям глубокими шрамами. — Т/И, я так долго тебя искал, — он подходит вплотную к бывшей возлюбленной, из-под длинных белоснежных ресниц смотря на неё огромными зрачками, перекрывшими почти всю голубую радужку глаз. — Ты пришёл ко мне или к дочке?       Санзу, не зная, что ответить, молча кивнул. Он хоть и был накурен, но старался как можно лучше сформулировать мучавшие его все эти годы мысли и объяснить причину своих поступков. — Что? — Я не хотел, чтобы она росла с таким подонком, как я. По крайней мере, в те годы. Хоть я и очень хотел тогда ребёнка, и был рад рождению дочки, но… Ты и сама знаешь, каким я был.       Т/И знает. В те годы она старалась вылечить Санзу, и вместе у них это даже получалось сделать. Он проделывал большие шаги в своём восстановлении, мечтал стать хорошим отцом и любящим мужем без ментальных проблем. Но временами психоз, сформированный, отчасти, из-за потребления наркотических веществ, страшным образом обострялся.       Она вспоминает, как, разрывая голос, кричала и плакала в попытках отобрать у Харучиё ржавый нож, которым он собирался оставить несколько шрамов на лице только недавно родившейся дочки. Т/И до сих пор иногда содрогается, вспоминая крепко спящую девочку в колыбельке, над которой навис её обезумевший отец, неспособный в тот момент воспринимать какую-либо реальность. Но даже не в этом было дело.       Через время Санзу пропал. Он просто раз и навсегда ушёл из дома, оставив работающую сутками на пролёт Т/И с маленьким ребёнком на руках. Девушка оказалась полностью шокирована и выбита из колеи, но нашла в себе силы собраться и покинуть страну.       Оказавшись в Италии, она довольно быстро обрела своё новое счастье, выйдя замуж за богатого итальянского мафиози, что с радостью принял и маленькую падчерицу. В целом, он был неплохим мужчиной, довольно достойным, но любви между супругами как таковой никогда и не было. Брак можно было назвать браком по расчёту, цена которого — обретение стабильного спокойствия. И оба партнёра были этим довольны. Кажется, они не столько нуждались в любви, сколько в покое. Оба больно обожглись в былых отношениях, и теперь для них важна стала только стабильность.       С тех пор прошло немало времени, как неожиданно Т/И начала замечать странное ощущение невидимого внимания со стороны. Она сразу поняла, что не кто иной, как Санзу Харучиё, стал следить за ней. — Т/И, ты можешь никогда меня не простить, я заслуживаю этого, но, пожалуйста, отвози И/Д хотя бы иногда к Сенджу, она очень скучает и хочет увидеть и тебя, и свою племянницу. Да и Такеоми, хоть особо и не показал этого, но тоже очень хочет её увидеть. — Санзу. И/Д нуждается в отце.       Харучиё, доселе опустивший голову вниз, поднял её и с распахнутыми глазами глянул на Т/И. Та холодно глядела на него. На мужских ресницах быстро скопились слёзы, и он даже начал скулить, прежде чем заплакать. — Я не хотел сделать ей больно. Я был уверен, что у меня всё получится, и что я обязательно преодолею свои периоды психического обострения, но однажды я подумал… Подумал, что её могут засмеять из-за страшного отца с этими уродливыми шрамами, — он заплакал, довольно по-детски, и принялся вытирать накатывающиеся слёзы рукавами белой рубашки, в то же время говоря всё громче, с рыдающими интонациями — Она была такой красавицей уже тогда, позволь мне ещё хотя бы раз взглянуть на неё. — Идиот. Ещё раз повторяю: И/Д нуждается в отце. В РОДНОМ отце.       Санзу ещё раз внимательно поднял взгляд, переставая плакать. Т/И всё с тем же холодом смотрела на него. — А я нуждаюсь в своём любимом. Я же прекрасно знаю, что ты нас любишь, и понимаю все твои поступки. Я знала, что рано или поздно ты вернёшься, и спасибо тебе, что вернулся так рано, как раз к тому моменту, когда И/Д особенно сильно нуждается в отцовском внимании. С недавних пор она начала задаваться вопросом, куда подевался её папа.       Взгляд Т/И наконец-то тает и она, с нежностью глядя в бездонные глаза мужчины, проводит ладонью по его гладкой щеке. — Я так сильно хочу тебя, Акаши. Наконец-то ты вернулся.       Санзу, больше не слушая любимую, глубоко целует Т/И. Они беспрерывно долго наслаждаются страстными поцелуями, отчего стремительно возбуждаются. Харучиё впивается ногтями в «пышные» бёдра девушки, оставляя на них лёгкие полукруглые вмятины, и усаживает на кухонную стойку, придвигаясь пахом вплотную. Между ног девушки чувствуется большое давление, и она руками бродит по его мускулистой шее и плечам, разминая их. Санзу рывками расстёгивает пряжку ремня, молнию на штанах, спускает боксёры, пару раз проводит по широкому стволу члена, чтобы на головке скопилась смазка, и, всё ещё придерживая орган, входит в девушку. От довольно резкого проникновения она хватает ртом воздух, крепче сжимая бокал вина в правой руке.       Пряжка на болтающихся штанах беспощадно звонко ударяется о кухонную гарнитуру, в такт Санзу издавая злосчастное «бздинь». Т/И боится, что дочка может проснуться от таких звуков и спуститься вниз, застав маму с широко раздвинутыми ногами на кухонной столешнице, и впервые увидев папу, жёстко трахающего маму в доме отчима.       Харучиё долбится в девушку со всей силой, резко и очень быстро. И Т/И, стараясь скулить как можно тише (что не очень хорошо получалось), со всей силой сжимает бокал, отчего тот лопается в её руке. В ладонь впиваются осколки стекла и красное вино стремительно смешивается с такой же бордовой кровью, стекая вниз по шкафчику из тёмного дуба. Разгорячённые любовники не обращаются на это внимание, концентрируясь на процессе и, кажется, полностью отходя от реальности. Удовольствие от горячих движений оказывается гораздо сильнее, чем всё происходящее вокруг, и возлюбленные сдерживающе стонут в унисон. Санзу стягивает вниз сорочку девушки, обнажая её дрыгающуюся грудь с острыми сосками, а сама Т/И, раздевшая любовника, до крови впивается ногтями в его спину. Харучиё с громким рыком кончает, изливаясь в девушку, и часть спермы неудачно вытекает из неё, оказываясь на полу вместе с вином и кровью. — Вот дурочка, ты чего сделала? — отойдя от процесса, бросает мужчина. Он аккуратно вытаскивает осколки из мягкой руки возлюбленной, один раз облизывает ладонь, а затем промывает и старательно забинтовывает, — А вдруг у тебя шрамы останутся?       Т/И улыбается. — Ну, значит, у всей семьи будут свои особенные отпечатки на теле. И/Д вот на днях с велосипеда упала и угодила в кусты. Без детских шрамов такая резвая девчонка точно не останется.       Санзу смеётся, с любовью держа Т/И за забинтованную руку, и, несмотря на то, что в комнате уже заметно похолодало, они продолжают какое-то время в обнимку сидеть на кожаном диване гостиной.       Утром, когда солнце беспощадно засветило в окна спальни, женщина просыпается и замечает, что одновременно с ней проснулся и возлюбленный, открывая свои глаза. Зрачки приняли обычную форму, взгляд у мужчины невероятно спокойный и любящий, и картину не портят даже синяки, спрятанные под нижними белоснежными ресницами. Розовая чёлка как обычно падает на его острые, аккуратные черты лица; уши всё так же увешаны серёжками, а нежная улыбка, которую девушка так давно не видела, попрежнему тёплая и любимая. Т/И подмечает, что Хару очень красив. — Мама! Мамочка, — забегает в комнату маленькая девочка с длинными белокурыми волосами и яркими, голубыми глазами — миниатюрная копия своего отца. — Ой, — замедляется она, глядя на мужчину рядом со своей мамой, который внимательно наблюдает за малышкой. Девочка тихонько спрашивает у Т/И: — Мама, а что это за дяденька?       Т/И нежно улыбается горячо любимой дочке. — Это твой папа, И/Д. И скоро мы все вместе вернёмся домой.