Гранаты

Они сидят на разных уголках дивана, словно престарелые мужья. За окном почти началось новое тысячелетие, но пока мир был ограничен лишь этим диваном. Обстановка мрачная и, неизвестно, от тишины ли это или от жизни в целом. Относительной тишины, честно говоря. На фоне очень тихо играло радио. Откуда оно здесь? Вопрос достаточно сложный. Может, оно осталось от мертвой бабки, что здесь жила раньше, может, Сережа его как-то принес, чтобы хоть кто-то бубнил, пока он готовит. Сама же квартира, в отличие от кухни, была похожа на гнездо. Если вглядываться в некоторые детали, то можно заметить, что все это не больше, чем пустышки. Стены действительно были такого мерзкого зеленоватого оттенка или это все окно? Они будто закупорены в пивной бутылке. И все же, вокруг было все каким-то безжизненным. Разумовский сидел на краю, обхватив свои колени. Худощавый, белый, как мел и потерянный. Глаза метались от одной детали квартиры к другой, просто старались зацепиться за что-то. Руки переминали джинсы, зубы терзали губы, все, как всегда, когда он в панике. Длинные потрепанные рыжие волосы, а они рыжие? Они темные, до одури, но не яркие. Будто, он почернел или выцвел, будто его можно заменить, как вещь. На другом краю сидел Игорь. Он смотрел Разумовского через разбитое зеркало напротив. Его друг губил себя и свою жизнь, а он, он ничем не может ему помочь, он лишь сидит на другом краю и пытается выяснить причины, будто, это как-то поможет. Все стало намного хуже, чем когда он начинал. Сравнивая его с Сережей, Гром настоящий бог. Высокий, статный и, на удивление, этот студент выглядит на удивление очень здоровым. В свете солнца его волосы буквально были похожи на маленький и прекрасный одуванчик. Как жаль, что он не любил свои кудри, но мы сейчас не об этом. Мы также не будем заострять внимание на бровях, они были похожи на молнии, за что Игорь получал много кличек. Но это сейчас не имеет значения. – Сереж, ну и зачем ты это делаешь? Ты понимаешь, что ты творишь? Тебя посадят, сколько законов ты нарушил? С самого начала было понятно, что это плохая идея. Тишину в комнате прервал голос Грома, низкий и грозно-хриплый. Он развернулся к рыжей фигуре и придвинулся чуть ближе. План был таков: медленно приблизиться. Пока все шло нормально. От Разумовского последовало ноль реакции, и Игорь вздохнул, продолжая свою тираду. – Тебя посадят и все, твоя жизнь закончена, будешь до конца сидеть на зоне и варежки вязать, ты идиот, ну зачем, зачем ты это делаешь? Это же не приведет ни к чему хорошему! Раньше хоть как-то контролировал, а сейчас? – Игорь начинает злиться. Из-за того, что он не смог ему помочь или из-за игнорирования со стороны Сережи? Пока неясно. Он продолжает двигаться ближе, загоняет в угол, заставляет задыхаться от такого близкого контакта. И вот, рыжий поворачивает голову. В глазах кипит жизнь, кипят все эмоции и огонь, но он лишь зло и тихо произносит: – Ты блять не понимаешь. Ты нихуя не понимаешь и не поймешь. – Так зачем же? Объясни, сука, зачем? Зачем? Толкаешь наркоту преподам, чтобы высший балл поставили, да? Тона повышаются, агрессия на самого себя, что не смог предотвратить все это. Обида на Сережу, какой же он идиот. Просто идиот. А сам Разумовский..он просто двигается все ближе к самому краю пропасти. Вот он и он сейчас упадет с дивана, но пока еще нет. В голове крутятся параллели с бешеными собаками и бедными маленькими грызунами, которых они убивают. Он буквально зверек в клетке, не двигается телом, но глаза, они метаются по комнате, все еще хотят убежать от правды. Паника подкатывает к горлу или слезы, разница небольшая. То самое отвратительное чувство, когда начинаешь задыхаться, пытаясь предотвратить слезы. Но ничего не вышло. – Ты не поймешь, нет-нет, ты не поймешь, ты нихуя не понимаешь, и, – голос надорвался, и Разумовский всхлипнул, – не поймешь. Сережа хотел сбежать, испариться и он это сделал, уткнулся головой в колени, пытаясь дышать. Он не может смотреть, нет. А Игорь немного отстраняется и отводит взгляд, видимо, снова не сдержал себя в руках и снова все проебал. Гром поджал губу и аккуратно прикоснулся к рукаву свитера. Его грозный голос стал, нежным и мягким. – Расскажи мне, пожалуйста, и я пойму, обещаю. Я тебя всегда пойму, ты же знаешь, можешь довериться мне. Я всегда буду понимать, чтобы ни случилось. – Я люблю тебя. *** Разумовский стоял напротив огромной доски с бумажками. Если он там найдет хотя бы свой факультет, будет замечательно, а если еще и свое расписание, то он выиграл эту жизнь. Сережа заламывал пальцы, цеплялся рукой в руку, пока глазами судорожно искал нужные имена и слова. На плече висела большая и старая сумка, содержимое которой было доподлинно неизвестно, но по виду это был целый отдельный мир. Волосы были собраны в слабый хвост, просто чтобы не лезли в глаза. В такие ясные голубые глаза, но такие напуганные всем этим. Кожа была бледной, хоть это и никак не выделялось среди серого Петербурга. Свитер не то чтобы скрывал всю худобу Сережи, скорее подчеркивал ее. Можно было брать кисть и буквально обводить черты Разумовского, но вряд ли он в корпусе художников. А в тот ли он вообще учебный корпус пришел? – Блять, – короткое и тихое, а позже и громкое, когда его почти сбивают с ног. Едва не теряя равновесие, юноша поднимает взгляд, чтобы заметить перед собой высокого и кудрявого парня. Оба стоят в пустом коридоре и пялят друг на друга. Любовь? Страсть? Растерянность? Сережа скользит взглядом по кудрям, по голубым глазам, по бровям-молниям, по широким плечам, все ниже, оценивая рост, наверно, надо бы что-то сказать, а может и не надо. – Ты в порядке? Гром нахмурился и легонько тряхнул Сережу за плечо. Рыжий поднял взгляд, прикусывая губу. В порядке ли он? Разум никогда не мог ответить на этот вопрос утвердительно, даже сейчас. Паника от опоздания заменилась паникой общества, но все-таки, пересилив себя, он кивнул. – Да, в порядке, а ты? Тоже первый курс? «Идиот»,– нечто подобное пронеслось в мыслях Сергея, когда тот неловко улыбнулся. Ну да, будто опаздывают только первокурсники. Хотя, судя по потерянному виду его нового знакомого, догадки Разумовского могли оказаться правдивыми. Может, это даже его однокурсник. – Ага, просто не могу найти нужную аудиторию, ты же тоже на историческом? – глаза Игоря загорелись надеждой, что вот, он наконец-то не один такой потерявшийся идиот в этих темно-синих стенах корпуса. А Сережа опустил взгляд, складывая в голове всю информацию. Гнетущую тишину мог бы разбавить смех за кадром, но это не Друзья. – Я..блять, блять, блять, я на химфаке и походу, я перепутал корпусы, ну все, все, пиздец, все, – к чему такая паника? Подумать же, нет причин для волнений. Перепутал и перепутал, с кем не бывает? Но теперь, вместо быстрых движений глаз были дерганые движения тела. Руки дрожали и быстро перемещались по доске в поисках ошибки. Нет, нет, он не мог ошибиться. Ну что такое? Ну почему, почему первый учебный год, а уже начинается с истерик? Разумовский резко отошел к большому окну с деревянным подоконником. Только сейчас Сережа смог глубоко вздохнуть, сглатывая слезный ком в горле. Тяжелое дыхание и он вновь поднимает взгляд на Грома, почему он все еще здесь? Почему не ушел, не убежал на пары? А Игорь просто не знал, что ему делать. Он подошел, сел рядом на подоконник и похлопал по плечу. – Это вроде бы не твой корпус, но ты ни в чем не виноват. Бывает такое, подумаешь, перепутал здания, я только что с другого конца этажа бежал. Так что, мы оба проебались, а сколько еще таких же, как мы ходит по универу, ты представляешь? Не расстраивайся, найдешь ты свой химический факультет. Я Игорь, кстати, – он улыбнулся и протянул руку, которую Сережа неохотно, но пожал. – Сережа и…прости за мою панику, не знаю, что на меня нашло. Усмехнулся тот, явно успокаиваясь. Конечно же, Разумовский пиздит и он знает истинную причину, а Гром знает, что его новоиспеченный знакомый врет. Просто знает, может, глаза выдают, а может все еще заламывающиеся пальцы. Они могли бы сидеть все утро. Мирно болтать, смотреть на красный деревянный пол и на растения в углу этажа, но это первая пара. – Блядское утро, прости, но мне все еще надо найти хотя бы корпус. Встретимся на перерыве? Ты один из первых людей, с которым я заговорил, вообще, ты первый человек. Ну, так что, встретимся? – Сережа подхватил свою сумку и воодушевленно спрыгнул с подоконника. Игорь тепло улыбнулся и кивнул, оставаясь на месте. Ему все еще предстояло найти аудиторию, пока рыжий сбегал по лестнице вниз. Первый человек, который успокоил, а не послал нахуй. – А где встретиться-то? – хмыкнул Гром, зарываясь рукой в кудрях. Теперь, помимо пары, надо было еще найти рыжее недоразумение. Но он как минимум милый, хоть и потерянный. Сережа на химическом факультете, звучит очень странно и не на своем месте. Он действительно хотел стать кем-то другим. Сначала хотел быть художником и скульптурам, потом программистом, а сейчас он влюблен в химию. Возможно, в ней можно было спрятаться, как и во всем остальном. Но искусство науки состоит в ее точности. Все это так точно и прекрасно, математично. Хотя, все художество завязано на математике. Если разбирать литературу, то можешь вывести ее в формулы. Вся наша жизнь сплошная математика. И это так красиво. Разумовский усмехнулся своим мыслям и продолжил конспектировать. Было что-то в этом Игоре, душевное и милое. Он был похож на того человека, которому можно довериться, хотя страшно. Сам же Гром почти не думал о предстоящей встрече. Тот же вопрос касается и его, как блять Игоря занесло на факультет истории? Сложный вопрос. Было два пути действия: пойти в криминалистику или пойти в историю. Он, правда, хотел пойти в полицию, но это все не имело бы смысла, ведь честной полиции нет. Такое уж время, девяностые, все куплено, всем заправляли преступники, бедность, нищета, пиздец, а не страна. Игорь мог бы помогать людям, но не смог бы вытерпеть всего этого, он слишком честный и благородный, это так удручает. Если задумываться и быть пессимистом, то все вокруг сплошной пиздец. Сплошной, непроглядный пиздец и от этого так неуютно. На фотографиях такого нет, мало кто фотографирует реальность, ровно также как и с фотографиями времен Союза. На самом деле, всегда все врут о своем состоянии. Не снимают и записывают правду, чтобы лишь внушить, что все хорошо, чтобы самим в это поверить. От этого тоже грустно. Сколько прошло лет с развала? Не важно. А было все еще тяжело. Игорь оглядывался на знакомые двора, и все менялось, перестраивалось. Это пугало до дрожи. Сережа же вряд ли замечал эти перемены. Что развалилось, что нет, все равно ему было крайне хуево жить. Всего лишь каких-то пару месяцев назад его отправили в свободное плаванье. Он смог получить комнату в общаге, именно поэтому, все было не так плохо. Истек срок годности, он проиграл, его никто не взял. Пока все студенты ностальгируют по своему детству, которое было всего лишь-то совсем недавно, Сережа стоит рядом и слушает. У всех такие одинаковые воспоминания, одинаковые теплые фотографии с семьей. А Разумовский один, всю жизнь. Лишь пытается спастись от всего этого. Дети очень жестоки, будто это какая-то новость. Девяносто минут прошли и все начали расходиться. Все было крайне похоже на школу, но одновременно от нее и отличалось, очень сильно. Все это так ново и непривычно, что хочется спрятаться в угол, наблюдать со стороны. Бей или беги, верно? Разумовский выбрал другую тактику: нестись со всех ног, чуть не сбивая других людей. Где могут встретиться два студента с разных потоков? Вероятно на перекуре, но маловероятно, чтобы это были Игорь и Сережа. Действительно, как найти человека, о котором ты не знаешь ничего? Разумовский выбежал на улицу и вздохнул влагу воздуха, будет дождь, но не это сейчас важно. Почему, почему в важные моменты он не может сосредоточиться, когда как во все остальное, его просто не оторвать от тревожных мыслей. Вдали завиднелась макушка Грома. В высоком росте были свои плюсы, этот одуванчик можно было заметить издали, как и огонёк в виде Разумовского. Тянуло ли их друг к другу? Возможно, а возможно это была просто особая связь, как в первом классе, когда у тебя появляется лучший друг или подруга. Они сравнялись друг с другом, будто в первой влюбленности. – Привет, снова..ты не сильно опоздал на пары из-за меня? Сережа прикусил губу, сминая в руках свитер. Поразительно, но теперь взгляд не метался, а был вполне спокойным, Игорь мог даже оценить глубину этих глаз. Может показаться, что между ними какие-то неловкости, ведь они знакомы всего пару часов. Да нет, как минимум Гром о таком не задумывался, в отличие от рыжего. – Да нет, по правде говоря, я и не последний на пару пришел, мы еще минут сорок собирали наших одногрупников, но так и не собрали. У тебя окно или пара сейчас? – они присели на скамью между корпусами, и Игорь достал из сумки пачку дешевых сигарет. По виду так и не скажешь, что эта икона здорового образа жизни курит, но пришлось поверить своим глазам, – Ты же не против? Разумовский отрицательно покачал головой, осматриваясь вокруг. Да, определенно это была часть учебного заведения, где курили студенты с преподами. – У меня..я не знаю, кажется у меня сейчас пара, но я хотя бы немного стал ориентироваться в пространстве универа, – атмосфера была расслабленной и, Сергей все же поддался, перестал волноваться, – Я вспомнил, как начинал курить пару лет назад. Когда у меня нашли сигареты, вос.., – он осекся. Чему его научила жизнь в детском доме, так это тому, что если лгать о себе, то можно избежать проблем. Как жаль, что такое с пиздежом про родителей не прокатило, – Когда родители нашли сигареты, очень сильно досталось, не помню уже, попало ли мне тогда ремнем или еще чем похуже. А твои, разве не против этого? – Да как-то не особо. Мне сказали, что я взрослый мальчик, могу распоряжаться своей жизнью сам, хочу травлю себя, они не в праве меня останавливать и все в этом роде. Я не бунтарь, я просто ждал разрешения. Или что-то в этом роде. Тот пожал плечами, чиркая спичкой. Вскоре их окружил дым. Не самый приятный, но он останется надолго. Останется в волосах, потеряется в этих кудрях, кажется, что навсегда. В этом есть своя романтика, если, конечно, быть романтиком. А если реалистом, то это отвратительно. Повезло еще, что это не сигареты какой-нибудь марки «Победа», которые разваливаются в руках. – Теперь в голове все сложилось. У тебя такой грозный и хриплый голос, но выглядишь ты, почти как одуванчик, такой невинный и уже куришь. Хотя, не мне судить, серьезно, – Разумовский хотел сейчас одного. Ебнуть себя ложкой, потому что он несет такую хуйню, такой бред. Если он отпугнет первого открытого ему человека, то будет пиздец, – Почему ты пошел на исторический факультет? – перевел тему, пока еще не было поздно. – Ты не поверишь, но я всегда интересовался историей. – Да неужели? А как же детские мечты стать каким-нибудь пожарным, ученым, судмедэкспертом? У тебя разве такого не было? Когда я был маленьким, то хотел рисовать. Может, я даже сейчас что-то умею, если не растерял все. – Разве талант можно потерять? – усмехнулся Гром. – Да хуйня ваш талант, я сидел, корячился, чтобы потом мне говорили про талант? Обидно как-то. Но потом я влюбился в химию и где я теперь? Здесь! Хотя, вряд ли мне светило что-то в художестве. Времена не те, люди не знающие, а еще.. заниматься сухой, но точной и красивой наукой проще. Нет ничего своего, ни за что не стыдно, как за художества, – Разумовский вздохнул и повернулся. В обществе Грома ему было значительно спокойнее. Будто Игорь всем своим видом внушал доверие, а почему «будто»? Может, Сережа готов открыться любому, кому он хотя бы немного интересен, это весьма удручало. А также то, что парень слишком легко открывался, нельзя доверять ему, но хотелось. Вот тебе и парадокс, – Прости, я, наверно слишком много говорю, я не специально, просто ты выглядишь как тот, кому интересно, которому можно верить и..прости. Вот Разумовский только начал расслабляться, даже руки перестали двигаться, как снова вернулась вина и покусанные губы. Гром глубоко вздохнул и выпрямился, выкидывая сигарету. Всего лишь привычка, легкая, от которой он избавится, с легкостью, Игорь просто балуется. – Послушай, я не думаю, что сделаю тебе лучше, сказав: «Не извиняйся, ты не должен», это вызывает еще большее чувство вины, я прав? Конечно, я прав. Если тебе так спокойнее и лучше, то я прощаю, хотя ты не напрягаешь и не смущаешь, я люблю слушать и узнавать что-то новое. Это беседа, в ходе которой мы узнаем друг друга и это полностью нормально, говорить о себе. Все хорошо, не переживай. Нервы тебе нужны и, тратить их в первые дни учебы плохая идея. Тебе надо расслабиться, отдохнуть, забить хуй на всех остальных людей и то, что они о тебе думают. Рядом с универом открыли новый клуб, у меня там друг работает, может пропустить по блату. Хочешь пойти? Там можно хорошо отдохнуть. Сегодня вечером, как идея? И Гром улыбнулся. Так добродушно, будто искренне желал видеть Сережу там, будто не хотел избить за длинные волосы, за ум и придурковатость…кажется, он не хочет всего этого, удивительно. Кажется, улыбка искренняя и ей можно доверять. А Сережа хотел верить, даже позабыл обо всем вокруг. Погрузился в свои мысли и вцепился руками в лямку сумки, где лежала пачка сигарет. Наврал. До конца учебы будет врать о родителях, о привычках. Из ступора вывела сирена, проезжающей мимо полицейской машины. Он встал, посмотрел в глаза Игоря, неловко улыбнулся и заправил прядь за ушко. – Я…я не знаю, прости, может, я разочарую, но я не знаю, хочу ли. Впервые такое предлагают, и я не знаю, отпустят ли меня, хотя я живу в общаге, но я подумаю, да, да, я подумаю, точно, прости, что разочаровал в себе, я не хотел, – Сережа вновь натянул улыбку, активно жестикулируя. Послышался смешок и еще один, – Ну вот он снова я, снова в истерической панике. Прости, я, правда не очень устроен в социуме и мне тяжело. Я подумаю, правда и..спасибо? Не знаю, что я еще должен говорить в такой ситуации. Спасибо, что не послал нахуй, что отнесся ко мне, как к человеку и уже пускаешь в свой круг общения? Спасибо, что хотя бы слушаешь. И, как бы мне не хотелось, мне надо идти дальше на пары, прости, но было приятно с тобой увидеться. Он взмахнул рукой и направился к красному зданию. В мыслях горели оскорбления и ненависть за все эти слова. Просто идиот, просто лжец, наверно, Игорь считает его маленьким и мерзким эгоистом, он не заслужил такого отношения к себе, совсем нет. А сам Гром, на удивление, все понимал. Всегда были такие черты в его характере, понимание, наблюдение, неспешность выводов, анализ и понимание. Конечно, также была и некая импульсивность, но уже в меньшей степени, да и она была оправдана, всегда. Он мог бы стать прекрасным ментом, да только все эти качества не нужны в мусарне. Разумовский ему симпатизировал, не как парень, как человек. Чудаковатый, запуганный, но, безусловно, интересная персона с интересными взглядами. Возможно, он думал о том, что рыжий вырос в жестокой семье и, именно поэтому почти всегда в состоянии паники. Сережа приложился спиной к стене. Рядом стояло еще несколько человек, курили, переговаривались. Создавалось ощущение, будто Сережа наркоман, что нуждается в дозе. Но нет, просто много стресса. Игорь прав, от него надо избавиться. Но это слишком тяжело, когда окружает ложь. Даже сейчас. Разумовский сказал, что не курит, что бросил это желание, но сейчас он стоит с сигареткой меж губ и зажженной спичкой. Рыжий не бросал курить, даже после того, как его застали. Нет, совсем не отец или мать, а воспитательница, появившаяся на пороге комнаты, когда тот сидел у распахнутого окна и выдыхал туда дым. Поодаль стояло еще несколько ребят, неизвестно, они ли это сказали или просто пришли ради кровавой бани. Он мог бы выпасть в окно, тогда бы его не побили, но сам он был бы побит асфальтом. В итоге, Разум просто выкинул сигарету в окно, делая вид, что ничего нет. Конечно, запах сигарет в волосах тяжело спутать с чем-то другим. Тогда ему досталось, но не настолько, чтобы перестать курить. Раз за разом припадать к сигарете, когда можно, потому что успокаивает, потому что очищает мысли. Это как глубоко дышать, только параллельно легкие наполняются приятным никотином. Со временем он стал приятным, до этого просто отвратительным. В голове на короткие моменты наставала пустота, пока Сережа просто собирался со всеми мыслями. Со всем пиздецом, который сейчас произошел. А если все это один большой подвох? Может, ему не стоит идти, может, ему не хотят пожелать ничего хорошего. Но стоит ли так думать о человеке, который о тебе ничего не знает, который даже правды не знает? Возможно, стоит сходить, выйти хоть раз из зоны комфорта. Нет, хуйня про зону комфорта сущая хуйня, но научиться коммуникациям хотелось бы. Просто взаимодействовать с окружающими без тревоги и плохих мыслей. Просто вдохнуть свежий воздух. В клубе громко, в клубе неон, в клубе всем похуй друг на друга ровно столько же, сколько они все ищут пару на одну ночь. Мало кто будет смотреть на Разумовского и думать о том, что вот это тряпка из детского дома. Тряпка, аж от самого себя противно. Разумовский курил и думал, сидел на парах и думал, шел в общежитие и думал, смотрел на себя сквозь зеркало и думал. В конечном итоге, он ни к чему новому не пришел, а все мысли были бессмысленны. Можно рискнуть и пойти, а можно забить, но потерять как минимум одного потенциального близкого человека. Орел – он идет, решка – нет. Сережа подбросил монетку в надежде на ответ, но не поймал. Та лишь ускользнула от него под шкаф. – Блять. Но уже такое усталое и ноющее, он в безопасности, может хоть матерные частушки петь, всем похуй. Жизнь слишком сложная для того, чтобы ее жить, но он как-то справляется последние годы всей жизни. Тело упало на скрипучую кровать, и Разумовский вновь начал думать, анализировать все исходы, даже не самые радужные. В основном не самые радужные, самое плохое, на что тот смог себя накрутить, так это собственная смерть.