Гранаты

А Сережа думал. Думал, да и особо не придумал. С одной стороны пойти в клуб и развеяться неплохая идея. Но с другой, был страх. Страх того, что это очередная ловушка, что его поймают и побьют. Но…это же не правда, да? Никто его не знает, правда? Он пришел в новое место, все сначала, новые и другие люди. Не побитые жизнью, не дети. Тем более, никто не знает, что он детдомовский. Никто ничего не понимает и не знает. Поэтому, почему пойти в клуб с малознакомым мужчиной плохая идея? Хуевая, конечно, если бы Сережа был девушкой. Хотя, ему все еще надо преодолевать свои страхи, ведь, вдруг это поможет? Вдруг он наконец-то обрел друга, которого никогда у него было? Ну, как никогда, был раньше один, но не время. Как не время и отвечать на вопрос о решительности Разумовского. Дима знал Игоря не то чтобы давно, но пару лет в их, так сказать дружбе уже накопилось. Он был младше Грома, именно поэтому в свои семнадцать он все еще торчал в школе, на последнем году обучения. Они были друг другу как братья, возможно из-за этого Игорь крайне удивился, что он зовет в клуб. Дима. Дубин. То милое и улыбчивое солнышко в очках. Конечно, оно все еще может тебя уебать, но все могут уебать, на то это и жестокие времена. До чего же было странно, когда за пару дней до знакомства с Сережей, Дима завалился к Игорю домой с приглашением, добавляя что-то про новых друзей из универа. За это лето они слишком редко виделись и такая резкость, откровенно говоря, смутила Грома. Ненадолго. – Отпразднуем начало учебного года, расслабимся. Тем более, возможно, я там скоро буду барменом работать. Пока еще неточно, но меня почти взяли, – Дима рассмеялся и растянул губы в той самой улыбке, которой нельзя было отказать. Его любили все. Такой невинный и добрый, кто бы мог подумать, что именно он будет работать в преисподней. Но возможно, именно этому месту и нужен был Дубин, для спокойствия. Бармен не пьет, лишь готовит, лишь держит свой уголок в минимальной чистоте. А пока, он не был там никем, кроме как главным гостем, которому было позволено все. В чем секрет самого Дмитрия Дубина? Возможно в некоторых связях. Знакомство с Юлей же произошло настолько же быстро, как с Разумовским. Среди всего потока студентов она была одной из самых ярких. Для этого ей не нужно было быть панком или эмо, надо было просто выйти на улицу со своими красно-рыжими волосами. К сожалению, для такой яркой девицы не осталось места в столовке с картонными обедами. По иронии судьбы, место было рядом с Громом. Она приземлилась на скамью и улыбнулась, в то время как Игорь пил чай. – Ты выглядишь очень знакомо, мы на одном потоке учимся? Гром наклонил голову, вглядываясь в соседку. Будто школьная скамья, где первоклашки завтракают между уроками. Было чувство, будто он видел ее где-то. – Вряд ли, я с журфака, а ты, насколько помню с исторического. Гром, верно? – девушка расхохоталась и помотала пальцем у своей брови, зеркально наклоняя голову. – О нет, я всегда знал, что все журналистки ведьмы. Или ты просто назвала мою кличку? Игорь Гром, ведьма. – Всего лишь Юлия Пчелкина, но очень жаль, что не ведьма, а так хотелось. Закатила та глаза и пожала протянутую руку. В отличие от Разумовского, они учились в одном здании, поэтому, разговор был дольше, чем на несколько минут. Проще и более расслабленным, за счет похуизма Грома, умения поддержать диалог Юли и их общей экстравертности. Сразу нашли свои общие интересы и сочли друг друга замечательными знакомыми. Какая же прекрасная случайность, что свела этих двух в одной столовке. Он пригласил ее в тот самый клуб, на что, Пчелкина не отказалась, совсем нет, скорее даже она была воодушевлена сильнее Игоря. Пойти, развеяться, какая замечательная возможность, разве нет? Если говорить о личности и характере Юли, то в советские времена она была бы тем самым огоньком. Веселой, жизнерадостной комсомолкой и журналисткой. Но к сожалению (или счастью) советские времена прошли. У нее не было длинных рыжих волос, не было зеленого платьица в горошек с ослепительной улыбкой и надеждой на великое будущее. Красное каре, сигарета меж губ и отъявленный цинизм к этому бренному и жестокому миру. Кто-то бы сказал про уставшие и старые глаза, на что Пчелка бы рассмеялась и сказала, что просто много читает, хотя это правда. Неожиданно, как такая яркая и солнечная девушка может быть одновременно такой заебанной и уставшей. Всегда везде идеальная, прилежная, чтобы доказать себя и показать, что она достойна всего. Хотя пачка сигарет уже несколько лет валяется в кармане. А разве, отличники не курят? Таких персонажей можно собрать в одном кабинете и разбирать долго-долго, но ни качественной помощи, ни помощи в целом они не получат. Ничего не получат, да и есть ли такие врачи где-то? В конце концов, юные и молодые студенты либо берут себя со своими проблемами, выходят из реки крови, живут, рожают детей, ломают им жизни, перенося свои проблемы на них, а другие..уходят красиво. Уходят с визгом, со смехом, с счастьем на глазах. — Кем ты планируешь стать после универа? — ответ очевиден. Пойти по специальности, ведь, зачем тратить столько лет своей жизни на бессмыслицу. Гром смахнул пепел с сигареты и глянул на Пчелкину, что сидела на спинке скамьи. — Я хочу хотя бы дожить до конца универа. Усмехнулась девушка и сделала затяжку, выпуская в вечернее небо клубки белого дыма. Тихо и спокойно вокруг, хоть почти хриплый шепот оставил пятно безысходности. Временами становилось так тяжело от осознания того, что будущее такое странное. Что неизвестно ничего, не понятно, доживёшь ли ты хотя бы до конца всего этого. Через минуту обречённого молчания, Юля рассмеялась. Будто рефлекс, чтобы сгладить все. — Да шучу я, конечно, может, пойду куда-нибудь журналисткой, может, стану сама по себе и открою свое издательство. Не хочу думать обо всем этом, пока что. Где, кстати, твои друзья? А то еще посчитаю, что ты меня на свидание позвал. Она ударила Игоря легонько в плечо и укуталась в джинсовую куртку от порывов ветра. Спокойно и тихо вокруг, лишь изредка слышно музыку из клуба, машины. Было бы очень даже романтично, если бы они относились друг к другу, как к потенциальным партнерам. Тишину и уют разрушила высокая рыжая фигура в невероятно цветастой рубашке и распущенной гривой. Бесспорно, сам Сергей Разумовский все-таки пришел, ибо жизнь одна, а на халяву в клуб сходить — редкий шанс. Раскованность издали, но вблизи это оказался все тот же уставший Сережа из универа. Просто в свободной нарко-рубашке, что так красиво подчеркивала его худобу. Сереже хотелось, откровенно говоря, свернуть и уйти домой. Ошибка, фатальная ошибка, что он сюда пришел. Но было поздно. Его же внутренний попугай убил все шансы к отступлению. И все-таки, вот он здесь, вот он стоит напротив Юли и Игоря, неловко отводит взгляд, пока Гром изумленно пытается обнаружить того Сережу, утреннего Серёжу. Пчелкина же спрыгнула со скамьи и обошла парня кругом, плотоядно, а может просто весело, улыбаясь. Она поравнялась с Разумовским и глянула из под пышных ресниц, протягивая руку. – Пчелкина Юлия, но для друзей просто Юля. Если ты знаешь Игоря такой же один день, что и я, то мы в одной лодке. Ах да, забыла спросить, откуда же к нам принесло такую богему? Девушка игриво расхохоталась. Сережа пожал руку и немного склонил голову, анализируя. Неужели, целых два человека не считают его странным и ненормальным. Но первое впечатление всегда обманчиво, хотя, Разумовский хотел довериться этим двум людям. Юля смеялась, словно колокольчики, а выглядела, словно огонь. Невероятным образом, она могла располагать к себе людей, чтобы те начинали доверять. Временами, это конечно было ошибкой, но вряд ли Разумовский или Гром ей понадобятся, как новая статья, что раскроет мерзкие лики мерзких людей. Они не такие, они на поверхности. – Сережа Разумовский, для друзей же.., – он остановился и усмехнулся, – а друзей у меня нет, так что, можешь звать, как хочешь. – Как нет друзей? А мы тебе кто? Ну что ж, Сережа Разумовский, уверена, ты приятный молодой человек. Можешь уже считать нас своими друзьями. Пчелкина притворилась, что оскорблена, хотя на самом деле просто шутила. Ей бы надо было поступать в театральный, но тогда мир потерял бы блестящую журналистку. Атмосфера была не то чтобы напряженной, нет, совсем нет. Разумовский расслабился, насколько смог, пока слушал увлеченные беседы Юли и Игоря. Периодически, он и сам что-то вставлял, а позже, и сам подключился. Они стояли на улице и ожидали еще одного, того, кто провел бы их в мир неонового разврата. Сережа, к удивлению Игоря, даже закурил. – Ты же сказал, что бросил, разве нет? – прищур Грома, закусанная губа Разумовского, они были словно с какой-нибудь картины. – Сказал и солгал, моя вина, не хотел портить впечатление о себе, боялся, не нашел ничего другого, кроме как соврать и все в этом духе. Просто запаниковал, извини. Он пожал плечами и отвел взгляд, полный вины. Будто ребенок, будто его будут ругать и бить. Игорь рассмеялся своим низким, хриплым, можно даже сказать, раскатистым голосом и потрепал Сережу по волосам. – Да все в порядке, соврал и соврал, че бубнить-то. Ну не переживай ты так, ничего же не случилось. Разумовский лишь облегченно улыбнулся, вдыхая никотин. Рядом с ними остановилась яркая красная машина. Думаете, красная ламба? Красное Вольво, но не суть. Ребята бы и не обратили на эту машину внимания, если бы не блондин в очках, что вышел из нее. Никто иной, как Дима Дубин, богема блять. Самая комичная часть этой ситуации была в том, что следом же, вышел и Кирюша Гречкин, тот самый сыночек богатенького хуя Петербурга. Сказать, что Игорь был в удивленном ахуе, сказать примерно ничего. Как такой милый и хороший Димонька связался.. с Гречкиным, что старше его всего лишь на каких-то несколько месяцев. История их знакомства была каждый раз разной. От школьных кружков литературы, до притонов и, где здесь правда, разглядеть было крайне сложно. А может, все это и не имело значения? Самое главное, что теперь в их компании появились Дубин с Гречкиным и, теперь они все могут отправиться в клуб. –Чего ты так смотришь на меня? Ну Гречкин и Гречкин, мой клуб, вообще-то. С превеликим удовольствием показал бы вам сегодня мою тонкую и душевную натуру, но я хочу только накидаться. Разгоготался Кирилл, оставляя всех в вип-зоне. Взгляды устремились на Диму, что крутил в руках какой-то коктейль, поправляя очки. – Ну познакомились, ну подружились, а вы что думаете? Что он только по вечеринкам богатеев шляется? Я даже не сразу его узнал, когда мы общались об архитектуре, а потом оказался Гречкин. Он просто стал моим лучшим другом, вот и место работы бармена мне почти досталось. Дима невинно улыбнулся, потягивая коктейль и умалчивая о наркообороте семейства Гречкиных, своей причастности и всей другой грязи. Хочешь жить – умей вертеться, так Дубин и жил, под недовольным взглядом Игоря. Юля с Сережей были просто крайне заинтересованы этой личностью. Все знали, что он что-то недоговаривал, но никто не решался спросить. Минута, две, три и Игорь резко встал, осматриваясь вокруг. – А как вам идея пойти танцевать? Там сейчас будет что-нибудь зажигательное, а то сидим и просто пьем, не по-христиански как-то, – Гром усмехнулся и протянул обе руки. Дубин и Пчелкина с охотой схватились, допивая свои коктейли. – Серень? Ну, а ты чего? Танцевать не умеешь? Так мы никто не умеем, пойдем с нами, чего тебе здесь одному тухнуть? – Юля умела убеждать. Разумовский кивнул, прикончил свой стакан и схватился за предложенную руку. Толпа на танцполе, люди, люди, везде одни люди, везде они и их слишком много. Алкоголь размывал разум. Все такое яркое и веселое. Сережа даже танцевал, неумело, криво, но какая нахуй разница? Рядом были такие же Юля и Игорь, что также хуево двигались под музыку. Было хорошо, слишком. Не в алкоголе дело, не в наркотиках, а в простой радости, что его приняли хоть где-то, хоть кто-то. Но не покидало ощущение одного. Ощущение постоянной слежки и насмешки. И пусть, Сережа сам смеялся, ему все еще казалось, что все это над ним, а он идиот. Но вот, вокруг ни Игоря, ни Юли, они будто растворились в остальной толпе. Разумовский остановился, слишком резко, крутанулся, подпрыгнул, но нигде не мог их найти. Он один, брошенный, среди огромного потока людей, среди людей. Страх накатывал холодным и мерзким комом, как и паника, что пробила его электрическими разрядами. Он будто начал дышать, опомнился, но тут же начал задыхаться от людей вокруг, от недостатка места. Слишком много, всего. Слишком много вырвиглазного неона, слишком много людей. Сережа выскочил из толпы к туалетам. К месту, где горел яркий белый свет, словно в операционной. Вероятно, специально, чтобы отрезвить или чтобы наркоманы могли найти вену. Музыка гремела вокруг, слишком громко. На удивление, звук воды немного заглушил все это. Было страшно, тяжело. Разумовский прикрыл глаза, прижимаясь лбом к холодному зеркалу. Он пытался дышать, ловить воздух, лишь бы все это закончилось. На задворках сознания маячила мысль о том, что можно было бы задохнуться и закончить с жизнью, как минимум, было бы весело. Но остатки ясного ума давали понять, что это просто паника, просто паника из нихуя, верно же, да? Нет? Просто единственные люди, которых он держался последние пару часов, пропали, просто пропали без следа, просто исчезли, просто оставили его одного. Ничего же страшного, да? Сердце щемило, из-за недостатка кислорода или боли? А было ли это сейчас нахуй важно? Возможно, где-то зажимались парочки, но ничего не имело блядского значения, кроме закусанной губы и дрожи в руках. Ах, паника, блядская паника, чтоб ты горела в аду. Дверь распахнулась и за ней показалась очередная парочка. Весьма негетеросексуальная парочка. Кирилл любил, когда с ним были жестки, когда его затаскивали в туалеты клубов, когда его грубо и жестко имели, прижимали к стене. Со всего этого он ловил дикий кайф, даже находясь под дозой, а особенно он любил, когда все это с ним делает Дима. Как Дубин его жестко прижимает к зеленой стене, как держит за горло. Гречкин ловит звездочки в глазах от потери воздуха, от теплоты, что разливалась по венам, от текучести, словно вода или желе. Он определенно был желе. Рука с горла пропала, и из глотки полились тихие, сладкие стоны вперемешку с таким же сладкими покрикиваниями: «папочка». Кирилл глянул на Разумовского. Прищурился и рассмеялся, виляя бедрами. – Смотри-смотри! Тот твой друг, его же Разум звали, да? Посмотри на него, какой тот грустный, может, что-то случилось? – Думаешь? – прохрипел Дима, убирая прядь с лица Гречкина и отстраняясь от него. Он вздохнул и протер очки, опираясь на раковину рядом. Сережа стоял и глядел, может пустым взглядом в зеркало, он бы и не заметил ни Диму, ни Кирилла, ни их еблю, если бы не легкое касание к плечу. Разумовский вздрогнул и вновь закусил губу. А что говорить? Он почти ничего и не слышал, лишь звон. Лишь боль в сердце и попытка в дыхание. Дима ждал, не настаивал и просто смотре. Вероятно, была странная картина, особенно Гречкин на заднем плане, что с прикрытыми глазами курил. Едкая боль пронзила губу и, Сережа провел рукой. Кровь, такая алая и сладкая на вкус. Боль внесла ясность разума, но не дыхание. Слова не идут, а если идут, то только что-то хриплое и несвязное. – Ну-ну, чего ты? Все в порядке, понимаю,. В первый раз в таком месте, у меня была похожая реакция. Хочешь расслабиться? Поверь, все пропадет, все будет легче. Просто расслабься и все пройдет, а к утру все будет, как прежде. Всего лишь одна таблетка и все пройдет. Дима Дубин, такой милый, такой маленький, почему сейчас в ярком свете он был таким мрачным? Словно змей-искуситель. Словно Змий, что пытается искусить Еву на укус того запретного плода. А почему бы и нет? Сережа протянул дрожащую руку. Терять нечего, так, почему бы не попробовать что-то новое, может, вернется нормальное дыхание и он сможет вдохнуть всей грудью. Разумовский был похож на фарфоровую фигуру, дрожащую, белую, больную. На руку опускается небольшой пакетик с белой таблеткой. Первая бесплатно, да и Сережа дальше не собирался. Честно-честно. Он закрыл глаза, сжег руку в кулак и задержал дыхание. Минута, две, он может задохнуться, но боль в сердце колет еще сильнее. Он открыл глаза, пустота. Нет ни Кирилла, ни Димы, они ушли, наверно. Тяжелый вдох и взгляд в свое отражение. Холодный пот, пряди, что прилипли ко лбу. Может, все это поможет ему? Неведомая гадость в его руке, куда же его приведет? Рисковать или нет? И все же, почему бы и нет? Он открыл пакетик и вытряхнул таблетку на руку. Вдох, он закинул ее в глотку, выдох, проглотил. Сколько времени нужно, чтобы все это закончилось? Руки дрожат, сердце колет, а в горле ощущение кома, но это не нервы, нет, кажется, таблетка. Разумовский закрыл глаза руками и присел, чтобы все утрамбовать, чтобы перестать думать, просто отключить себя и боль. Отключить вселенную вокруг. Сколько прошло минут в тихой панике? Десять? Двадцать? Где-то должно быть тепло, расслабление, что растекается по венам, но ничего нет. Есть, разве что, только ощущение желчи. Глаза резко открываются, руки цепляются за раковину и поднимаются к ней. Не вышло, не получилось, таблетки не помогли. Или, они должны так работать? Все просилось наружу, выпивка, наркотик, возможно и еда, желчь. Ну что за пиздец? Было мерзко. Мерзко от жижи в раковине, от своего вида, от себя. Вкус желчи во рту горчил, хотелось выпить. Не важно что, хоть воду из под крана, хоть коньяк. К сожалению или счастью, выпивки не было. Сережа присосался к крану, глотая холодную воду. Отравится? Похуй. Сдохнет? Тоже похуй, главное, чтобы больше не пробовать. Он умылся, собрал волосы, все еще белый и мертвый. – Какой же пиздец, ну что за пиздец, ну что за ебанный пиздец, господи боже, ну нахуя я согласился, – тихий шепот, словно птичий лепет. Разумовский вышел и по ушам ударила музыка, ударил неон. Хотелось курить, хотелось на воздух. Взгляд зацепил красные волосы, вот она. Юленька, Юлечка, Юляша, за барной стойкой. – Пойдем, покурим, а? Пожалуйста, я не выдержу этого, не смогу, пожалуйста. Юноша оперся о стойку рядом и посмотрел на Пчелкину. Мертвенно белым взглядом, поправляя ворот рубашки. Юля вздрогнула, смерила его строгим взглядом, но тут же расплылась в добродушной улыбке. Она взяла его за локоть и повела к выходу. – Что ты принял? – Не знаю, не знаю. У меня была паника, вы пропали, я стоял, пытался успокоиться, а мне предложили таблетку, а я решил, что, почему бы и нет, но нихуя не вышло. Или же она должна была выйти со всем содержимым моего желудка? Дрожащий голос, дрожащие руки, дрожащие ресницы. Сережа судорожно припадал к сигарете, втягивая в себя никотин и дым, пока Пчелкина за ним наблюдала. Будто была бывалой в этом деле, но вряд ли. Просто рядом стояла. Она провела по его волосам, убирая прядь за ухо. – Ну не волнуйся, все будет хорошо, сейчас Игорь придет, мы тебя отведем к тебе домой или к Игорю. Я-то в общежитии. Только не говори ему про наркотики, а так, забей хуй. Попробовал и попробовал, не понравилось? Ну и молодец. Юля умела успокаивать. Всегда умела. И Сережа действительно успокоился, прикрыл глаза, вздохнул полной грудью. Вскоре, с сигаретой пришел и Гром. Все стало хорошо. Они втроем уехали, они успокоили Сережу, выпили чай и поговорили. Поговорили обо всем и ни о чем. Вот они, эти разговоры среди ночи в побитой жизнью квартирке Игоря, романтика, никак иначе. Разумовский за один вечер успел всем сердцем полюбить этих двоих, ведь, Гром и Пчелкина были первыми людьми, что приняли его. Было тепло на душе, было хорошо. Но, забегая вперед, Сережа возвращался в клуб. Раз за разом, а пока, все было хорош