***
В школу школьник заходит такой же вальяжной походкой, как и всегда, будто бы вчера вечером его фото и не сливали вовсе. По дороге к кабинету физики Антон успел словить на себе около десяти каких-то хитрых и насмешливых взглядов, на которые, особого внимания не обратил. Честно, его абсолютно не волновало кто там да че там. Ну смотрели и смотрели, Господи, пусть завидуют себе в сторонке, только главное, чтобы самого Шастуна не трогали. Эти фотографии юноша не считает какими-то провоцирующими или что-то в этом роде, ведь лиц на них особо видно не было, а то, что там был очень похожий на Антона парень — ещё ничего не значит. В общем, херня вся эта ваша. Слили — ну и пожалуйста, школьник не собирается опускаться до такого уровня, чтобы потакать и ходить зашуганным. В кабинете физики школьники проводят целые два урока и что же это за дебил отменил у них физкультуру, поставив вместо неё проедающую, как кислота мозги, физику. Первый урок, на который парень опоздал, он благополучно проспал, а второй просидел в телефоне, потому что делать было больше нечего. Лабораторные выполнять? Ага, конечно, нахуй оно надо. А записывать конспекты и тупой не будет, на этом, в принципе, и порешали. За это время на Антона не один раз кидали какие-то насмешливые взгляды и его это уже начинало подбешивать. А тот самый, как думал Антон, человек, который и затеял это все, вообще почти глаз с юноши не сводил. Крылов, как думал школьник, должен был быть благоразумным человеком, ну хоть немного. Зачем какую-то личную информацию сливать? Чтобы повеселиться или как? Шастун же не смотрел на того от слова совсем. Он чувствовал на себе его насмешливые, местами серьёзные и слегка ревнивые взгляды. Шатен уже не раз замечал, что его одноклассник уделяет ему слишком много времени, и если бы Антон был немного умнее, то точно смог бы понять, что это за такой прилив внимания к его персоне, а пока юноше оставалось лишь надеяться, чтобы этот урок закончился как можно быстрее. Ведь лишнее внимание иногда бывает слишком назойливым, да и курить хочется пиздецки. После двух уроков физики подряд юноша решает, что если сейчас он не покурит, то сойдёт с ума. Позова, который, к удивлению, опоздал на эти два урока, до сих пор не было и школьник уже готов был думать, что сегодня увидеть своего друга ему не судьба, как тот замученно направлялся к Антону, почти что волоча руки по полу. Выглядел он, если честно — так себе. Под глазами, хоть и на таком большом расстоянии, все равно были видны синяки и слегка опухшие глаза. Не припоминает это Шастун, чтобы вчера он с Позом бухал, чтобы тот так выглядел. А сам он не пил никогда, приписывал это к синдрому алкоголика. «Пить одному — равно алкоголизм», — всегда говорил он, когда Шастун начинал в одиночку глушить какую-то алкашку, чтобы хоть как-то расслабиться. — Если ты мне не расскажешь, что это вчера в группе было, я с тобой общаться больше не буду, — взбешенно рявкает злой, как волк, друг, после чего встает возле юноши, откидываясь на холодную стену. — А че это за наезды? — шокировано брякает школьник, вскидывая бровь к верху, ожидая объяснений от друга. — Извини, заебался, — выдыхает отличник, начиная массировать глаза. — Рассказывай, — поддерживающие произносит Шастун, перекидывая свою руку через плечо друга и начиная вести его в сторону уличной курилки.***
Оставшиеся четыре урока, на удивление, проходят спокойно. Если, конечно, не считать тех выводящих из себя взглядов окружающих, которым будто бы делать нехуй. Вот же суки! Шастун в прямом смысле вскипал все больше. Его начинало бесить все до такой степени, что был бы здесь Матвиенко, то тот точно бы отвесил шутку про пмс, но его не было, что в этой ситуации было огромным плюсом. Ведь если бы тот так пошутил, Антон без единых укорячек совести, что он же твой друг, накинулся на него и доказал, что никакое у него к херам не пмс. Юноше казалось, что в этой школе кроме него больше не к кому придраться. Даже Кузнецова, которая ранее возлюбленной воздыхала возле шатена, теперь смотрела на него с ревностью и насмешкой в глазах. Вот же сука! Антон никогда не принимал Иру, как нормального человека, потому что она всегда казалась ему какой-то сукой, хотя, так и было. А сейчас этот вывод даже можно не пересматривать, сучара она редкостная, вот и все. Но тем не менее школьника почему-то волновал Арсений Сергеевич. Ему казалось, что и тому сейчас не просто, ведь не одного же Антона слили, если так подумать. Он же там с преподом своим типа обжимался. Хотя, Попов и так вон с учениками своими спит, а как тогда объяснить ту ситуацию с Кузнецовой? Да, в доме у учителя он её не застал и тот говорил, что ничего такого не было. Но он же не дурак, и прекрасно понимал, что англичанин мог соврать только ради своего же блага, ведь так и из школы могут попереть. Сейчас был урок русского и его заменял психолог вместо изучения грамотности написания больших предложений, тот дал им тест «Кем вы видите себя в будущем?». Ещё, блять, этого не хватало. На счёт того кем юноша видел себя в будущем он ответить не мог, так как не знал даже, что с ним будет завтра, не то, что через пару лет. Антона всегда пугала та неизвестность, которая ждала его во взрослой, самостоятельной жизни. Родители хоть и говорили, что своего сына деньгами не обделят даже в их восемьдесят, но почему-то школьник в это не слишком уж и верил. А как оно бывает? Дети вырастают, начинают устраивать свою жизнь, ходить на собеседования и работать, а родители, думая, что уже хватит, прекращают как-либо мешаться в их жизнь, ведь те сами зарабатывают, живут, а некоторые и выживают, лично про себя так и думал Шастун. Он не знал на кого поступать, не знал где и как будет работать, с кем и где жить, и это пугало. Да, черт! Он даже не знал сдаст ли эти драные экзамены, а здесь уже о будущем говорить надо. Первые минут пятнадцать урока юноша просто сидел, потупив свой взгляд в расчерченный листик, искренне проклиная Волю и Шеминова. Первого за то, что вместо того же скучного русского, сейчас у них была ещё большая поеботина. А второго за то, что так, блять, не вовремя уехал на олимпиаду с лучшими учениками школы в другой город, оставив вместо себя учителя русского языка. Антон знал, что Павел Алексеевич частично является замом директора и уже не раз заменял его, но чтобы на целую неделю — такого ещё не было. А уроки кто вести будет? Этот промывающий своими психантропами мозг? Нет уж, такого Шастун не выдержит от слова совсем. Но, кажется все существующие боги наконец-то смиловались над ним и в кабинет собственной персоной вошёл Павел Алексеевич. На лице у него читалось серьёзное и не менее угрюмое «кому-то сейчас пиздец конкретный» и от этого парню становилось как-то неприятно, ведь взгляд мужчины был устремлен только на Шастуна. — Добрый день, сидите, — как всегда сдержанно произнёс учитель, махая рукой на учеников, чтобы те не создавали лишнего шума, продолжая сидеть на своих местах. Психолог немного странно покосился на вошедшего зама директора, но так же сдержанно кивнул, не проронив ни слова. — Мне нужен Шастун, — машет он головой в сторону удивлённого парня, и он, понимая, за что, повинуется и встаёт с места, быстро собрав вещи в рюкзак. Когда учитель и ученик выходят из кабинета под напряжённое молчание позади, в классе периодически слышатся смешки и юноша примерно понимает «за что». Всю дорогу к кабинету Воля молчит будто бы готовя Антона на казнь, но он же знает, что тот, по крайней мере, его не убьёт. — Да что происходит? — недовольно рявкает школьник, которому уже надоело идти в этой давящей тишине, понимая, но ничего не осознавая. — Ты будто бы не знаешь, Антон! — сквозь зубы, взбешенно рыкает педагог, и Шастун, готов поклясться, что таким учителя видит впервые. Воля выглядел злым, до жути серьёзным человеком. В руках у него была какая-то папка и телефон, который норовил выпасть из слабой хватки рук. Он смотрел на Антона с осуждением и каким-то сочувствием. Но даже этот отличающийся от выражения лица, взгляд, ничего хорошего не предвещал. — Иди и молчи. У тебя будет время все мне рассказать. — возобновляя шаг, кидает Воля, с высоко поднятой головой направляясь к кабинету. Юноша конкретно путается. В смысле будет время рассказать? Нет, он конечно понимал, что Воля его не спасать от тяжёлых вопросов о будущем пришёл, а по делу. Но долго засиживаться в кабинете у директора, он не собирался. Да и что рассказывать-то? То, что Попов набухался как не в себя, потом позвонил Антону и не оставил ему выбора, по дороге начиная написывать ему всякие пошлости, это он хочет услышать или что? Хотя Павел Алексеевич был понимающим человеком, и как ходили слухи, уже долгое время общался и дружил с англичанином, даже когда тот находился за пределами страны. Но все же должно иметь личные границы, правильно? Вот и нечего юноше литератору рассказывать. Все мысли Шастуна перебивает голос учителя, который быстро открывает двери и заходит в свой временный кабинет. Когда парень следует за ним, то на кресле для, так сказуемого ожидания, тот и замечает виновника всего этого скандала. Сказать, что свалить всю вину на Арсения — было проще, да, но и юноша неплохо постарался, ещё и фотографии скинул, будучи уверенным, что их, блять, обязательно сольют куда-то. Пусть и не в Богом забытую группу, а на онлифанс точно бы. А что, название «Молодой учитель спит со своими учениками за оценки» звучит достаточно неплохо и заманивающее. Поэтому и денег срубить можно, пускай и не так много, как это обычно делают на различных видео, но частично что-то да и было бы. Как раз на пачку сигарет, думает Антон, но сразу же вспоминает, что Крылов, как он заметил вообще не курил. Ну тогда бы ему деньги отдал что-ли, не зря же Шастун своего учителя из клуба забирал, тратя на это кучу бензина и своих сил, а после укладывал спать, как младенца. — А он что здесь делает?! — вновь из своих мыслей юношу выводит грубый и строгий голос учителя. Совсем не такой, как тогда — у него дома. — Мне тоже интересно, что я здесь делаю, — не остаётся в долгу школьник и вякает первое, что приходит на ум, тут же получая осуждающий взгляд Воли и как всегда заинтересованый и чем-то восхищеный — Попова. — Я думаю, вы прекрасно знаете почему здесь, — хмыкает литератор обходя деревянный стол и присаживаясь в свое кресло. Шастун смотрит на Арсения, но тот, кажется, даже не замечает его, все продолжая сверлить дыру в друге своим напористым взглядом. Юноша, конечно же уже полностью понимал, зачем здесь находится, но до Арсения, кажется, эти слухи вообще не дошли. — Что за фотографии сейчас гуляют по всей школе, — бывало начинает свои поучительные лекции литератор, как его перебивает телефонный звонок и тот, взбешенно посмотрев на номер контакта вдруг смягчается, понимая, кто ему звонит, отвлекаясь от воспитательных бесед, — Я ненадолго, — отстраненно кивает он, мигом выскальзывая из-за стола, прихватывая с собой телефон и любезнейшим голосом отвечая: — Да, Станислав Владимирович. Арсений остаётся наедине со школьником, понимая это, когда дверь с негромким хлопком закрывается, а по коридору слышатся торопливые шаги литератора, которые направлены в другую сторону коридора. — Что за фото, Антон? — недовольно хмыкает Арсений, перекидывая ногу на ногу и устремляя свой взгляд на рассеянного школьника. Антон не знает, что ему отвечать. Он вроде и понимал, что от Попова скрывать всю эту ситуацию, раз уж он за это время её не понял, — плохо, и обернется это ужасными последствиями. Но выдавать себя, а потом нагонять к собственной персоне агрессию англичанина, когда те вроде как и поладили — он готов не был. Уж слишком много чем приходилось жертвовать. — А что за фото, Арсений Сергеевич? — притворяясь непонимающим человеком, невинно произносит школьник, устремляя наиграный взгляд зелёных глаз в две голубые пропасти. — Это я у тебя спрашиваю, что за фото?! — Антон все ещё потеряно смотрит на учителя, не выдавая своим взглядом абсолютно ничего. Казалось, что к таким резким переменам в настроении мужчины он уже давным-давно привык, но каждый раз становилось страшно, как в первый. И пусть англичанин не имел права делать с Антоном ничего кроме обучения английскому, все же после той ночи и жаркой порки — так он больше не считал. Все же где-то школьнику местами было как-то неприятно видеть агрессию от такого человека в свою сторону, ведь ему казалось, что все было хорошо и дружно, но как оказалось, те моменты вновь были обычным проявлением слабости мужчины. — Какое, блять, фото? — рычит Шастун, чувствуя, как непонятная злость накатывает с новой силой. Антон, будто бы маленький ребёнок — если к нему относились плохо и говорили все криком или строгим голосом, он начинал делать так же. Но если это был Димка или Матвиенко, то такого прилив злости, энергии и возбуждения, смешанного во все одно непонятное чувство, так он ничего такого не ощущал. А как на него только поднимал голос Арсений, то вуаля — все всплывало. — Солнце, не зли меня, — хищно рычит учитель, поднимаясь со стула и подходя ближе к Антону, этим придавая ему новый повод для своего эмоционального выплеска. — Какое, блять, я вам солнце?! Какое?! — шипит ученик, сжимая скулы до скрежет зуб. Он так же делает шаг навстречу мужчине и заглядывает в его почти спокойные, тёмные голубые глаза. Попов же только ехидно ухмыляется, норовя прямо сейчас засмеяться ему в лицо, но как же тот умело себя сдерживает. — Тебе не нравится, солнце? — улыбается англичанин, касаясь своими руками чужих, — Значит будешь малышом, — как кот расплывается тот, с вызовом смотря на взбешённого Шастуна, которого это касание как-то немного и усмирило, но ненадолго. Парень понимает, что дать Арсению в его гладко выбритое лицо уже не кажется такой плохой идеей, поэтому он одергивает свою руку из слабой хватки мужчины, резко замахивается, абсолютно не контролируя себя. Но юношеское запястье ловко перехватывает рука мужчины, заламывая мальчишкины руки ему за спину, и выворачивая его так, что он упираясь задом о пах мужчины, жадно проскулил, чувствуя, как учитель сильнее сжимает руки. — Не стоило этого делать, солнце, — вновь ухмыляется Попов, сильнее вжимая парня в собственное тело. Шастун, тяжело дыша, тихо поскуливает, находясь не в том состоянии, чтобы противостоять этим чертовым рукам, соблазнительному и возбуждающему телу. Когда парень находился возле Арсения, как бы там ему не хотелось признаваться самому себе, он чувствовал лишь нарастающее возбуждение, которое передавалось и мужчине. — Отпустите же вы, блять! — не то рычит, не то скулит юноша, пытаясь вырвать свои руки из мужской и крепкой хватки, но его лишь сильнее прижимают к себе, почти насилуя через одежду. Прошу, не прекращай. Сейчас бы Антону стоило задуматься о том, что мужчина точно ходит в зал, раз уж у него такое ахуенно накачанное тело, крепкие руки. А оттуда и приёмам самозащиты научиться несложно, но вот заранее этого парень продумать не успел, в агонии эмоций замахиваясь на учителя. — Я не отпущу тебя, солнце, — издевается над тем Попов, все сильнее вжимаясь пахом в зад подростка, чувствуя, как член начинает наливаться кровью. Вот же чёртов мальчишка! Антон готов был закричать, вырваться, до крови исцарапав руки, но больше не ощущать того стояка мужчины, который действовал и на подростка. Но его внезапно и так же резко отпускают, почти давая упасть тому на пол, но крепкие руки тут же обхватывают его талию поворачивая школьника к себе лицом. — Знаешь, возможно… — хищно шепчет тому на ухо Попов, прикусывая мочку парня, — Это я сделал так, чтобы об этих фотографиях узнали все, — улыбается тот, с похотью в глазах смотря на мальчишку и замечая замешательство на лице школьника. А после, не теряя такой прекрасной возможности, грубо впивается в его губы, сминая чужие. Его руки крепче обхватывают подростка за талию, приближая к себе лишь бы тот не вырвался и не убежал. Этого мальчишку всегда хотелось попробовать на вкус, выцеловать каждую клеточку его губ, почувствовать его под собой или на себе, вообще не важно. Главное, чтобы просто чувствовать, ощущать и знать, что он не убежит после первой же ночи, как делали это другие. Мужчина продолжает целовать, слегка прикусывать чужие, такие сладкие, как запретный плод, губы, не норовя сразу же залезть в него с языком. Ему просто хотелось мальчишку. Этого чертового, до жути невоспитанного мальчишку. Антон не знает как ему реагировать. Первое время он просто стоит, как тряпичная кукла, повисая на чужих, крепких и сводящих с ума руках. Но, когда в голове проскальзывает мысль — «Вы целуетесь, долбоеб» юноша начинает поддаваться навстречу англичанину, замечая сначала легкое непонимание, а после более нежные, приятные касания. Мужчина аккуратно проталкивает язык в разомкнутые губы, проходясь сначала по верхней губе, тем самым щекоча её, а потом по нижней и вовсе сводя мальчишку с ума. Неожиданно, он резко проталкивается в рот школьника, напористо начиная двигать языком, сплетаясь с чужим в самый страстный танец танго, который существовал на этой планете, хотя, до этого точно не существовал. Юноша не отталкивает, не пытается вырваться или убежать, уж слишком долго он этого хотел. Уж слишком долго по ночам, во время дрочки или просто в свободное и нет, время, мечтал, представлял, почти что ощущал чужие, такие вкусные, с нотками горького шоколада, муската и мяты губы. Так долго хотел почувствовать это горячее дыхание, сбивающее с толку. Так долго хотел узнать каковы губы его преподавателя на вкус. Так долго, что сейчас хотелось навсегда остановить время, лишь бы только целоваться с ним. Мужчиной, его учителем, репетитором по английскому и просто до ебень сводящего с ума Арсения Сергеевича. Юноша сдавленно стонет в губы мужчине, норовя упасть в вечную, сладостную кому, ощущая, как язык мужчины умело сплетался с его собственным, облизывал каждую частичку рта, сводя этим с ума, ощущая горячие, скользкие мазки на своих губах. Мужчина, решив, что совсем скоро потеряет равновесие, неожиданно и настойчиво давит на Антона, чтобы тот начал идти назад, упираясь задом о директорский стол, на который тот так пошло, как в самом настоящем порно, садится, скидывая все, наверняка очень важные бумаги на пол, вместе с которыми летят ручки и карандаши. Попов настойчивее впивается в чужие губы, сминая, прикусывая и оставляя кровавые ранки на губах мальчишки. Только его мальчишки. Самого невоспитанного, до боли в сердце, с ума сносящего, до чёртиков в глазах возбуждающего мальчишки. Арсений не насилует его рот, не насилует самого мальчишку, только касается, пусть и немного грубо, обнимает его за талию, почти что раскладывая того на Шеминовском столе. Знал бы тот, что тут творится. Каждый из них начинает тяжело, прерывисто дышать, но продолжает сминать губы друг друга, покусывать и продолжать танцевать страстную самбу. Арсений нежно, невесомо касается его губ, сладких, как молочный коктейль с дыней, как с настоящей маракуей, только в тысячу раз слаще. В тысячу раз больше сносящих весь разум, весь рассудок, всю ту картину «учитель-ученик». Он готов был отдать парню всю свою нежность, которую так долго скрывал, всю ту любовь, что так долго прятал от его глаз, всю ту нежность, которую заслуживает младший, всю грубость, что сносила крышу, накипев за такое долгое время. Воздуха не хватало, конкретно не хватало. До этого в большом, прохладном с открытым окном, кабинете было так холодно, что по коже бежали мурашки. Сейчас же это помещение казалось до невыносимости душным и давящим на лёгкие. До невыносимости пропитанном пошлостью, тихими стонами ученика и рычанием, словно настоящего тигра, учителя. Мужчина медленно, так нехотя отстраняется от школьника, немного отталкиваясь от него, дабы прервать эту чёртову ниточку слюней, а после прислоняется своим лбом к его, выдыхая лишь одними губами: — Солнце… Но тихий шёпот Арсения перебивает скрип двери, а после удивлённое: «Какого черта здесь происходит?»