Запасной план

Самое забавное в употреблении алкоголя для храбрости — то, насколько становишься открытым и вовсе не ощущаешь хода времени. Будто бы только начали, а на деле — позади три часа, и за эти три часа как на духу выдал самые малоизвестные факты своей биографии. Где-то, вероятнее всего, и лишнего сболтнул, но Кай и в этот раз успокоил, уверив, что без одобрения Кенмы видео не выложит. Да и париться особо не о чем: ничего сверхпровокационного из уст парня не прозвучало. К концу интервью оба оказались порядком пьяные. В той стадии, что желание загнаться и расплакаться с бренности жизни как бы далековато, но очередная порция виски с колой значительно процесс самобичевания приблизит. Спонсором бессонной ночи может стать обдумывание своих ответов, и хоть и готовился к вопросам заранее — во многом пришлось импровизировать. На стримах за любую произнесённую хуйню ответственности не несёт, но вот интервью — это же другое. Здесь падать в грязь лицом нельзя. Однако, когда остаётся с Каем один на один, расслабляется: рано бить панику, пока видео ещё только-только отсняли. Прячутся ото всех в ассистентской, отчего-то решая, что просто так разойтись не могут. Как будто бы ещё многого друг другу не рассказали, а атмосфера из формальной мало-помалу перетекла в дружескую... Кенма действительно готов ещё хоть сколько-то побыть Каю другом. По крайней мере, каждую следующую минуту до приезда Куроо. И потом, конечно, тоже, просто дико соскучился по тому, тайну отношений с которым так и не раскрыл. — Пицца охуенная, — хвалит привезённый ужин Кенма, — сейчас кончу. — А картошечку пробовал? — спрашивает Росс, — это просто вау. — Вау — это та картошечка, которую мне принёс Куро в аэропорту, — отвечает с набитым ртом. — Остальное и рядом не стоит. — Так вы встречаетесь, — озвучивает фактом, не вопросом. — Ага, вот я тебе сейчас скажу, а ты меня потом начнёшь этим шантажировать, — протягивает недоверчиво парень. — А если я скажу, что я гей, ты меня шантажировать тоже начнёшь? Нет, ну Росс, конечно, умеет в неожиданность. Не то чтобы за его личной жизнью следит и не то чтобы изучал чужой статус перед интервью, просто твёрдо был уверен, что та девушка, с которой Кай периодически выкладывает фотографии в свой профиль, — его девушка. — С чего бы мне тебя шантажировать? — недопонимает Кенма. — А мне с чего? — недопонимает в квадрате Кай. — Ну да, согласен. Глупо. Последовавшее молчание нельзя расценить как неловкое. Скорее, оно избавляет от предрассудков, что все интервьюеры в той или иной степени пидарасы. Хотя, это с какой стороны посмотреть… Но нет, нет, Кенме абсолютно всё равно, какой Кай ориентации. — Как это получилось? — не сдерживает любопытства парень. — Господи, да я сам не знаю, — смущается Кенма, — это… наше взаимодействие… очень странное… — «Взаимодействие». Так звучит… интересно. — Ты знаешь, это действительно интересно. Всегда поражался тому, как люди приходят в мою жизнь. Типа, с Шоё я познакомился, когда заблудился на школьной экскурсии в Мияги. С Кейджи — по объявлению в интернете, когда продавал фигурку Хаку из «Унесённых призраками»… — Ты продал фигурку Хаку из «Унесённых призраками»? Как у тебя рука вообще поднялась? — Знаешь, милый, диск «Дьябло» тогда стоил целое состояние! — Справедливо. Прости, что перебил. — Да прощаю, чё ты. Случайно, в общем, с близкими мне людьми всегда знакомился. И вот Куро… знакомство с ним вообще самым кринжовым в моей жизни оказалось. Мы просто начали дружить с Котаро, и когда мы договорились попить с ним кофе, он слился. И извинился за свои очередные волейбольные штучки через друга, который мне написал с его аккаунта. И всё. И я влюбился. Кенма запивает свою маленькую исповедь последним на сегодня стаканчиком с виски. На самом деле — пытается скрыть таким образом улыбку, потому что переживать этот момент снова, пусть и воспоминаниями, кажется очень личным. Эмоции — не для чужих глаз, хоть Кай и разделяет с парнем эту радость. — Спонтанные знакомства чаще всего оказываются значимыми, — произносит он, поддерживая в решении выпить. — Я согласен с тобой, — возвращается к пицце Кенма. — Слушай, а вот Бокуто Котаро… — на секундочку заминается Росс, пытаясь собраться с мыслями, — у него есть кто-нибудь? — Только не говори, что этот фрик тебе приглянулся, — округляет глаза, забывая на миг, как жевать. — Откуда ты вообще его знаешь? Я думал, тебе неинтересен волейбол. — Ты прав, мне неинтересен волейбол, — признаётся Росс, — я, если честно, ебал разбираться в этом виде спорта, но один мой очень хороший знакомый как-то попросил помочь написать ему статью по топовым командам Японии, и, в общем-то, Бокуто Котаро меня покорил. — Боюсь спросить, чем он тебя покорил. — Я подошёл к нему после игры, и он так… так просто ответил на все мои вопросы… так открыто и подробно, и… знаешь, я рядом с ним вообще весь свой профессионализм растерял, даже диктофон забыл включить, и пришлось вспоминать, о чём мы говорили. И когда я прокручивал детали нашего разговора, я не мог зацепиться ни за одну. Помнил только, как он улыбался. «Вот блять», — думает про себя Кенма, теперь улыбаясь из-за того, что неловко. И так вот это тяжело, что Кай отзывается о Бокуто искренне, даже, может быть, восхищается им, а взять на себя ответственность вырвать человека из чужих мыслей — ответственность взять придётся. — Ты пытался после этого ещё пообщаться с ним? — начинает аккуратно, узнавая, насколько далеко ситуация зашла. — Нет, — понуро отвечает Росс. — Я думал пригласить его на более масштабное интервью, как тебя, например, но оно бы стало скорее чем-то локальным и не особо бы вписалось в формат моего канала. — Эх, бля, — тяжело вздыхает Кенма. — Не хочется тебя расстраивать… — Но он занят, да? — Немножко да. И вот как Котаро был посредником моих отношений с Куро, так и я оказался посредником в их отношениях с человеком, которому он тоже был очень интересен. Говорю, странные взаимодействия… — Это круто. Правда круто. Приходите как-нибудь вчетвером ко мне. Я часто устраиваю скучные светские тусовки. — Если придут Котаро и Куро, то скучно точно не будет. Эти фрики такое там тебе наколдуют… — Мне этого не хватает. Так заебало поддерживать репутацию. Хочется, знаешь, расслабиться, напиться, повеселиться, а утром сгорать со стыда, чего натворил прошлой ночью. — Ну тогда это тебе к нам прийти надо. Я до сих пор в ахуе с Якусимы. Кай расслаблено усмехается: спокойно принял тот факт, что Бокуто занят. И с большим удовольствием соглашается провести как-нибудь время в шумной компании. Тему переводит на отвлечённую, после — предлагает выпить за вечер, а там вскоре истекает и время: Куроо пишет, что приехал.

***

Кенма и представить себе не мог, насколько сильно соскучился по Куроо, пока не оказался в его объятиях. Целоваться в машине не так удобно, как хотелось бы, но его ладони, пробирающиеся под футболку, восполняют недостаток касаний. Последний коктейль явно был лишним, ведь сдержанность и мораль умирают на подкорке под гнётом дурных мыслей. Кенма совсем не ведает, что говорит. Вернее, это алкоголь развязывает язык настолько. — Я пиздец как тебя хочу, — шепчет ему в губы, после опускаясь к его шее. — Да? — испытывает его Куроо, вздрагивая, когда по рукам рассыпаются мурашки. — Да, — ведёт губами ниже, к ключицам, смазано целуя каждый участок его кожи, — горю весь, блять. Сделай с этим что-нибудь. Сделать с этим что-нибудь кажется проблематичным. Проблематичным потому, что мозг совсем отказывается принимать какие-либо решения, кроме тех, что побуждают к действию. Но их первый раз не должен оказаться в машине. По крайней мере, не так себе его Куроо представлял. Обхватывая ладонями щёки Кенмы, он возвращается к его губам, потому что, во-первых, жизненно необходимо его целовать, а во-вторых, так он надеется поменять вектор бушующей страсти. — Блять, как же ты целуешься, — рваным дыханием произносит Кенма, — я сейчас умру, Куро. Почему мы не сделали это в маршрутке… — В какой маршрутке? — усмехается парень, всего на секунду отвлекаясь от его губ. — Ну тогда, когда мы ездили там куда-то… — забывает название места. — Почему ты не дал мне тебе отсосать… Дай сейчас, а, — руками скользит к ширинке его штанов. Куроо не сопротивляется. Понимает, что бесполезно, как знает и то, что в таком состоянии Кенма-то и ширинку не расстегнёт. Да, конечно, охуенно поменял вектор страсти. Но пытается ещё раз. — Как прошло интервью? — отвлекает его от себя, подаваясь чуть вперёд, чтобы ограничить ему движения. — Я сказал Каю Россу, что мы встречаемся, — отвечает Кенма, пытаясь удержаться за собачку молнии, — но не в интервью, а лично. Мы же встречаемся? Скажи, что мы встречаемся, потому что я пиздец как в тебя влюблён… Почему у тебя молния не расстёгивается? Ты её приварил? — Да, кис, мы встречаемся, — не может сдерживать смех Куроо, разъёбываясь ещё больше с промелькнувшей в голове мысли: «Да, блять, электродом своим разгорячённым приварил». — Расстегни мне, — произносит требовательно. — Что? — косит под дурачка. — Штаны свои ебучие. Сними их вообще. Нет, так дальше продолжаться не может. У Куроо никак не получается воспринять Кенму всерьёз, как и перестать смеяться. К подобному готов не был, хотя после сообщения: «Я в дерьмину, встречай меня едь», — о сложностях предстоящих должен был догадаться. — Кис, — обращает его пьяный взгляд на себя, — я сниму их, но не здесь. И не сейчас. — Мы можем отъехать, — предлагает охуенный план Кенма. — И когда ты будешь хотеть меня, будучи трезвым. — Я всегда хочу тебя. — Значит, в следующий раз это проблем не составит, верно? — Верно, — соглашается, но как будто нет: — Ты чё мне, ума покупаешь? Торгуешься со мной? — Нет. Я тоже хочу тебя, но давай дождёмся более подходящего момента. Осознание до сбитого с восприятия разумного мозга доходит с некием запозданием. И пока оно доходит, Кенма в неведении уставляется на Куроо, не в силах отвести от него взгляд. Божественно красив. Просто, блять, один такой на все миллиарды всех земных и неземных цивилизаций. — Слушай, кис, — облизав губы, начинает Кенма, — отрезви меня. Мне кажется, я тебе тут наговорил всякого… Наговорил, да же? — Наговорил, — подтверждает Куроо, — всякого милого. — У тебя странные понятия милого. — Я же фрик. — Не поспоришь. — А мог бы. — Я не настолько пьян, чтобы утверждать обратное. — Пон. Целует его вместо того, чтобы признаться ещё в чём-нибудь неловком, и отстраняется, предоставляя возможность увезти их обоих отсюда в любом, какого душа пожелает, направлении. Отмечает и прекрасный музыкальный вкус Куроо, получая в ответ: «Конечно, это же твои песни». И становится прям совсем хорошо. Улицы Токио в это время суток пустеют. Особенный кайф открывается на дорогах, где движению препятствуют только светофоры, но Куроо успешно справляется с ними, проносясь на последних секундах зелёного вперёд. Кенма обожает, как он водит. Залипает на его руки, уверенно держащие руль, каждый раз, как оказывается пассажиром в его машине. Залипает и на него. И на яркие вывески магазинов. Старается быть в моменте и ценить эти мгновения реальной жизни. И за эту реальную жизнь — бесконечно благодарен Куроо. Бокуто тоже, конечно же. — Спасибо, что вытащил меня из виртуального мира, — тихонечно произносит Кенма, надеясь быть заглушенным музыкой. Однако Куроо чётко улавливает каждое его слово, делая значительно тише. — Это сказано слишком громко, кис, — отнекивается парень. — Разве? У меня не было такой жизни, пока в ней не появился ты. — Судя по тому, что ты рассказываешь на стримах, было ещё интереснее. — Последние два года точно нет. Каждому периоду — каждые свои охуенные события, но такого, как сейчас, никогда не было. Вы с Котаро разбавили мою рутину. Куроо коротко усмехается, пытаясь из всего спектра эмоций определить для себя главенствующую. Радость? Тоска? Счастье? Нет, ни то, ни другое, ни третье. Пожалуй, спокойствие напополам с такой же, как у Кенмы, благодарностью. Такого, как сейчас, в жизни Куроо тоже не было. — Это ты разбавил нашу рутину, — отвечает он, — мы с бразой до этого вообще, кроме работы, почти не встречались. — В переписке ты утверждал обратное, — дразнится Кенма, снова попадая в ловушку ангельской привлекательности: залипает на Куроо конкретно. — Я рассказывал тебе о наших «почти». А они вот вообще никак не исключали то ебанутое, что по сей день теплится в нас. — В последнее время оно прям со всей силы разгорается. — Надеюсь, мы не перегибаем палку. — Нет-нет, что ты. Я наоборот хочу, чтобы это ебанутое не гасло. Мне впервые за два года хочется быть здесь и сейчас. — Здесь и сейчас со мной? — натягивает ухмылку Куроо. — Здесь и сейчас с тобой. Кенма делает музыку громче, оставляя от разговора приятное послевкусие. Куроо берёт его руку в свою, в общем-то, поддерживая желание помолчать, пока не приедут в назначенное место. Приятно, хоть и не по себе как будто от каждого слова, что зудит на языке чем-то неразборчивым. Оба хотят сказать друг другу многое, но вряд ли удастся сложить слоги в слова. Оба уверены, что поймут друг друга, даже если озвучат чувства на выдуманном языке. И на выдуманном языке пора начинать общаться, ведь Куроо вскоре останавливается возле Вадакуры — парка, где во всю шумят многочисленные фонтаны. — Ты воспринял фразу «отрезви меня» слишком буквально? — от восторга забывая, как дышать, спрашивает Кенма. — Не сказал бы, — отвечает Куроо, намереваясь выйти из машины. — Нас снова заметят, — бросает игриво, с вызовом, даже не думая сомневаться последовать за ним. — «Неподражаемый Кодзукен с чертовски горячим сотрудником Ассоциации? Что же это: хайп или роман?» — предугадывает заголовки постов, которыми завтра будет пестрить интернет. — Кай сегодня спрашивал у меня то же самое. — И что ты ответил? — Что скоро все сами всё поймут, когда мы решим похайпиться, романтично засосавшись у фонтанов. Шутка. Миновав парковку, замечают, что в парке людей не так уж много. Да и внимание всех приковано к фонтанам, что, в свою очередь, позволяет расслабиться. И когда оказываются возле огромного бассейна, которому словно нет ни конца, ни края, вовсе забывают об остальных. Красиво. Неописуемо красиво и ярко так, что дух захватывает. Фонтаны буквально золотом горят, и когда струями бьются в воздух — напоминают фейерверки. Только искорки в воздухе не тают. Наоборот, разбиваются о водную гладь, тая на поверхности и взмывая в высь снова. А водная гладь… как множество маленьких зеркал, что будто бы проводники в неизведанный сказочный мир. Гипнотизирует. Так и манит сойти с узкой дорожки, протягивающейся между фигурными фонтанами. Взгляд никак не получается сфокусировать, и вина за это лежит не на алкоголе — просто слишком невероятно находиться в подобном месте вечером. Нестерпимо хочется взять Куроо за руку. Замедлить его, чтобы не шёл так быстро, но это, конечно же, отговорка. Хочет касаться его, переживая этот момент вместе, как можно ближе друг к другу. Они идут так мимо маленьких оранжевых фонариков, что, словно светлячки, рассыпаны по дорожке. Внимательно рассматривают картинки на них, считая, сколько раз повторяются веточки различных деревьев, сердца и очертания цветов, названия которых не знают. Куроо тянет за собой, выводя из этого волшебного закуточка тем же запутанным путём, коим дошли до самого последнего фонарика в нижнем ряду, к высокому одиночному фонтану, откуда совсем недавно отошли люди. Пользуется тем, что они могут побыть здесь одни. Едва осязаемые капли попадают на лицо и руки. Кенма морщится, но подставляется им, стараясь оставить это ощущение свободы на своей коже. И напоминает Куроо, что они, в общем-то, в парке фонтанов, а не в месте любования Кодзукеном. Зачерпывает немного воды ладонью и начинает брызгаться, отрезвляя в этом моменте его. Куроо защищается, однако не по тем правилам, которые для этой игры написаны. Обхватывает Кенму за бёдра, поднимая, и кружит его, поднося к самому краю фонтана. — Если ты бросишь меня в воду, то я пожалуюсь на тебя императору , — смеясь, произносит парень, обнимая этого нарушителя порядка за шею. — И меня казнят за то, что посягнулся на прекрасное, — осознаёт все риски Куроо. — Я скажу, что сам был не против твоего посягательства. — Тогда нас обоих казнят за нарушение покоя императора. Кенму такой исход устроит только в том случае, если однажды выберется из плена этих янтарных глаз. Впрочем, кажется, не выберется, нет. Не захочет. Если только взору представится что-нибудь не менее привлекательное. Как, например, освободившаяся от людей арка из фонтанов, что манит к себе так сильно, что жертвует поцелуем с Куроо ради неё. — Пошли! Пошли, скорее! Теперь Кенма тянет его за собой, мечтая оказаться к водным фейерверкам как можно ближе. Был здесь столько раз, но налюбоваться красотами этого парка никак не может. Даже с причудливого фонтанчика в виде ракушки у подножия смеётся, как впервые, и эмоций столько… Неконтролируемых, неутихающих. Восторг захватывает с новой силой, когда многочисленные струйки одной большой стеной устремляются вверх. Поднявшийся ветер доносит их до парней, и отделаться безобидными каплями не получается совсем. Они стоят под ними, как под дождём, смеясь искренне-искренне. И в искренности замечают нечто прекрасное, новое, не поддающееся никаким словам, не находящее объяснение безумной тяге друг к другу. Кенма примыкает к губам Куроо, вовсе забывая, что их могут увидеть, но мысленно соглашается с тем, как же чертовски горяч этот сотрудник Ассоциации.