***
Мариан сел за руль, понятия не имея, куда ехать. Уже смеркалось, небо чернело поминутно, фонари вдоль дорог зажигались и освещали город, не давая утонуть ему в ночи. Вопросы Саввы куда они едут, заглушались урчанием мотора и оставались без ответа. Сейчас бы отвезти его, как в каком ни будь фильме, в место, о котором знал только Мар. В такое место, где они смогут поговорить и никто не помешает. Но такого он не знал. У него не было никакого пристанища и от осознания этого стало как-то печально. Поэтому наплевав на всё, он просто выехал на дорогу, ведущую к горнолыжной базе, и свернул в сторону небольшого перелеска на окраине холма, откуда открывался подсвеченный огнями город. — Мар, что за чертовщина, ты куда нас привёз? — недоумевал Савва, когда машина остановилась и двигатель притих, погружая их в умиротворённую тишину. Мариан разомкнул напряжённые пальцы и отпустил руки с руля себе на колени. Нужно было придержать этот разговор до лучших времен, но зная правду, ему было бы просто невыносимо молчать. Нужно было сделать это сейчас. — Я хотел кое о чем тебя спросить. Сав, ты мне доверяешь? Ответь пожалуйста чест... — Да. Мариан моргнул и грустно улыбнулся, однако, Савва напротив – напрягся. — К чему ты спрашиваешь? Что-то не так, я вижу, что ты странно себя ведёшь. Это из-за браслета? — Нет, причём здесь он? — Я знаю, что ты меня не простил и вообще, я такой человек, который вообще не заслуживает прощения, но я подумал... Подумал, что смогу... Нет, не так. Я надеялся, что ты дашь мне шанс. Нет, звучит глупо. Вернее сказать, позволишь мне доказать, что я не дерьмо, каким ты меня пока что считаешь. Хоть я и знаю, что дерма во мне дофига, но... Чёрт, я несу какую то хрень. Мариан сейчас наблюдал, как Савва пытался подобрать слова, но не находя ничего подходящего, он тихо чертыхался под нос. Попробовав остановить череду нескончаемых не связанных между собой слов, Мариан дёрнул за дверную ручку и вышел из машины. Не прошло и десяти секунд, как следом за ним открылась вторая дверца авто. Снег захрустел под ногами, когда парни обошли машину и встали на против друг друга под свет фар. — Мар, что происходит? — Твои родители, что с ними? — не выдержал Мариан. Для него всё это было дико. Одна мысль о том, что Савва однажды пришёл домой и увидел остывшие тела отца и матери просто убивали его изнутри. Он не мог представить, что стало, если бы это случилось с ним. — Почему они не открыли тебе? — Я... Не знаю. Наверное они на работе или может снова напились и сейчас спят. Извини, что сегодня так вышло, я не думал, что все так получится. — Знал. Ты знал, Сав, не так ли? Парень замер подобно гипсовой статуе и выдохнул облако пара в воздух. Его губы дрогнули, и он тут же повернул голову к огням города. Голос зазвучал прерывисто и очень хрипло. — Не знаю, о чем ты говоришь. — Ты не должен так поступать с собой. Посмотри на меня и скажи, что произошло три года назад. — В смысле? Я не помню, Мар, что было три года назад. Мне было девятнадцать, как и тебе сейчас. Наверное, я пытался найти работу, чтобы разобраться с долгами. — Ты уже работал. Что стало с твоими родителями три года назад, когда ты не смог вовремя приехать домой? — Я не знаю! Не помню такого. К чему ты спрашиваешь меня о каком-то определённом дне три года назад, будто я должен помнить его, — раздражённо взмахнул рукой парень, всё ещё неотрывно глядя на огни города. Мариан сжал челюсти, не зная как ему действовать. Насильно выбивать информацию было неправильно. И давить было нельзя. Но тогда он не знал, как достучаться до него. А он должен был это сделать сейчас. Схватив за грудки, он встряхнул его, пытаясь задействовать достаточно сил, чтобы растормошить хоть немного эту скалу напротив него. Савва пошатнулся, смотря во все глаза на Мариана. — Ты помнишь об этом. Помнишь изо дня в день. Это было так невыносимо больно. И больно до сих пор, что ты предпочёл забыть, но это не правильно, слышишь? Ты должен принять это и осознать, что твои родители ушли. — Не понимаю... — Они ушли, Сав. Три года прошло. В той квартире никого нет, ответь, почему? Он мотал головой, с таким видом, будто Мариан сошёл с ума. Тогда ему пришлось повторить тот же вопрос громче, ненавидя себя за это. — Скажи, что с ними произошло. — Я не... — Что ты увидел, когда пришёл домой? — Мариан, хватит! — крикнул Савва и попытался осторожно отцепить его от себя, но парень только сильнее вцепился в него. — Что стало с твоей семьёй, от чего ты не смог их уберечь? — Отпусти, — схватил он Мариана за запястья. — Перестань это делать. Я не знаю, что тебе рассказала Лена, но просто не бери в голову. — Не брать в голову, что? Что та женщина, по твоему, могла мне рассказать? Пальцы на запястьях сжались крепче. Савва ещё раз предпринял попытку вырваться и на этот раз у него это получилось. Не рассчитав силы, он толкнул Мариана, и тот упал в снег возле самого края холма. За спиной простирался крутой спуск и, почувствовав, как сугроб под телом уходит вниз, он успел лишь ухватиться за сухую траву перед тем как огромные хлопья снега взмыли в воздух, а чужие руки схватили его, предотвращая скольжение вниз. Мариан навис над краем, шумно выдохнув в воздух облако пара. Савва с широко распахнутыми глазами держал его за края расстёгнутого пальто и смотрел на него, быстро оглядывая с ног до головы. — Чего ты добиваешься? Тяжело сглотнув, Мариан снова заговорил на свой страх и риск. На всякий случай он схватился за Савву, чтобы точно не упасть. — Ты сильнее меня и всех, кого я знаю, ты справишься с этим, Сав. Винишь себя во всём этом, но ты не виноват. Ты не мог знать, что они сделают. Это был их выбор и только их. Они взрослые люди и понимали, что губят себя. Ты делал всё ради них, но они не хотели принимать твою помощь, потому что, возможно, хотели именно такого конца. Савва издал нечленораздельный звук, напоминающий вой. Стараясь смотреть на Мариана прежним взглядом, он потянул его на себя – подальше от склона, заставляя снова встать на ноги. Через злость и потерянность начала пробиваться глубочайшая тоска и всепоглощающая скорбь, которая вылилась в одном только слове. — Зачем? — Сав... — Мар, зачем ты это делаешь? Он промолчал, слыша ответ на затворках своего разума. Он встряхнул потрясённо головой и уставился на парня. — Я отвечу тебе, как только ты скажешь, что произошло три года назад,— произносит он тише шороха еловых ветвей, покачивающихся от ветра. — Что ты потерял в тот день? Ты помнишь это, ведь так? В глубине души страдаешь и помнишь, когда все остальные предпочли забыть и даже не представляют, что ты пережил. Мариан делает небольшую паузу и видит, как в глазах, смотрящих на него, появляется непроглядная пелена. Губы парня дрогнули, но ни одного звука с них так и не сорвалось. Савва открывал и закрывал рот, часто моргая, пытаясь выдавить из себя хоть что-то, но в горле у него лишь был застрявший болезненный стон. И это добило Мариана окончательно. Он притянул его к себе и обнял так сильно, как только мог. Грудная клетка начала содрогаться вместе со всем телом от подступающих рыданий. — Они мертвы, Мариан... Мертвы. Мои родители просто исчезли их нет. Их нет, понимаешь? Нет... Мариан глубоко дышал, чувствуя, как разрушается по кусочкам Савва. Он ощущал, как тот сжимает его в своих руках, словно боясь потерять соломинку, держащую его на плаву. — Тебе больно, не смей думать что это нормально, потому что это не так. Ты не должен чувствовать это, ты не виноват, слышишь? Из Савелия сорвался болезненный стон, заглушивший лесной шёпот и свист ветра в дали. Он покачнулся и Мариан прижал его к машине, давая опору, по-прежнему не отпуская от себя ни на секунду. — Ты не понимаешь. Каждый чёртов день, Мар, я ненавидел их и хотел чтобы это произошло. Я хотел чтобы все это прекратилось, хотел в глубине души чтобы они подохли уже в своей выпивке, чтобы больше не страдать из-за них, я устал, просто устал. Мариан отстраняется для того чтобы взять его лицо в свои руки. — Ты не виноват в этом, и твои мысли здесь не при чем, ты ведь понимаешь это? Савва качает головой, а слезы покрывают кончики пальцев Мариана, когда он поглаживает его щёки и подбородок. Он дышит через раз, когда поднимается на носки и приближается к лицу парня настолько близко, что чувствует его дыхание в морозом воздухе. — Чего ты хочешь сейчас? Я сделаю для тебя все, что захочешь, Сав, ты только скажи. — Я хочу выбраться из своей больной головы и отдохнуть от своих страхов, мыслей и проклятых воспоминаний. Я устал от самого себя. Меня тошнит от своей души,— Савва морщится и бьёт себя в грудь в надежде добраться до сердца и вырвать его ко всем чертям, чтобы то перестало болеть. — Я убил столько людей, Мар, я не лучше их. Не лучше тех, кто продал им дурь. Я хуже убийц своих родителей. Я... едва не убил тебя. — Всё нормально, эй, посмотри на меня. Савва резко отстранился, обхватывая себя руками и снова пытаясь закрыть в себе всю боль, попятился назад. Мариан слышал его сбивчивый шепот когда, не смотря на протесты, снова подошел к нему вплотную, касаясь влажных щек теплыми ладонями. Савва закрыл глаза и только брови сведённые к переносице говорили о том, как ему сейчас больно. — Ты обязан стать счастливым, думаю твои родители этого для тебя хотели больше всего на свете, но понимали, что не могут этого дать. Посмотри на меня, Сав,— по просьбе Мариана, он взглянул на него из под мокрых ресниц.— Ты не плохой человек, у тебя просто не было выбора. Ты запутался и делал ошибки, но потом столько раз спасал меня, уже забыл об этом? К тому же, моя жизнь – это всего лишь одна из многих миллиардов других. Не нужно её выделять, как какую-то особенную. Савелий смотрел на него горьким и печальным взглядом, не собираясь принимать слова всерьёз, он качнул головой. — Твоя жизнь – это единственное, за что я готов поставить на кон всё. Ни один человек, слышишь, ни один на этой планете не стоит столько, сколько стоишь ты. — Двадцать миллионов назначили за меня, это довольно много. Если эти деньги помогут тебе стать счастливым, то... — Убить тебя и жить счастливо? Мариан проводит пальцем по щеке парня, еле заметно кивая. Он ведь такой же человек, как и все, так почему нельзя пожертвовать собой, чтобы спасти кого-то другого, кто всю жизнь страдал и был несчастлив? Савелий крепко сжимает его плечи почти до боли. Кажется он делает это неосознанно. — Чёрт, если ты ещё раз заикнёшься об этом, я не знаю что сделаю. Потому что ты, мать твою, бесценен, ясно? Для меня ты стоишь столько, сколько ни один банк мне выплатить не в силах. — Ты серьёзно? — Конечно, блять, серьёзно! Ты сейчас прикалываешься надо мной? Я никогда никому не позволю забрать твою жизнь за такой бесценок! Хоть бы в долларах было, то ещё бы подумал... Мариан не может сдержать улыбки, слыша бормотания парня. Он вбирает в себя жгучий воздух и делает свой собственный выбор, который начал казаться правильным только сейчас. Его губы прикасаются ко лбу Саввы и тот замолкает. Он касается морщинки между его бровями, и она тут же разглаживается под этим тёплым прикосновением. Спускается всё ниже, покрывая нежными касаниями соленую кожу лица, пока не добирается до губ. Мариан останавливается возле них и поднимает глаза. — Нет на свете хороших и плохих. Есть люди, для которых твои поступки являются ужасными, а есть те, кто понимают и принимают их как единственный выход,— прикусив до боли щеку, Мариан тяжело вздыхает, чувствуя, как тяжесть в груди огромной грудой камней начинает опадать. В нем накопилось слишком много обид. Слишком много гнева и отчаянья. Теперь, он медленно отпускал часть из них, глядя в такие несчастные глаза, которые уже давно смотрели на него с любовью, даже после того, как он оттолкнул его. — Мне нравится твоя душа, и не смей её ненавидеть, иначе придётся тебя заставить снова полюбить её. Она для меня тоже бесценна. Перед тем, как пустить мурашки по всему телу и позволить внутренним замкам с тихим щелчком открыться, Мариан соприкасается с бледно розовыми губами. Чувствуя, как немного царапает, недавно затянувшаяся, рана у уголка рта, он старается сильно не задевать её, чтобы не содрать коросту. Он полностью накрывает рот парня своим и впускает что-то по-настоящему светлое и непорочное в свою жизнь. Савва в этот момент, словно очнувшись ото сна, вздрагивает и его руки начинают двигаться от лопаток к плечам и останавливаются на затылке, зарываясь трепетно в волосы, где уже успел осесть снег. Этот поцелуй — своеобразное обещание, которое давал Мариан взамен на ту любовь, что был готов отдать ему парень. Почувствовав, что грудь Саввы вздрагивает, а дыхание становится прерывистым, он отстраняется, чтобы добраться до карманов и достать ингалятор. Савелий неохотно обхватывает ртом баллончик, протянутый ему, и втягивает золь. Когда проходит несколько секунд и лекарство наполняет лёгкие, он снова притягивает к себе Мариана. — Извини, идиотская астма... — Помолчи, иначе отправишься сейчас в полёт с этого склона. Шмыгнув носом, Савва тихо всхлипывает над самым его ухом и прижимает ближе к себе так, чтобы между ними не было ни одного сантиметра пространства. — Ты знаешь, как сильно я тебя люблю? — шепчет ему в волосы парень, заставляя сердце трепетать, а тараканам в голове заткнуться. Мариан открыл рот, чтобы ответить ему, но язык словно к нёбу присох или вовсе онемел. И это была далеко не метафора. Приняв вторую попытку заговорить, губы немного начало покалывать, но они так и продолжали безвольно оставаться неподвижными. Савва не почувствовал, как в панике выдохнул брюнет, пытаясь понять что происходит. Не услышав от него ответ, он с добрым смешком добавил: — Люблю так же сильно, как ты до чёртиков боишься этих слов. Мариан сжал его куртку сильнее и, смотря не мигая на подсвеченный огнями город, пытался утихомирить ударивший в виски пульс. «Что с тобой происходит?» — спросил он себя, но ответа на этот вопрос у него так и не нашлось, что очень встревожило.***
У Саввы был адрес мотеля, соответственно он и вёл машину. Он ни раз повторил, что Марко придушит его за то, что пол дня ехал к нему, да и ещё потащил Мариана туда. После разговора на холме между ними что-то поменялось. Если они оба молчали, то эта тишина была умиротворенной и уместной. Если Савва касался его руки, Мариан не отдергивал её, а позволял пальцам сплестись и насладиться теплом. Прошло около часа с их разговора, и Савва уже взял себя в руки. Не осталось ни следа от того разбитого и потерянного парня, что сжимал его в объятьях на холме. Единственное что изменилось – черты лица смягчились, а плечи расслабились. Парень чувствовал себя лучше и, осознавая это, становилось лучше и Мариану. Речь к нему вернулась, но теперь он покусывал постоянно губы и незаметно поглядывал в зеркало, рассматривая свой язык. Он должен сначала встретиться с отцом, а уже потом обязательно навестит лечащего врача. Завтра. Он обязательно назначит прием. Волнение возрастало с каждым преодолённым километром и, будто чувствуя это, Савва пытался поддерживать его любыми способами: начиная поглаживанием бедра, заканчивая анекдотами и шутками. — Что ты делаешь, когда нужно успокоить сестёр? Про Антона я молчу, потому что, чтобы успокоить его, видимо, только одно поможет. Мариан щёлкнул языком, нервно подмечая, что за окном уже показались железнодорожные пути, а значит, они были уже в нескольких минутах от пункта назначения. — Не знаю. Настя справляется со стрессами сама, но иногда мы с ней сбрасываем напряжение либо за игрой в приставку, либо в домашнем спортзале. А что касается Риты... сказки, стишки, песни, как обычно это с детьми работает. — Ну и что ты ей поёшь? Спой сейчас, может, полегчает. — невзначай сказал Савва, сохраняя серьёзное лицо. Мариан нахохлился, сопротивляясь предложению, но Лебедев был настолько настойчив, что он, махнув на всё рукой, спел ему детскую песенку о ёжике. Он знал её с детства и она в тайне ему очень нравилась – такая беззаботная и добрая. Задумавшись о чем-то, Мариан и не понял, как уже допел до конца. Савва смотрел на него неотрывно с такой заразительной улыбкой, что и на его лице расплылась такая же. — Что? — Рита была права, ты чертовски милый, когда фыркаешь. Мариан возмущённо хлопнул его по плечу. — Смотри на дорогу, Лебедев! Однако парень продолжал смеяться и смотреть на Мариана, будто позабыв, что ведёт машину. — Кто бы мог подумать, никто никогда не поверит в то, что Его величество получает удовольствие от детской песенки. — На дорогу смотри, идиот! — Ах, да... Точно, дорога... — отвернулся Савва и спустя секунду весело рассмеялся, когда Мариан, на всякий случай, пристегнул ремень безопасности. Когда показалось каменное здание цвета слоновой кости в виде буквы «П», сердце начало выделывать настоящие кульбиты. На парковке стояло только две машины, рядом остановился и Савва. Мариан так и продолжил бы сидеть, подобно статуе, если бы не почувствовал, что ему стало невыносимо душно в салоне. Теперь он стоял под падающими с неба хлопьями снега, когда к нему подошёл Савелий, вытаскивая руку из кармана и неуверенно протягивая ему. — Я слышал, что когда тебя держат за руку, меньше ссыкотно. Мариан приподнял брови и прыснул, глядя на раскрытую ладонь. Глупости всё это. Вздернув подбородок, он выпрямился и резко выдохнув, уверенно направился ко входу на ресепшен. Савва же, пожав плечами, шел рядом, постоянно поглядывая на крышу и вглядываясь в занавешенные окна. Мариан считал каждый свой шаг пока шёл до стойки, считал сколько сделает оборотов стрелка на настенных часах, пока Савва что-то говорил женщине и она рассказывала, как добраться до нужного им номера. Он начал перечислять всех известных ему фигуристов у себя в голове и вспоминать по каким предметам в университете у него накопились долги за всё это время, чтоб немного отвлечься. Не стоило ему делать последнее, от этого замутило ещё больше. Поднимаясь по ступеням, обитым ковровой плиткой, Мариан внезапно остановился и схватился за руку Саввы, шедшего всё это время рядом. Лебедев улыбнулся уголком губ и сжал его ладонь в своей, поглаживая кисть большим пальцем. — Что, все таки ссыкотно, да? — Мне нужно будет пожать ему руку или лучше приобнять? Или лучше воздержаться от телесных контактов? — Думаю, пожать руку стоит. — А как мне к нему обращаться? По имени и отчеству или... — «Папочка», — Савва невинно похлопал глазами, когда Мариан пронзил его испепеляющим взглядом. — Не знаю даже, Мар. Я до сих пор не могу представить, что вы родственники. У меня мурашки бегут только от одной мысли, что я с сыном Пахаря связался... Конкретно связался. Связался так, что уже и не развяжешься. — Да понял я, хватит уже. — Только не говори ему, что я домогался до тебя в Одессе, иначе он меня четвертует прямо в номере и не факт, что перед этим не подвесит за яйца к люстре. — Думаю, что об этом вообще всем знать не обязательно, а не только ему,— съязвил Мариан и парни одновременно остановились в светлом коридоре, услышав эхо голосов. Через тонкие стены хорошо был слышен низкий тембр, от него, кажется, даже картины на стенах дрожали. Савва так вообще побледнел. — Ты не поймёшь меня. Ни он, ни ты. — Ты даже попытаться не хочешь? Сейчас трудная ситуация, но он – твоя родная кровь. — Никто не сможет, так же как и остальные люди не смогут понять других людей вроде наёмников. Они не были в шкуре тех, кто страдает изо дня в день. Даже представить не могут... — Так что с тобой стало, Жень? Ты не был таким раньше. Отец настолько промыл тебе мозги, что ты перестал понимать, кто ты есть на самом деле? Расскажи мне, что произошло,— голос Марко надорвался. Он говорил так рьяно и с такой заботой, что сразу было понятно – даже спустя столько лет он не забыл друга, спустя шестнадцать лет не утратил крепких уз, что связывали их. Савва тихо встал вплотную к стене, так же как и Мариан, и прислонился к стене, чтобы слышать всё досконально точно. Тяжёлые шаги и звон дребезжащего кувшина длился пару секунд, а затем всё погрузилось на пару мгновений в тишину. — Я не помню, Марко. Здесь пустота, ничего не осталось, понимаешь? Ты когда-нибудь скучал по самому себе из прошлого? Я скучаю на протяжении шестнадцати лет. Знаешь какого это, помнить лица, внешность людей из прошлого, какие-то фрагменты, но не помнить их имён, не помнить историю знакомства и кем тебе приходятся! Я едва вспомнил тебя, когда ты явился ко мне ночью через окно. Если бы этого не произошло, ты лежал бы сейчас с пулей в башке. — Ну, риск оправдал ожидания. — Чтоб ты знал, я по-прежнему держу Маузер у себя в кармане. — Приятно знать, дорогой друг, что не теряешь бдительности, но у меня за поясом их два. Послышался мужской смех, и парни переглянулись между собой с потрясенным видом, хлопая глазами. — Я упал с третьего этажа, меня столкнули в груду строительного мусора за несколько секунд до взрыва. Связь отрубили ещё раньше, я слышал голос женщины по рации, не помню её имени... — Диана. Её звали Дианой. Вы должны были пожениться через два года, когда накопили бы на новый дом. Ты её так любил... — Знаю. Я не помнил, кем был до того, как потерял память, но чувства никуда не делись и картинки в голове тоже. Я помнил, что у меня была семья, любимая и лучшие друзья, помнил рождение сына и ту кроватку в маленькой комнате. Но имена... Как зовут моего сына, Марко? Что означает эта татуировка из двух букв? Я ни черта не помнил и это меня убивало. Я не мог вернуться туда, куда не знал, и связаться с теми, кого помнил лишь на половину. Мариан смотрел на Савву, поджавшего губы и догадывался, о чем он сейчас думал. Савелий частично потерял память из-за недолеченного сотрясения на короткий срок, и это было ужасно. После этого он до сих пор винит себя за все, что произошло. А Евгений Эллинский потерял воспоминания безвозвратно и живёт с этой пустотой уже столько лет. Мариан почувствовал зародившуюся горечь во рту и отвернулся. Он хотел скорее войти в комнату и увидеться с отцом. Хоть они уже и виделись по великой случайности на благотворительном вечере, сейчас всё было по-другому. Очень волнительно. Было интересно посмотреть на реакцию мужчин, когда они его увидят. Ни один из них ещё не был уведомлен, что Савва прихватил с собой "хвост". Он резко выпрямился, когда из-за угла показались двое парней. Он сначала подумал, что это такие же обычные посетители мотеля, как и он сам, но когда их взгляды пересеклись, одного из них он узнал. Мариан успел сделать только рваный вдох, и коснуться руки Саввы, как те двое уже вскинули оружие, спрятанное за поясом и нацелились в него. Лебедев, как ошпаренный подскочил и закрыл собой парня до того, как кто-либо успел сделать выстрел. Его голос разнесся, словно гром по коридору. Возможно, этот предупреждающий крик услышали и с первого этажа. — Убрали оружие, ублюдки! Убрали, чёртовы стволы, я сказал! — Соловей, ты уже здесь, а какого хрена с собой привёл его? Перед Пахарем красуешься? — Решил привести Раевского живым, чтобы получить надбавку? — Заткнись, Муха, ты ни хрена не знаешь. Если вы его хоть пальцем тронете, Пахарь от вас мокрого места не оставит. Мариан покосился на дверь, которая была не так далеко от него и прикусил губу, делая за спиной Савелия маленький шаг. Если вдруг кто-то решится выстрелить в него, будет виноват Мариан, а он не хотел, чтобы парень пострадал. Нужно было лишь добраться до номера... Оттолкнувшись от ковровой поверхности, он рванул по коридору, услышав через мгновение у себя за спиной крики и щелчки снятых предохранителей. Он бежал так быстро, что не успел вовремя затормозить, когда дверь номера распахнулась, а мужчины вышли на посторонний шум. Парень не смог избежать столкновения и врезался всем корпусом в грудь мужчины, в тот же миг за спиной раздался предупреждающий крик Савелия. Мариан пошатнулся, но не успел упасть – на его плечи и лопатки опустились тяжёлые руки и с силой сжали в крепкой хватке, перед тем как развернуть в другую сторону. Прогремел выстрел. В следующее мгновение раздались удивленные вздохи, а грудь под его ухом резко дрогнула. Зародившийся вскрик был тут же подавлен мужчиной и заменён неистовым рычанием. Над головой раздался голос, вызвавший оцепенение: — Кто позволил без моего ведома открывать огонь? Мариан слышал, как пытались что-то ответить наемники, но их прервал Савва. Парень нанёс удар по челюсти одному и бросил в стену второго, впечатывая затылком в картину. Марко наблюдал за этим почти что с упованием, но всё же решил остановить его нападки: — Я сказал приходить одному, дебошир! Какого хрена здесь делает Мариан? — Он хотел встретиться с отцом. Мариан тяжело сглатывает и медленно отстраняется, чтобы посмотреть на пробитую руку, что закрыла его секундами ранее от пули. Ручейки крови побежали по руке Евгения Эллинского, но он не торопился оказывать себе первую помощь. Вместо этого он с тихой яростью посмотрел поверх головы Мариана. — Если бы вы попали в него, я бы смог обеспечить вам самый изощренный ад в вашем представлении. — Но к счастью, вы настолько плохие стрелки, что мы сжалимся и сделаем вам отсрочку. Гореть в аду будете, но чуть позже, — добавил с опасной улыбкой Марко и подмигнул Мариану. Парень заставил себя поднять голову и взглянуть в бездонные темно-зелёные глаза, которые пристально оглядывали его лицо всё это время. Вот так встреча отца и сына... Нужно было сказать хоть что-то, но он молчал, чувствуя, как от волнения у него начинает пульсировать в висках. Евгений не сводит с него глаз, но обращается к тем двоим наёмникам, что наблюдали сейчас со стороны. — Если хоть что-то сделаете ему, пожалеете, что родились на свет. Посмотрите косо, попробуете запугать – распрощаетесь с жизнями, я ясно выразился? Мариан почувствовал, как у него самого пробежали мурашки по всему телу от низкого тембра мужчины. Он удивлённо вскинул брови и обернулся через плечо, встречаясь взглядом с Савелием, на которого злостно косились его бывшие коллеги, утирая кровь, хлеставшую из носа. Это очень ему не понравилось и, невзначай, он откашлялся, тихо произнося вслух: — Его тоже пусть не трогают. — Что, прости? — не расслышал мужчина и склонил голову ниже. Мариан только сейчас увидел морщинистый шрам, тянувшийся от самого хряща до шеи. Возможно, Евгений не слышал одним ухом из-за травмы, которую получил много лет назад при взрыве. Вобрав в себя побольше воздуха, парень выпрямился и посмотрел на убийц, стоящих вдоль стены. — Савелий так же находится под защитой. Его никто не посмеет коснуться, так же как и меня. А если кто и захочет навредить или оскорбить его, будет иметь дело не только со мной, но и с правоохранительными органами. Думаю, вам обеспечат тёплый приём за решёткой. Угроза прозвучала настолько эффектно, что Савва чуть челюсть не обронил. Да и сам Мариан в этот момент как-то удивился, думая: а не слишком самоуверенно он это произнёс? Марко одобрительно улыбнулся и странно переглянулся с Эллинским, направляясь обратно в номер. Проходя мимо, он хлопнул мужчину по плечу. — Весь в тебя, только при этом адекватный. Думаю, что здравый рассудок всё же у него от матери. Мужчина прижал раненую руку к себе, а второй немного подтолкнул парня в спину, не отходя больше чем на полшага. Мариан всё понял без слов и прошёл в номер, не задавая вопросов. Он услышал, как за ним закрылась дверь, разделяя его и Савву. Лебедев остался в коридоре, а Мариан был наедине с мужчинами, которые анализировали каждый его шаг, движение и мимику лица. Будто услышав его мысли, Марко поспешил успокоить: — Савелия никто не тронет, ты же сам им сказал. — Мои слова ничего здесь не значат,— возразил парень, но увидев многозначительную усмешку мужчины, он слегка прищурился и обернулся к Евгению, острый взгляд которого не вызывал у него страха. Если только дискомфорт. — Или всё же что-то значат? — Безусловно. Всё, что ты скажешь. После этих слов в комнате повисла неловкая тишина и только кряхтение Марко, у которого ломили суставы из-за смены погоды, нарушало её. Мариан смотрел на отца, а тот с таким же замешательством смотрел на него. Парень облизал пересохшие губы, собираясь протянуть руку, но резко себя остановил. Это увидели и остальные. — У меня вопрос. — Конечно, как же без этого, — вздыхает Марко, потирая комично переносицу. — А я то надеялся на тёплые объятья и слезы радости от воссоединения семьи! Не обратив на замечание никакого внимания, Мариан тихо заговорил, заламывая пальцы, за спиной. — Я услышал немногое из вашего разговора, но достаточно, чтобы понять, что ты утерял память. Это действительно так? — Да. — Тогда почему на аукционе промолчал? В Севастополе ты не дал понять мне... — Я не знал, кем ты мне приходишься тогда. Узнал только пару дней назад, а поверил в это только сегодня,— мужчина снял окровавленный пиджак, намереваясь вытащить пулю, доставлявшую жжение в плоти. Марко тут же прибежал на помощь, подготавливая порванную на лоскуты ткань для перевязки. — Но если бы ты помнил обо мне, отправился на поиски? Или нет, не так. Ты сейчас жалеешь, что узнал обо мне? Может... Когда у тебя всё есть, тебе вовсе не нужен отпрыск, которого ты даже не помнишь? Мужчина тяжело задышал, когда свинец начал выходить из мышцы, но Мариану показалось, что дыхание участилось ещё до этого. Как только пуля упала на пол, а первый слой чистой ткани накрыл рану, Евгений разжал челюсти и желваки перестали подрагивать на его лице. — Я отвечу на оба твоих вопроса – "да". Сердце замерло и кажется упало куда-то вниз, но следующие слова остановили его от необратимого крушения. — Я бы нашёл свою семью при любых обстоятельствах. Даже после потери памяти пытался разузнать, но у меня был не самый примерный отец, которому бы я мог довериться и рассказать о том, что помнил. Он, к счастью, не знал о твоём существовании, иначе бы забрал и занялся воспитанием, которого я никогда бы не пожелал своему сыну,— мужчина проводит рукой по чёрным, как смоль, волосам и отводит взгляд на фотографию, лежащую на столе, которую привёз Марко из Одессы. — И я сейчас не знаю что делать. — Впервые в жизни, да? — дарит ему грустную улыбку Марко и Евгений кивает, вновь возвращая взгляд к парню. — Я жалею о том, что мы встретились только сейчас и при таких обстоятельствах. Только подумать, я приказал десяткам людей тебя убить... — И я до сих пор жив, — нервно улыбнулся Мариан, и в этот же миг глаз странно дернулся. Он поймал себя на мысли, что Евгений ему нравился своим прямодушием и тем, что он не боялся этой черты. Каждое его слово и действие было пропитано искренностью и не вызывало противоречий. Глядя на то, как мужчина суетливо запускает руку в волосы, виновно и самокритично хмуриться, а ещё, почти не моргая, осматривает каждый миллиметр его тела, парень ощутил прилив уверенности. Мужчине было не плевать, а значит он хотел, чтобы Мариан принял его. Только потом он понял, что неподвижно смотрит на Евгения уже несколько минут и за это всё время никто в комнате не произнёс ни слова. Марко критично вздохнул, уже в открытую показывая своё нетерпение. — Я не понял, будет воссоединение отца и сына закрепляться жаркими семейными объятьями или нет? Мариан неловко переступил с ноги на ногу, поглядывая на раненую руку мужчины, которую тот взметнул в воздух, призывая своего давнего друга замолчать. — Наверняка не такого отца, как я, он хотел бы видеть. Серёга его растил, а значит и является семьёй. Я это понимаю, и только это сейчас удерживает меня от убийства. Мариан прикусывает щёку и тяжело выпускает воздух из груди. Он молчит, разглядывая открывшуюся ему татуировку на плече и предплечье. Буквы, обвитые виноградными лозами, были высечены чернилами на коже и почему-то, глядя на букву «М» хотелось разрыдаться. Ну почему всё так произошло? Почему именно его настоящую семью разъединили таким ужасным способом, почему силы свыше не позволили ему прожить жизнь в том кругу людей, что были изображены на старом пожелтевшем фото. Там, где бы его любили. Парень пошатнулся от внезапно настигнувшего головокружения и припал плечом к стене. Марко нахмурился, склоняя голову в сторону, пытаясь понять в чем дело, но парень уже встал прямо, делая шаг вперёд. — Прозвучит странно, если скажу, что я чувствовал себя в той семье всегда лишним, будто ещё ребёнком смог запомнить настоящих своих маму и папу,— он вбирает в себя побольше воздуха, снова бросая взгляд на шрам мужчины возле уха. — Мне уже плевать, честно говоря, кто кем является. В моей жизни появился один убийца, у которого сердце оказалось самое, что ни на есть, человечное, и я не буду против, если появится второй. — Ты думаешь, у меня есть сердце? У того, кто заведует преступной группировкой. У того, чьи руки омываются кровью чаще, чем водой из-под крана,— мужчина произносил это твёрдо, осознавая суть своих слов, которые могли оттолкнуть сейчас Мариана раз и навсегда. Но это была правда. Горькая, но истина, которую парень ценил больше всего в людях. Он, на удивление мужчин, неожиданно улыбнулся и с замиранием сердца протянул руку. — Я рад познакомиться с тобой, со своим настоящим отцом, — произнёс он тихо, сомневаясь, что его вообще кто-то услышал. У мужчины загорелись глаза, когда, исполосованные мелкими шрамами, пальцы обхватили ладонь, крепко пожимая её и не отпуская уже долгую минуту. — И я рад. Очень рад, Мариан. Марко с самой счастливой улыбкой подскочил вмиг к ним и, толкнув в спину парня, заключил обоих в самые крепкие объятия, которые Мариан когда-либо чувствовал за всю свою жизнь. Отец недовольно рыкнул, дергая за рыжую бороду мужика, но тот только ойкнул, не собираясь отстраняться ни при каких обстоятельствах. Прижатый массивными телами, Мариан рассмеялся от всей этой неловкости и накрыл руками широкую спину, обнимая отца в ответ с робкой улыбкой.