«Ты липкий!»

      — Ты липкий!       — А ты сладкий, Мидочин, но я же не ворчу, — руки Мурасакибары глубже забираются под чужую футболку. Мидорима стремительно краснеет.       — Потому что для тебя сладость — это положительная категория, а для меня липкость — отрицательная. Так что не сравнивай! — недовольно восклицает Шинтаро и предпринимает попытку отодвинуть своего парня от себя, уперевшись ладонями в его грудь. Под сиреневой пижамной рубахой размеренно стучит большое сердце. Такое же большое, как и его обладатель, думается Мидориме.       — И ты меня даже не поцелуешь, Мидочин?       Шинтаро громко чертыхается. Ну не может он противиться этому невинному взгляду. Сколько бы не пытался. Мурасакибара и не представляет, какое влияние он имеет на своего парня.       — Один поцелуй, — Ацуши довольно улыбается и уже тянется к чужим губам, как Мидорима продолжает, — Но после этого ты пойдешь в ванную и помоешь руки и лицо! Тут же! Иначе в постель не пущу.       — Я понял, — шепчет Мурасакибара уже в самые губы, от чего Шинтаро тут же теряет голову, и наконец целует. Целует тягуче, липко и как всегда сладко.       — А теперь марш в ванную, — чётко командует Мидорима, все же оторвавшись от своего парня и теперь пытаясь привести дыхание в норму, — Я повторять не буду.       — Я мигом, Мидочин! — непривычно расторопно произносит Ацуши и ретируется в ванную.       Мидорима довольно улыбается. Он, в отличии от Мурасакибары, прекрасно представляет, какое влияние имеет, и вовремя этим пользуется.