***
Хесус — человек занятой, и довольно популярный. А также любимчик людей — своих фанатов, соответственно. А свою поддержку игнорировать нельзя, иначе что ты за медийная личность тогда? Вот именно, что никакая. Он же никакая не выскочка, что уезжает в Америку, и скамит своих поклонников. Пф. Да как так можно вообще? Зато вот Рома из дома практически не выходит. Сидит, стримит, трансляции проводит, и именно так выходит на контакт со своими фолловерами. Никаких фоток, никаких фан-встреч — только стримы. Мокривский вообще личность замкнутая. Губанов считает, что все гении такие: скрытные, тихие и молчаливые. Но он всё равно восхищается всем тем, что делает и говорит Мокрица — вплоть от проникновенных речей и до разоблачений всяких лживых накрутчиков. А теперь поговорим о весомой причине, почему на эту фанатскую встречу Лёша Хесус потащил своего парня Рому Мокривского. — Лёш, я честно не понимаю, почему мы должны туда идти? Я же мог сейчас запустить трансляцию с Шадоукеком или фильм глянуть. — стример досадно потёр мягкую щёку тыльной стороной ладони, при этом упорно бегая глазами по полу. О нет! Только не это. Лёша устало прикрыл синие глаза и вздохнул. Рома способен снова и снова придумывать различные отговорки, лишь бы никуда не идти, ничего не делать и ни с кем не говорить. Но самое обидное, что при всём при этом найти в себе силы пережить вышеперечисленное он способен — а нормально посмотреть в глаза или хотя бы в лицо — тот не может. И это Губанова, довольно-таки, разочаровывает. Его Рома слишком зажат, когда ему так хочется быть к стримеру поближе. — Ты должен развеяться, с людьми пообщаться. Почему ты так этого боишься? — Хес осторожно потянул руку, чтобы коснуться чужого плеча, но тут же одёрнул. Помнил, что Мокривский за человек. Знал, что после таких действий без спроса тот дальше отгородится, замолчит вновь, пока не остынет. Но это самое остывание могло длиться как день — так и несколько недель. Ну а затем они, всё-таки, мирились. Рома всегда неслышно подходил сзади, а затем совсем слабенько — невесомо так, прижимался телом к его спине, и утыкался носом, рвано вдыхая чужой, но такой родной запах, что носил за собой Лёша. Роме определённо нравилось. Хесус любил такие моменты, ведь в них стример хоть как-то с ним контактировал. Жаль, что всего лишь на пару мгновений. А когда отрывался от этого нежного примирения, быстро бормотал слова извинения, и снова запирался в своей комнате, в своём тёмном мирке… Алексею его не хватало. Никогда не хватит, если всё это не прекратить. Именно поэтому сейчас тот вытащил своего парня хоть в какую-то совместную обстановку, чтобы показаться народу и, возможно, поговорить о застенчивости Ромы, попеременно становясь немного ближе и дружнее.Они ведь семья, не так ли?
— Я… Я не привык. И всё. Это единственная настоящая правда, наверное. Мокривский — не привык. Не привык к такой жизни, не привык к популярности, не привык к Лёше… Это даже как-то из равновесия выводит, заставляя смеяться и плакать от абсурдности происходящего. Дни, недели, месяц — больше месяца они уже так бегают друг от друга. Каждую секунду, где можно спастись от одиночества и тяжёлых в голове мыслей, парни просто… сидят по разные стороны баррикад и не разговаривают. Просто живут, будто не знают друг друга. Да и вообще один другому не нужен — оба сами по себе. Неужели всё так и закончится? Они отгородятся насовсем, закроют свои окна и двери, что так недавно с силой распирали настежь? Тогда Губанов всё сделает, чтобы этого не случилось. Любой способ предпримет, дабы они не остались одни. Чтобы Рома не разбился, не спрятался внутри, там, от людей. Чтобы не плакал, как тогда, когда Хесус случайно застал того в ванной. Пришёл домой слишком рано. Возможно, надо было что-то сказать, обнять Романа. Но Лёша испугался. Не смог, решил оставить парня наедине с самим собой. Как человек может столько снимать себя на камеру, столько времени стримить, если настолько замкнут? — Перестань. Пойдём. Возьми меня за руку, Ром. Мы просто… — замолчал, не зная, что говорить. Но Мокривский и сам всё понял. И сам подошёл к нему, хватая длинные пальцы своими. И это было… Так странно и непривычно, что ком в горле застревал. Хотелось сглотнуть его, но не получалось. Кажется, он даже забыл, как дышать. — Мы просто будем рядом, да? — Мокривский немного приподнял уголок губ, медленно оборачиваясь, и… Хесу самому захотелось опустить скорее голову, чтобы сбросить тот оцепеняющий взгляд, коим одарил его Мокривский. Слишком непривычно, слишком… Тепло, что-ли? И больше не больно. Не хрустит стекло ледяное теперь внутри, не ворочает оно внутренности, разворашивая там всё. Его всего. Да Алексею просто хочется… — Лёш? Лёш, ты что, плачешь? — Мокрица обеспокоенно сжал чужую руку покрепче, пытаясь заглянуть в покрасневшее, сконфуженное лицо, что тот так упорно пытался скрыть. Губанов наспех вытер глаза рукавом рубашки, а затем улыбнулся. Легко так. С облегчением. И повернул голову к стримеру, бегая взглядом по любимому Роминому лицу.Ему действительно стало легче. Правда.
— Я не плачу, я просто слишком сильно люблю тебя. И хочу, чтобы ты это знал, мой маленький гений. Пошли? А после обхватил чужую руку покрепче, и потянул за собой, проскальзывая вперёд, вглубь помещения. Не было больше привычной тяжести. Не было якоря, что так больно сковывал его.Их.
Больше не было плохо. Больше никогда не будет плохо. А Рома, немного покраснев из-за последних слов, потащился следом, бормоча какие-то тихие слова себе под нос. Но Лёша всё это услышал: — Знай, что я люблю тебя больше. Просто не могу сказать. Не плачь, Лёшка, ну пожалуйста, я же здесь! Я же рядом… Стенка, что так прочно засела между ними, медленно началась разбиваться. Да и стенки то никакой не было. Они просто шли дальше, держась за руки, и старались ни дрожать, ни плакать. Ведь слёзы не нужны, когда вы есть друг в друга.