Прощайте, любимые мама и папа, Нам нужно меняться однажды. Мы хотим обнять каждого лично, Мы пришли попрощаться ©.
— Ау! — воскликнул Вэй Ин, в очередной раз споткнувшись: — Надо было ехать верхом на Яблочке! — Яблочке? — недоумённо спросил Цзян Чэн. — Я так назвал твоего белого коня. А что? Лошади ведь любят яблоки! — пыхтя от усердия, пояснил Усянь, ускорив шаг. — Пф! Ничего, очень оригинальная кличка, — еле сдержав смех, ответил Ваньинь, после, посерьёзнев, дополнил: — Но верхом? Как ты себе это представляешь? Лошади переломали бы себе здесь ноги, к тому же, наши способности наездников сейчас оставляют желать лучшего. — Да зна… Ау! — Вэй Ин, запнувшись о корягу, упал на землю, и речь его прервалась. Цзян Чэн на ощупь нашёл его руку и помог встать, произнеся: — Так, хватит. Я пойду вперёд. — И как только у тебя получается так ловко передвигаться с завязанными глазами? — Практика. Вэй Ин почувствовал себя пристыженным. Вся эта ситуация и так всколыхнула не самые приятные воспоминания, а замечание Цзян Чэна и вовсе заставило ощутить горький вкус вины. «И всё же, неужели один-единственный подъём в полной темноте помог А-Чэну приноровиться к подобным восхождениям?» — не успел Усянь обдумать эту мысль, как его размышления прервало предостережение: — Камень. — Ай! Впрочем, внимательность Ваньиня Вэй Ину совершенно не помогала: тот был слишком задумчив и нетерпелив, дабы замечать что-либо вокруг. Пара прошла буквально ещё несколько шагов, как её остановил строгий женский голос: — Для чего вы здесь? — Мы прибыли, дабы поклониться Баошань-саньжэнь — наставнице Цансэ-саньжэнь, — ровно ответил Цзян Ваньинь. — И чем же я заслужила такую честь? Цзян Чэн даже не вздрогнул. Сколько бы слухов не ходило о великой бессмертной, у него она не вызывала ни страха, ни благоговения. Поэтому тот лишь спокойно молвил: — Вы — последний оставшийся в живых родственник моего супруга — сына Цансэ-саньжэнь и Вэй Чанцзе. Вас не связывает кровное родство, но тем не менее, вы вырастили и воспитали мать дорогого мне человека, чему я очень признателен. Вэй Ин, заслышав такую искреннюю и тёплую речь, растрогался до глубины души. Лицо его озарилось яркой солнечной улыбкой. — Если ваши слова правдивы, то я позволю вам пройти дальше, — произнеся сие, Баошань-саньжэнь приложила руку к груди Вэй Усяня. Духовная энергия заклинательницы ворвалась в его тело. Быстрая, юркая, она пронеслась по меридианам Вэй Ина, изучив того от корней волос до кончиков пальцев. — Ты невероятно похож на Цансэ, — при этих словах голос бессмертной смягчился, став более сердечным и ласковым. — Мне говорили, что у меня мамины глаза! — весело прокомментировал Усянь, тут же получив тычок локтем в бок от своего супруга. — Ахах! Не знаю насчёт глаз, — начала Баошань-саньжэнь, игриво подёргав за край ленты, коей они были завязаны, затем продолжила: — Но весёлым нравом ты точно пошёл в неё. Сердце Вэй Усяня затрепетало: от этой женщины исходило по-настоящему родное тепло. Та, что приютила его мать, какая она на самом деле? Почему столь светлый и добрый человек вынужден скрываться в горах от всего мира? Настал черёд Цзян Чэна. Бессмертная накрыла ладонью его грудь и ошеломлённо прошептала, отпрянув: — Дитя, что же с тобой случилось? Вэй Ин встрепенулся: — Вы поможете? — Вэй Ин! — строго одёрнул того Ваньинь. Женщина вздохнула, её голос наполнился тоской: — У людей неправильное представление о бессмертных. Мы — не Боги и неспособны «нарастить плоть на кости». Материя, какую бы природу та не имела, не возникает из ниоткуда. У всего в этом мире есть своя цена, и порой она слишком высока. Бессмертие — не дар вечной жизни, а, скорее, проклятье, сулящее беспросветное одиночество. Что касается золотого ядра… Я не могу создать его, но в моих силах вернуть вас в то время, когда оно ещё не было утрачено. — Разве такое возможно? — поразился Вэй Усянь. — Думаю, лучше всего на сей вопрос ответит Глава Цзян, ведь это не первая наша с ним встреча. Вот так просто. Всего лишь одна фраза вывернула душу Цзян Ваньиня наизнанку. Неужели бессмертным в самом деле безразличны судьбы простых людей? По мановению руки менять историю, парой слов переворачивать сознание, обладать властью над всем сущим — безграничные возможности, но что стоит за всем этим? А, главное, кто? Баошань-саньжэнь? Какова же тогда была плата, за кою она согласилась перенести Главу Цзян в прошлое? — Возможно… — только и смог выдавить из себя Цзян Чэн. «Почему я не помню той встречи? Её голос кажется мне смутно знаком, как и сия горная тропа… Но последнее воспоминание, которое я унёс из прошлой жизни — это та ночь после визита Вэй Ина…» — мысли лихорадочно крутились в голове Цзян Ваньиня, но не приносили ничего, кроме боли и ужаса осознания. Вэй Ин от такого ответа ни капли не растерялся. Преисполнившись решимости, он твёрдо спросил: — Какова будет плата? — Вы никогда не встретитесь, — прозвучало как приговор, следом за которым последовало разъяснение: — Дабы сохранить ядро Цзян Ваньиня, необходимо избежать войны с Цишань Вэнь. Это возможно лишь при условии того, что Вэй Усянь никогда не присоединится к Ордену Юньмэн Цзян. Внутри Вэй Ина всё похолодело. Словно сердце вынули из груди. Такое он испытывал разве что в белой башне, мучаясь личным кошмаром. Вэй Усянь видел Цзян Ваньиня, разрываемого тьмой. Чувствовал его боль как свою собственную. Тогда зубы мертвецов терзали будто бы не любимого, а его самого. Душа рвалась в клочья: Вэй Ин в полной мере ощутил пустоту в груди и стылую покинутость иссохших меридианов. Лишиться золотого ядра — заклинатель не ведал, что это такое, но в тот миг прочувствовал всё на себе. Даже тело казалось гораздо тяжелее, а движения затруднёнными — без духовной энергии Вэй Ин словно абсолютно обессилел, стал дряхлым немощным стариком. Познал в полной мере жизнь, на которую он обрёк Цзян Чэна. Вэй Усянь понял, каково это — быть простым смертным, тьма показала ему сие. Так бы он и погиб в той башне, истлев вслед за образом погибающего Ваньиня, если бы не данная им клятва. Вэй Ин был ещё жив, поэтому не мог позволить А-Чэну умереть. Фиолетовая вспышка и ожог на руке — Цзыдянь имела такой же резкий и тяжёлый характер, как и её владелица. В минши словно сама Госпожа Юй вывела Вэй Усяня из транса, развеяв морок. Но что сейчас прогонит его нерешительность? Орден Юньмэн Цзян не падёт, родители Цзян Ваньиня останутся живы, сам он не утратит ядро, вдобавок проживёт жизнь, лишённую скандалов, болезненного соперничества, сплетен и жестоких сравнений — всё сложится как никогда лучше. Без Вэй Ина ему будет лучше? Разум того твердил — да, но вот сердце отказывалось принимать такой исход. — Что станет с Вэй Ином? — вопрос Цзян Ваньиня заставил Усяня сжаться от страха. — Не могу сказать. Над дальнейшим развитием событий я не властна. Возможно, его родители останутся живы, и он посвятит свою жизнь странствиям так же, как и они. А может быть, удел Вэй Усяня — погибнуть на улице от зубов бродячих псов. В любом случае, никто об этом не узнает: вы даже не будете знакомы, а прежняя жизнь забудется, стоит вам принять решение. Вот, значит, как живут бессмертные: всё, что случается в мире, не имеет для них никого значения. Есть только они, горы и вечность. Забыть обо всём… Начать сначала… Переписать историю… Если сие произойдёт, то Цзян Ваньиню и Вэй Усяню и вправду не будет никакого дела до судьбы друг друга. Это лучший исход? Вэй Ин должен искупить грехи перед Юньмэн Цзян и будь, что будет? Если размышлять в таком ключе, то у него попросту нет выхода… Кажется, судьба и правда смеётся над Вэй Усянем. Раз за разом вынуждает того идти на подобные жертвы. — Я… — тускло начал Вэй Ин, и тут же был перебит рассерженным: — Я-я! Не тебе решать! Даже слышать не хочу твою очередную гениальную идею, касающуюся моего ядра! Неужели ты правда хочешь отказаться от всего, что у нас есть? Только попробуй сказать очередную жертвенную чушь, и я лично отправлю тебя пинком вниз с этой горы! — Не хочу! — выкрикнул Вэй Усянь. Цзян Ваньинь сделал пару глубоких вдохов и выдохов, успокаивая разум. Перед глазами кромешная тьма, но в ней яркими вспышками возникали возможные варианты развития событий. Он не мог видеть будущее, но предугадать его был в силах: — То, что ждало бы меня без Вэй Ина — не жизнь, а лишь жалкое существование под гнётом Ордена Цишань Вэнь. Не напади они на Юньмэн Цзян, и все продолжили бы терпеть их тиранию, пока она не выльется в нечто ужасное. Рано или поздно Великие Ордена восстали бы, но в таком случае у нашей победы не было никаких гарантий. Справились бы мы без тёмного пути? Кто бы надоумил нас на него, если не Вэй Ин? Что стало бы истинной платой за мирную жизнь в Юньмэне? — множество судьбоносных вопросов повисло в воздухе, но Цзян Ваньинь не искал на них ответы, а вместо этого ответил сам, отчеканив каждое слово: — Я. Не. Хочу. Знать. Простить Вэй Усяня. На сие ушли годы. Цзян Чэн больше не винил его в смерти своих родителей и гибели Ордена, но отпустить любимых людей не мог. До этого самого момента. Судьба дала ему шанс, и он воспользовался им в полной мере — ныне Цзян Ваньинь счастлив. Да, у него есть возможность попробовать снова, но какой в этом смысл? Во всём произошедшем нет вины Вэй Ина, так почему же он вновь должен жертвовать собой? Цзян Чэн любил свою семью. Горячо и болезненно. Сожалел об её утрате и оплакивал год от года, но сделать ничего с этим не мог. Никто не мог: ни Небожители, ни бессмертные, ни, тем более, он сам. Единственный выход — отпустить, позволить их душам упокоиться с миром. Цзян Чэн отпустил. Зияющая дыра наконец-то закрылась. Его грудь больше не была пуста. Она до краёв наполнилась любовью к Вэй Ину. — Я так горжусь тобой, — с теплотой проговорила Баошань-саньжэнь. Ладони бессмертной вновь легли на грудь Цзян Ваньиня, и та вспыхнула ослепительным светом. Горячо! Будто солнце зажглось в непосредственной близости сердца. Истощённые меридианы наполнились вдруг светлой энергией, уподобившись полноводным рекам после обильных дождей. Бурный поток Ци устремился по вновь открывшимся каналам и заполнил собой всё дрожащее от жара тело. Сердце бешено стучало, но кое-что изнывало похлеще него — золотое ядро грозилось разорвать грудную клетку Цзян Ваньиня изнутри!┈┈───╼⊳⊰🌕⊱⊲╾───┈┈
Наяву не видят снов люди. Забывая о главном, — спешат жить. Изогнуть берега и остыть, Но солнечный круг нас разбудит ©.
Глава Цзян открыл глаза. Боль, мучавшая его полночи, отступила. То, как золотое ядро жгло нутро Цзян Ваньиня, несомненно, вызывает опасения, но раз все неприятные ощущения прошли — беспокоиться больше не о чем. Что вообще в жизни Саньду Шэншоу заслуживает хоть толики его внимания? Сие утро оказалось самым обычным и ничем не примечательным. Даже головная боль от выпитого не добавила ему остроты и яркости. Посредственное утро, размеренный день, спокойный вечер — из года в год одно и то же. Стоит только встать с постели, и время потечёт, подобно холодной протяжённой реке. В одном направлении, непрерывным потоком, сметая всё на своём пути. Просто плыви по течению, пока оно не утянет тебя на дно. Все там будем. Сие неоспоримо, вечно и неизбежно. Однако первая смерть тяжёлым камнем разбивает идеальную гладь спокойствия и безразличия Главы Цзян, пустив по ней круги и растревожив душу. «Ты ушёл первым! Стоило догадаться, что так будет. Невероятно самовлюблённый поступок! Как всегда, оставляешь меня наедине со всеми проблемами. Слишком хорош для самосовершенствования, да? Да…». После ухода Вэй Усяня смерть стала преследовать Цзян Ваньиня по пятам, забыв лишь о нём самом. — Верховный заклинатель хотел меня видеть? — Садись, Цзян-сюн. Покои Главы Не были до неприличия праздничными: множество изысканных картин и прочих предметов декора, витающий в воздухе сладкий запах благовоний, букеты из свежесрезанных цветов. Слишком жизнеутверждающая обстановка для лежащего на смертном одре. Даже самое это ложе — произведение искусства: шёлковое покрывало с вышивкой тонкой работы, мягкие объёмные подушки, балдахин из полупрозрачного тюля. На нём не место хладному трупу, скорее, счастливой молодой паре влюбленных, предающейся страсти. Хотя, Не Хуайсана умирающим можно было бы назвать разве что с превеликим трудом. Свежий отдохнувший вид, блестящие длинные волосы, яркие губы и пугающее своей юностью лицо. Заклинатели стареют медленнее, живут дольше и имеют больше сил, нежели простые смертные. Но даже для них подобная внешность — нечто противоестественное. Не знай Глава Цзян истинный возраст сего почтенного старца — в жизни бы не поверил, что тот доживает свои последние дни. Но поверить пришлось. Верховный заклинатель был слаб, имел страдальчески-хриплый голос, чрезвычайно бледную кожу и тусклый надломленный взгляд. — Не зови меня так, — холодно отозвался Глава Цзян, сев рядом с постелью. — Отчего ты так жесток? Мы же были друзьями… — вымученно улыбнувшись, спросил Не Хуайсан. — Были, — безжалостно отрезал Цзян Ваньинь. — Прости меня за всё… — болезненно-тихо начал шептать Верховный заклинатель, но оказался перебит суровым: — Ты за этим меня позвал? Извиниться? Давай уже к делу! Ни за что не поверю, будто тебя замучила совесть! Раздражение. Всё происходящее вызывало у Главы Цзян недовольство и возмущение. Глава Не однажды явил свою коварную и скрытную натуру, так как можно доверять подобному «другу» теперь? Притворство и манипулирование — вся его жизнь, выходит, и смерть — очередной фарс? Улыбка Не Хуайсана стала шире и ярче: — Так ты понял, что за раскрытием личности Гуанъяо стоял я? Саньду Шэншоу нахмурился сильнее: — А ещё ты подстроил воскрешение Вэй Усяня! И что мне с того? Злость лишь усиливалась. Эмоции и чувства Главы Цзян вновь играли с ним злую шутку. Ранее их использовали, дабы привести в исполнение чужой хитроумный план отмщения, сейчас же собственная агрессия разрывала его изнутри. От этого становилось тошно. — Мне жаль, что у вас всё так закончилось… — речь умирающего вновь прервали: — И какой в этом смысл? В сожалениях? Хочешь поплакаться? Так ты выбрал не того человека… Цзян Ваньинь вдруг осёкся. Почему вообще Не Хуайсан избрал именно его для своих последних слов? Глава Цзян непроизвольно огляделся, словно ища в комнате хоть одного прощающегося. Но… Никого не было. Да, Цзян Чэн остался единственным знакомым Не Хуайсана из беззаботной юности. Но разве совместное обучение в Гусу хоть что-то для него значит? Верховный заклинатель прожил долгую жизнь, стоял во главе мира совершенствующихся многие десятилетия, заслужил почёт и славу, окружил себя множеством помощников, но вот Глава Цзян единолично прощается с ним. Где все скорбящие? Почему никто не оплакивает смерть Главы Не? Неужели он настолько одинок? Раздирающий нутро кашель Не Хуайсана привёл в чувства Цзян Ваньиня. Откашлявшись, он хрипло заявил: — Догадался-таки… Я хочу рассказать тебе о тех вещах, кои приводят к одиночеству. Поведать секреты и раскрыть тайны, лишившие меня покоя и счастливой жизни, — при этих словах его идеальное мраморное лицо озарила победная живая улыбка. — Например, секрет вечной молодости? — ехидно отозвался Ваньинь. — Кто бы говорил, Цзян-сюн.Сколько было уже боли. Сколько… Горько. Каждый день так странно горько, Но только роли не изменишь, и только… Сколько будет ещё боли? СКОЛЬКО? ©.
Две крепкие мужские фигуры застыли друг напротив друга посреди разрушенной резиденции. Дворцовый комплекс, тренировочная площадка, жилые постройки — всё, попадавшее в поле зрения, находилось в весьма плачевном состоянии. Это место заброшено. Дома обветшали до такой степени, что находиться в них стало небезопасно. Вот этим двоим и приходилось вести диалог, стоя на вымощенной камнем дороге с пробивающейся меж зазоров буйной растительностью, в окружении покосившихся домишек с пустыми безжизненными глазницами окон. — Г-г-глава Цзян? — если бы Вэнь Нин мог широко раскрыть глаза от удивления, то так бы и сделал. Безночный город. Покинутый, забытый, пропитавшийся тоской и безнадёгой. Пристанище мёртвых душ. Много лет назад здесь вовсю кипела жизнь, а огни никогда не гасли. Всё изменилось после войны: реки крови потекли по улицам, затопив дома и намочив фонарные фитили. Некому больше освещать сей город, да и незачем. Тёмным тварям не нужен свет, а мёртвым тепло. Земля, отравленная трупным ядом, и вой неприкаянных душ — того и гляди, как это место обернётся вторыми могильными курганами. Почему же сие не произошло? И что привело сюда Главу Цзян? — Чем ты занимался после того, как ваши с Вэй Усянем пути разошлись? — без лишних приветствий спросил Цзян Ваньинь. — Х-х-хоронил родных… Вэнь Цюнлинь пребывал в замешательстве. Неужели Глава Ордена Цзян проделал такой путь, дабы справиться о досуге и времяпрепровождении лютого мертвеца? — Хм, как иронично, — ухмылка разрезала красивое лицо Саньду Шэншоу, сделав его не то опасным и хищным, не то страдальческим. Судьба имеет паршивое чувство юмора — это уж точно. Сроднить двух абсолютно разных людей — что сие, если не самая злая её насмешка? — Я г-говорил о м-могилах… Их т-т-тысячи, — поспешил исправить недоразумение Вэнь Нин. Захоронить каждого погибшего по фамилии Вэнь… То ли священный долг, то ли Кара Небес. Как бы то ни было, неутомимый лютый мертвец справился со всем идеально. День ото дня, вонзая лопату в землю, он перекопал каждый её цунь. Не зная ни сна, ни отдыха, погребал тело за телом… И так год от года. Не каждый инструмент выдержит, а Вэнь Нин смог. Когда орудия труда ломались, он принимался копать руками. Пальцы мертвецов не крошатся, не разрушаются, не болят. Похороненные нашли покой, в отличии от неупокоенного Вэнь Цюнлиня. Право именоваться «проклятым местом» по-прежнему принадлежит лишь Луаньцзан. — Действительно. На это и вправду ушла бы пара лет, но что потом? У тебя впереди целая вечность, что ты будешь делать? — интерес Цзян Ваньиня всё не угасал. — А в-вы? — опешив от такого внимания, ответил вопросом на вопрос Вэнь Нин. Грозный Глава Цзян неожиданно повеселел: — Хах! А ты стал куда смелее! — П-п-простите… — лютый мертвец стыдливо опустил голову. Он не хотел грубить. Слишком много времени прошло с тех пор, как он с кем-то разговаривал. Тут уж волей-неволей разучишься складывать слова в предложения. — Нет, это ты прости. Не нужно было мне ненавидеть тебя столько времени, — тоскливо признал ошибку Ваньинь. — А г-господина Вэя вы п-простили? — голос Вэнь Нина был лишён каких-либо эмоций, однако те читались и так. Он не переставал надеяться на лучшее. — Не твоего ума дело! — гаркнул Саньду Шэншоу. — П-простите… — Не жалеешь, что он это с тобой сделал? — всматриваясь в глубину помутневших зелёных глаз, испытующе спросил Глава Цзян. Он пришёл сюда не ради ссоры, ему хотелось найти ответы на свои вопросы. Но вот получить их… Вряд ли сие вообще возможно, ведь то, чем Цзян Ваньинь терзается — это загадки мироздания да категории философии. — Нет… К-к-когда г-г-господ-дин Вэй в-воскресил мен-ня, мне б-было, ради ч-чего ж-жить. Я б-благодарен ему… Ос-с-стальное… П-плата… — молвил лютый мертвец, заикаясь от волнения особенно сильно. У этих двоих находилось всё больше и больше общего, но радости сие не приносило совершенно. Скорее горечь. Оба были одинаково несчастны. — Ц-цзинь Ж-жулань… П-примите мои с-соболезнования… — как мог утешил Ваньиня Вэнь Нин. Слухи разлетались по всей Поднебесной. Их пересказывали даже мёртвые. — Соболезнуешь? Разве мы ещё способны чувствовать боль? Сколько её уже было? А сколько будет? — несмотря на добрые намерения, сочувствие лютого мертвеца у Саньду Шэншоу вызвало только неприязнь. Мужчина впал в ярость: — Долго нам ещё копать могилы, не знаешь? Я вот уже похоронил ВСЕХ! Отдышавшись от вырвавшегося против воли крика, Цзян Ваньинь подавленно произнёс: — Мне, в отличии от тебя, даже спрятаться от всего этого негде… Глава Цзян лишён возможности остаться наедине со своим горем. Он по-прежнему был окружён живыми людьми. А мир смертных чрезвычайно жесток. — М-м-мне жаль… — тускло отозвался мертвец, не зная, что ещё сказать и стоит ли. — Нечего меня жалеть! Забыл, с кем разговариваешь? — вскинулся Цзян Ваньинь, гордо вздернув подбородок. Твёрдой уверенной походкой, с идеально прямой спиной и неизменным выражением сосредоточенности и раздражения на лице, Глава Ордена Цзян направился прочь. Ничто не выдавало в нём его состояния, точнее, в его окружении не осталось никого, кто мог бы заподозрить неладное. Цзян Ваньинь был мёртв внутри.Песчаный берег души, В которой спрятал ножи. Луна зовёт меня выть И не даёт тихо жить…©.
Шла третья стража восхождения Саньду Шэншоу. Гора, к вершине коей он поднимался, была действительно высокой и крутой. Любому, даже самому сильному заклинателю, уже бы потребовался привал, но только не Цзян Ваньиню. Он без устали поднимался к вершине, преследуя цель вéдомую только ему одному. Неожиданно сверху послышались шаги. Поступь лёгкая, игривая, неосторожная. Навстречу Цзян Ваньиню вышла молодая женщина, передвигающаяся чуть ли не вприпрыжку. Камешки, что она по-детски пинала, забавляясь, достигли сапог мужчины, и тот остановился. — Наверх? — спросила незнакомка, улыбнувшись. — Уже нет, — раздражённо ответил заклинатель и, развернувшись, пошёл прочь. Прошло десять дней с тех пор, как он оставил за спиной жилые горные районы. Вокруг на сотни ли — ни души. И надо было ему наткнуться на поселение! «Кто вообще живёт в подобной глухомани? Судьба смеется надо мной! Стоит только начать искать уединения, как компания не заставит себя ждать!» — с неудовольствием отметил Ваньинь. — Ты заблудился? Может, я могу помочь? — добродушно поинтересовалась женщина. Саньду Шэншоу застыл на месте. Да, он больше не являлся Главой Великого Ордена, и какого-то особого к себе отношения требовать не имеет права. Но необходимость вежливого общения это не отменяет! Гордость и высокомерие Цзян Ваньиня дали о себе знать, и он довольно резко высказался: — К людям старшего возраста положено обращаться на «вы»! Однако нахалка себя пристыженной не почувствовала, наоборот, ее сие только позабавило: — Ахах! А с чего ты взял, что старше меня? Заклинатель возмущённо обернулся и всмотрелся в лицо женщины: на вид той было лет тридцать, не больше. Широкая улыбка и искрящиеся озорством глаза и вовсе делали её совсем юной. — Смеешься надо мной? Да я тебе в отцы гожусь! — нахмурившись, грозно рявкнул Ваньинь. — О! Вижу, ты и правда гораздо старше, чем выглядишь на первый взгляд. Но всё-таки меня тебе не переплюнуть! — гордо вздёрнув подбородок и уперев руки в бока, упрямо заявила неизвестная. Цзян Ваньинь вновь окинул её фигуру взглядом. На сей раз увиденное заставило его положить руку на рукоять Саньду: женщина не отбрасывала тени. Ни меча, ни иного оружия, ни следов тёмной энергии — она неопасна. Но всё же инстинкты подсказывали заклинателю, что та не так проста. Более того, Ваньинь нутром чувствовал: случись между ними бой, и он его проиграет. — Что ты такое? — голос Цзян Ваньиня снегом полетел в лицо женщине, столько холода в нём было. — То же, что и ты. Только на пару веков постарше, — женщина, напротив, оставалась приветливой, а речи её теплыми: — Меня зовут Баошань-саньжэнь. Какие беды привели тебя в этот Небесами забытый край, дитя? Заклинатель потерял дар речи. Всё услышанное для него — полнейший шок. Он встретил ту самую прославленную бессмертную? Так ещё и сам, оказывается, уподобился ей? И, неужели, его и вправду только что назвали ребёнком?Все останется в этой Вселенной, все вращается в этой Вселенной — Возвращается к нам, запуская круги на воде. Ничего не проходит бесследно, ничего не проходит бесследно. Чей-то случайный ход, фатальный поворот. Мы друг друга на этой спирали обретали и снова теряли ©.
— А-Чэн, так ты расскажешь мне, что случилось? — Баошань-саньжэнь разливала чай по пиалам. Цзян Ваньинь сидел за большим высоким столом, сверля взглядом столешницу. До вершины они поднимались молча, обменявшись разве что именами. — Я просто устал. От всего, — сжав в руках чашу, ответил Цзян Чэн. Сделав глоток, он неловко попросил: — И вы… Можете меня не называть так? — Ничего не могу с собой поделать! Все, кто поднялся на сию гору — мои воспитанники, а значит, мои дети, — улыбнувшись, наставница высказала своё категоричное «нет». Женщина взяла пиалу и тут же отняла руку: — Почему ты не сказал, что так горячо? Подожди, когда остынет. Цзян Ваньинь вымученно улыбнулся: — А какая разница? Ожога у меня не будет. Да и вообще, пить, есть и даже спать нам не нужно. К чему тогда это всё? Заклинательница недоумённо вскинула тонкие брови, произнеся: — Какой любознательный. Ни к чему! Совершенно незачем! Но, А-Чэн, пойми, бьётся наше сердце или нет — радовать его всё равно необходимо. От этих слов мужчина вздрогнул. Его сердце не билось уже несколько десятилетий, но когда сие произошло, Цзян Ваньинь даже не мог вспомнить. Как горько. Не заметить остановку собственного сердца. Что же за жизнь у него была, раз он проморгал такое событие? Самая паршивая. Ни радостных волнений, ни счастливых событий — ничего, вызывающего учащённое сердцебиение. Лишь потери, после коих он с ужасом осознал — раньше было гораздо больнее. Душа, застрявшая в вечности, на части больше не рвётся. Ваньинь нахмурился, посерьёзнев: — Как это происходит? Преобразование в бессмертного? Я подозревал, что со мной творится неладное… Но какой из меня Небожитель? Это же высшая цель всех самосовершенствующихся! Десятилетия упорного труда! Я полагал, что лишь безгрешные монахи способны достичь сего состояния. — Ахах! — Баошань-саньжэнь искренне рассмеялась, после тут же взяла себя в руки: — Прости, не хотела смеяться, но это и правда забавно. Не знаю, что случилось с тобой, но моя история весьма постыдная и достойна осуждения, а не воспевания в легендах. И она рассказала. Великая бессмертная родилась в семье крестьян. Сей факт как нельзя лучше объяснял её простодушный характер и свойскую манеру общения. Там, где она росла, заклинателей не водилось — лишь странствующие совершенствующиеся изредка забредали в родную деревню. Будучи ребёнком, та была очарована их статью и возвышенным видом. Для неё заклинатели являлись Богами, сошедшими с Небес. Узнав, что на самом деле совершенствующиеся — такие же люди, как и она, а заклинательству можно научиться, девочка сбежала вслед за одним из них. Годы упорного труда позволили ей сформировать золотое ядро и обучиться основам фехтования. Этого хватило, дабы вернуться домой настоящей героиней. — Я была посредственной заклинательницей, но местные крестьяне меня просто боготворили. Особенно мой муж… Он носил меня на руках и даже ухаживал за коровами вместо меня! А я всё носилась со своим мечом по тёмным лесам, хах… Затем всего стало мало. Для защиты маленькой деревеньки у девушки было достаточно сил, но душа её продолжала тянуться к Небесам. Когда она, вынашивая ребёнка, вынуждено отказалась от полётов на мече, то осознала: родная земля её не отпустит. — У меня родилась девочка. Я видела её лишь дважды. Первый раз — при рождении, а второй… Бросив своё дитя, заклинательница сбежала вновь. На сей раз побег принёс ей настоящую славу, обернувшись величайшим событием в истории. Она стала бессмертной. Отказ от своего дома не даровал женщине ничего, кроме тоски по родным краям, а вот любовь, кою она предала, преследуя великую цель, стала достойной платой. В тот день, когда новоявленная мать оставила свою дочь, её сердце остановилось. Буквально. Она перестала стареть, ей стали не нужны ни еда, ни питьё, ни сон. — Второй раз меня к ней привела сама судьба: мальчик, переживающий за свою больную бабушку. Он просто схватил меня за руку, распознав во мне заклинательницу, и втянул в дом. Я же «волшебница» — так он меня назвал… Но я не смогла помочь. Ей было около восьмидесяти — время пришло. Моя маленькая девочка зачахла от старости. Морщины исказили черты, и я не узнала бы её, если бы не моя духовная энергия, распознавшая родную кровь. А она… Конечно же, нет, ведь новорожденные не запоминают лица. Сей домишко находился в ста пятидесяти ли от моей родной деревни. Кто знает, когда она туда переехала. Да и неважно это… Ведь то её жизнь, и она закончилась. Лишь для меня всё осталось по-прежнему. Ей было около восьмидесяти, а мне тридцать. Теперь навеки тридцать. С тех пор заклинательница покинула мир смертных, объяв высокую неприступную гору. Ныне имя ей — Баошань-саньжэнь. Цзян Ваньинь не знал, что и сказать. С первых мгновений знакомства эта женщина показалось ему простоватой, беззаботной и чересчур наивной — не такими люди представляют себе бессмертных. А её история и вовсе повергает в шок. Самосовершенствующиеся закаляют душу и тело, отказываются от мирских удовольствий и радостей жизни. И всё для того, чтобы достичь бессмертия. Если бы только они знали истинную цену… Отказ от еды, роскоши, удобств — ничто. Лишь отрекшись от истинной глубокой привязанности, человек способен достигнуть высшего состояния духовного совершенствования. Оно должно приносить блаженство, избавить от страданий, но на деле бессмертие — кара. Собравшись, Цзян Ваньинь молвил: — Моё сердце остановилось в ночь, когда я решил перестать терзаться мыслями об одном человеке. — Отпускать любовь всегда непросто, — грустно улыбнувшись, отозвалась бессмертная. В уголках её глаз сверкнуло нечто, похожее на капли расплавленного золота. — Я не… — хотел было оправдаться Ваньинь, но отрицать более не имело смысла. — Жалеешь? — Каждый проклятый день, — сквозь сжатые зубы процедил новоявленный бессмертный. — Я могу помочь начать всё сначала, переместив тебя в прошлое. Но тогда придётся отказаться от своего бессмертия, а значит, и от ядра. Оно сделало нас такими: разрослось, заполнив всю грудь, облачив сердце в золотой кокон и заставив его остановиться. Наши тела — лишь оболочка для огромного сгустка светлой энергии. Мы неуязвимы, пока полны золота. — С превеликой радостью, — ответил Цзян Ваньинь. — Уверен? Не всё так просто. Вы неразрывно связаны: отдашь ядро сейчас и новую жизнь проживешь без него, — пояснила Баошань-саньжэнь. — Я никогда не стану заклинателем? — Да, если ядро твоё, то ты не сможешь сформировать его вновь. Но оно ведь не принадлежит тебе, не так ли? — испытующе заглянув в лиловые глаза, уточнила заклинательница. — Да. Что в таком случае произойдёт с его истинным владельцем? — Ваньинь заметно напрягся. — Ох, дело не в этом. Он будет в порядке. Тогда твоя жизнь начнётся с того момента, как ты потерял своё ядро, но ещё не принял чужое, — внесла ясность бессмертная. — Я никогда не просил его об этом… — вся тоска замершего сердца Цзян Чэна вылилась в сию фразу. — Это значит «да»? — Да… Баошань-саньжэнь поднялась из-за стола и жестом повелела Цзян Ваньиню следовать за ней. Бессмертная отвела его в место, откуда брала начало кристально-чистая горная река. Наклонившись, заклинательница набрала в ладони ледяной воды. — Мне нужно её выпить или, может быть, нырнуть? — со всей серьёзностью спросил Ваньинь. Бессмертная же игриво схватила его за руку и потянула ближе к берегу, заставив Цзян Ваньиня поморщиться от холода, и, рассмеявшись, произнесла: — Ахаха! Нет же! Просто здесь очень красиво, а шум воды помогает сосредоточиться. Сев, она продолжила: — Ложись и клади голову ко мне на колени. Извлеку твоё золотое ядро. — А просто на землю нельзя лечь? — поморщившись, уточнил Цзян Чэн. — Какой вредный ребёнок! — с улыбкой воскликнула Баошань-саньжэнь. Заклинатель сделал как было велено. Устроив голову на коленях бессмертной, он замер в напряжении и закрыл глаза. Цзян Ваньинь ждал чудовищной боли. Отделить золотое ядро не только от меридианов, но и от сердца — шутка ли? Это должно было стать агонией, настоящей пыткой. Но неожиданно Баошань-саньжэнь начала петь: — Мы так решили, чтобы было больнее, Чтобы каждый, кто струсил, остался в устье, Мы уходим в открытое море завтра, Нам сказали, что там нас отпустит ©. Голос её лился, вторя журчанию бурной горной реки: — В огромном море так много места Мы изменимся, оставив прошлое здесь, Меняться полезно, чтобы понять, кто ты, Чтобы пролиться ливнем, Закрыть глаза и представить: Время — река, и мы в ней ©. И Цзян Ваньинь представил. Тело его сковало, будто бы он и впрямь окунулся в ледяную воду. Кожу покалывало иголками. Цзян Чэн вдруг стал таким лёгким! Словно лежал не на земле, а на водной глади озера. — Настанет вечное утро, Когда нас тоже забудут, Река течет слишком круто, Прозрачно, прозрачно и мутно, Почему кто-то хочет остаться, Хочу так просто расстаться ©. Заклинатель, убаюканный этой странной песней, уснул. Впервые за многие годы. Сон его был тревожен: ему виделось падение Пристани Лотоса; жар огня горящей резиденции; солёные слезы, щиплющие раны; окровавленные тела родителей. А еще в своём кошмаре он мучался от боли: ему приснился Сжигающий ядра. Воспоминания не заставили себя долго ждать: грудь горела огнём. Однако то был не испепеляющий дотла пожар, опустошивший его нутро, а искра, зажёгшая нечто новое. Вода в реке замерла, а после потекла в обратном направлении. Сердце бешено застучало.Я не училась двигать мирами — я просто танцую во сне. Кто я такая, акая, я растеряла свои имена. Я не училась летать, я не птица — я просто, как пух, легка. Не удержаться, не остановиться, не зацепиться за твердь ©.
┈┈───╼⊳⊰🌕⊱⊲╾───┈┈
Цзян Ваньинь распахнул глаза. Он, как оказалось, лежал на полу на тонкой бамбуковой циновке, любовно накрытый узорчатым покрывалом. Обстановка была ему знакома. Повернув голову, Цзян Чэн наткнулся взглядом на высокий стол. На сей раз Баошань-саньжэнь разливала по пиалам вино. Напротив неё сидел Вэй Ин, хотя, скорее, наполовину лежал. Голова того покоилась на сложенных руках, а сам он, похоже, пребывал без сознания. Бессмертная, закончив с сервировкой, села на стул и, болтая ногой в воздухе, принялась поглаживать Вэй Усяня по голове. Цзян Чэн поднялся на ноги и подошёл к супругу. Взяв того за запястье, он пустил по его меридианам духовную энергию. Золотое ядро было на месте. У них обоих. — Как такое возможно? — в полном замешательстве обратился Ваньинь к бессмертной. — Как ни одна материя не возникает из воздуха, так ничего не исчезает без следа. Ты же сам отдал мне ядро. Я лишь хранила его все эти годы. Разве память не вернулась к тебе вместе с ним? — нахмурилась в непонимании заклинательница. Для неё всё это было ясно как день, и она искренне недоумевала от вопроса Цзян Чэна. — Но это ядро — Вэй Ина. Как одна и та же вещь, пусть и из разного времени, может находиться у двух людей одновременно? — Глава Цзян лишь больше запутался. Баошань-саньжэнь жестом пригласила сесть его напротив и продолжила объяснять: — Ядро стало твоим, когда А-Ин отдал его тебе. А после и вовсе даровало бессмертие. С того момента время перестало иметь над тобой власть, а ядро обернулось сгустком энергии иного толка. А-Чэн, мы с тобой — те, о ком позабыла смерть. Это произошло вовсе не из-за наших выдающихся заклинательских способностей, а из-за отказа от самой жизни. Мы утратили связь с миром смертных. Буквально. Что стоит бессмертному переместиться в прошлое? Цзян Ваньинь начал понимать, но осознание реальности подобных игр со временем лишь породило новые вопросы: — Что насчёт родственников? Почему мой племянник переродился? Он ничего не помнит о прошлой жизни, но родом оттуда… Бессмертная улыбнулась, отпив вина из чаши, она принялась рассуждать: — Наверняка он был непоседой: падал, разбивал колени, получал ссадины. Что сделает в таком случае любящий дядя, как не залечит раны, поделившись своей духовной энергией? Совместные ночные охоты, сражения, облавы — таких передач Ци за всю жизнь накопилось достаточно, дабы навеки связать вас. Золотые цепи — они такие, покрепче всяких красных нитей судьбы. Эти слова заставили Цзян Чэна вздрогнуть. Он повернулся к своему супругу и неуверенно начал: — А Вэй Ин, он… Заклинательница поспешила успокоить его: — Скоро придёт в себя. Техника восьми кувшинов никогда не подводит! А-Ин не вспомнит лишнего. Лицо Главы Цзян сделалось сложным, он пытался уложить в голове сказанное, рассуждая вслух: — Восемь — это же число бесконечности в буддизме? Его память поместили в сосуды? Это какой-то ритуал? Баошань-саньжэнь непринуждённо рассмеялась: — Ахах! Нет! Просто самое крепкое наше вино! Между прочим, ему нет равных во всей Поднебесной! Вы, смертные, наивно полагаете, что мы святым духом питаемся. Как бы не так! Вечность — это, вообще-то, очень скучно! — Может, стоит ему признаться? — спросил Цзян Ваньинь, убрав с лица Вэй Ина выбившиеся из хвоста пряди. Бессмертная искренне удивилась: — Зачем? Он сам пожелал забыть. Все эти знания о прошлых жизнях… Всё только усложняют. А-Ин выбрал тебя, что ещё нужно? Может, где-то там, в одном из миров, он и счастлив с кем-то другим, но смысл терзаться подобными мыслями? Сейчас-то вы вместе. Цзян Чэн не удержался от ещё одного вопроса: — А вы не хотели бы вернуться в прошлое? — Я не могу… Бросив родного ребёнка, я, несомненно, поступила ужасно самолюбиво. Но что будет, если я вернусь к дочери, оставив десятки детей, коих я приютила за всё это время, на произвол судьбы? Мои ученики — сплошь сироты, я никогда не заменю им родную мать, но, Небеса, я так стараюсь! — голос женщины неожиданно дрогнул, взяв себя в руки, она продолжила: — Запрет на возвращение… Я придумала его, дабы оградить воспитанников от этого жестокого мира. Чтобы у них не было соблазна спуститься. Они же такие наивные, чистые, светлые… Трое поддались искушению, покинув меня, и люди сгубили их. Но среди них нашёлся тот, что осмелился вернуться. Сломленный, раскаявшийся, умоляющий. И это сгубило меня. Я знала, что так будет. Запрет существует, дабы такие, как Синчэнь, не молили меня лишить его зрения ради друга! — У него сейчас всё хорошо, — мягко улыбнувшись, поведал Ваньинь. Баошань-саньжэнь вскинулась, став непривычно суровой и строгой: — Это он надоумил вас надеть повязки на глаза? С кем он там связался, что вздумал так подшучивать над людьми? Цзян Чэн с громким шлепком приложил ладонь ко лбу, рассердившись: — Проклятье! Вэй Ин сам придумал сие и сам же уверовал в реальность своих фантазий! Заклинательница счастливо рассмеялась: — Ахах! Всё-таки А-Ин так похож на свою мать! — отсмеявшись, та посерьёзнела, и глаза её наполнились глубиной: — Пожалуй, впервые я рада, что кто-то покинул эту гору. Как бы иначе я благословила чей-то брак? Бессмертная и бывший бессмертный успели распить ещё по паре пиал прежде, чем Вэй Ин пришёл в себя. После супруги совершили свой третий поклон, завершив тем самым заключение своего брака, засвидетельствовав тот перед Небом и Землёй. Настало время проститься с этой горой и той, что её объяла. Теперь уже навсегда. Грудь некогда одного из сильнейших тёмных заклинателей горела огнём: золотое ядро вновь поддерживало тело, разнося Ци по меридианам. Совсем рядом с ним гулко билось любящее сердце не юноши, а теперь уже мужчины. Его стук сопровождал каждый шаг, вдох и мысль Цзян Ваньиня. И он, гонимый этим биением, чувствовал себя как никогда живым. Ведь на сей раз Цзян Чэн спускался с горы не в тоскливом одиночестве, а вместе с Вэй Ином.И я лежал у океана, И звезды били мне под дых, Я помнил все века и страны, Вечность сжимая в один миг. И были все смертельны раны, Их я разменивал на стих, Он о тебе был, как ни странно… ©.
КОНЕЦ