Три категории

      — Подумать только! Подумать только! Подумать только!       Карен глотнула пива, утащила из коробки с роллами одну прямо пальцами — за Геральтом подсмотрела, никак иначе — и закинула в рот, перед тем как попросить:       — Цветочек, хорош мельтешить, сядь, а.       Геральт всерьез подумывал о том, чтобы встать, хватануть Лютика за шкирку, как следует встряхнуть и усадить себе на колени, потому что от панической истерики музыканта у него уже начинала побаливать голова. Но пока что ведьмак не спешил предпринимать что-либо — Лютик не любил, когда его хватают за шкирку и встряхивают, особенно он не любил, когда Геральт делал это при ком-то. Так что ведьмак выжидал и честно надеялся, что истерика пройдет сама. Такое тоже иногда случалось.       — Юль, сядь, иначе я за себя не ручаюсь, — с набитым ртом повторила Карен. — Ну мало ли, ну написали статью, боже мой…       — Это не просто статья! — взвился музыкант и замер посреди комнаты. — Они написали, что я шпион!       — Ну ты же и правда шпион, — пробормотал ведьмак и приложился к пиву.       — Я бывший шпион, Геральт, бывший. Слышишь? Я ни разу не шпионил здесь! И ты это знаешь!       — Стоп, что? — Карен нахмурилась с таким видом, будто не расслышала высказывание, которое к тому же было на другом языке. — Можно, бля, еще раз?       — Да и даже если бы это была просто статья, — продолжил Лютик, проигнорировав девушку. — Но ведь она основывается на заявлении!       — Очередной чиновник, которому не понравился новый кумир молодежи. Он пизданул первое, что пришло ему в голову, чтобы обратить на себя внимание избирателей.       — Охуенное ему высказывание в голову пришло! — крикнул Лютик и начал по памяти скандировать, как со сцены: — Некоторые кумиры наших детей промышляют не только идеологическим развратом, но и международным шпионажем. Позор для всей системы образования, что даже они могут получить доступ к преподаванию и влиянию на молодые умы!       — Так может он не о тебе вообще говорил, — предприняла очередную попытку Карен, когда поняла, что про шпионаж ей никто объяснять ничего не планирует. — Ни имени, ни возраста не сказал. И вообще говорил в множественном числе…       — Зато по заголовкам разлетелось с моей фотографией! — завыл он и закашлялся, потому что явно перестарался с экспрессией.       — Очередной мелкий скандал желтой прессы, — продолжил ведьмак. — Завтра они забудут.       — Да с чего он вообще взял, что я шпионю за кем-то? — резко сдулся музыкант и с размаху сел на рояльную банкетку. — А главное, для кого шпионю? За кем? Зачем?       — Ты, бля, фотку этого чинуша видел? — подхватила Карен, когда увидела, что есть шанс успокоить Юлиана окончательно. — У него нестояк уже лет тридцать. Он забыл принять таблетки с утра, и теперь ему на каждом углу мерещится шпион. Успокойся. Завтра уже все забудут. Геральт, скажи?       Геральт молча кивнул и открыл бутылку яблочного сидра, чтобы протянуть ее Лютику. Тот принял, но пить не спешил.       — Ладно, я… — пробормотал Юлиан и вгляделся в содержимое стеклянной бутылки. — Я, вероятно, излишне драматизирую. Я всё-таки натура восприимчивая, творческая…       Карен очень согласно закивала и тут же, пока Юлиан не выдумал что-нибудь новое, предложила выпить за творческих, восприимчивых натур.       Геральт выпил залпом. ***       Разноцветные огоньки горели, сжигая электроэнергию. Небольшая, но симпатичная пластиковая елка стояла, украшенная игрушками в серебряно-белых оттенках. Лютик не хранил новогодние игрушки, предпочитая каждый год покупать новые, а старые просто отдавать друзьям или перепродавать вместе с елкой, поэтому угадывался в этом праздничном убранстве какой-то излишне напускной шик. Но Лютика совершенно не волновала неприкрытая искусственность — потому что нажираться он планировал вполне реально.       Так и сказал: “Геральт, в этом году я выжил. Я надерусь так, как вообще в жизни не надирался; и если у меня не будет алкогольной комы, я нареку это личным позором и карьерным падением.”       Единственное, что не вставало в эту яркую и вылизанную новогоднюю картинку — так это погода за окном. Погода за окном совершенно не подходила по стилю к елке и огонькам.       Юлиан слабенько ворчал о погоде еще за месяц до рождества. Где-то за две недели до рождества он начал периодически философствовать о связи новогодней энергетики и снега. Весь предрождественский день он просидел за роялем, то и дело оборачиваясь в окно: ждал, когда пойдет снег.       Снег не грянул и в рождественскую ночь.       Юлиан сверлил ночное небо недовольно-скептическим взглядом, то ли не веря в происходящее, то ли пребывая в глубоко разочарованном настроении.       Геральт видел, что это показательно-напускное и на самом деле снег Юлиана не особенно волновал. Просто, видимо, снег был такой же деталью, как подходящий к блузке шейный платок: Лютик хотел бы видеть эту деталь, но не собирался впадать в уныние от ее отсутствия. Поэтому ведьмак только посмеивался над ним.       Снег вполне ожидаемо не пошел и в предновогоднюю ночь.       — Нет, — внезапно выдал Юлиан и отвернулся от рояля к окну. — Я сегодня собираюсь испытать свой организм на прочность с помощью исключительной алкогольной интоксикации, а небо не соизволило разродиться хотя бы одной мокрой снежинкой?       Геральт даже не глянул в окно. Сейчас он был занят тем, что ставил клепки на новую броню: старая еще выполняла свои функции, но всё же была старой. Ремешки и застежки на ней рвались все охотнее, все чаще подкладка требовала ремонта. Как и всегда, зима была самым лучшим временем для обновления экипировки, правда, Геральту пришлось притащить сюда из Дома все свои инструменты. Но ведьмак и так хотел на зиму пригнать мотоцикл в Оксфорд, так что сложилось все очень удачно.       — Вспомни декабрь в горах, — ведьмак звонко стукнул по клепке молоточком. — И снег, который мог завалить весь первый этаж.       — Бр-р, — музыкант передернулся и вскочил с банкетки. — Нет, такое мне тоже не нравится…       Геральт приставил вторую клепку, цыкнул сам себе, убрал клепку. Подпер лоб грязной ладонью и принялся размышлять, какое лучше сделать крепление.       — Помнишь, всю вторую половину ноября мело так, что нос на улицу не высунуть? Почему весь декабрь светит солнце? Я окончательно перестал понимать этот мир, мой дорогой, — драматично добавил Лютик и подошел к окну, чтобы поправить огоньки и занавески.       — Позвони Цири и спроси, почему, — буркнул он и потер лоб. Посмотрел на грязную руку, понял, что только что сделал, чертыхнулся.       — Да знаю я, — отмахнулся Лютик и привалился к подоконнику бедром, смотря на ведьмака. — У тебя…       — Знаю, — Геральт хотел было потереть лоб чистой стороной руки, но одернул себя и решил ничего пока не предпринимать.       — Может начнем пить сейчас? Чего мы ждем? — и не дожидаясь ответа Юлиан зашагал на кухню к полкам с алкоголем.       Но вернулся Юлиан без бутылки и с излишне-воодушевленным выражением лица. Геральт не знал, опасаться ему этой эмоции или радоваться, что ворчание о погоде кончилось.       — Геральт!       — М?       — Покатай меня на… — вместо того, чтобы договорить, Юлиан крайне неумело изобразил, как заводит мотоцикл, и выдал нелепое “врум-врум”, сомкнув губы.       Геральт призадумался и чувства отрицания в сердце не нашел.       “Какой-то я больно сговорчивый стал”, — обреченно подумал ведьмак, глядя на то, как Лютик вопросительно приподнял брови.       Но не поворчать ведьмак тоже не мог, поэтому он усмехнулся и отложил молоток.       — А больше тебя ни на чем не покатать?       — А “ни на чем” потом, — подмигнул Лютик и чуть высунул язык.       — М-м, — деловито кивнул Геральт. — Только не визжи. Ты пугаешь прохожих.       — Обещать не буду! — захохотал Юлиан, приняв это за согласие, и умчался переодеваться.       — Я про… — начал было Геральт, но махнул рукой. Почему-то ему показалось, что Лютик подумал про второе, а не про то, что визжать каждый раз, когда мотоцикл поворачивает, действительно не обязательно… ***       Лютик спрыгнул с мотоцикла и сделал несколько неровных быстрых шагов, истерически хохоча, чуть не упал, но сохранил равновесие, и ввалился в зал магазина на заправке.       Геральт невозмутимо шагал за ним, наблюдая, как раскрасневшийся и пьяный от быстрой езды Лютик глазеет по сторонам и спотыкается о собственные ноги.       — Уф, а когда ты… — музыкант резко махнул рукой и вдруг свистнул, сунув два пальца в рот. Геральт поморщился сквозь улыбку, а потом прямо в воздухе поймал перчатку, которую тот случайно выронил.       — Меня аж ноги не держат! — продолжал кричать Юлиан и схватил с полки магазина сэндвич.       Геральт кивнул с выражением “вот как” и огляделся.       Зал магазина был пуст, только сонный и явно недовольный сменой в новогоднюю ночь кассир лениво листал что-то в своем смартфоне.       Юлиан продолжал восхищаться, кричать, щебетать, свистеть, взвизгивать и вести себя так, будто он самолично осушил небольшой винный погреб.       Геральт всего лишь чуть чуть превысил скорость. Только там, где не было камер. Только пару раз он резко свернул в лесополосу — только там, где точно знал дорогу. И только один раз они пролетели над небольшим оврагом — ведьмак этот овраг знал лучше, чем главную улицу Оксфорда. Из этого оврага, заполненного грязью, он однажды голыми руками вытаскивал свой байк.       — Нам, пожалуйста, два кофе! — улыбнулся Лютик так ярко, что кассир даже чуть отшатнулся от напора. — Один латте с тройной порцией ванильного сиропа, и один капучино без всего. И вот, — музыкант шлепнул на прилавок свой сэндвич. — Его!       Кассир молча начал пробивать товар.       Геральт достал свой бумажник, хоть заказ сделал Лютик. Просто сейчас музыкант пребывал в максимально потерянно-вдохновленном состоянии, и ведьмак знал наверняка, что в таком состоянии он не то что бумажник — он нос собственный не с первого раза найдет.       Ведьмак вытащил банковскую карту, поднес к терминалу и уже убрал обратно, когда на белом пиксельном экране высветилась надпись, которую ведьмак не видел уже несколько лет.       “Операция отклонена. Недостаточно средств.”       Геральт неверяще нахмурился и приложил карту еще раз. Бесполезно.       Пришлось заплатить наличными.       Лютик, кажется, даже не заметил произошедшего: он не затыкался ни на минуту с того момента, как кассир начал пробивать товар.       — Геральт, — Юлиан резко перешел на заговорческий шепот, когда они сели за столик. — Геральт! Я поймал его!       — Поймал кого?       — Новогоднее настроение! — еще тише добавил музыкант, наклонившись к самому лицу ведьмака, и вдруг выпрямился, развел руки в стороны, чуть не расплескав свой горький капучино, и запел:       “Stars shining bright above you       Night breezes seem to whisper "I love you"       Birds singing in the sycamore tree       Dream a little dream of me…”       Юлиан пел намного ниже, чем пел обычно, поэтому его плотный голос почти отдавался резонансом в груди. Может быть, кассир тоже это почувствовал, потому что начал сверлить их недовольным взглядом из-за прилавка.       Эта песня, вроде как, не была новогодней. На улице все еще не шел снег. Геральт никаких эмоций по поводу атмосферы праздников нового мира не испытывал — они его не волновали до той степени, что он даже забывал о их существовании, если Лютик не напоминал. Но именно сейчас, пока Лютик пел так громко и раскатисто, ведьмак как будто почувствовал… что-то.       Правда, наваждение рассеялось, как только Юлиан закончил. Геральт кивнул и трижды похлопал. Музыкант раскланялся, не вставая со скрипучего дешевого стула. ***       — То есть ты хочешь сказать, — выдавил Юлиан, давясь смехом, — что мы с тобой…       Юлиан не выдержал, прыснул в кулак, отвернувшись и пьяно покачнувшись на месте. Потом устроился поудобнее на полу и закинул руку на кресло.       — Что мы с тобой…       Юлиан икнул, закрыл лицо рукой, снова кашляюще засмеялся, похлопал Геральта по колену.       — Что мы с тобой, — в который раз начал музыкант, максимально глубоко дыша, чтобы успеть выговорить, пока не начнет давиться новой порцией смеха, — на мели прямо в разгар новогодних праздников.       Геральт скупо кивнул.       Лютик закрыл лицо обеими руками, смеясь.       — Я в говно, — доложил Лютик так, будто ведьмак еще сам не понял. — Я еле держу взгляд прямо. И мне холодно, кстати, почему мне холодно?       Музыкант огляделся, будто искал источник холода.       — Потому что ты сидишь на полу? — подсказал ведьмак и махом осушил стакан с виски.       — Вероятно, вероятно, — кивнул Лютик и приподнялся на руках, неизящно оперся на правую ногу и залез на кресло резко и громко. — Геральт, как тебе пришло в голову отключить уведомления от банка?       — Они мне надоели, — просто ответил Геральт и обновил напитки в стаканах.       — Резонно, резонно, — кивнул он и взял свой стакан. — Мне кажется, мой ты соком разбавил сильнее, чем свой.       — Свой я не разбавлял.       — А, — музыкант медленно моргнул. — Логично… Ладно, мы не на мели. Я дранамизирую.       — Драматизируешь?       — Драма-тизи-рую. У меня есть кое-какие сбережения. Просто это так смешно…       Юлиан обвел рукой гостиную. Геральт внимательно проследил за движением.       — Мы… вот тут. Посмотри на мою дизайнерскую елку, Геральт. И на мой белый рояль обрати внимание. А я сам так вообще бесценен. И у нас в сумме на двоих — пятьдесят фунтов.       — Сорок пять, — поправил ведьмак и фыркнул, когда Лютик округлил глаза и покачал головой, как бы говоря “тем более!”.       — Я та-ак тебя люблю, — ни с того ни с сего заявил Лютик и отпил из своего стакана. — Мне кажется, тут сока больше, чем виски…       — Тут сока больше, чем виски, — подтвердил Геральт.       — А как же мои планы по алкогольной инто… ит… иро… иро… интро. Интро? Кстати, мне на канал нужно новое интро…       Лютик подпер щеку кулаком, поставив локоть на подлокотник кресла, и внимательно вгляделся в рубашку Геральта.       — А у нас будет пьяный секс?       Геральт снисходительно посмотрел на него и подлил еще сока в его стакан. В свой — подлил еще виски.       — А ты стоять ровно можешь?       — Я — нет, — честно признался Лютик. — Но никогда еще в обеих жизнях мне это не мешало. Боже, Геральт, я та-а-ак давно не напивался до крутящегося потолка. У меня вообще всё крутится, Геральт, и не только потолок… Кстати, по поводу денег.       Лютик снова прыснул и заправил каштановую прядь за ухо, чтобы не лезла в глаза.       — Есть поговорка…       Лютик снова засмеялся до того, как договорил до конца, и откинулся на спинку кресла.       Геральт выпил последний виски и решал, продолжать вином или водкой.       — Поговорка есть такая… — задушенно повторил Лютик и утер выступившие в уголках глаз слезы ладонями.       Геральт с хлопком открыл вино и плеснул себе прямо в тот же стакан, где был виски.       — Есть поговорка, — твердо повторил Лютик. — Как новый год встретишь, так его и проведешь. Значит, мы весь год будем на мели?       — Как будто что-то новое, — усмехнулся Геральт.       Лютик сполз на пол с кресла, как змея, подтянул к себе лютню и заиграл праздничный перебор. Оперся спиной на колено ведьмака, откинул голову на его бедро, улыбнулся самой пьяной улыбкой, которую Геральту доводилось видеть за всю свою долгую жизнь.       — Так и тянет тебя посидеть на полу, — беззлобно проворчал Геральт.       — Просто люблю сидеть у тебя в ногах, здоровяк, — флиртующе протянул Лютик. — Мне нравится, что мой рот расположен в непосредственной близости к твоему херу.       Геральт подавился вином.       Конечно, Юлиан обожал флиртовать. Иногда ведьмаку казалось, что нет на свете человека, кого он не смог бы вогнать в краску своими заигрываниями. Но Геральт давно уже привык к такому беспрерывному потоку пошлостей… По крайней мере, так ему казалось до бутылки виски, выпитой практически в одиночку: Лютик начал с сидра, продолжил пивом, и к виски приступил уже навеселе, поэтому от пары стаканов крепкого напитка его так безбожно развезло. Геральт прикидывал, в какой момент нужно будет начинать оттаскивать Лютика от алкоголя, но пока что Лютик не переходил разумную грань и надирался упорно, но постепенно.       Юлиан запел наивную и веселую песню про рождество, нагло улыбаясь во все зубы. ***       Все тонкости и нюансы человеческих дел даже в старом мире для Геральта были вещью загадочной и далекой. Когда он попал в новый мир, на эти самые дела пришлось повесить ярко-красный ярлык “хуй знает что”. Раньше он хотя бы понимал принципы, сейчас же он не с первого раза мог уловить, о чем идет речь. Поэтому Геральт не мог осознать в полной мере, что на самом деле происходит вокруг личности Лютика — плюс, вокруг Лютика постоянно что-то происходило, и категоризировать это на “нормально”, “не очень” и “пиздец” было сложно. Поначалу Геральту казалось, что все происходящее с Лютиком — это “пиздец”. Потом, постепенно он пришел к тому, что и его загадочное воскрешение… это очень близко к “нормально”. Как будто быть мертвым для такого человека, как Лютик, в целом занятие абсурдное — слишком он был наглым, чтобы позволить миру происходить без него.       Изначально Геральт относился ко всей этой истории со статьями в интернете скептически: он много разных статей в интернете читал, и если бы он каждую воспринимал всерьез, то сошел бы с ума в первый же год знакомства с мировой сетью.       Понял ведьмак, что пахнет жареным, когда Юлиан из состояния паникующего и капризного недовольства перешел в состояние уверенного и упорного отрицания. Он начал утверждать, что всё в порядке — а Геральт давно уже знал, что если Юлиан говорит “всё в порядке”, значит, ничто не в порядке.       И окончательно он уверился в том, что надо опять спасать Лютика из беды, когда в Оксфорд явилась Йеннифэр.       Лично. И без предупреждения.       — Тебе нужно уехать, — в очередной раз повторила чародейка.       — Я предпочитаю зимовать дома, — уклончиво ответил Юлиан, обворожительно улыбнулся и подлил ей еще вина в бокал.       — Ты в опасности.       — Геральт, я в опасности? Я не в опасности. Если бы я был в опасности, Геральт бы знал. Это его суперспособность — знать, когда я в опасности.       Геральт поморщился. Он не был согласен: очевидно, раз Йеннифэр здесь, это значит, происходит что-то очень, очень плохое. Но достаточным аргументом он бы это тоже назвать не смог, как факт грома и молний он не смог бы назвать прямым доказательством наличия бури.       — Для того, чтобы хотя бы начать доказывать, что я сотрудничал со шпионской сетью, им нужно как минимум доказать, что Геральт — это Геральт. А доказательств нет. На камерах видеонаблюдения, на фотографиях из интернета — кстати, плохих и смазанных — со мной просто… какой-то седой широкий хрен в черных шмотках. Мало что ли таких? Вот он — идет с ролевой на сходку байкеров, по пути заходит в аниме магазин, чтобы там случайно узнать о секонд-хенде грампластинок за углом. Сколько их, таких щеглов? Попробуй докажи, что мечом он монстров убивает. Может, он просто слишком… знаешь, может он слишком ярый поклонник исторических постановок и специально заказал себе настоящий меч. И в конце концов — в конце концов, моя дорогая — кому-то надо будет подтвердить, что это он. Что Геральт представился именем Геральт, а лучше — Геральтом из Ривии. А наш дорогой, любимый, бесконечно вдохновляющий и эмоционально неловкий ведьмак разговаривает с людьми вокруг реже, чем надевает штаны по размеру. Особенно, когда рядом я. Он же привык сваливать на меня всю работу по общению с окружающим миром! В таком случае появляется целый список необходимых условий. Но даже если произойдет чудо и найдется такой человек, который добровольно сам расскажет, что Геральт из Ривии тут не просто мимо проходил, а имел со мной близкое знакомство, этим полудуркам еще нужно будет доказать, что я сотрудничал с… кем-то там. Что будет совершенно невозможно — ведь я ни с кем не сотрудничал! Как найти доказательства, которых нет? Йеннифэр, я никуда не поеду.       Йеннифэр поджала губы. Геральту не понравилось это выражение лица.       Геральт старался избегать ситуаций, когда у Йеннифэр было какое-нибудь недовольное выражение лица.       — С каких пор ты вообще, — начала она медленно и еле сдерживая раздражение, — так хочешь сидеть на месте? Лютик, если ты забыл, у тебя шило в заднице. Я который раз тебе напоминаю, но еще немного, и я просто организую тебе новое, раз старое ты потерял. Просто… поезжай куда-нибудь на месяцок. Можно на полтора.       — Я на мели, — улыбнулся Лютик так, будто ждал момента, чтобы достать козырь из рукава. — Вот, вынужденно бедствую. Я больше не преподаватель, а на частные уроки ко мне из-за всей этой шумихи никто ходить не хочет — кому нужны проблемы в университете? Те немногие средства, которые приносят стриминги, покрывают только квартплату и мою потребность в пиве. То есть, совсем никаких нет денег на билет на самолет. Вопрос закрыт.       Йеннифэр хлопнула по столу ладонью. Вот тут Геральт напрягся. Лютик дернулся, но решил играть невозмутимость, сколько ему хватит сил.       — Деньги, — прошипела чародейка и убрала ладонь со стола. На столе лежала пластиковая банковская карта. — Пароль — три шестерки, единица.       Лютик явно открыл рот не для того, чтобы согласиться, а чтобы продолжить спорить, поэтому Геральт решил наконец вмешаться, пока чародейка просто не заколдует бедного музыканта и не заставит уехать силой.       — Я думаю, нам действительно лучше уехать, — сказал ведьмак и сел за стол. До этого он стоял, привалившись к кухонной столешнице и скрестив руки на груди.       — Геральт! — протянул музыкант с таким выражением лица, будто его только что предали. Геральт не купился на это представление.       — На месяц или полтора, — продолжил он и глянул на Йеннифэр. — Нет ни одной причины сомневаться в том, что говорит Йен. Она разбирается в политике лучше нас обоих.       — Да при чем тут политика! — запротестовал Юлиан. — Тут дело во мне! Меня уже однажды пытались спровадить в другую страну, я тогда был еще подростком, а мне уже подготовили место в американском университете, я должен был учиться на юриста, Геральт. У вселенной не получилось тогда, у вселенной не получится и сейчас. Я останусь здесь и схвачусь зубами за землю, если будет нужно.       Геральт нахмурился и потер переносицу. Лютик вообще-то был натурой… вольной. И понятие родины для него было либо слишком растяжимым, либо удобным: иногда после долгих путешествий бард заявлял, что назовет домом любое место, где его накормят и дадут ведро горячей воды. И с чего он вдруг так зацепился за Оксфорд, ведьмак не…       Геральт медленно моргнул. До него дошло.       Университетский город в обеих жизнях стал для Лютика более значимым местом, чем место его рождения. Это был не только город, где у него была профессия и работа, это был не только город, где у него были друзья и бизнес, это был город, где он встал на путь поэзии. А это наверняка было очень важно для такой драматичной натуры, как Лютик.       И Лютик уже потерял один родной город. Он вполне предсказуемо не хотел терять и второй. Судя по всему, музыкант и сам ощущал опасность, именно поэтому так отрицал ее — иначе бы уехал просто потому, что Йеннифэр попросила, и легкомысленно назвал бы это незапланированным зимним отпуском.       — Мы вернемся сюда, — тут же перестроил тактику ведьмак, — как только ситуация устаканится. Йеннифэр говорит, что хватит месяца. Не вижу причин не верить ей.       — Я ни в коем случае не сомневаюсь в словах нашей дорогой чародейки, — принялся оправдываться Лютик и даже пока не понял, что начал проигрывать в споре. — Просто…       — Именно этим ты и занимаешься, — перебила Йеннифэр.       Лютик стушевался на секунду, но тут же снова натянул на себя маску уверенности.       — Нет, — твердо ответил он, — просто я не вижу ни малейшего смысла уезжать. Я уже сказал, почему. У них нет никаких доказательств.       — Что, если найдется человек, который подтвердит, что Геральт — это Геральт, и что вы знакомы близко?       — Ну может такие люди и найдутся, но пока нет дела, на допрос никого звать не будут. Вот будет дело…       — А если они пойдут сами? Пойдут и расскажут.       Лютик фыркнул и покачал головой.       — Никто из моих друзей этим заниматься не станет. Хотите верьте, хотите нет, но мои друзья — самые надежные люди.       Йеннифэр вздохнула, отпила вина, и решила взять небольшую паузу в переговорах: от идиотского упрямства музыканта у нее уже начала побаливать голова. В конце концов, чародейка уже всерьез подумывала о колдовстве — судя по выражению лица, Геральт вряд ли станет особенно возражать. Или не успеет возразить, что вероятнее. Наконец, когда бокал опустел, а тишина вокруг уже начала давить, Йеннифэр продолжила.       — Кто-нибудь кроме твоих ненаглядных друзей знает?       Лютик отрицательно качнул головой. Геральт выгнул бровь, потому что не ожидал, что Лютик начнет лгать. Да, он уже час всячески юлил, оправдывался и спорил, но до этого момента говорил честно.       Геральт не знал, как ему реагировать: выдать Лютика, или промолчать, или намекнуть? Может Юлиан просто забыл про тот Новый год в особняке семьи Леттенхоф?       Геральт почувствовал, что кто-то будто копошится около его мыслей, пока не влезая, но уже планируя, и резко повернулся к Йеннифэр, параллельно выстраивая круги обороны вокруг своего сознания. Видит небо, давно ему не приходилось этого делать.       — Это не правда, — припечатала Йеннифэр.       — Ты что, залезла к нему в голову? — взвился Юлиан и даже привстал, опираясь руками на стол.       — Нет, — спокойно ответила чародейка и выпрямила спину. — Но он поставил ментальный блок как только я попыталась, значит, ты лжёшь.       — Я вообще не понимаю, что ты так прицепилась ко мне! — он повысил голос, но как только осознал, что сделал, побледнел и сел обратно на стул. Выражение лица Йеннифэр сменилось с мрачной раздраженности на чистую, холодную ярость, и Юлиан честно тут же захотел залезть под стол или спрятаться за спиной Геральта. А лучше спрятаться за спиной Геральта под столом.       Юлиан против воли громко сглотнул, сцепил перед собой вспотевшие ладони и тихонько выдохнул.       Он и на шпионских допросах не чувствовал себя настолько же испуганным. Хотя тогда он точно знал, что его могут прибить, а сейчас он точно знал, что чародейка ничего по-настоящему плохого с ним не сделает.       — Я задам вопрос еще раз, — проговорила она спокойно и мелодично. — Кто-нибудь кроме твоих ненаглядных друзей знает?       — Да, — одними губами проговорил Лютик и начал нервно мять свои руки. — Мои родители. Несколько лет назад я брал Геральта с собой…       — Твою мать, блять! — взвыла чародейка и ударила кулаком по столу. — Так и знала, что тут что-то не чисто!       Йеннифэр потерла лоб ладонью, случайно растрепав этим прическу, и вскочила из-за стола, чтобы подойти к окну. Она провела рукой по лицу и уставилась на праздничные огоньки, которые еще не успели снять после праздников. В синих сумерках те выглядели особенно выигрышно.       Лютик все бледнел и бледнел, хоть он и не понимал, почему информация о родителях так сильно взбесила чародейку. Ему, в самом деле, не важно было, что именно ее сейчас взбесило. Он просто пытался справиться с тем, что сердце панически громыхало в груди, а от страха его начало подташнивать. Ведьмак нахмурился и цокнул: он тоже не мог понять, что особенного в этой информации, но то, насколько Лютик был сейчас испуган, чувствовал кожей.       — Так, слушайте меня внимательно, — очень тихо, но предельно разборчиво проговорила Йеннифэр. — Сейчас же…       Чародейка осеклась, отрицательно кивнула сама себе и вернулась за стол.       — Лютик, — обратилась она, глядя ему прямо в глаза. — Твои родители донесут на тебя в ближайшее время.       — Нет, — фыркнул он и поставил свой стакан с вином на стол, так и не притронувшись к нему. — Нет. Бред.       — Они сделают это либо завтра, либо в течение недели, и у нас есть всего несколько часов, чтобы уехать.       — Они не станут этого делать, — покачал головой он и умоляюще посмотрел на Геральта, как бы ища поддержки. — С чего бы им? У них свои дела. Они и думать забыли, что я существую. А если и не забыли, то могу вас заверить, они слишком меня любят, чтобы так поступить. У нас может быть есть некоторые… идеологические разногласия, я не буду отрицать. Но то, что ты говоришь, Йеннифэр — …бред. Извини. Пожалуйста, не бей меня, но я никак иначе выразиться не могу.       Йеннифэр поняла, что либо она сейчас убедит его, используя все аргументы, которые у нее есть, либо придется прибегать к магии. И второй вариант будет большой головной болью, и чародейка даже начинать не хотела перечислять, почему. По всему. Применение силы в данной ситуации, по ее мнению, было крайним случаем.       Она сглотнула, коротко вздохнула, увела стакан с вином из-под носа Лютика и выпила его, кивнула сама себе и снова всмотрелась в сине-морские глаза напротив.       — Лютик, твои родители ненавидят тебя.       Лютик нахмурился и против воли задержал дыхание. Йеннифэр продолжила:       — Они терпеть тебя не могут. Не из-за того, что ты делаешь, а из-за того, кем ты являешься. Их души отторгают тебя, как чужого. Им противна мысль о том, что ты их сын. Они сделают все, чтобы откреститься от тебя: сдадут тебя и правительству, и толпе на растерзание, и сдали бы тебя богу на суд, если бы бог существовал. Понимаешь, о чем я? Это их шанс показать, что они не за одно с тобой. Они им воспользуются.       Юлиан открыл рот и закрыл. В горле пересохло, веки стали горячими и противными, а на грудь как наступили тяжелым ботинком. Он весь будто потух, прислонившись к спинке стула, и безразлично уперся взглядом в стол. Все прожитые годы вдруг отразились на его лице: в один миг он стал выглядеть так, будто ему действительно почти тридцать. Даже глаза посерели, скрытые тенью от отросшей до скул челки.       Йеннифэр не чувствовала угрызений совести — ни капельки. Но смотреть на Юлиана было, конечно, тяжело.       — У тебя есть юрист? ***       Юлиан сидел на полу в студии, положив голову на диван, и смотрел в потолок.       Час назад Йеннифэр объявила, что всем нужно немного отдыха. Лютик, разумеется, уступил ей спальню, а сам взял бутылку белого сухого вина и ушел в студию. К своему родному студийному дивану. Сколько он записал музыки, сколько он провел бессонных ночей в муках творчества, сидя на нем — не счесть. И куда он теперь — от своего дивана..?       Лютик выпрямился, посмотрел еще раз на закрытую бутылку вина. Губы пересохли и слиплись.       В голове было пусто, но так шумно, что даже больно.       — Не знал, — с порога начал ведьмак, когда вошел, и прикрыл за собой дверь, — что белобрысый — юрист.       — А кем же ему еще быть, — пробормотал Юлиан и вымученно улыбнулся. Остроумные ответы на язык не шли.       — Я думал, он художник, — честно признался ведьмак и сел рядом с музыкантом на пол. Взял бутылку в руки, покосился на бокал, перевел взгляд на Юлиана.       — Он художник, — кивнул Юлиан, — просто… очень, очень плохой. Не говори ему, что я это сказал. Но он хороший юрист, а юристам, как известно, рисовать не обязательно. Если только не чьи-то показания, но это уже другая история…       Геральт облегченно вздохнул: Лютик хоть и говорил медленно, тихо и хрипло, но молчать перестал. И поток сознания поэта наверняка выведет его из этой пугающей пассивности.       — Все друзья у тебя какие-то… — задумчиво пробормотал Геральт и вгляделся в этикетку вина.       — Какие?       — У всех по пять взаимоисключающих профессий. Никого, кто занимается чем-то одним. Зачем, скажи мне, врачу — исторические постановки, лошади и калимба?       Лютик тихо засмеялся и похлопал Геральта по плечу. Тот слегка нахмурился и повернулся к нему.       — О, Геральт, — пропел музыкант и оживился, сел прямо и взял бокал в руки, как бы призывая ведьмака открыть бутылку. — Это не только мои друзья. Просто сейчас у всех людей есть какие-нибудь особенные увлечения: архитектор, который пишет стихи? Океанолог с коллекцией фигурок-миниатюр? А может быть, преподаватель иностранных языков, который копается в компьютерах? Или наоборот, специалист по компьютерам, интересующийся языками? Запросто. Понимаешь, люди больше не заняты вопросами выживания, тебе не нужно возделывать землю и охотиться, чтобы у тебя был обед — за обедом ты идешь в ближайшую пиццерию. От этого у них появилась целая куча свободного времени, которое они тратят по-разному: находят себе интересы по душе и вкладываются в них, да. Есть, конечно, и те, у кого нет никаких особенных увлечений, но мой тебе совет: опасайся этих ненормальных. У них… — музыкант повертел пальцами у виска, обозначая свое отношение к таким людям.       Геральт скептически приподнял бровь, но кивнул. Открыл бутылку с вином, плеснул в бокал, а сам отпил из горла.       — На всякий случай скажу тебе, какие у тебя особые увлечения, Геральт: мотоциклы, лошади, странные научно-популярные книжки про… черт знает что, если честно, потом, — музыкант отпил вина и прищурился, — психиатрия, но вроде прошло уже, да? Слава богу, кстати.       — Спасибо, я всего этого не знал, — Геральт покачал головой и закатил глаза.       — Ну вдруг тебя спросит симпатичная девочка в клубе, какие у тебя увлечения, а ты ответишь… — Юлиан кашлянул и пробасил: — Никаких. Я ведьмак. Я убиваю чудовищ, — и продолжил, но уже своим голосом: — Может быть один единственный есть человек на земле, которого заинтересует такой безэмоциональный и неприветливый образ — и это ваш покорный слуга, благодарю. Остальные, скорее всего, обзовут тебя чудиком и махнут рукой.       — Ну и хер с ними, с остальными, — искренне выдохнул ведьмак и сделал еще один глоток вина.       — Ну и хер с ними, — задумчиво повторил Юлиан и уставился в пол. Видимо, снова погряз в собственных мыслях.       Благо, Геральт прекрасно знал, что делать, когда поэт снова уходит глубоко в себя.       — Спой. Ты говорил про песню для нового альбома.       Лютик тут же вернулся в реальность, будто кто-то щелкнул переключателем его эмоций, и вскочил с пола, чтобы снять со стены свою белую гитару. Геральт наклонил голову задумчиво и спросил:       — Ты не берешь ее с собой?       — Нет. Возьму укулеле, лютню, два шейкера — без них уже никак, привык; потом бубны — незаменимы во время выступлений. А так как уезжаю я всего лишь на месяцок, я даже соскучиться ни по ней, ни по электрогитаре, ни по барабанам, ни по скрипке, ни по роялю не успею.       Геральт согласно кивнул. Юлиан опустился на диван, поджал ногу под себя для удобства, пристроил гитару на бедре, но прежде чем петь, кинул взгляд на дверь, чтобы убедиться, что та закрыта. В студии была звукоизоляция, но она очевидно не работала, если дверь была открыта, а Йеннифэр отдыхала — а после сегодняшнего мешать отдыху Йеннифэр он уж точно он не хотел.       "My song is love       Love to the loveless shown       And it goes up       You don't have to be alone"       "Your heavy heart       Is made of stone"       (Твое тяжелое сердце       Сделано из камня)       "And it's so hard to see clearly       You don't have to be on your own" ***       Лютик кинул взгляд в боковое зеркало, чтобы убедиться, что Геральт не отстал от его машины на своем мотоцикле. Кивнул сам себе. Остановился на светофоре, который искренне ненавидел: ожидание зеленого света всегда здесь было долгим, приходилось стоять и минуту, и две. Таких светофоров, конечно, было полно, но конкретно этот стоял у последнего регулируемого поворота на Дом, и в конце пути он всегда ощущался как-то особенно неприятно.       Юлиан вздохнул, и решил потратить минуту на то, чтобы достать блистер обезболивающего и выпить очередную таблетку. Бессонная ночь и долгий путь сказывались, а эмоциональный фон и вовсе давил и бил по затылку. У него даже не было сил болтать.       — Ты бы не злоупотреблял, — с сомнением протянула чародейка и ткнула пальчиком в красную таблетку на ладони музыканта. — Уже третью пьешь.       — Я не злоупотребляю, — уверил музыкант и постарался, чтобы его голос звучал бодро и непосредственно. Получилось, — я за последние несколько месяцев пил обезболивающее едва ли пару раз.       — Да, но какими дозами ты его принимаешь, — чародейка поморщилась. — Три таблетки подряд? На твой рост и вес одной штуки этой дозировки должно хватать.       — Мне кажется, — Юлиан быстро запил таблетки глотком воды и тут же вернулся взглядом к дороге, — у меня выработалась… резистентность к ибупрофену. Я так долго пил его в огромных дозах, что одна таблетка для меня теперь — пустой звук. Обещаю, я не злоупотребляю. В последний раз я принял обезболивающее… больше месяца назад. До этого… и не вспомню, когда.       Йеннифэр хотела было сказать, чтобы он лучше принимал ее обезболивающее зелье, но видимо была причина, по которой он от него отказывался: то ли навевало неприятные воспоминания, то ли вкус, действительно, был ужасным, то ли седативное действие не было ему нужно сейчас, в особенности за рулем.       Чародейка пожала плечами, не соглашаясь, но выражая безразличие — она знала, что с того момента, как Юлиан соединил свое сознание, головные боли, тревога и кошмары его перестали беспокоить. Однако, у людей…       Йеннифэр тяжело вздохнула сама себе. Ну конечно, да, у людей…       У людей время от времени болела голова. С этим ничего не поделать.       Юлиан, вообще-то, всю дорогу молчал, только изредка спрашивал что-то банальное: не нужно ли остановиться в кафе у дороги, например. И, наконец, когда они уже почти были Дома, Лютик сказал больше трех слов подряд. Йеннифэр решила, что это повод заговорить.       Она уже открыла рот, как он прервал ее.       — Йеннифэр, звезда моя ненаглядная, если ты скажешь "я же говорила, они так и сделают, и суток не прошло", я прямо тут лягу посреди дороги и вымру вслед за фауной кембрийского периода.       Йеннифэр фыркнула, но ее брови поползли вверх.       — А что, если я не собиралась этого говорить? Я хотела попросить тебя передать мне бутылку с водой.       Юлиан тут же передал ей воду, так и лежащую у него на коленях.       — В таком случае прошу не казнить, а миловать, не ведал, что несу.       Йеннифэр коротко засмеялась и провела ладонью по его локтю в нежном дружеском жесте.       — Помилован.       — Хвала всем богам. ***       Разумеется, Геральт был в ахуе. Не то, чтобы он не верил предчувствию и логике Йеннифэр; не то, чтобы он питал иллюзии о "любимом старшем сыне", как Юлиан — но произошедшее все равно было шокирующим.       Геральт и не знал, что ему думать. С одной стороны, правда сильно ударила по Лютику: он даже шутил как-то вымученно, то и дело проваливался в мрачную задумчивость и игнорировал все десятки уведомлений, которые приходили на его смартфон, что было ему несвойственно. С другой стороны, если бы прошлой весной ведьмак не вывалил чародейке всё, что думает по поводу семьи Леттенхоф, она не смогла бы предсказать события и буквально спасти Лютика от целой пропасти проблем. Геральт даже представлять себе не хотел, сколько проблем принесла бы вся эта ситуация, останься Юлиан в Оксфорде. Как бы Геральт ни поступил в той ситуации, последствия были неизбежны.       Плюс ко всему, ведьмак знал, что если бы Йеннифэр захотела, она выжала бы всю интересующую ее информацию и без всякого согласия ведьмака. Той весной она была настроена решительно.       Ведьмак до сих пор не знал, как ей удалось "починить" мозг Юлиана, потому что они оба говорить ничего не хотели. В итоге Геральт решил, что ему это и не важно, если сейчас все в порядке.       Но сейчас он снова начал тревожиться: он полагал, что в прошлый раз две личности Лютика отделились друг от друга вследствие огромного эмоционального потрясения — воспоминания о собственной смерти. Не станет ли ситуация, в которой Лютик был сейчас, достаточным эмоциональным потрясением, чтобы это произошло снова?       Геральт внимательно наблюдал за Юлианом. Но ни пустого взгляда, ни диалогов с самим собой и путаницы в "он, я, мы" не было. Юлиан был цел. Но Геральту все равно было не по себе.       — Как ты себя чувствуешь? — прямо спросил Геральт, когда устал ломать голову.       — Утомился,— вздохнул Лютик и стянул рубашку через голову, даже не расстегнув все пуговицы.       — Нет, я имею в виду… — ведьмак повертел пальцами у виска.       — Все еще кувшин с молоком, — фыркнул Лютик, стащил с себя брюки и оставил их прямо на полу. Лег на кровать на спину и уставился в потолок.       Геральт облегченно вздохнул.       — Заебал ты меня со своей шизой, Лютик, — спародировал Лютик и улыбнулся.       — Заебал, — согласился ведьмак, проверил, что дверь закрыта (хотя это, вроде как, больше не было гарантией приватности, все же ведьмак чувствовал себя комфортнее за закрытыми дверьми), лениво разделся и лег рядом.       Геральт тоже устал, хоть и не так сильно.       Световой день постепенно подходил к концу, в Доме были слышны шорохи, разговоры и стук посуды на кухне. За окном выл ветер, но в комнатах в кой то веки было тепло. Зима выдалась очень мягкая и малоснежная, и система отопления со своей прямой задачей на этот раз справилась. Лютик даже не ныл, что холодно — значит, температура была настолько высокой, что была комфортной для человека.       Из раздумий о температуре ведьмака вывел хриплый голос — он даже не сразу понял, что у него спросили, потому что думал о том, что надо залезть под одеяло, раз они собрались спать.       — Геральт, как меня можно не любить? — очень серьезно повторил Лютик и сцепил руки на груди.       — Никак, — фыркнул ведьмак и не глядя хлопнул его по бедру.       — Вот и я о том же! — взвился музыкант и даже сел, но возмущенно сидеть ему не понравилось, и он лег обратно. Видимо, возмущенно лежать было комфортнее. — Это же практически невозможно. Я же дьявольски талантлив, великолепно красив, а также очарователен и умен. Ты согласен, ведьмак?       — Я бы добавил к этому списку пару эпитетов, но воздержусь, — беззлобно проворчал ведьмак.       — Ты выучил слово "эпитет", а это подтверждает мои тезисы больше, чем твое согласие, — вывернулся Юлиан.       Геральт хмыкнул и сел, чтобы залезть под одеяло. Юлиан последовал примеру, подполз к плечу ведьмака, чтобы уткнуться в него носом.       — Геральт, ты согласен с Йеннифэр?       — В чем? — уточнил ведьмак, хотя было желание ответить что-то вроде: "Конечно, это же Йеннифэр. Она всегда права, хоть это и бесит."       — В том, что…       Когда они только приехали в Дом и первым делом пошли выпить чаю (или чего-нибудь покрепче) с дороги, Юлиан искренне, но всё же риторически спросил, почему каждый раз, когда он где-нибудь приживается, происходит какой-нибудь пиздец. Только он купил рояль, отремонтировал студию, не прошло и двух лет, всё пошло по наклонной, но много лет он жил в этой квартире, как чужак — и все было в порядке.       Йеннифэр проигнорировала философский тон, который не подразумевал ответа, и высказалась:       — Потому что ты странствующий бард, Лютик. Твой дом — дорога. Ты вечный изгнанник, бродяга, везде чужой. Это природа твоей души — прими её.       Больше риторических вопросов Юлиан не задавал.       — Да, я думаю, я согласен, — признался ведьмак. — Ты и сам это знаешь.       — Это плохо?       — Это никак. Просто факт. Это ты тоже сам знаешь.       — Я люблю тебя, — ни с того ни с сего пробормотал музыкант и боднул плечо ведьмака лбом.       Геральт давно заметил, что Юлиан признавался ему в любви в какие-то неожиданные, странные моменты, когда это вроде как было не к месту — но делал это так искренне, как будто только это он и мог сказать. Вот и сейчас ведьмак не понял, к чему это.       Геральт повернулся к нему лицом, подсунул руку под его бок и прижал к себе не сдерживаясь, сильно и душно.       — Геральт, — буркнул он в его щеку, опалив ее горячим дыханием. — Я… нет, мне не тесно, все хорошо, можешь покрепче обнять, спасибо. Я о другом. Я очень хочу тебя сейчас, но я так устал, что никаких сил на это нет.       Геральт выдал долгое низкое "хм-м" и провел свободной рукой по его животу, потом по бедру.       — Ты предлагаешь…       — Мхм.       — Ты предлагаешь пренебречь сладкими и тягучими прелюдиями, а также разнообразием поз, практик и идей, и отдаться воле похоти бездумно, бессмысленно и бездушно.       — Да, я предлагаю быстро подрочить и заснуть.       — Варварство. И хватило же тебе наглости предложить подобное вопиющее действо мне — истинному ценителю любви.       Геральт дернул бровью, мазнул губами по колючему подбородку Юлиана, переместил руку на его задницу.       — Я согласен, кстати, — уточнил Лютик и сразу, без промедлений, залез в его нижнее белье рукой. — Я не знаю, мне все таки благодарить все сущее, что у тебя такое термоядерное либидо, или быть в ужасе, — прошептал он.       — Ты хотя бы знаешь, что такое "термоядерный"?       — Нет.       Геральт чуть приподнял голову, чтобы поцеловать его в кадык, почувствовал, что вторая рука Лютика легла на его грудь.       — Ты не упускаешь возможности упомянуть, какой я волосатый, при каждом удобном случае, а… ох, — Юлиан прервался на судорожный вздох, когда Геральт с нажимом погладил его прямо по белью. — А у самого, — продолжил он и зажмурился, подаваясь бедрами навстречу, — на груди из-за волос вырисовывается самая настоящая ложбинка, когда ты лежишь на боку. Геральт оторвался от его шеи, чтобы посмотреть вниз. Черт, ложбинка действительно там была. Видимо, есть плата за развитые мышцы груди. И за волосы на ней. Лютик как раз изучал эту ложбинку пальцами одной руки, пока другой настойчиво, но медленно гладил его член.       Ведьмак снова прижал его к себе ближе, несколько раз крепко поцеловал в скулу, потом прижался к его губам. Когда Лютик прогнулся в пояснице под его напором, закинул на него одну ногу и притерся бедрами ближе к руке, ведьмак понял, что от оргазма его отделяет несколько движений.       Сам же Юлиан, такая сволочь, еще не полностью возбудился — день действительно был утомительным и тяжелым.       Геральт вспомнил (хотя он особенно и не забывал), почему быстро подрочить и заснуть было для них не всегда актуальной тактикой.       К тому моменту, как к Лютику приходил первый оргазм, Геральт уже выходил на третий, и распалялся до того, что готов был трахаться еще и час, и полтора и — иногда — всю ночь до утра. А иногда Лютик доводил его до оргазма только словами и поглаживаниями, и тогда Геральт вовсе сходил с ума. Он до сих пор не очень понял, как у Лютика это получалось, ведьмак пробовал проворачивать подобное в ответ. Результат ему, безусловно, нравился, но для того, чтобы кончить, Юлиану требовалась намного более активная стимуляция. Хотя, стало проще, когда он перестал пить столько таблеток.       — Моя любовь, мой хороший ведьмак…       Геральт зажмурился, мягко отстранил его руку и полностью переключился на то, чтобы довести Лютика до полного возбуждения.       — Вот так я каждый раз планирую, как доведу тебя до беспамятства, — пророкотал ведьмак ему на ухо, — а в итоге доводишь ты меня. Дважды.       — Довожу до чего? — ехидно уточнил Лютик, но послушно убрал руки.       — До бешенства, — не смог удержаться от шпильки ведьмак. — Просто лежи и молчи. Я сам все сделаю.       — Мой восхитительный, красивый и сильный волк наказал мне расслабиться и получать удовольствие, ну что…       — И заткнуться.       — Не было такого, — вяло запротестовал Юлиан, положил одну руку под голову, другую на широкое плечо Геральта, и закрыл глаза.       Юлиан отметил, что Геральт действительно сделал все сам, и невозможно отрицать, что в лучшем виде: когда Юлиан почувствовал приближение оргазма, Геральт схватил оба члена одной рукой и каким-то невероятным образом заставил их кончить одновременно. От одного только этого факта ему хотелось кричать, но кричать никаких сил не было. Едва сошли последнии судороги оргазма, а тело перестало непроизвольно раскачиваться и дрожать, Юлиан ощутил такую свинцовую усталость, что даже рот открыть было тяжело.       Как только беспорядок был устранен с помощью влажных салфеток, а Геральт был быстро, но яростно зацелован, Юлиан провалился в сон. ***       Утренний туман еще не сошел, солнце едва-едва блестело бледным желтым цветом, но Лютику все равно было так жарко, что он снял всю верхнюю одежду и остался в одной рубашке и коричневых домашних брюках. С мечом в руке и в высоких сапогах. Он был уверен, что выглядит нелепо.       — Медленно.       — Я еще даже не размялся, ведьмак! Подожди минут десять, дай хоть вспомнить…       Лютик отразил легкий удар, но приложить к этому пришлось все свои силы. Однако же, инерцию атаки он все равно не выдержал: сапог проехался по земле, поднимая хлопья мокрого снега в воздух. Геральт быстро увернулся, а Лютик зажмурился и закрылся руками. Холодная вода остудила разгоряченную кожу, и так влажная от пота рубашка и вовсе промокла.       — Противнику насрать, размялся ты или нет.       — Я вижу! — взвился музыкант и вытер лицо прямо рукавом.       — Еще раз.       Юлиан послушно встал прямо, поднял меч и напал — в этот раз действительно лучше.       Из-за того, что заснули они вчера рано, проснулись оба тогда, когда еще не рассвело. Лютик сам предложил провести время за тренировкой, а теперь возмущался, что Геральт его не жалеет.       Геральт, вообще-то, очень сильно его жалел, так как понимал, насколько обычному человеку тяжело драться с ведьмаком, но озвучивать это ведьмак не планировал. Он полагал, что Лютик и сам все понимает, а возмущается просто из вредности.       — Ты говорил, что Эскель показал тебе пару новых приемов, — съехидничал Геральт и даже не поднял свой меч, чтобы отразить атаку — просто увернулся, отклонившись назад.       — Я приберегу их для важного случая, — заверил Лютик и тут же напал еще раз.       Геральт одобрительно хмыкнул: хоть Юлиан еще не до конца влился в бой, но его тело, видимо, действовало машинально. Геральт подумал, а как его тело могло действовать машинально, если это другое тело…       Юлиан снова напал, да так неожиданно и исподтишка, что Геральту пришлось отразить удар оружием. Ведьмак заулыбался: вот что действительно было преимуществом Лютика, которое он даже сам не до конца осознавал, так это то, что он умел двигаться хаотично и непредсказуемо, что делало бой с ним труднее и веселее.       — Твои руки помнят движения, — озвучил ведьмак и сделал шаг назад, чтобы позволить Лютику хорошенько замахнуться.       — Да, я тоже это заметил. Давно заметил, — выпалил он, вдохнул поглубже и вместо того, чтобы замахнуться, присел и атаковал ноги Геральта.       Геральт то ли гаркнул, то ли крякнул и подпрыгнул прямо над лезвием.       — Вау, как ты умеешь это… — восторженно пробормотал Юлиан и засмотрелся на прыжок, а ведьмак воспользовался паузой и выбил меч из его рук. Лютик обиженно скривился и отступил, подняв руки вверх. — Повержен. Сдаюсь.       — Как твое тело помнит движения, если это другое тело?       — Понятия не имею, — пожал плечами музыкант, поднял меч, но нападать не спешил. Взмахом руки попросил минуту, чтобы отдышаться. — Йеннифэр говорит, что я абсорбировал себя. Что бы это ни значило.       — Что бы это ни значило, — повторил Геральт и оглянулся на тренировочные стойки-колонны. Сегодня он планировал затащить Лютика на них и прогнать бедного поэта по полной программе.       — Это значит буквально то, что значит, — раздался голос откуда-то сверху.       Геральт и Юлиан синхронно подняли головы и увидели в окне второго этажа Йеннифэр, сидящую прямо на подоконнике. Свежая, чистая и сухая, да еще и с чашкой дымящегося горячего кофе. Юлиан горестно вздохнул и зябко повел плечами: как только он переставал двигаться, он начинал замерзать. Сказывалось то, что он был уже весь мокрый, а также то, что на улице, вообще-то, стоял февраль, хоть и необычно теплый.       — Понятнее не стало! — прикрикнул Лютик.       — Продолжайте-продолжайте, — сказала чародейка. — Я смотрю. И красиво давайте.       — Давай ты посмотришь минут через пятнадцать или двадцать, когда я разомнусь как следует? Я обещаю, доблестный ведьмак будет красиво повержен силой музыкальных рук.       — Это ты про то, что он дает тебе победить в конце каждой тренировки, как школьнику? — ехидно поинтересовалась чародейка. Лютик честно закивал.       — Обучение проходит успешнее, если имеет положительное подкрепление, — озвучил Геральт.       — Именно так, — согласился Юлиан и потряс указательным пальцем. — Ведьмак умен и коварен.       — Вы оба придурки.       — Отдохнул? — Геральт обратился к Лютику, не дав ему придумать остроумный ответ. — Давай заново. Но теперь я считаю.       — Это когда ты начинаешь это своё "раз, два, поворот, три, четыре, кувырок"? — простонал Лютик. — Я больше люблю драться бесцельно. Ради удовольствия.       — Ему не терпится посмотреть, — громко сказала чародейка, — как ты будешь кувыркаться по снегу и грязи! ***       Юлиан успел дважды переодеться, потому что поваляться по снегу и грязи пришлось, а потом пришлось попрыгать по колоннам, и в итоге пришлось залезть на большой маятник.       Точнее, от маятника нужно было уворачиваться, но у Лютика никак не получалось поймать темп. Вышедший посмотреть на представление Ламберт ехидничал, что у Цириллы получилось в тринадцать, а Лютику уже без пяти минут сотня, а он все никак не может побороть страх перед качающейся конструкцией. Лютик разозлился, и вместо того, чтобы продолжить попытки, просто прыгнул на маятник и покачался на нем. Правда, не смог удержаться и упал прямо в мокрый серый сугроб, но уверил всех, что так и было задумано.       Ламберт продолжал ехидничать, однако.       "Менестрель, а не может поймать ритм маятника! Умора!"       Лютик разобиделся и ушел, однако же, вернулся через минуту в чистой и сухой одежде.       — Менестрель, а не может поймать темп, — пробормотал он задумчиво. Вдруг оживился, крикнул, что Ламберт — гений, подбежал к маятнику и начал напевать под ритм его раскачиваний.       Геральт отнесся к идее скептически, но этот способ неожиданно сработал: Лютик вышел на траекторию маятника и успешно увернулся.       — Ха! — крикнул Юлиан и увернулся второй раз, продолжая мычать под нос. Увернулся и в третий, а на четвертый присел под маятник — тот действительно пролетел прямо над его головой, не задев. Довольный своим открытием, Лютик встал, чтобы оповестить всех о победе, и был сбит маятником прямо в сугроб. Опять.       И ушел переодеваться в третий раз. ***       — Вот, наконец что-то стоящее, — озвучила чародейка сама себе.       Она все еще сидела на окне, предпочитая наблюдать за тренировкой из тепла и сверху: там был лучший обзор. Лютик все никак не выбивался из сил, хотя гонял его Геральт уже добрые два часа. Йеннифэр бы даже удивилась количеству жизненной энергии, которая была у музыканта, но удивляться она совершенно разучилась.       Вместо того, чтобы обессилеть к концу тренировки, Лютик всерьез разошелся. Геральт даже перестал ехидничать над его атаками, только озвучивал ошибки и скупо хвалил удачные выпады.       Очередной изворотливый удар ведьмак отразил прямо над своим плечом, Лютик громко крикнул что-то неразборчивое, чем отвлек его на секунду: всё-же, Геральт опасался, что Лютик поранится. Но Лютик вовсе не поранился, он пнул снег сапогом прямо в его сторону. Попытался выбить меч из его рук, пока ведьмак отплевывался от снега, зажмурившись, но в итоге оба меча полетели на землю.       — Ха! — крикнул Юлиан, довольный бессовестной атакой и результату, к которому она привела. — Ничья!       — Черта с два, — хмыкнул Геральт и схватил его за рубашку, дернув на себя. — Нужно было сразу бить кулаком. Ты помедлил. Теперь у тебя разбит нос и сломаны ребра.       — Черта с два, — повторил Юлиан и легонько прикоснулся ножом к груди Геральта.       — Когда успел? — прифигел ведьмак. — У тебя не было ножа.       — А это твой, — совсем весело крякнул Лютик и улыбнулся во все зубы.       Геральт фыркнул и толкнул Лютика на землю. Уже хотел сказать, что никакой ничьей не было, но Лютик вскрикнул, теперь уже по-настоящему.       — Лютик, блять, — зло выплюнул Геральт. — Я тебя не учил, как правильно падать!? ***       Геральт вышел из кухни в гостиную и увидел до ужаса сюрреалистичную картину.       Точнее, картина была обычная. Но Геральт всё равно испытал дереализацию.       Юлиан сидел на диване, кутался в одеяло и дул на горячий черный кофе, который держал в одной руке; другой рукой он мял пятки Йеннифэр, которая заняла большую часть дивана с таким видом, будто ей принадлежит вся вселенная и никак не меньше; напротив на диване сидел Эскель и спрашивал Лютика по теоретической части правильного падения и правильного принятия удара. Геральт так и застыл посреди гостиной со своим кофе, глупо уставившись на распухшую голень Юлиана, которую он нагло положил прямо на новенький журнальный столик.       Геральту показалось, что не может быть всё так хорошо и правильно. Что не могут все быть живы и здоровы. Если могут — то какой, мать его, ангел-хранитель помог Геральту оказаться здесь? Ведьмак бы с удовольствием повыдирал ему все перышки за такую самодеятельность. Потому что если это шутка, то это нихуя не смешно.       — Не хочет вправлять? — хрипло спросил Геральт просто чтобы не молчать.       — Боится, — пожал плечами Эскель. — Пытался вправить сам, но я ему не дал.       — Я надеюсь, что великая чародейка сжалится и поможет моему небольшому ушибу с помощью магии. Быстро и безболезненно, — протянул Юлиан с такой мольбой во взгляде, что Геральт бы точно не устоял.       Но Йеннифэр отмахнулась.       — Я не буду тратить драгоценный хаос на обычный вывих.       — Пожалуйста, моя ночная, любимая ведьма.       — Говори что хочешь, Лютик, я сказала: нет. Это не ленточку создать из старого шнурка, это серьезный объем магии. Бесполезная трата бесценных ресурсов на то, что может пройти само.       — Оно не проходит само, — простонал Юлиан. — Что хочешь проси, хочешь, я каждый вечер буду тебе за это делать массаж ног?       — Делай, — разрешила чародейка. — Но голень твою я лечить не буду. Тем более, ты сам виноват.       Юлиан тяжело-тяжело и расстроенно вздохнул.       Геральт обошел диван, присел прямо на пол рядом с ногой Юлиана, поставил свой кофе на журнальный столик. Игнорируя жалкие отказы музыканта, а также его заверения, что он лучше тогда справится сам, ведьмак аккуратно взял его за колено и пятку и чуть приподнял. Но остановился.       — Ты что, голый? — устало уточнил ведьмак.       Юлиан усерднее запахнул одеяло.       — У меня кончилась чистая одежда.       Геральт понятливо кивнул, отнял у Лютика чашку и поставил ее на стол. И за две секунды справился с вывихом, не дав Юлиану ни времени подготовиться, ни возможности избежать лечения.       — Ауч, — укоризненно добавил Юлиан, когда проорался, и утер слезы краем одеяла.       Йеннифэр даже не поменяла позу, так и осталась бессовестно лежать. Только кивнула Лютику на свои ноги, призывая продолжать массаж. ***       — И я думаю, — продолжил тараторить Юлиан, — выпустить новый альбом под этим названием, уж очень оно мне приглянулось. Плюс, третий альбом застрял, так как в свою студию я еще долго не вернусь… — музыкант буквально заставил себя не вздыхать и не терять бодрость. — И он будет в другом стиле! Куплю какой-нибудь средний, но приличный микрофон, обложусь подушками и одеялами в одной из свободных комнат. Будет что-то… будет фолк, но с таким вайбом лоу-фая, крики, рок, звуки леса.       Геральт половины слов не разобрал. "С вайбом лоу-фая" — что это вообще должно значить, блять!? Но кивнул.       — И лютня. Будет мно-ого лютни. А партию барабанных, что же, напишу на компьютере, а как иначе… Вот нога перестанет болеть и поеду за микрофоном. Сразу же. Вот, послушай что я уже сочинил…       "And my blossoms… are ready to fall…" ***       Лютик сосредоточенно листал страницу за страницей на ноутбуке и хмурился. Уже который день он не вылезал с сайтов покупки-продажи недвижимости, так как у Джона получилось найти покупателей.       Юлиан знал, что его друг — неплохой юрист. Но в связи с последними событиями, он вынужден был признать, что подружился с гениальным юристом — таким, каким он сам бы никогда не стал, если бы у родителей все же получилось отправить его, семнадцатилетнего, учить правовое дело в Штаты.       Когда все эти странные события вокруг его личности только разгорались, а Йеннифэр чуть ли не силой вытащила его из Оксфорда, покрошив его психику на кусочки, Юлиан отнесся скептически к идее с доверенностью, переписью имущества, переводом денег на счета друзей. В итоге оказалось, что все события чародейка предсказала с пугающей точностью, и все меры, которые она заставила предпринять, оказались важны и даже необходимы.       И теперь она заявила, что вернется в Оксфорд Юлиан только лет через десять в лучшем случае.       Юлиан заставил себя не впасть в уныние от одной только идеи. Отвлек себя тем, что начал искать… что ж. Он начал искать новое место для жизни.       Сам бы он не додумался до всего, что говорила чародейка и друг-юрист. И теперь чувствовал себя, как ребенок, которого отвели за руку от края крыши. С одной стороны Джон то и дело скидывал ему какие-то странные документы, разжевывая, что они значат и что надо делать, с другой стороны Йеннифэр следила, чтобы он не "наделал глупостей".       — Геральт, а что ты думаешь… — не выдержал Юлиан и повернул ноутбук экраном к ведьмаку.       Геральт отложил инструмент.       Он не знал, зачем Юлиан сидит с ним в гараже и наблюдает, как Геральт возится в своем байке, перепачканный маслом и грязью с головы до ног, но не был против. Юлиан принес походный плед, разложил его на бетонном полу, протянул зарядку от ноутбука и молча сидел, перебирал объявления об аренде, продаже и обмене.       — Я не знаю. Просто живи здесь. Или купи что-нибудь поблизости.       — Ну, понимаешь… — Юлиан убрал ноутбук обратно на колени и продолжил листать сайт. — Мне нужен… Мне нужен не такой город. Мне нужен город студентов: живой, яркий, странный, пьяный и бесшабашный. Где утром можно читать лекции в местном университете, а вечером в этом же городе с этими же студентами кутить. Тут… тут немного другая специфика. Тут город туристов, и я не знаю, это немного не мое.       Геральт никак не отреагировал на то, что Лютик проигнорировал идею просто остаться в Доме. Ведьмак понимал: такому шебутному придурку нужно было движение даже в зимовку, а в Доме движение было разве что между тренировочными снарядами и гостиной. А в ближайшем мегаполисе, действительно, круглый год был наплыв туристов: спасибо, легалайз. Зато, и затеряться в таком городе было проще простого, это Геральту нравилось. А вот Лютику, видимо, не очень.       — Я понимаю, — сдался ведьмак. — Покажи, что ты нашел. ***       — Геральт! — заголосил Лютик и вбежал в комнату. — Геральт! Геральт, ты не поверишь! Ты не поверишь!       Ведьмак поймал себя на мысли, что нет, он поверит, что бы ни случилось. Он вообще разучился не верить во что-то. Все невероятные события теперь казались ему простыми, банальными и скучными. Если бы оказалось, что Юлиан орет на весь Дом потому, что на задний двор высадилась летающая тарелка, синяя будка и советский спутник, Геральт бы только поинтересовался, цел ли его новый тренировочный снаряд из металлических цепей и деревянных колов.       — Геральт! Я вырос!       — Чего? — ведьмак повернулся к нему лицом и неверяще выгнул бровь.       — Примерно на сантиметр, но как раз на столько, чтобы мой рост теперь составлял ровно шесть футов! Представляешь!?       — А до скольки лет растут обычные люди? — пробормотал ведьмак.       — Где-то до двадцати пяти, — немного спокойнее начал объяснять Юлиан, — но я последний раз вставал перед линейкой еще курсе на втором, мне тогда было двадцать, наверное. Так что вполне объяснимо, что я подрос. Вероятно, это произошло не вчера и не в этом году даже. Но… Но! Ровно, ровно шесть футов. Ро-в-но. Я теперь буду петь песенку "...six feet tall and super strong…" про себя!       Геральт фыркнул и покачал головой.       — Осталось только стать супер сильным, да? — не удержался от шпильки ведьмак, а в мыслях добавил: "Раньше ты эту чертову песню будто не про себя пел, мудак."       — Эй! — возмутился Лютик. — Я невероятно силен!       — Ну да, — усмехнулся ведьмак.       — Для среднестатистического мужчины я очень сильный, Геральт. Ты просто сравниваешь меня… с собой! А так нельзя делать, это же не честно!       Лютик в два шага оказался рядом с ним, присел, и перед тем, как ведьмак успел понять, что происходит, музыкант крепко обхватил его руками и поднял.       Поднял.       Геральт знал, что Юлиан, в принципе, не самый слабый человек. И не раз Лютик тащил его, раненого после битвы, на своих плечах. Не то, чтобы Геральту это было в самом деле необходимо — он мог просто отсидеться, отлежаться в лесу, подождать, пока регенерация начнет работать. Он так и делал всю жизнь, вообще-то. Но Лютик отказывался оставлять ведьмака, истекающего кровью, в лесу и тащил на себе, сколько бы тащить не приходилось.       И все же каждый раз Геральт удивлялся, когда Лютик что-то подобное вытворял.       — Немедленно поставь меня на место, — прошипел ведьмак.       Он мог освободиться за секунду, но вообще-то спрыгнуть с рук кого-то, кому не хочешь навредить, достаточно трудно. Потому что как только Геральт оттолкнется, Юлиан потеряет равновесие и грохнется, в лучшем случае, на задницу. В худшем случае стукнется головой о что-нибудь твердое и разобьет свое красивое, ангельское личико.       Ведьмак был в ловушке.       — Сначала признай, что я супер-сильный, а потом я поставлю тебя на место, — бессовестно заявил он куда-то в живот Геральта, потому что держал его прямо, ухватив за бедра.       — Поставь меня на место, иначе я поставлю себя сам, и тебе это не понравится.       — О, мы уже перешли к угрозам? Что, готов терпеть еще две недели, как я скучаю в кровати, потому что у меня забинтована нога, и мне нельзя ходить?       Геральт не готов был терпеть это еще раз. Хотя, Лютик не ныл, не возмущался и не приставал к нему по поводу и без. Именно это как раз ведьмака и напрягало: если Лютик не вел себя, как заноза, значит, ему действительно было плохо и больно. Геральту это не нравилось.       — Лютик, — сдался ведьмак и зажмурился. — Ты… Блять, просто сейчас же поставь меня. Я не шучу.       Геральт посмотрел вниз и чуть отклонился, схватившись за плечи музыканта, хотя до этого держал руки в воздухе.       — У тебя вены на лице вздулись. Тебе тяжело. Ты потянешь связки.       — Ты уже просил, угрожал, теперь ты приводишь аргументы. А всего лишь надо мне сказать, что я сильный, и что песенка про идеального мужчину — про меня.       — Я считаю до трех, — очень мрачно произнес ведьмак.       Лютик поднял на него взгляд, поджал губы и наконец поставил Геральта на пол. Получил подзатыльник, ойкнул.       — Ты сильный. А еще ты заебал меня своими выходками.       Геральт хотел еще пригрозить, что не станет его лечить, если Юлиан всё-таки перенапрягся и его слабые человеческие мышцы и сухожилия не выдержали, но, вообще-то… Геральт знал, что будет его лечить.       Ведьмак совершенно точно был в ловушке.