***
Всё потонуло в нарастающем густом гуле — грандиозное оружие пробуждалось от полусна: в его недрах забились гулкие железные сердца, и тёмная энергия хлынула в искусственные жилы. Подчиняясь гнетущей силе, пришли в движение сложные механизмы машины времён и судеб, и душное рубиновое марево поползло из центральной шахты. Наполненный частицами колдовства воздух нёс горький запах железа и приторно-сладкие ароматы алхимических эссенций. Вся эта гарь от работающих печей «Копья Тьмы» лезла в ноздри, оседала на языках и забивала горло. Лица свиты бледнели, глаза начинали слезиться, а лёгким не хватало воздуха. К неудобствам быстро добавился жар — невыносимым дыханием Преисподней он вырывался сквозь шахту откуда-то из таинственных недр «Копья Тьмы». Только Император не замечал этого. Сотканный из льдистого мрака металл его Доспеха оставался обжигающе холодным, и где-то в чёрной глубине нагрудника слабые искры света, чудом не потонувшие в железной бездне, колдовским мерцанием отмечали последние мгновения уходящей эпохи раздора. И приветствовали эпоху Вечной Империи. — Отсюда — рука в перчатке из чёрного железа обвела зал управления — я позволю вам увидеть, как моя Империя шагнёт в Вечность. Полный властной силы и божественного могущества голос, без труда перекрывший шумовой вал «Копья Тьмы», звучал ужасающе глухо. Словно эхо иного мира. Будто сокрытый за непреодолимым металлом человек вовсе растворился в объявшей его бронированной черноте. Расползающаяся от Императора аура холода соперничала с жарким дыханием «Копья Тьмы». Лорд Истрим на себе ощутил касание кровавого пламени и чёрного льда: первое — жгло мозг, превращая мысли и эмоции в вязкий сумбур, в котором так легко потеряться, не разобравшись, что к чему, второе — клыками вгрызалось в шею, мешая сделать вдох, не давая сказать даже слова. Апофикар шагнул вперёд: — Мой Повелитель, — его голос не мог тягаться в силе с голосом Императора, и не мог перекрыть гул колоссальных машин, но Истрим почему-то верил, что будет услышан. У него было что сказать… Было… Но он, почему-то, не смог этого сделать. Холод с новой силой сдавил горло, заморозил связки, сделал язык неповоротливым. Император взглянул на него: громоздкий латный воротник и увенчанный рогами тяжкий шлем чуть повернулись — достаточно, что пара алых глаз-визоров пронзили взглядом сердце и разум апофикара. — У вас есть, что сказать мне, лорд Истрим? — голос Императора звучал будто отовсюду, и ниоткуда: он незримыми миазмами льдистого мрака выползал из-под решётчатого железного пола, и вливался в зал управления через кольцо стрельчатых окон. — Полагаете, что лучше своего Императора знаете, что надлежит исполнить? Истрим почти утонул в этом голосе, будто в разразившемся внезапной бурей море, но смог вспылить, сделать глоток воздуха, и ответить: — Нет, Повелитель. Я живу лишь чтобы служить вам. И снова он сказал совсем не то, что хотел. Вернее, не смог произнести то, о чём думал. — И всё же, вы против моего решения, — тихая печаль в голосе Императора была, скорее всего, просто фантазией апофикара. Тем, что он желал бы услышать. Но он хотел верить в её реальность. — Да, — краткое, простое словечко далось Истриму сложнее, чем весь путь до «Копья Тьмы». — Что же… — увенчанный рогами шлем качнулся — совсем немного, но достаточно, чтобы апофикар уловил в этом движении разочарование. Император обернулся к другому своему верному. — Генерал Браксар. Генерал, всё ещё переживавший потрясение всех основ своего мировоззрения, вызванное разоблачением истинного облика Императора, встрепенулся, и поспешно шагнул вперёд — к темнеющему гиганту из ледяного железа. — Повелитель? — в его голосе звенело стремление служить, и каждый шагом и вздохом доказывать безграничную верность. — Вы нужны мне, мой друг. Слова Императора задели самые чувствительные струны души Браксара, и его глаза зажглись небывалым воодушевлением, а сам он с трудом подавил желание опуститься на колени, и вручить всего себя и свою судьбу в руки этого тёмного владыки. — Мой Повелитель! — голос Истрима, заслонённого Браксаром и оттеснённого от Императора, зазвучал сильнее. Апофикар не собирался отступать, и холодность Императора только придавала ему решимости. — «Копьё Тьмы» потребует всех ваших сил, сейчас это может быть опасно! — обернувшись к Браксару, он решил искать помощи у него. — Генерал! Но Браксар не слышал — его разум наполнял обращённый только к нему одному колдовской шёпот Императора. Зато апофикару ответит другой голос: — Оставьте это, Истрим. Император повелел. Лорд Гроуввейер, сокрушённый внезапным поворотом быстро несущихся событий, наконец-то дождался момента, чтобы продемонстрировать Повелителю свою безграничную лояльность. На лице одноглазого наместника Тронного Города даже замелькала тень былой надменной уверенности и превосходства. Эту тень в миг смели с него слова Императора: — Как всегда амбициозны, Гроуввейер? Давящая сила Императорского голоса заставила наместника склонить голову. — Мой Повелитель, я всегда верно служил Вам… Но Император только отмахнулся: — Амбиции уместны и весьма полезны, наместник, — наставительно произнёс он. — Безмятежность — не для нас. Но берегитесь амбиций, уводящих из моей тени. Угроза была озвучена с предельной ясностью — она заставила Гроуввейера содрогнуться, почувствовать невидимую петлю, затянувшуюся было на шее… и в последний миг соскользнувшую. Он всё ещё оставался наместником Тронного Города, одним из приближённых Императора Вечной Империи, и не мог не радоваться этому факту. Особенно сейчас. — Моё место только подле ваших сапог, владыка, — Гроуввейер склонился ещё ниже, и предпочёл отступить назад, в тень. Подальше от взгляда владыки. Вокруг сжимались, словно тиски, ряды безмолвных «Умертвий».***
Четыре колдовских Меча, которые Гроуввейер и Сераф вместе с Доспехом Императора вывезли из Железной Цитадели, гудели. Казалось, что тёмный металл вибрировал, и его гладкая поверхность, потеряв твёрдость, шла мелкой, искрящейся магией рябью. В пробуждающемся вихре чародейства связь четырёх Мечей с Доспехами из льдистого мрака проявила себя с небывалой силой. Они, будто разлучённые родичи, жаждали воссоединения. Но Император даже не коснулся жутких орудий. Вместо этого он предложил их Браксару, а сам — сделал шаг по мосткам над бездной. К машине времён и судеб. Кольца и дуги грандиозного механизма ожили, а кристальные сферы и линзы в золотых оправах вышли на свои траектории, и теперь кружили вокруг стрежневого концентрического обелиска. Этот вздымающийся из недр «Копья Тьмы» ониксовый шип чернел, словно клык неведомого чудовища, и с него, подобно яду, змеилась магическая багровая дымка. Сжимающий четыре Меча Браксар замер в нерешительности, наблюдая, как темнота Императора сливается с тьмой обелиска. — Генерал… — шепнул голос Повелителя, заслоняя собой мысли и сомнения Браксара. Грозная стража — «Умертвия» — встали позади. Окружив багровеющий провал шахты и вырастающую из него машину, они оттеснили свиту. Унн Фэкк, Гроуввейер, Сераф и всё ещё сопротивляющийся неумолимому ходу событий Истрим остались позади. Стали незначительны. В целом мире, вдруг сузившемся до ведущих к машине времён и судеб ступеней, остались только Император и Браксар. И четыре поющих гимны льдистого мрака Меча. В памяти Браксара вспыхнул тот далёкий день, когда он нашёл своего Повелителя, распятого этими самыми Мечами на каменной плите в недрах древней гробницы. Гробницы, наглухо сокрытой теперь под толщей металла и камня. Под громадой «Копья Тьмы». Браксар никогда не мог даже представить, через что прошёл его господин, находясь в мучительном плену темноты на протяжение десяти долгих лет… И не мог понять сил, уберёгших его тело и душу от неминуемой гибели, хотя и знал, что эти годы стали платой за ту связь, что сковала Императора и его Доспех, открыв путь к непостижимому мрачному могуществу. Девять лет прошло с того дня, когда Браксар решил спасти из зачарованного плена рыцаря в чёрной броне. Девять лет он служил своему Повелителю. И никогда даже не помышлял о том, чтобы выступить против него — мыслью, жестом, или словом. А теперь — колебался… Зная, что должен сделать, слыша в своей голове раздающийся железным эхом приказ, он не мог заставить себя исполнить его с должной невозмутимостью. Он не мог занести меч над Императором, даже по Его приказу. — Сделай это. Голос владыки прорвал завесу сомнений, и Браксар с удивлением ощутил, что рукоять одного из Мечей уже зажата в его ладони. Но прежде, чем он смог вонзить жаждущее единения с тьмой лезвие в Императора, чтобы приковать его к чёрному обелиску, кольцо «Умертвий» колыхнулось. Сквозь преграду маго-мехов продрался капитан Беветт, воспользовавшийся властью своего контролирующего амулета. На фоне грозной стражи фигурка офицера казалась совсем ничтожной. — Повелитель, — Беветт был явно обеспокоен, — мы получаем множественные сигналы с нижних уровней — разрывы в цепях! — Что? — Император, уже раскинувший руки в ожидании распятия — единения с «Копьём Тьмы», взглянул на капитана, и, хотя лик чёрного шлема оставался неизменным, Браксар прочитал в алом сиянии глаз-визоров возгорающийся гнев. — Это не технический порок, — немедленно пояснил увидевший разбуженную им бурю Беветт. — Похоже… саботаж! — Мятежники! — Императору не требовалось других доказательств: он знал, что это могли быть только Райвол и Райдер, с недавнего времени — главное несчастье его жизни. — Они проникли в крепость и теперь пытаются испортить моё оружие. Беветт мог только вытянуться по стойке смирно — он не имел ни малейшего представления о мыслях Повелителя, и обо всех последних событиях, и поэтому не мог даже вообразить, как на вверенном его попечению объекте могли оказаться мятежники-диверсанты. Зато Браксар всё отлично понимал. Словно в сиянии ясного дня, генерал увидел свой шанс. Шанс доказать Императору… всё. — Я избавлю вас от них. Раз и навсегда. Браксар выступил вперёд, готовый к свершениям во имя Повелителя, но его рвение не разделил капитан Беветт. — Это опасно, там же сейчас пекло! Мятежники сами сгинут в дыхании «Копья Тьмы». Оно испепелит их. — Нет. — Император не был склонен разделять оптимизм капитана. — Только не этих двоих. Генерал, — чёрный шлем повернулся к Браксару, — вы готовы исполнить мою волю? — Мой Повелитель, — генерал опустился на колено, — я исполню вашу волю. Чего бы мне это ни стоило. — Славно… — в голосе Императора проскользнула милосердная тень одобрения, но Браксару было достаточно даже подобной крохи счастья, чтобы с готовностью ринуться в любое пекло, и в зев любой пропасти.