И солнце выгорит

      4 августа, 2000 г. Дублин, гостиница «Офелия».                                        Стойкий запах перегара и крепкого табака окутывал плотной дымкой, заполняя каждый уголок спальни гостиничного номера «Офелии». Грудь жарко спёрло, и ему не хватало воздуха; с обеих сторон от его полуживого тела ощущалось отталкивающее тепло. Приторный запах оставшихся с ним на ночь девиц смешивался в тошнотворную эссенцию композиции ароматов самой спальни. Сделав две неудачные попытки разлепить заплывшие глаза и нормально вздохнуть, парень чертыхнулся, призвал тонкое антрацитовое древко и с тихим щелчком исчез, растворившись дымкой, оставляя после себя лишь пустой номер и ничего не подозревающих полупьяных незнакомок.       6 августа, 2000 г. Лондон, поместье Ноттов. Утро.       Тело Малфоя напоминало, по его собственным ощущениям, безвольный мешок с камнями. Резкий, блядский, не пойми откуда взявшийся свет резал фантомными кинжалами его закрытые глаза. Он попытался призвать по обыкновению древко, но сил совершенно не осталось, он даже не мог пошевелиться, даже самая малая попытка сопровождалась тупой болью в голове и теле. Если бы кто-нибудь сейчас пустил в него Авадой, он бы дал этому счастливчику тысячи галлеонов. Нет, миллионы галлеонов, только бы больше не чувствовать своей оболочки и того, что скрыто внутри. Его тело продолжало нагреваться от убивающего света, что распирал комнату.       — Убейте меня, прошу, блять… — прохрипел еле слышно Малфой.       — Оу, малыш Драко, доброе утречко, как самочувствие? — знакомый и насмешливый тон раздробил его перепонки — Водички? Или, может, ты теперь предпочитаешь пить и питаться только алкоголем?       В голосе старого друга сквозила злая насмешка. Драко с трудом разлепил глаза, не без труда оглядел незнакомую спальню и вальяжно сидящего перед ним в кожаном кресле Теодора, мать его, Нотта…       — Как я тут… — Малфой удушающе закашлялся. — Салазар, как же хуёво…       — О, Драко, мой милый, я с удовольствием поделюсь с тобой замечательной историей о том, как ты оказался у меня в гостях, — в словах Тео сквозил чистый яд. — Как ты знаешь, Драко, я очень гостеприимен и всегда рад видеть старых друзей, — Нотт говорил нарочито спокойным голосом. — И вот, я позавчера сижу, знаешь ли, в своей лаборатории, записываю рабочие рецепты под удивительную, успокаивающую мою одинокую душу мелодию. Благодать… — Нотт, вразрез своим словам, заметно напрягся. — И слышу вдруг, как что-то разбилось наверху в моей гостиной… Поднявшись, я увидел весьма «милую» картину, мой дорогой друг Драко Малфой, — сталь в голосе Теодора набирала обороты. — Ты, распластавшись на полу гостиной «звёздочкой», облевал всё вокруг себя. Продолжая лежать и захлёбываться в остатках своей рвоты, ты, мой дорогой друг, разбил, блять, урну с прахом, — Теодор вскочил с кресла и стал метаться по комнате, яростно всплёскивая руками. — Сука, Драко, ты разбил урну с прахом моей матери! Ты хоть понимаешь, сраный ты ублюдок, как мне хотелось завалить тебя на месте в тот момент?!       — Можешь сделать это сейчас, — прохрипел Малфой безэмоционально, разглядывая беснующегося друга.       — О, милый мой Драко, нет… Ты не сдохнешь от моей руки, не после того, как я выхаживал тебя эти ёбанных два дня! — Нотт с громким шумом сел обратно в кресло, впиваясь чёрным взглядом в лежащего амёбой в его кровати Малфоя. — К счастью, напоминаю, мы с тобой, Драко, волшебники, и я применил старое доброе Репаро.       Драко лежал и ждал, пока друг закончит. Он понял, что за всё это время, наверное, первый раз испытывал стыд перед кем-то, и это не считая того, что Тео только начал.       — Почему я был в отключке два дня? — выдавил из себя он.       — Милый…. Ты действительно удивляешься, почему был в отключке всего лишь два дня, а не сдох?!       В голосе Тео было столько яда, обиды и ярости, и Драко понимал, почему его друг испытывает эти эмоции.       — Я, блять, не понимаю тебя, Драко, как можно было достать такого дна! Ты, блять, когда себя последний раз видел в зеркало?! Тебе, блять, как будто восемьдесят, а не двадцать. Выглядишь как… как человек, который, блять, всё потерял!       — А разве это не так, Нотт? — Малфой зашёлся горьким и хриплым смехом. — Разве, блять, это не так, Тео?!       — Блять, Малфой… А твои родители? Как ты думаешь, каково им видеть утренние газеты, где их «ангелочек Драко Малфой», пьяный в стельку, появляется чуть ли не в каждом выпуске?! Как думаешь, каково твоей матери видеть это?! Каково нам, твоим, блять, друзьям, видеть это? Драко, ты ведь сам решил, что так будет лучше, ты ведь сам пошёл на этот шаг, забирая у неё себя.       — Что ты хочешь, Нотт…       Драко было больно от слов друга. Он понимал, что Тео прав, но признать это означало бы, что он признает и тот факт, что ему нужно смириться со своим решением.       — Что я хочу… — Тео звонко рассмеялся, и в этом смехе сквозила не меньшая боль за друга. — Я хочу, блять, чтобы ты вспомнил, что ты не тряпка, Драко. Пора перестать размазывать сопли и начать что-то делать со своей жизнью. Пора, Драко… Ты понимаешь, что если бы ты не попал ко мне, ты бы сдох в какой-нибудь подворотне, как помойная крыса?! Хватит так жить, Драко…        Малфой мог с уверенностью сказать, что глаза друга стали влажными. Как он дошёл до того, что Нотт, сам Теодор Нотт сидит и еле сдерживает слёзы перед ним?       — Блять… Тео… Прости.       — Одним «прости» не отделаешься, мой милый друг. Вставай, тебе надо привести себя в порядок, даже мои зелья не возымели должного эффекта над тобой, милашка.       Тео усмехнулся и покинул комнату, оставляя Малфоя одного с выбором: остаться и принять помощь друга или по обыкновению исчезнуть лёгкой дымкой в мире запоя…       6 августа, 2000 г. Лондон, поместье Ноттов. Вечер.       — Я вот одного не пойму, как Люциус ещё не закрыл для тебя доступ в Гринготтс, с твоими-то запоями?       Теодор и Драко сидели на кухне лондонского поместья Ноттов. Драко отвечал на многочисленные вопросы друга о последних прошедших двух годах. Впервые за этот год Драко почувствовал себя немного живым. Он был непривычно трезв, чист и ел домашнюю, свежую, горячую пищу.       — К его сожалению, он не может наложить запрет, ячейка допускает любого истинного наследника Малфоев, — Драко грустно улыбнулся, вспоминая бесчисленные угрозы и попытки отца образумить сына. — Не скучаешь в таком большом пространстве один? Не припомню, чтобы ты был отшельником, Нотт.       — А кто сказал, что я один? — Тео загадочно улыбнулся. — Если бы ты не превратился в безвольную тряпку и хоть иногда принимал прилетающих к тебе сов, то узнал бы, что мы с Паркинсон обручены. Она сейчас в командировке и прилетает через неделю. Тебе, ох-хо-хо, ой как повезло, что её не было, когда ты ко мне заявился.       — Ты и Пэнс… Неужели получилось, Тео? Как ты уговорил её родителей на это?       — Мне не пришлось уговаривать их, Драко. Знаешь ли, после смерти этого ублюдка, моего отца, и, по иронии, её не менее ублюдского отца, у меня получилось выстроить с её матерью весьма хорошие отношения.       — Ну, тогда поздравляю, Тео. И что же, когда свадьба?       Малфой был рад за друга, у него получилось сделать то, на что Драко оказался не способен. Салазар, какой же всё-таки он ничтожный. Отдалился от друзей, искалечил сердце родителей, остался без работы, без цели… Вернее, была у Драко одна цель…       — Мы поженимся в следующем году, в марте. Если ты не сдохнешь, то… тоже приглашён, мой милый Драко, — Нотт осклабился, ведь в случае с Драко это могло быть правдой.       — Я думаю, ты прав. Пора заканчивать с этим дерьмом, — Драко отложил приборы, уверенно глядя на друга.        — Что ж, хорошо, и что будешь делать? — Нотт спокойно смотрел в серые глаза друга, ожидая ответа.        Тео расслабился, хоть и не совсем надеялся, что в его друге проснётся трезвость. Он чуть не сошёл с ума от горя два дня назад, когда откачивал всевозможными зельями вусмерть пьяного и буквально полумёртвого Малфоя. Он не спал эти два дня, постоянно проверяя его состояние и вызывая в поместье целителей из Мунго, где теперь был заместителем главного целителя. Пользуясь своей должностью, он заставлял целителей подписывать соглашение о неразглашении. Тео понимал, что если кто-нибудь из журналистов узнаёт, это опять дойдёт до статей на двух страницах.       «Как будто бы, блять, им не о чем больше писать, — подумал он. — Снова был замечен пьянчужка Малфой! И как им ещё не надоело?»       — Я вернусь домой. Поговорю с отцом и займусь поиском работы. Наверное, сниму квартиру.       — Хорошо. Звучит очень даже неплохо, Драко. Может, тебе записаться на реабилитацию? Знаешь, я ведь мог бы помочь тебе. Ты же не забыл, кто теперь твой друг?       — Нет, пожалуй, откажусь от собраний таких же неудачников, как я, — Драко заметил, как Тео нахмурился, чуть сведя брови. — Прости, Тео, но я не приму участия в этих сборищах. Но я буду рад кое-какой твоей помощи. Как целителя, если, конечно, ты позволишь.       — О чём речь?       — Помоги мне вернуть её. Точнее, верни ей воспоминания.       Вилка из-под руки Нотта со звонким стуком ударилась о край тарелки и упала на пол.       — Что? Я не ослышался, Драко? Ты в своём уме? Ты три минуты… Три, блять, минуты назад! Ты говорил, что покончишь с этим дерьмом, и тут же просишь меня вернуть ей память? Ты совсем пропил мозги! — Тео в непонимании тёр переносицу, осыпая друга всевозможными проклятьями.       — Я понимаю, как это звучит, но я не могу, понимаешь? Не могу так жить больше, зная, что она нихера не помнит, что я один владею этим. Я хочу вернуть ей память, возможно, и её саму, если она этого захочет. Хотя, думаю, она не простит мне этого, за то, что отобрал. За всё, что сделал с ней… Но так будет правильно, Тео… — Малфой упорно смотрел на Нотта, он так хотел, чтобы друг его понял. — Нам тогда было по шестнадцать и мы сильно отличались от нас тех, кто мы есть сегодня. Мы были сопляками, Тео, я принял тогда такое, блять, тупое решение — забрать у неё себя… Я не мог тогда думать трезво. Когда в твоём доме живёт Волан-де-Морт — не до гениальных мыслей…       — Я не знаю… Драко, это безумие… Дай мне время, или хотя бы встань на ноги, и тогда мы ещё раз поговорим о ней.       Казалось, от этих слов в сердце Драко ослабли стальные жгуты.       — Я устал, поэтому пойду спать. За эти два дня я спал максимум часа два, — в подтверждение своих слов Тео широко зевнул, проглатывая последние слова: — Ты можешь оставаться сколько хочешь. Спокойной ночи, Драко.       — Спокойной ночи, Тео, и спасибо тебе… за то, что принял.       — Хм, знаешь, я всё ещё удивлён, как ты вообще додумался аппарировать ко мне.       — Я не меньше удивлён, но рад, что так вышло.       — Да, я тоже рад, что ты пока ещё не сдох.       С последними словами Нотт с болезненной ухмылкой покинул кухню, оставляя Драко наедине с воспоминаниями о той, о ком он старался забыть уже четыре года. Хотя, нет; первые два он пытался помнить о ней в самой глубине своего разума. Она помогла ему преодолеть тьму. После окончания войны Драко глушил воспоминания, ведь она стала героиней, она стала дополнением к этому ебучему тандему рыжего и патлатого. А он был преступником, убийцей в её глазах. А в прошлом году она объявила себя парой с этим рыжим… Драко было больно, ведь Уизли никогда её не любил. Если бы только она помнила… Если бы только она знала, что их с рыжим не связывало ровным счётом ничего…       3 января, 1997 г. Хогвартс, слизеринская гостиная.       Драко лениво перебирал, пропуская сквозь пальцы, густые каштановые кудри и слушал тихое чтение Грейнджер.       — И как можно даже на каникулах зубрить? — закатывая глаза, пробурчал он, опуская лёгкий, почти невинный поцелуй на девичью шею.       — Ты отвлекаешь меня, Малфой, — Грейнджер стрельнула в него жидким золотом глаз и продолжила зубрёжку.       — Аргх… Ты невыносима, Грейнджер, — он ловко отобрал у неё книгу и развернул к себе лицом, вновь опускаясь к ней с требовательным поцелуем. — Я не собираюсь, — впиваясь в её губы, прошептал Малфой, — смотреть все каникулы, как ты сидишь за этими чёртовыми книжками, — Драко всё более требовательно впивался в её губы. — Моя милая Грейнджер, если бы ты только знала, как сводишь меня с ума…       Девушка тихо рассмеялась.       — Драко, знаешь, если бы кто-то мне сказал, что я, Гермиона Грейнджер, буду лежать у тебя на коленях в слизеринской гостиной и целоваться с тобой, я бы подумала, что это самая идиотская шутка.       Он оторвался от её губ, немного хмурясь.       — Я для тебя идиотская шутка?       Его голос обманчиво звучал с обидой, ведь Драко понимал, что это правда. Ведь если бы ему кто-то в начале года сказал, что он влюбится в Гермиону Грейнджер, он бы не подумал, что это шутка, нет. Он бы пустил Авадой в этого безумца. Но ирония — та ещё сука.        — Когда возвращаются твои героические болваны? — спросил Драко, оставляя на мягких губах ещё один поцелуй.       — Ты не прекратишь их так называть, верно?       — Никогда, Грейнджер, никогда… — смеясь и смотря насмешливо в янтарь её глаз, ответил Малфой.        Гермиона, оставив ещё один сладкий поцелуй, нехотя оторвалась от его губ, тяжело вздохнула и поднялась с колен Малфоя, принимая сидячее положение.        — Не знаю, Драко… Наверное, они приедут в конце недели. Ох, как бы я хотела не прятаться каждый раз с тобой по подземельям твоей гостиной…       — Я знаю, Грейнджер, я знаю…       11 августа, 2000 г. Уилтшир, поместье Малфоев.       — Драко, милый! — Нарцисса плакала от неверия, что видит перед собой собственного сына, живого, да ещё и трезвого.        — Здравствуй, мама, я тоже скучал.       — Чем же мы заслужили твой визит, Драко?       — Отец…       Люциус Малфой постарел за три года после прошедшей магической войны. Сейчас Драко смотрел на отца и думал: как он не сломался после всего, что натворил? Как он выдержал все эти плевки и осуждения в сторону их семьи? Как он держит гнёт своей вины? Да, Люциус никого не убил, в отличие от отца того же Нотта или Паркинсон, но отец сделал не меньше, чем они. Он на протяжение четырёх лет, с момента первого курса Драко в Хогвартсе, пытался возродить монстра и психопата. На четвёртый год ему удалось. Да, Люциус не действовал в одиночку, но на нём была не меньшая вина. Как и на Драко… Быть повинным в смерти директора, провести в школу шайку пожирателей, смотреть, как пытают её. Салазар…       Драко сморгнул нахлынувшие воспоминания.       — Я пересмотрел свои приоритеты, отец, думаю, нам нужно поговорить.       Нарцисса плакала. Плакала о своём сыне, и ведь было, из-за чего. Он сейчас выглядел, конечно, чуть лучше, чем неделю назад в поместье у Ноттов, но всё же это был ещё заплывший от бесконечных запоев юноша, бледный, с исхудавшим телом и синяками под глазами.       Он знал, что мать будет плакать. Ему было стыдно из-за её слёз. Как будто ему было мало слёз матери во время войны. Как он мог поступать так с ней? Люциус был зол на Драко. Конечно, он не был отцом года и воспитал Драко не в лучших традициях, но всё же любил сына и жену.       Люциус подошёл к Нарциссе, нежно поцеловал в лоб и отправил её в свои покои.       — Что же, давай поговорим, сынок. Начнём с объяснений насчёт твоей разгульной жизни? Или твоей популярности в «Пророке»? С чего ты хочешь начать? Или, может, твоего ограбления нашего хранилища? — в лице Люциуса сквозила горечь.       — Как я уже сказал, я оставил это в прошлом, отец.       — Вот как интересно… — оперевшись на костяной набалдашник трости, Люциус прошёл к открытому от тёмных штор окну. — Знаешь, сынок, — начал он, — я понимаю, что ты молод, и я понимаю, что все мы делаем время от времени неправильные вещи или заводим знакомства с неправильными людьми. И эти моменты поглотили меня. Я понимаю тебя, Драко, я сам в своё время сделал неправильный выбор, но прохожу искупление. Я знаю причину твоей юношеской истерики, — отец продолжал стоять спиной к сыну и смотреть в открытое окно. — Ты прекрасно знаешь, сын, тот факт, что ты не можешь поменять эту ситуацию с мисс Грейнджер. Даже сейчас.       Драко сдерживал себя, скрипя плотно сжатой челюстью. Он знал, что отец обязательно поднимет эту тему, он был готов, но всё равно было больно слышать от него непринятие его выбора.       — Надеюсь, отец, ты пройдёшь своё искупление, — голос Драко был твёрд, он всё же надеялся, что когда-нибудь Люциус поймёт его.       — О, Драко, мой мальчик, не сомневайся, я пройду его сполна. Я завёл разговор о мисс Грейнджер не просто так. Она твоя ахиллесова пята, ты должен быть сильным, Драко. Посмотри на себя, — отец резко развернулся, с презрением и болью в глазах оглядел сына, — разве так должен выглядеть истинный наследник нашего рода? Ты похож на подзаборного пьянчужку, эта твоя, как ты однажды сказал мне, любовь к ней не делает тебя сильным, Драко, ты становишься только слабее. Поэтому я спрашиваю тебя, сын, действительно ли всё в прошлом?       — Она не слабость, отец, ты знаешь обстоятельства, которые привели меня к тому, что есть сейчас. И ты не последний элемент этих обстоятельств. Она не была моей слабостью никогда, — Драко не собирался отступать. — Я больше не собираюсь быть слабым, отец, больше — нет. С меня хватит. Я просто пришёл извиниться. И рассказать, что встал на ноги. Я теперь работаю в Министерстве, в отделе финансов, снял квартиру неподалёку от центра Лондона. Я просто скучал по вам с мамой, отец. И да, мне стыдно, что вы видели меня таким, но это моя жизнь, я не хочу, чтобы ты вмешивался в неё. Не после того, что было с нашей семьей. Нет. Больше — нет. Я сам построю всё заново. Я просто пришёл к вам, потому что вы мои родители. Даже если я всё испортил, я всё равно хотел бы остаться вашим сыном. И иметь возможность просто бывать в этом поместье.       От слов Драко постаревшее лицо Люциуса не воспроизвело ни одной видимой эмоции. Но Драко знал, что за этой каменной стеной, скорее всего, горит адское пламя противоречий. Он не ждал понимания от отца или его благословения.       Он пришёл искупить перед ними вину.       18 сентября, 2000 г. Лондон, Министерство магии, 8 этаж.       — Гарри, а я тебе говорю, что не выдам разрешение для Симуса, пока он заново не пройдёт тест по противоаппарционным чарам, и точка.        Девушка стояла у заваленного горой пергаментов стола, тщетно пытаясь найти бланк для заполнения на прохождение проклятой аттестации.       — Ладно, Гермиона, я тебя понял. Ты переносишь праздник на выходные?       — Нет, я подумала и решила не откладывать и всё же отпраздновать завтра. Кстати, Рон с Лавандой тоже приглашены, я отправила Лаванде сову утром.       — Ты уверена в своём решении?       Девушка тяжело вздохнула.       — Гарри, ну серьёзно, Рон мой друг, а Лаванда… Она довольно милая, и детские обиды должны оставаться в прошлом.       — Ты действительно настоящий друг, Гермиона, — Гарри улыбался и качал головой в неверии.       Он не понимал своих двух лучших друзей, которые год назад закрутили бурный роман, а потом таинственным образом разошлись и не общались друг с другом целых полгода. Никто из них так и не рассказал Гарри причину разрыва. Ему казалось, что даже под сывороткой правды они молчали бы, как рыбы в воде.       — Я передам Симусу, чтобы он зашёл к тебе, и тогда до завтра?       — Да, — она с выдохом села в кресло и тепло улыбнулась старому другу. — До завтра, Гарри, и передавай Джинни привет.       Он ушёл, оставляя Гермиону одну в её собственном кабинете. Она ведь теперь полноценный сотрудник Министерства…       На восьмой этаж Гермиона переехала совсем недавно; Кингсли месяц назад предложил ей стажировку на месте главного заместителя по делам Аврората. Должность предполагала выдачу разрешений на работу, подписание завершённых расследований, сбор дел от невыразимцев и передачу особо важных и не очень дел в главный суд Визенгамота. Новая работа ей нравилась, ведь до этого она сидела в отделе социальной работы с нарушителями, незаконно использующими магию. И там Гермиона, сидя в небольшой каморке с ещё тремя девушками, ежедневно просто ставила магическую печать с надписью «Оштрафован» на пергаменты.       Гермиона пришла к прошлой должности из-за какой-то безнадежности. И потеряла за просиживанием с печатью в руках целых полгода… Ей просто нужно было в тот момент занять себя чем-то, и должность подвернулась. Их разрыв с Роном послужил отправной точкой.       Она не хотела вспоминать об этом, больше — нет. Она простила Рона. Теперь они друзья, как прежде, у Рона есть девушка, и это, кто бы мог подумать, старая добрая Лаванда Браун.       — Да, Рон, это точно была твоя судьба…       Она сидела в кресле, покачиваясь и предаваясь странным воспоминаниям. Теперь всё в прошлом, теперь у неё хорошая должность и рядом снова её друзья. Родители, что остались по своей воле жить в Австралии и теперь каждое лето ждали её к себе в гости.       — Ну вот, Гермиона, что же ещё требуется для хорошей жизни, — рассуждала она вслух с лёгкой улыбкой.       Твёрдый ритмичный стук в дверь вывел её из размышлений.       — Войдите.       — Мисс Грейнджер? — мужчина в форме курьера зашёл в кабинет, держа в руках небольшой прямоугольный свёрток.       — Да, всё верно.       «Кто-то решил заранее прислать подарок?» — подумала она, разглядывая свёрток, всё ещё находившийся в руках у мужчины.       — Полагаю, это предназначается мне, сэр?       — Кхм, да, всё верно, распишетесь? — мужчина аккуратно положил свёрток на край стола, доставая палочку и пергамент отчётности посылок. — Вот здесь, пожалуйста, мисс Грейнджер. Ага, спасибо.       — Сэр, кто отправитель? Здесь нет адреса, куда бы я смогла послать благодарность.       — Не знаю, мисс Грейнджер, если отправитель не указан, значит, пожелал остаться инкогнито. Я просто курьер.       — Хорошо, я поняла.       Распрощавшись с ним, Гермиона поставила перед собой свёрток. Он не выражал собой ничего — ни характера посылки, ни эмоцию отправителя; это был обычный, чуть желтоватый пергамент, обмотанный простым хлопковым шнуром.       — Слабо похоже на подарок… Так, ладно.        Гермиона пододвинула свёрток ближе, подхватив кончик бумаги и разрывая край упаковки. Из свёртка послышался лёгкий, едва знакомый тёплый аромат. Когда она разорвала упаковку полностью, содержимое вызвало недоумение.       Перед ней лежала книга, точнее сказать — учебник по нумерологии, такой же, по каким они учились в Хогвартсе на шестом курсе. Учебник был потрёпан на корешке.       — Зачем кому-то мне присылать старый учебник?       Гермиона нахмурила брови и произнесла заклинание обнаружения тёмной магии, так, на всякий случай. Ничего не произошло. Слегка погладив поверхность учебника, она открыла первую страницу, и брови сместились в ещё большем смятении. Перед ней, на первой странице учебника, лежал маленький, засушенный, с полупрозрачными белыми лепестками цветок груши. На других страницах не было ничего, только записи и общая информация по теме её любимого предмета.       Вернувшись на первую страницу, Гермиона аккуратно коснулась хрупких лепестков. И едва она дотронулась до нежного соцветия, от каждого лепестка тут же прошла волна изумрудного свечения, превращая маленький неживой цветок в изящное невесомое кольцо. Форма этого кольца представляла собой белую змейку. У её головы, с лёгким блеском драгоценного камня, возвышался ещё совсем недавно засушенный временем цветок груши.       — Мерлин… — ахнула Гермиона. Её восхитила магия, та метаморфоза, которая произошла мгновенье назад. Она была такой светлой и красивой, как и само кольцо.        Гермиона примерила украшение, и оно идеально подошло на указательный палец правой руки. Неизвестный материал, из которого был сотворён подарок, отливал нежным перламутром.       — Это странный подарок… — девушка не могла предположить, кто из её друзей решился бы подарить кольцо. — И почему цветок груши?       Этот грушевый аромат разлился далёким странным чувством в её памяти. Груша, змея, белый цвет.       — Мерлин, какая вообще в этом суть?       Это точно не от Гарри с Джинни. И вряд ли это был Рон… Поклонников у Гермионы на данный момент не было. Она полгода почти безвылазно просидела в том маленьком кабинете и не выходила в свет. Но кто-то точно знал, что завтра её день рождения, и ей хотелось бы узнать имя дарителя. Может, ей повезёт?       Закрыв книгу и собрав документы обратно в бесконечную стопку, она взяла сумку и покинула кабинет, так и не заметив две аккуратно выведенные витиеватые буквы «D.M.» на месте лежащего цветка.