Эффект наблюдателя

Трубка молчала — по-видимому, таксофон рядом с вокзалом не работал. Олег скормил ему пару монет, затем еще и еще — бесполезно. В общем-то, два дня назад, находясь в части, он звонил Сереже с «общакового» мобильника. Сказал, что подписанный приказ об отпуске превратился в собственно отпуск и что через два дня Олег будет дома — на целый месяц. Целый месяц! Сережа тогда рассмеялся и сказал — Волч, это охрененно. А у Олега это хриплое и волнующее «Волч» звучало в ушах все следующие дни: пока он собирал нехитрые манатки, пока грузился в поезд, пока курил в тамбуре и проветривал голову на станциях. Другой таксофон, в поисках которого Олег прошел пешком два квартала, так же оказался нерабочим. Олег некоторое время созерцал исписанные стенки будки, продуваемой ноябрьским ветром, а потом поправил на плече спортивную сумку и отправился в сторону метро. Что ж, значит, Сережу ждет сюрприз. После выпуска из интерната и до армии они с Сережей провели несколько чудесных месяцев в их общей квартире, где из крана текла ржавая вода, а с потолка сыпалась штукатурка. Кроме того, летом там было жарко, как в бане. Но возможность наконец-то остаться вдвоем и принадлежать самим себе перевешивала все неудобства — да и поначалу они почти не отлипали друг от друга. Весь следующий год, пока Олег был в армии, они созванивались раз в пару недель все по тому же общаковому мобильнику. Из этих разговоров он знал, что Сережа после универа ходит в какую-то контору, чинит сеть и настраивает программы, а по вечерам работает над собственным проектом. Может быть, сегодня Сережи и вовсе нет дома. Но все-таки Олег надеялся, что его ждут. Он соскучился так, что впору было выть. Мысли о Сереже занимали голову, а ноги сами шли знакомым маршрутом. Вот их станция. Вот две остановки на автобусе — бесплатно, хоть какая-то польза от его службы. Грязный и облезлый двор их пятиэтажки, кое-где припорошенный редким ноябрьским снегом. И, наконец, обитая дерматином дверь с алюминиевыми цифрами. Сердце колотилось в горле, когда Олег нажал на звонок. На миг стало не по себе: куда он пойдет, если Сережи нет дома? Что если Сережа все-таки ему не рад? Что если они зря решили жить в одной квартире и сдавать вторую? Однако за тонкой дверью почти сразу послышался шум и шаги, дверной глазок блеснул дневным светом, а через секунду дверь распахнулась. Сережа изменился. Похудел, но при этом раздался в плечах, отрастил волосы, которые собирал теперь в хвост. И — стал еще красивее, хотя Олег искренне считал, что красивее просто невозможно. Должно быть, он слишком долго пялился, потому что Сережа моргнул, ухватил его за ремень форменной зимней куртки и втянул в квартиру. А в следующую секунду они уже целовались, грубо и неромантично, сталкиваясь зубами и забыв даже поздороваться. Сумка и шапка-ушанка валялись на полу, Сережа судорожно дергал «молнию» на его одежде, а Олег беспорядочно шарил руками по его спине и волосам, забирался под футболку, пытаясь потрогать сразу везде и наверстать год разлуки. Когда Олег залез к нему в штаны и обхватил член, восхитительно твердый, горячий и шелковистый, Сережа даже не застонал — заскулил в поцелуй, и тогда крышу сорвало окончательно. Терпения хватило только на то, чтобы выпутаться из теплой армейской куртки и расстелить ее на полу — а потом развернуть Сережу и поставить на эту куртку на четвереньки, сдернуть с него треники вместе с трусами и наконец-то прижаться к его заднице собственным каменным стояком, хотя бы через штаны. Сережа поерзал и выдохнул: — Крем для рук. Н-на тумбочке. В прихожей и правда нашелся крем. Олег развернулся, не отрываясь от Сережиных бедер, торопливо выдавил сразу полтюбика, размазал по ложбинке между ягодиц и на пробу засунул в Сережу средний палец. Черт возьми. Как ему этого не хватало — горячих пульсирующих стенок Сережиной задницы, а еще больше — того, как он взвыл, когда Олег задел чувствительное местечко. — Оле-е-ег! Сразу!.. Задница была тесная и тугая, но Олег был не в том состоянии, чтобы спорить. Он торопливо стянул собственные штаны и трусы, скомкал их в районе щиколоток — снять совсем не позволяли берцы, но возиться со шнурками не хватало терпения. Подобрался к Сереже поближе, поводил членом между его ягодиц, мешая крем и свою смазку, и толкнулся внутрь, очень стараясь быть аккуратным. Очевидно, Сережа хотел его настолько же сильно, потому что впустил почти сразу, и теперь извивался, пытаясь принять глубже. Это было слишком хорошо, чтобы соблюдать осторожность. Олег слишком долго этого ждал. Он навалился на Сережу, поставил руки по обе стороны от его плеч и въехал до упора, выбив из него полувздох-полустон то ли боли, то ли наслаждения. Олег знал, что долго не продержится, но Сережа или воздерживался не меньше, чем он, или был слишком возбужден; он выгнулся, прижимаясь к Олегу задницей и затылком, расставил колени, насколько позволяли спущенные треники, и заработал рукой, лихорадочно и торопливо насаживаясь на член Олега. В конце Сережа просто вжался в его бедра, вздрогнул всем телом и издал сдавленный, захлебывающийся стон. Сам Олег балансировал на грани оргазма и, вероятно, мог бы кончить не то что от ощущения Сережиной задницы — от одного его взгляда. Растягивать удовольствие не было ни возможности, ни желания, поэтому он просто отпустил контроль и позволил болезненному удовольствию пробрать его от налитой головки до пальцев ног и долго выплескивать в Сережу густую застоявшуюся сперму. Руки и ноги сразу стали ватными, перестали держать. Сережа все еще дышал загнанно, ерзал и ловил отголоски оргазма, а Олега вдруг разобрал смех: как они выглядят сейчас, полураздетые, потные, не дошедшие даже до комнаты? Он уселся на пол, притянул Сережу к себе, спиной к груди. Сережа, тоже явно оценивший прелесть ситуации, рассмеялся в ответ, повернул к нему голову, погладил по щеке. Сказал: — Мы нифига не с того начали, Волч. Привет. — Привет, — прошептал Олег, целуя отросшие рыжие пряди. — Я скучал по тебе, — сказал Сережа. — И я. Ты даже не представляешь, насколько.