* * * * * *
— Scheisse, я идиотка… Кажется ещё паршивее для немки, этот день уже не будет. В порыве злости и язвительности она сказала своему близкому человеку такие слова, за которые некоторые люди вообще не прощают. Она напомнила русской о ситуации с её старшим братом, Олегом. У них с Анной…сейчас просто отвратительные отношения. «Начало конца» и разлада в восточнославянском семействе Юльхен видела лично, она же не уехала от Анны в девяностые, хотя могла. От того-то, что Юльхен в то время старалась как-то, хотя бы морально, помочь Ане справиться со всем этим, её нынешние слова были хуже ножа в спину, для русской. В данный момент немка сидела на диване в гостиной, глубоко погрузившись в свои мысли и думая, как ей прощения просить. Нужные мысли как-то не приходили, а в голове всё ещё застыл образ Ани и это грустное удивление на её лице, впоследствии сменившееся на какой-то апатичный ступор. Неплохо было бы напиться сейчас, тогда и мысли бы пошли быстрее, как думаете? А вот Юльхен точно не согласилась бы с вами и со мной, хотя бы потому, что если она и «жахнет», то делу это не поможет совершенно. Вместо того чтобы и дальше ничего не делая думать, немка всё же решила немного привести в порядок их «совместное жилище». Уборка, скажу я вам, очень помогает отдохнуть от серьёзных переживаний. Заодно и обдумать всё успеваешь.* * * * * *
День пролетел незаметно. Даже на собрании Ане не давали покоя мысли о сегодняшней их с Юльхен ссоре. Какое-то непонятное чувство опустошения мешало русской спокойно «работать». Сидеть весь день с натянутой и приторной улыбкой, когда внутри тебя бушует море — это сильно. Аня понимала, что ссора то, совершенно идиотская. Ей действительно следовало нормально объяснять всё своей немке, чтобы не случилось всё то словесное безобразие, которое и произошло. Однако и Юльхен «дала маху» — это точно. Не то, чтобы Аня всё ещё злилась. Нет, она вовсе не злилась и уже даже не обижалась, на вполне правдивые слова своей немки. Только какое-то неприятное чувство всё ещё лежало камнем у неё на душе. Поднимаясь по лестнице к их с Юлей квартире, Анна нервничала. Серьёзный разговор определённо должен произойти, но русская, честно говоря, никогда их не понимала. Только Анна успела войти в дом, а уже было чувство, что что-то не так. Совершенно безпочвенное, на самом деле, потому как немка, устав думать и делать домашние дела, но всё же завершив и все, уснула на диване. Непонятно почему, но Аня, присела рядышком с лежащей Юлей на диване. Действительно спящая она очень спокойная и совершенно не похожа на себя, это Аня уже давно заметила. Ещё более непонятно было то, что русская осторожно провела немке по волосам, слегка погладив. Вообще Юльхен очень трепетно относится к ним, потому мало кому разрешает трогать её за волосы или даже слегка касаться их. Ане как раз и позволено. От такого, казалось бы лёгкого и совершенно незаметного действия, Юльхен проснулась, сонно открыв глаза. Она как-то смутно видела, кто это рядом с ней сидит, но сознание уже подсказывало, что это могла быть только Аня и никто более. — Доброе утро, соня. — первой нарушила тишину русская, отчего-то ласково обратившись к немке, словно они и не ссорились сегодня утром. — Ага, и тебе спокойной ночи… — совершенно безобидно ответила немка, непонятно зачем слегка улыбнувшись. Аня хотела было начать этот важный разговор, но прервало её неожиданное действие Юльхен. Она приподнялась, дабы сесть и обняла свою русскую уткнувшись лицом куда-то ей в плечо. — Ты…что это значит? —Аня немного не понимала ход мыслей Юльхен, но немку в ответ всё же обняла. — Брагинская, дурья твоя голова, мне вообще-то очень тяжело подобрать слова, а ты… — немного по-напускному раздражённо проговорила немка. Пара минут тишины, а такое чувство, будто прошла целая вечность. Вечность, для них обеих. Аня как-то заметно расслабилась, потому слегка поглаживала Юльхен по спине, всё ещё обнимая. В какой-то момент, молчание было прервано: — Прости меня, Ань. — никакой конкретики и объяснений, просто извинение, вот и всё. А Ане многого и не нужно. Ссора была глупая и русская даже и не обиделась вовсе. Да и незачем долго на близких обижаться, это Анна знала и понимала очень хорошо. — Да я и не обижалась, Юль, что ты. Я же люблю тебя, даже если мы и ругаемся с тобой. — спокойно проговорила Анна, обнимая Юльхен, а немка наконец-то посмотрела ей в глаза. — Ксе, как в той твоей глупой пословице «Милые бранятся — только тешатся», так как-то… — она как-то задумалась на минуту и добавила — Ich liebe dich eigentlich auch. — Я знаю, Юльхен, знаю. И немка притянула свою русскую ещё ближе к себе, нежно поцеловав. А дальше у них было что-то, что значительно лучше бессмысленного разговора, о совершенно пустяковой ссоре. Главное, что сам конфликт разрешился «мирным договором», а это, считай, уже какая-никакая победа.