(=^‥^=)
Он бежал вдоль виноградников, и ветер бил ему в лицо. Ощущалось иначе, потому что он чувствовал какую-то огромную радость и свободу. Хотя он и не понимал кто он и с кем он. В ветре звучал смех. … Люк привык просыпаться тогда, когда свет проникал в гостиную, создавая маленький бассейн утреннего солнца прямо на том месте на диване, где он лежал. Кот всегда брал на себя обязательство сонно пробираться в спальню своего хозяина — дверь всегда была открыта для него — и лениво свёртываться калачиком на его груди, пока этот хозяин не начинал протестовать. — Люк, слезь, – жаловался Кэйа; Люк всегда просыпался первым, – принцесса, ты слишком тяжёлый, не могу дышать. Конечно же кот не смел шевелиться, пока Кэйа не встанет и не начнёт готовить завтрак. Кухня Кэйи была в бóльшем беспорядке, чем когда он только начал здесь жить. Тут был мешок кошачьей еды, кошачьи игрушки, кошачьи вкусности. И здесь теперь было больше пищи, чем просто хлеб, так как теперь имелся новый будильник, который был пушистым и импульсивным, если не покормлен вовремя. Ему также пришлось убрать пустые коробки, потому что Люк постоянно переворачивал их, терялся между, а один раз даже застрял под ними. Кот продолжал шипеть и царапать коробки, но их было тяжело сдвинуть с места, так как не все были полностью пустыми. Кэйа прибежал спасти Люка, даже сам получив царапину. Подавленность в красных кошачьих глазах была почти слишком человеческая, когда он увидел кровь, сочащуюся из сделанной им ранки. Он попытался слизать её шершавым языком, как бы извиняясь. Конечно же Кэйа не злился. Невольно Люк изменил рутину Кэйи и даже интерьер дома. Коробки вскоре исчезли, гостиная стала местом обитания кота. На окнах появились занавески, чтобы свет проникал в дом не так сильно, так как Люк любил спать на диване. Дверь в спальню Кэйи оставалась открыта, потому что Люк царапал её, пока его не впустят внутрь. Другая спальня тоже стала местом обитания кота, где хранилось большинство игрушек и прочего мусора. Даже кухня была охвачена кошачьими вещами. Всё нормально. Кэйа теперь наконец-то почувствовал это, когда жжение в его правом глазу прошло. Выпадения из реальности тоже не были такими частыми, так как у него был постоянный «мяу», который его в эту реальность возвращал, особенно когда коту нужно было внимание. А потом пришло письмо. Люк злостно пялился на кусок бумаги в руках хозяина. Он не понимал, что на нём написано, но хотел сжевать его в кашу. Его хозяин был в порядке, был счастлив, звёздный взгляд не был больше стеклянным или таким отдалённым, что это вызывало у Люка беспокойство. Хозяин начал тяжело дышать, медленно опускаясь на пол. Такое уже однажды случалось, но хотя бы его мяуканье могло привести его в чувства. Сейчас это не работало. Он попытался подойти к нему, сделать что-нибудь. Ничего не работало. Кэйа начал жевать нижнюю губу, пока она не закровила, его глаз жгло, нет, он болел так, словно его выкалывали. Самое худшее — его шрамы, их жгло, они снова горели. Он попробовал ущипнуть себя, это раньше помогало, но сейчас ничего не получалось. Начал царапать кожу, которая ощущалась огнём, он хотел сорвать её. Хотел облегчения. Он хотел забыть слова, которые только что прочитал. Люк запаниковал, принялся царапать входную дверь, мяуканье становилось всё громче. Он попытался остановить Кэйю, но что может сделать кот? Кто-то должен был услышать его, нужно, чтобы кто-нибудь услышал его. Его хозяин, его Кэйа, ему было больно. В тот момент он услышал быстрые шаги за дверью и разгневанное звяканье ключей. — Джинн, как ты могла?! – ключи звякали в спешке, голоса были злые. — Я ничего не сделала! Люк пытался сделать что-то, хоть что-нибудь. Но его хозяин всё равно продолжал царапать шрамы на руках, крича. Кот поблагодарил Архонтов за двух женщин, спешащих в дом, но блондинка схватила его, пока та с каштановыми волосами держала Кэйю, успокаивая. — Кэйа, Кэйа, – шептала Лиза, крепко прижимая его к себе, пытаясь убрать его руки. Кожа была вся красная и кровила, но Лиза не обращала внимания и держала его, шепча что-то успокаивающее, или хотя бы отвлекающее. — Оно просто начало так сильно жечь, – сказал Кэйа после, а Лиза гладила синие волосы, – я хотел, чтобы это прекратилось. Голос дрожал на каждом слове. Лиза кивнула Джинн, чтобы та отпустила рыжего кота, который пытался вырваться, но молчал. Рыжий медленно подошёл к мужчине на полу, крепко обёрнутому в Лизины объятия. — Нет. Он не мог. Это не так, – он ревел и повторял это вновь и вновь в Лизино плечо, чувствуя пушистую шёрстку головы, толкающуюся в его руку. Но всё равно чувствовал себя онемевшим. Лиза осталась рядом, пока Джинн заматывала его раненные руки бинтами. Но он… Всё нормально. — Я в порядке, – сказал он позже, голос всё ещё немного дрожал. Лиза и Джинн обменялись взглядами, не веря очередной надетой маске. — Мне просто нужно отдохнуть и… – Я хочу забыть. Девушки видимо что-то сказали ему, раз он как-то оказался в кровати. Он убедился, что дверь в спальню была открыта. Люк, наверное, так волновался.(=^‥^=)
Люк чувствовал себя таким бесполезным, он не смог спасти своего хозяина от отчаяния. Не смог остановить его причинять себе боль. Не был рядом, чтобы успокоить его, как сделала та женщина. Он ходил по гостиной из угла в угол. Потом попытался свернуться на диване. Его хвост метался в недовольстве. Оставалось только мечтать о том, как завтра он снова заставит его улыбаться, и о как он желал. И желал. Люк желал, желал и желал. Как ни один кот на свете, с такой страстью и решительностью. Если бы он был тем нужным Кэйе человеком, каким бы счастливым он его сделал. Он так желал подарить ему любовь и комфорт. Он не хотел больше чувствовать себя таким бесполезным. Конечно он не знал, к чему могут привести желания, он просто кот со странным стремлением осчастливить своего хозяина. Из-за его улыбки появлялось определённое чувство ностальгии, хотя Люк не был уверен, откуда оно взялось. Закрыв глаза, он больше не бежал среди виноградной лозы. Он стоял перед крылатой фигурой, у которой улыбка была ещё более раздражающая, чем у Кэйи. — Ага, так ты желаешь стать человеком, – бесящее нечто улыбнулось, голос, звучащий почти как пение, плыл в пустом пространстве сна. Люк кивнул, и крылатая фигура приземлилась рядом, выглядя такой же маленькой как и он сам. Потом определённо не нежно ему зарядили по голове. Люк зашипел. Фигура продолжала, символы на открытой коже засияли аквамарином вместе с кончиками его кос. – Желанием тебя мы одарим, любви подарок направим, – удары продолжались, и голова Люка уже кружилась, – помни и знай, на седьмой день дражайшее тебе обернётся в тень. Зрение пошло рябью, голос крылатого существа отдавал эхом в его сознании. Он может прекратить с этими ударами? Голова болела, и даже конечности. Моргнув вновь, он оказался в месте, которое начал называть домом; свет, просачивающийся сквозь занавески говорил о том, что почти наступило утро. Он хотел было потянуться, но ноги оказались слишком длинными, все четыре. Они ощущались странно, а ещё он занимал больше места на диване, чем обычно. Люк всё ещё хотел спать, поэтому сделал то, что делал обычно по утрам — лениво свернулся на хозяйской груди. Он обнаружил, что ходить стало сложнее, когда его конечности такие длинные, да ещё и неравномерно длинные; он не мог ползти, ноги дрожали, но он смог приноровиться ходить прямо. Хорошо, что коробок вокруг не было. Справившись с дверью в спальню хозяина, Люк победно муркнул. Дошёл, тяжело, так как он теперь был больше, и его конечности ему только мешали. Он был почти такой же большой как и его хозяин, и занимал слишком много места. Люка это не волновало. Он нашёл способ удобно устроиться на груди хозяина. — Архонты, Люк, ну ты и тяжёлый, чем ты наелся? Звёздно-голубой глаз встретился с блестящими красными. «Мяу?» Что?