Лучше не бывает.

Ганнибал медленно брел по тротуару, смешиваясь с плотным людским потоком. На город торопливо опускались густые сумерки, предрекающие скорую южную ночь, и улицы одна за одной вспыхивали светом витрин и фонарей, выманивая наружу толпы зевак. Они слетались к свету, словно мотыльки на огонь. Ганнибал не любил Луизиану. Говоря откровенно, все южные штаты на вкус Лектера были слишком жаркими, чтобы ощущаться комфортно, и сейчас он убеждался в этом в очередной раз, чувствуя, как влажный, душный ночной воздух оседает на коже, несмотря на легкий летний костюм. Он не любил жару. А еще он очень не любил уезжать так далеко от дома. Вот только его маленькое хобби часто требовало не только внимания и времени, но и приватности. Разумеется, никто не отменял Вирджинию и Мериленд, но делать Балтимор столицей преступности Ганнибалу не хотелось. Этот город стоило оставить вотчиной Чесапикского Потрошителя. Впрочем, для того, чтобы немного расслабиться и просто обзавестись мясом без лишнего шума, ему подходил и любой другой уголок страны. Доктор уже сделал себе одно громкое имя, а обретать огласку везде, где бывает, Ганнибалу не хотелось. Это здравое рассуждение и привело к тому, что Лектер взял за правило время от времени выезжать на гастроли, дабы не перегружать морги Балтимора выпотрошенными телами, оставляя взамен трупы в лесах прочих штатов. Его счастье, что копы Америки слишком редко общаются друг с другом, чтобы заметить схожесть внезапно возникающих дел. В этом городке Ганнибал тоже уже бывал, причем сравнительно недавно, и посещать его повторно не было никакой необходимости, но внезапное, безмолвное и настораживающее исчезновение Уилла из Балтимора без каких-либо комментариев и предупреждений внесло в душу доктора сумятицу и растерянность, которые экстренно хотелось утолить, вытряхнув душу из кого-то другого. И, желательно, в уже знакомом месте. И вот он снова оказался здесь. Нелюбовь Лектера к южным штатам с лихвой компенсировали их густые леса и неплохая кухня Луизианы, а еще обилие хамов, к которым он мог применить свои уникальные таланты. Во время таких спонтанных вылазок Лектеру не приходилось выжидать, он мог сразу убивать тех, кого приметил. Доктор небрежно сунул руки в карманы брюк, бесцельно блуждая по городу, пока в какой-то момент, бросив взгляд на одну из витрин, не замер на месте, вглядываясь в помещение бара через помутневшее от времени стекло. Внутри, у заплеваной стойки, сидел Уилл. Он сидел к нему боком и держал в одной руке пиво, а в другой совершенно мерзкого вида гамбургер, и по очереди прикладывался то к одному, то к другому. Ганнибал точно знал, что у Грэма не было ни единой причины находиться здесь. Он был уверен, что ему самому лучше уйти незамеченным, особенно с учетом того «сюрприза», который он оставил копам в соседнем лесу. Он прекрасно понимал, что после всех затеянных им в отношении Уилла манипуляций тот мог просто уехать, взяв передышку, пытаясь спрятаться от перспектив выбора и ощущения собственной двойственности, и он, Ганнибал, не должен его торопить. Этот плод должен вызреть и сам свалиться ему в руки. Но почему-то Ганнибал просто не мог заставить себя уйти. Он стоял и впитывал в себя профиль Грэма, пока тот, словно почувствовав на себе чужой взгляд, не обернулся, встречаясь с ним глазами. Уилл посмотрел на Ганнибала в упор и выразительно изогнул бровь. У Лектера не осталось иного выбора, теперь он обязан был зайти. Хотя бы из банальной вежливости. Его все равно уже узнали. В это самое время Бобби Бронсон пытался утопить раздражение в пивном бокале. В нем уже плескался добрый литр, но он не собирался останавливаться на достигнутом, ведь у его пьянства была просто мега-веская причина — его сколько-там-юродный брат жил с ним уже целых две недели и совершенно не спешил возвращаться домой. Из-за этого Найджелу пришлось временно вернуться в квартиру Дарко, оставив раздражённого этим фактом Бронсона привечать незваного гостя и довольствоваться короткими свиданиями на заднем сиденье авто, словно они, блядь, гребаные подростки, а не взрослые мужики! А ведь коп, черт возьми, только успел распробовать, как здорово иметь дома человека, готового к сексу 24/7. Мало того, его дражайший родственник умудрился с порога выдать «Здравствуй, Роберт!», прекрасно зная, как сильно Бобби ненавидит свое полное имя. В последний раз Робертом его назвала чертова бывшая жена, выставляя его вещи за дверь. Впрочем, Бронсон не остался в долгу и не менее жизнерадостно поприветствовал братца «Здравствуй, Уильям!», вызвав симметричную гримасу отвращения на лице Уилла. Ибо нехрен. На самом деле Бобби любил брата, ну или, как минимум, ценил тот факт, что он у него есть. Но ценить его было куда проще, когда он торчал на другом конце страны в своем промозглом Балтиморе. Открытки, скачанные из поисковика, дважды в год — на День рождения и Рождество — вот тот формат отношений, который отлично подходил для двух взрослых мужчин, коими они оба теперь являлись. А вот в детстве… В детстве все было совсем иначе. Пока отец не увез Уилла в неведомые дали, они жили неподалеку, ходили в одну школу и были похожи как две капли воды. По крайней мере, так говорили о них окружающие, самому же Бобби всегда казалось, что он гораздо симпатичнее. Уилл был странным, Бобби — тоже, но они удивительным образом дополняли друг друга. Грэм тяготел к науке, в то время как Бронсон предпочитал спорт и драки, поэтому в школе, пользуясь удивительным сходством, Уилл порой сдавал экзамены вместо Бобби, пока тот гонял с пацанами в футбол, а Бронсон за это регулярно разбирался с теми, кто рисковал дразнить младшего брата за его странности. Хотя Бобби уже тогда прекрасно осознавал, что брата действительно есть за что поддразнить. Позже, после смерти Грэма-старшего, они оба поступили в полицейскую академию, и вот тогда-то между ними возникла та трещина, что с годами становилась только шире. Грэм внезапно стал молчалив и скрытен, замкнувшись даже от Бобби. Бронсон частенько заставал Грэма беседующим самим с собой или дрожащим в плену кошмара под одеялом. А потом… Потом, после очередной неприятной стычки во время патрулирования Уилл просто уехал. И у них остались открытки дважды в год. Сейчас же, увидев Уилла снова, Бобби понял, что все стало лишь хуже. Грэм уже не бормотал. Теперь он надолго замирал, глядя перед собой невидящим стеклянным взглядом, словно проваливаясь на время в какую-то неведомую остальным, иную реальность, и потом с трудом приходил в себя. Он, как и прежде, был молчалив, но теперь это молчание все чаще ощущалось не отсутствием необходимости говорить, а каким-то подспудным страхом Уилла сказать что-то, что Бронсону знать необязательно. Но самое ужасное — он совершенно не торопился домой. Бобби хмыкнул, выныривая из невеселых мыслей о родственнике, отхлебнул пива и внезапно почувствовал чей-то настойчиво сверлящий спину взгляд. Он лениво обернулся и тут же напоролся на незнакомца, глазеющего на него с другой стороны стекла. Лощеный хлыщ, наряженный в совершенно идиотский клетчатый костюм, смотрел на Бронсона в упор с выражением жадного вожделения на лице. А еще с таким неприкрытым удивлением, будто у Бобби вместо носа отрос член. Коп вопросительно изогнул бровь, словно спрашивая «Сам съебешься или тебе помочь?», и незнакомец, странно склонив голову, отошел от стекла только для того, чтобы тут же....зайти в бар. Когда этот образец портновского онанизма вновь предстал перед Бобби, тот пожалел, что не заказал виски. Вечер стремительно становился хуже, а запас терпения у Бронсона был не слишком большим. Но тут неизвестный позер открыл свой холеный рот и крайне вежливо произнес: — Здравствуй, Уилл. Не ожидал увидеть тебя здесь. Так вот оно что! Все дело в Грэме! Шанс встретить кого-то из окружения Уилла в такой дали от Балтимора был один на миллион, но Бронсону регулярно везло на подобные вещи. Он открыл было рот, чтобы послать незнакомца лесом, но потом то ли бес в ребро, то ли пивная отрыжка толкнули его изнутри, и Бобби пришла в голову мысль, что развести этого вычурного придурка может быть гораздо забавнее. Тряхнуть стариной шутки ради, вспомнить былое и хоть как-то развлечься в отстойнейший вечер. Пусть и так неприлично — за чужой счет. Бобби глотнул еще пива, смерил мужика ехидным взглядом и пододвинул ему барный стул. — Сам от себя не ожидал, — мурлыкнул Бронсон и протянул ему свое пиво. — На вот, выпей. И, раз уж ты все равно здесь, посиди со мной. Глаза незнакомца на секунду странно вспыхнули, и он принял стакан. Бобби не мог не заметить, что мужик намеренно коснулся губами именно того места, к которому прикладывался сам коп. Ситуация становилась все чудесатее. Выходит, этот гламурный еблан подкатывал яйца к Уиллу? Черт возьми, откуда вообще у закрытого и презирающего условности светского общения Уилла подобные знакомые? Бронсон с ленивым любопытством покрутил всю ситуацию в голове, и внезапно эти вопросы разом поблекли перед ошеломляющим открытием — это был его гребаный шанс! Раз уж судьба свела его с этим, столь явно зацикленным на Уилле, незнакомцем, то что мешает Бобби самую чуточку подтолкнуть этих голубков друг к другу? Если у него получится, они вместе выпорхнут из его гнезда, и Бобби, черт возьми, сможет наконец нормально потрахаться в собственной кровати! Конечно, этот напыщенный павлин мало тянул в пару чудаковатому серому воробью Грэму, но, в любом случае, что мешает Бронсону поспособствовать им погреть друг другу яйца пару-тройку раз? В конце концов, если даже Бобби смог принять гейский секс, то Уиллу, с этими его странностями, вообще сам бог велел. Авось после хорошего секса он наконец-то станет поспокойнее. Сколько можно, в конце концов, дрочить втихаря, когда тут имеется такая шикарная задница в лице этого костюмного пришельца? Бобби мысленно ухмыльнулся и кивнул сам себе. Осталось только убедиться, что ему не померещилось странное поведение незнакомца, и потом уже смело волочь его домой. Пусть Грэм феерично охуеет, как охуел сам Бронсон, когда Уилл столь внезапно вломился в его жизнь. — Прости, вероятно, это было не слишком гостеприимно – предлагать тебе свой стакан… Может, и тебе заказать? — Бобби улыбнулся и склонился ближе, забирая обратно свое пиво. Он словно невзначай бросил быстрый взгляд на чувака в костюме и заметил, как у того непроизвольно расширились зрачки. — Это все же мой город и мой дом. Тут я родился и вырос. Возвращение к корням часто заставляет переосмыслить некоторые вещи. Изменить себя. Ганнибал смотрел на Грэма и не узнавал. Он видел лицо Уилла, может быть, чуть более зацелованное солнцем, чем это было в хмуром и ветреном Балтиморе, но это было объяснимо, Луизиана лучилась солнцем с восхода до вечерней зари. Он видел его привычную одежду — неизменную рубашку и куртку цвета хаки, потертые немаркие штаны. Он наблюдал улыбку и взгляды украдкой, и буйные кудри, ниспадающие на лоб, но он не видел самого Грэма. Доктор совершенно его не узнавал. Вернувшись домой, Уилл, похоже, действительно изменился. В нем больше не ощущалось ни той асоциальной дикости, ни презрительной, ядовитой злости, которой он постоянно норовил ужалить Лектера, он выглядел расслабленно и спокойно. То ли он наконец что-то понял о себе, то ли пришел к определенному решению за время своего уединения в родном городе, то ли это было успокаивающим действием отчего дома, но видеть Уилла улыбчивым и открытым было настолько приятно, что Ганнибал потерял контроль над собой. Он непроизвольно отпустил защитные барьеры, искренне улыбнулся и посмотрел в эти безбрежные, лучащиеся искренним интересом глаза. Это был его славный, принявший себя мальчик, тот самый, которого он так долго ждал. Бобби смотрел на мажора в костюме и тихо охуевал. Мужик смотрел на Бронсона как пес на котлету, только что не пуская слюну. И этот взгляд… Коп уже видел такой же. В других, очень похожих по цвету глазах. Смесь тоски и желания, приправленная отчаянием и бравадой, и искусно припорошенная напускным безразличием и даже юморком. Он увидел это в глазах Найджела далеко не сразу, а Уилл, похоже, не видел этого до сих пор… Бронсону стало нестерпимо жалко этого богатого засранца, способного иметь все, что он хочет, кроме его чудаковатого брата. Хотя… Грэм ведь тоже о ком-то вздыхал по ночам. Может, именно о нем? Коп тряхнул головой и сполз с барного стула, панибратски обнимая неизвестного мужика за шею, а затем прижался вплотную, посмотрел ему прямо в глаза и доверчиво шепнул: — Поехали ко мне? И этого Ганнибал уже не выдержал. То ли близость, то ли пристальный взгляд, то ли странный намек, то ли все это сразу, но что-то заставило обычно расчетливого Лектера поставить на кон все и пойти ва-банк. Он обхватил лицо Бобби ладонями и осторожно поцеловал. Бронсон настолько опешил, что не смог даже его оттолкнуть. Незнакомец обнимал его трепетно и чутко, лаская пальцами щеки и даже не пытаясь забраться языком в рот.Чувственные, смутно знакомые губы трепетали на его собственных, и это было, мать его, пиздец как горячо! Куда горячее, чем Бронсон мог ожидать. Он уже смирился с тем, что Найджел стал багом в его гетеросексуальной программе, его слабостью и маленьким личным грехом, но этот костюмный павлин не имел ничего общего с Найджелом, и все же вынуждал Бобби жарко плавиться в его руках. Бронсон прикрыл глаза, пояснил сам себе, что во всем виновато пиво, а потом поцеловал придурка в ответ. Наверное, ему должно было быть стыдно или неловко, как минимум, перед Найджелом, но ему было плевать. Они не давали друг другу клятв верности, не обещали никогда не изменять, не признавались в любви, они вообще только-только сошлись! А этот влюбленный идиот, и пиво, и его гребаный брат, и желание узнать, гей он все-таки или нет — все это заставило Бронсона приоткрыть рот и лизнуть губы незнакомца в ответ. По спине Бобби пробежал электрический ток, и ему стало по настоящему не по себе. Потому что он явственно ощутил, как заинтересованно дернулся его собственный член. Еб твою мать! У него что, реально может встать на любого смазливого мужика?! Приступ паники копа был прерван тихим и неуверенным, но закономерным вопросом: — Уилл, ты не шутишь? Ты действительно приглашаешь меня к себе? И сейчас, уткнувшись лбом в лоб человека, которого Бобби видел впервые в жизни, он понял, что у него был всего один правильный ответ на этот вопрос. Пусть сам Бронсон и был непроходимо туп во всем, что касалось личной жизни, но сейчас он просто обязан помочь своему однозначно недалекому братцу избавиться от проклятья семейной тупизны. Если он сведет Уилла с человеком, который влюблен в него до полусмерти, это точно зачтется ему на том свете. Лишь бы на этом ситуация не двинула его кулаком разъяренного Найджела в лицо. Остальное он как-нибудь переживет. — Это похоже на шутку? — тихо пробормотал Бронсон, и поймал такси. Через двадцать минут они уже были у него. Стоило отдать должное богатому засранцу, он даже не изменился в лице, увидев, в какую халупу ведет его Бобби. Впрочем, судя по тем взглядам, которые мужик бросал на копа в салоне такси, он согласился бы даже на минет у мусорных баков. В конце концов, енотам было не привыкать. Поднявшись по лестнице к своей квартире, Бобби заметил, что внутри горит свет. Что ж, Грэм был дома, тем лучше для них обоих. Открыв ключом входную дверь, Бронсон вошел в помещение первым, за ним маячил его безымянный гость. Сидящий на диване брат поднял голову и тут же вытаращил глаза. — Роберт..? — Уильям? — Ганнибал?!!! Еб твою мать! Ганнибал? Серьезно?! Воистину, чудовище в костюме-тройке называлось под стать своему внешнему виду. Интересно, мужик выбрал такой стремный стиль из-за давления имени, данного ему при рождении, или родители обозвали его Ганнибалом, потому что заранее подозревали, что с ним что-то не так? Бронсон не успел развить эту мысль, потому что в этот момент Уилл внезапно вскочил с дивана и наставил на них обоих неизвестно откуда взявшийся пистолет. Коп инстинктивно дернулся в сторону, уходя из-под прицела, и Лектер наконец увидел, что их действительно двое — Уилл и тот, второй, которого Грэм назвал Робертом. Теперь-то, наконец имея возможность сравнить, Лектер и разглядел ускользнувшие поначалу различия. Роберт был смуглее и жилистей, у него была бронзовая кожа настоящих южан, а волосы едва заметно выгорели на солнце. В его ироничном взгляде не было затравленной неуверенности или напускной Грэмовской дерзости, он был обоснованно уверен в себе. А еще в них не отражалась та клубящаяся на дне зрачков тьма, что так очаровала его в Уилле. В глубине глаз Бронсона таился порядок и закон. Он был копом, это было очевидно, об этом кричало все – от манеры держаться до легкого нахальства и стиля речи. Возможно, порой он и манкировал нормами права (даже скорее всего), но он явно был не из тех, кто преступит правила жизни. Он всегда точно знал, кто прав, а кто виноват. В остальном же они были похожи до рези в глазах — тот же изгиб губ, тот же вздернутый нос, те же брови, изгибающиеся при каждой фразе, те же кудри, которые Роберт, в отличие от Уилла, предпочитал носить откинув назад. Говорят, у каждого шедевра есть своя дешевая копия. Но в их случае копии не было, природа просто случайно сунула в принтер два листа вместо одного, умножив внешность, но не копируя личность. Такого поворота не ожидал даже всеведущий доктор Лектер. Уилл в ответ молча буравил Ганнибала взглядом, до хруста сжимая пистолет в руках. В его сияющих зеленых глазах бушевал целый шквал противоречивых чувств и эмоций. Он был готов одновременно проклинать и благословлять провидение, снова столкнувшее его с Лектером, да еще и таким странным образом. Но... Возможно, все это было к лучшему. У Уилла мелькнула мысль, что, по крайней мере, их двусмысленная ситуация имеет шанс разрешиться вдали от Балтимора, без постоянного гнета Джека и давления Аланы. Только между ними. И… похоже что еще и с участием Бобби. Бронсон смотрел на эту игру в гляделки, напоминающую ему фильмы о диком западе, и откровенно забавлялся. Определенно, в сердечных драмах лучше не участвовать, а наблюдать со стороны, и, желательно, заранее прихватив с собой пакет с попкорном. Но сейчас Бобби стоило поднапрячься, если он хотел избавиться от этих двоих побыстрее и по возможности обойдясь без пулевых отверстий в стенах. Бронсон оценивающе покосился на брата — пистолет Уилл держал так, словно собирался защищаться, а не угрожать, а значит стрелять он однозначно не планировал. Одной проблемой меньше. Бобби перевел взгляд на Ганнибала и выразительно изогнул бровь. Вопрос — «Ну что, гений, сам справишься, или тебе помочь?» — остался неозвученным, но Ганнибал явно его понял. Он опустил глаза в пол, и Бобби, мысленно закатив глаза, принял огонь на себя. Для начала брата стоило отвлечь. — Да ладно, братишка, ты реально знаком с этим гламурным засранцем? Прикид у него конечно потрясающе дебильный, но это точно не повод сразу тыкать в него пушкой. Если тебя так раздражает его костюм, может стоит его просто раздеть, ммм? – на этих словах Грэм распахнул ресницы и перевел взгляд на Бронсона. – И слушай, перестань уже так на него пялиться, дыру же протрешь. Он, конечно, милаш, но пришел он ко мне. Бронсон подошел ближе и наконец осторожно вынул пушку из цепких лап профайлера, отложив ее подальше. На последних словах Уилл явственно скрипнул зубами. – Ты хоть знаешь, кого ты привел в свой дом, Роберт? Бобби выразительно фыркнул и посмотрел на ширинку молчащего гостя. — Судя по всему, того, кому ты не даешь. Мужик оголодал до такой степени, что чуть не стянул с меня трусы прямо в баре. Прикинь, он перепутал меня с тобой и готов был идти следом хоть на край света. Даже не подозревал, что ты такой динамщик, братец! Лицо Грэма вытянулось так, словно его действительно оскорбили. Он покраснел, потом побледнел, пару раз сжал и разжал кулаки, но крамольные слова «не даёшь» и «на край света» уже запали ему в голову, запуская работу слишком живого воображения. — Я??? Да с чего бы?! Я вообще-то не гей! Бобби ухмыльнулся. — Тогда иди погуляй пару часиков, пока мы с этим красавчиком не поможем друг другу. Я, в отличие от тебя, давно перестал быть ханжой, и гораздо более чуток к чужим сексуальным потребностям. Бобби нагло подступил к молчаливо наблюдающему за этим фарсом Ганнибалу, и Лектер, уловив намек, приобнял его за талию. Бронсон охотно прижался ближе и нахально подмигнул Грэму. Лектер улыбнулся шире. Грэм ошарашенно выдохнул, неловко открывая и закрывая рот, и явственно начал закипать. Сомнений не оставалось — идея Бобби обязана была сработать! Не то чтобы у Бронсона включился гейдар, проснулось ясновидение или интуиция, но и слепцом он тоже не был. Он прекрасно видел, что эти двое хотят друг друга. Вот только Уилл почему-то боялся сделать этот последний, решительный шаг. Бобби категорически не хватало сейчас Найджела. Вот он бы уже наверняка догадался, в чем тут дело. Чертов барыга читал человеческие души, будто хренов психотерапевт, и, по всей видимости, именно это и помогало ему так ловко толкать свой товар. Но Найджела здесь не было, а Бобби предпочитал действовать без лишних рассуждений. — Что ж… Раз он тебе не нужен, одной проблемой меньше. Ты в курсе, что для придурка в костюме он весьма неплохо целуется? — Бронсон ухватил Ганнибала за галстук и притянул ближе к себе, обнимая свободной рукой за шею, а затем уткнулся носом в идеально уложенные волосы и тихо прошипел «Подыграй мне, идиот». Ганнибал Лектер очень не любил, когда его называли придурком или идиотом. Обычно те, кто позволял себе подобную оплошность, заканчивали свою жизнь в качестве начинки для колбас. Но сейчас эти слова произносили губы, принадлежащие Уиллу, и его же пальцы сжимали нежный шелк пестрого галстука. Лектеру было даже слишком легко пережить оскорбления, которые произносил этот рот. Он знал, что перед ним сейчас вовсе не Грэм, но большое ли это имело значение? Он выглядел точно так же, и даже знакомо пах одеколоном с кораблем на бутылке. Что, если это единственный способ узнать, как оно могло бы быть, будь на месте Бобби Уилл? К тому же… Этот коп был не так уж плох в затеянной игре. Ревность — серьезный стимул, чтобы вынудить человека наконец проявить себя. Лектер обхватил лицо брата Грэма руками и провел большим пальцем по его губам. — Приятно познакомиться, Роберт. — Просто Бобби, чувак. Они выдохнули друг другу в рот, впервые размыкая губы, и от тягучей сладости притворного поцелуя у обоих закружилась голова. Ганнибал не стал притворяться, что он хочет поцеловать самого Роберта, позволяя своему воображению сыграть с ним злую шутку. Сейчас перед ним стоял именно Уилл, и он вложил в этот поцелуй всю свою тоску и все неутоленное желание, что годами прятал даже от самого себя. Он смаковал резко очерченные губы Бронсона, и его щетина колола уголки рта так же, как щекотала бы его извечная небритость Уилла. Они были слишком похожи. Не только до рези в глазах, но и до боли в сердце. Бобби не был эмпатом, но даже он ошущал эту грусть, эту темную жажду обладания пополам с горечью от того, что целуешь не того, эту невыразимую нежность и скрытую под ней жадную, яростную, голодную страсть, способную как возвести на пьедестал, так и уничтожить. Он в ответ запустил пальцы в идеально уложенные волосы психотерапевта и ощутил, как они рассыпаются шелком в его руках. Бобби уже ощущал нечто очень похожее. Он уже знал эти поцелуи, знал эти губы, и хотел знакомо приправить их привкусом виски и табака. Он уже видел этого человека где-то, вспомнить бы только – где… Коп оторвался от губ Лектера и внимательно посмотрел ему прямо в глаза. Пиздец был очевиден — у них обоих стояло. А между ними стоял Уилл — бледный и злой, как Сатана. — Лицемер!!! Подлая двуличная тварь! — зашипел Грэм, обращаясь непонятно к кому из них. — Ты…ты… Бобби иронично хмыкнул, демонстративно облизнул зацелованные губы и приподнял бровь. Наблюдать за ломкой мировоззрения Уилла было крайне забавно. Его славный братишка даже не догадывался, что прямо сейчас закатывает нечто весьма похожее на классическую сцену ревности сварливой жены. Да еще и не дает своему мужику точно так же. — Слушай, я не пойму – ты хочешь нам помешать или жаждешь присоединиться? — флегматично осведомился коп, и Уилл подавился уже начатой тирадой. — П-п-п… Присоеди...что??! — Полагаю, Уилл пытается донести, что наши отношения никогда не переходили грани профессиональных или дружеских встреч, — саркастично изрек Ганнибал и стрельнул глазами в зависшего Грэма, — с некоторыми… привилегиями, позволяющими нам, так сказать, сублимировать это упущение. Бобби прищурился и снова посмотрел на потрясенного брата. Нужда и ярость в его направленном на Лектера взгляде говорили ему куда больше, чем Уилл когда-либо смог бы признать вслух. Пора было ковать железо. — Но тебе бы хотелось? «Да» и «нет» прозвучали настолько синхронно, что коп не смог разобрать, что именно произнес каждый из них. А вот Уилл, очевидно, расслышал, потому что его, наконец, прорвало. Он медленно и однозначно угрожающе двинулся на Ганнибала, оттирая Бобби с пути. — «Нет»?! Что значит «нет»?! Теперь ты и это будешь решать за меня, да, мать твою!? Мало тебе того, что ты влез ко мне в голову?! Мало того, что ты разрушил мою жизнь и лишил меня всех, кто мне дорог?! Ты…ты… Ты даже тут хочешь меня лишить права выбора?! Грэм до сих пор не знал, как именно он относится к доктору Лектеру — презрение смешалось в крепчайший, кружащий голову и ломающий все его устои коктейль с тягой и потребностью, ненависть – с невыносимой тоской по психиатру. За эти две недели он задавался этим чертовым вопросом тысячу раз, колеблясь на тонкой грани между чувствами и долгом. Сейчас ответ на него казался исключительно простым. Наверное, во всем был виноват чертов Бронсон. Все то время, пока Уилл жил у Бобби, он не переставал удивляться вечно расслабленному и насмешливому брату. Тот смотрел на мир с изрядной долей пофигизма, не накапливая проблемы, а играючи, практически походя, решая их, умудряясь при этом не ныть и не ломаться даже под гнетом паршивых дней и обстоятельств. Грэм видел в нем то, чем никогда не отличался он сам — умение делать правильный выбор и следовать ему до конца. Может быть, ему, в конце концов, стоило хоть раз последовать этому примеру? Мир ведь явно не рухнет от того, что они с Лектером переспят. Грэм подступил к доктору так близко, что его последние слова осели буквально на губы Ганнибала. — Меня заебало, что ты пытаешься решать за меня, доктор Лектер. Поэтому да, черт возьми, я таки присоединюсь! Бобби не стал слушать дальше, монологи Грэма не интересовали его ни в малейшей степени. Главное он уже услышал, и тут же, не давая Уиллу опомниться, подступил к нему сзади и подтолкнул его к Лектеру собственным телом. Грэм врезался в Ганнибала, и их губы наконец-то встретились. В тишине комнаты раздался отчетливый жадный вздох. Уилл попытался было инстинктивно дернуться назад, но Бобби не позволил, придержав его за плечи и тихо прошептав в россыпь локонов на затылке: — Просто дай ему шанс. Дрожь, прокатившаяся по телу профайлера, намекнула Бобби, что они на верном пути. Ганнибал не стал искушать судьбу, дожидаясь, пока разум догонит переполненного эмоциями Грэма, и обхватил лицо Уилла ладонями. Его поцелуи были ласковыми и невесомыми, будто касания крыльев бабочки, собирающей утреннюю росу, и такими отчаянно-торопливыми, словно он всерьёз опасался, что подобной возможности ему больше не представится и спешил попробовать на вкус как можно больше. Это было так щемяще-трогательно и нежно, что стоящий позади Уилла Бронсон невольно смутился. Его не должно было быть здесь, он не должен был портить их первый раз своей небритой физиономией и пошлыми шуточками. Бобби не собирался участвовать в их интиме, ему хотелось просто немного помочь Грэму. Подтолкнуть его, заставить преодолеть эту двойственность эмоций и ощутить вкус к происходящему. И Уилл в полной мере ощущал этот вкус. Поцелуи Лектера горчили, словно вересковый мед, но сладость от них растекалась по телу теплыми волнами, вынуждая профайлера льнуть к его губам. Он знал, что не должен этого делать. Он знал, что, вероятно, еще пожалеет об этом, и прекрасно осознавал, как, несмотря ни на что, ненавидит Лектера — за его сучью сущность, за его жестокость и безжалостную ложь, за его самодовольство и деспотизм, а больше всего – за ту иррациональную тягу, которую ощущал к нему Уилл. Да к черту! Профайлер ухватил Ганнибала за галстук и жадно вгрызся в его губы в ответ. В его поцелуе не было ни грамма нежности. Зубы клацнули о зубы и оцарапали Уиллу нижнюю губу. Первая же капля горько-соленой, словно слеза крови, стала тем самым катализатором, расколовшим пространство между ними пополам. Грэм прижался к Лектеру всем телом, и уже намеренно сильно укусил его за губу. Ганнибал тихо простонал в ответ. Впервые за все время их знакомства, доктор Лектер поддавался Уиллу — он вынужденно отступал назад, а за ним, по пятам, следовали два абсолютно одинаково возбужденных близнеца. Это была настоящая ожившая эротическая фантазия любого половозрелого мужчины — человек, которого ты любишь, но в двойном экземпляре. Ганнибал смотрел на эту зеркально умноженную красоту, и судорожно расстегивал пальцами пуговицы жилета. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, и доктор до сих пор боялся, что вот-вот проснется. Боялся понять, что это не реальность, а всего лишь одна из проекций его воображения во Дворце памяти. Он искренне боялся, что Уилл передумает и уйдет. Уилл смотрел на капитулирующего Лектера и чувствовал, как где-то глубоко внутри разгорается жаркое пламя жестокого азарта. Ему неожиданно сильно нравилось смотреть на уступающего ему Ганнибала, ему хотелось проверить границы своих возможностей, узнать, как далеко он сможет зайти в подавлении этого гордого и самолюбивого человека. Уилл резко стянул футболку через голову и расстегнул штаны. Последние его сомнения упали на пол вместе с бельем. Уиллу не нужно было оглядываться назад, чтобы узнать, где находится Бобби. Он больше не воспринимал мир как обычно, его дар раскинулся спрутом, оплетая квартиру целиком. Он ощущал, как возбуждённый Бобби следует за ним безмолвной тенью. Бронсон шел следом почти невольно, слишком уж велико было магнетическое притяжение их с Ганнибалом влечения. Бобби втянуло в гравитацию их взаимного напряжения, и теперь он ощущал то же, что ощущал сам Уилл Грэм — пульсирующее в венах желание, удушающую муку нужды и внушительную эрекцию между ног. Ганнибал продолжал вынужденно пятиться назад, и Грэм наконец-то мог так ясно прочитать все эмоции доктора. Обычно холодный и бесстрастный, Ганнибал сейчас весь был как на ладони. Уилл ощущал его печаль и тоску, скрытые за невозмутимым фасадом, отчаяние и страх, а еще алчную жажду обладания, помноженную на обреченное принятие судьбы. Ганнибал не боролся с течением жизни и не плыл по нему, нет, он подчинял себе накатывающую волну и мчался на самом ее гребне. Этот сильный и самодостаточный мужчина был способен абсолютно на все, кроме одного… Он категорически не мог устоять перед Грэмом. Уилл зло улыбнулся, ощущая опьянящую власть, и с размаху толкнул Ганнибала в грудь. Лектер пошатнулся, неловко взмахнул руками и упал на кровать, попутно задевая бедром тумбочку Бобби. Тумба упала, ящик вылетел, по полу рассыпалось разноцветное конфетти из презервативов и тюбиков смазки. Уилл отвлёкся и округлил глаза. — Черт возьми, Бобби! Какой нимфоман сюда все это притащил? — Я. Услышав новый голос, все трое разом обернулись и замерли, глядя на темный силуэт в дверях. Бобби непроизвольно сглотнул. Черт бы побрал этого румынского наркоторговца! Только он умел открывать дверь в его квартиру абсолютно бесшумно. Когда Найджел вступил в круг света, оказалось, что он одет в любимую рубашку с таксами и узкие джинсы, а волосы привычно свисают ему прямо на глаза. Ганнибал и Уилл уставились на него в безмолвном оцепенении, явно чем-то ошарашенные. Бронсон запаниковал. Он слишком хорошо помнил, чем закончилось то его неудачное приключение с шлюхой, а ведь тогда у него даже не стояло! Сейчас же ситуация выглядела намного хуже – он был в компании двух мужчин, полуголый, с выразительно торчащей эрекцией, да еще и у развороченной кровати, так что слова о том, что он собирался просто помочь брату, прозвучали бы как форменный пиздец. Найджел выразительно осмотрел вздыбленную ширинку Бобби, потом перевел взгляд на присутствующих в комнате мужчин, прищурился... и дверь с грохотом захлопнулась у него за спиной. Правда, в этот раз сам Найджел почему-то остался внутри квартиры. Он невозмутимо стянул кроссовки, цепляя пятку за носок, сдернул через голову рубашку и уже начал расстегивать штаны, когда Бобби оказался рядом с ним и резко поймал его за ладонь. — Что ты делаешь?! Дилер ухмыльнулся. — Раздеваюсь, красотуля. Сам же видишь. — Зачем? — Не хочу пропустить самую охуительную вечеринку сезона. У Бобби буквально отпала челюсть. Он был настолько шокирован отсутствием ревности у Найджела, что почувствовал, как начинает заводиться сам. Гребаный ублюдок! Чертов кобель! Значит, когда Бронсон привел домой бабу, Найджел скорчил из себя оскорбленную невинность, а как только перед носом замаячила сосисочная вечеринка на четыре члена, с похотливого мудилы разом слетели штаны! — В этот раз, я смотрю, ты не злишься? — прошипел коп, наблюдая, как Найджел стаскивает джинсы. — В общем-то, нет. Тихий смешок, прозвучавший со стороны Лектера, практически вывел Бронсона из себя. Он сжал кулаки, готовясь дать Найджелу в морду, а следом выкинуть голого братца и его несостоявшегося любовника за дверь и разнести тут все к херам, но Найджел успел сцапать его до того, как Бобби сказал или сделал бы что-то лишнее. Он притянул копа к груди и разом зарылся руками ему в волосы, а языком в рот. — Туго соображаешь, красотуля. Я не собираюсь ревновать тебя к брату, особенно из-за того, что ты решил ему подсобить. Семья есть семья, — Найджел интимно потерся пахом о стояк Бронсона и прихватил его зубами за ухо, предварительно тихо шепнув. — К тому же, на его приятеля у тебя просто не могло не встать. Мужик, которого пытается завалить твой брат, похож на меня просто до опизденения. Признаться, мне даже лестно, что у тебя на меня такой стойкий рефлекс. Бобби удивлённо оглянулся на парочку у кровати и, оглядев растрепанного Лектера, фыркнул. Гнев его начал угасать. Черт возьми, а ведь Найджел прав – у них с Уиллом однозначно были схожие вкусы на партнеров. Губы Найджела нашли кожу у уха Бобби, а руки нырнули в расстегнутые штаны, немедленно находя член, и коп больше не мог злиться. А заодно и сопротивляться или соображать. Патлатый ублюдок действовал на него мощно и безотказно, как инъекция чистой похоти прямо в кровь. И сейчас Бронсону было глубоко насрать на тех, кто вокруг. В его сраную квартиру сейчас мог вломиться весь коллектив родного полицейского участка – он бы и глазом не моргнул. Продолжать целовать Найджела и дрочить его член было однозначно приоритетнее. — Тебя не было слишком долго, ты, придурок, — коп улыбнулся и поймал губами ключицу Найджела, вынуждая того сбивчиво выдохнуть и ухватить Бобби за зад. — А значит, ты мне должен, Найджел. Сегодня ты сверху, и мне категорически насрать, что твоя рука еще не до конца зажила. Неожиданно неловкая улыбка наркоторговца заставила Бобби удивлённо моргнуть. — Как скажешь, красотуля. Просто не хотел настаивать после... Ты понял. У Бронсона по спине пробежались мурашки. В этой кривой фразе Найджела было слишком много всего неозвученного и ранее неуместного между ними, чтобы не смущать. Патлатый мудила ценил и берег его, прикрываясь дурацкими шуточками и пошлыми ухмылочками. Бронсон не хотел даже задумываться о том, в какой момент для него в отношении Найджела «быть сверху» стало поводом для шуток, а не принципиальной позицией. Он не хотел осмысливать то, что начал тайком смотреть гей-порно, чтобы иметь возможность быть с Найджелом на равных, запрещал себе думать о секс игрушках, добавленных в избранное в интернет-магазине и о второй зубной щетке, прочно обосновавшейся в стаканчике ванной. Он боялся, что его спугнет это все. Что все в какой-то момент окажется между ними слишком серьезно. Бронсон твердо знал только одно – при их обоюдной терпимости, любознательности и универсальности, они могут трахаться еще очень долго, прежде чем кому-то из них надоест. И, наверное, это была максимальная близость, доступная таким, как они — копу и барыге, столкнувшимся однажды в баре в темный пятничный вечер. А потом Найджел опустился перед Бобби на колени, и Бронсон забыл обо всем. Уилл наблюдал за этой удивительной картиной единения двух абсолютно непохожих между собой людей, и ему было радостно и горько разом. Бобби, при всех своих недостатках, действительно заслуживал любви, заслуживал иметь рядом кого-то, кто будет помнить и, пусть пока неумело, но заботиться о нем. Грэм посмотрел на грубоватого Найджела, так неожиданно ласково что-то шепчущего плавящемуся в его объятиях брату, и в его разуме сам собой качнулся маятник. Взлохмаченная и небритая версия доктора Лектера была абсолютно честна и недвусмысленна в своей привязанности к Бобби, в ней не было ни грамма притворства или желания выставить себя кем-то другим. Найджел говорил, что думал, и всю свою жизнь делал, что хотел. Демоны, таящиеся в его прошлом, еле слышно звали Уилла послушать свои темные истории, но сейчас, в настоящем, их голос полностью заглушал собой Бобби. В том, как Найджел обнимал Бронсона, как притягивал к себе и заглядывал в лицо, было так много искренности и любви, что этот резкий и нарочито-нахальный мужчина словно светился изнутри. Грэм знал, что они с его братом еще не скоро скажут друг другу эти слова, если скажут их в принципе, но так ли много значат слова, когда каждое прикосновение, каждый поступок и помысел наполнен любовью. Было почему-то почти обидно, что при таком сильном внешнем сходстве Найджел и Лектер так сильно отличались внутренне. Их внешнее сходство не сразу бросалось в глаза только из-за разницы в стиле, общей ухоженности и длинне волос. Найджел был дикой копией Лектера, его необузданным случайным близнецом. Они выглядели, как принц и нищий, как бродяга и рыцарь… Как дилер и психотерапевт. Но в этой паре почему-то именно в дилере было больше гуманизма и света. И, хотя Уилл точно знал, что руки Найджела тоже запятнаны кровью, он хотя бы не делал этого ради еды или из удовольствия. Они все были похожи друг на друга, как отражения в кривом зеркале, передавшем форму, но исказившем суть, и в какой-то момент Уиллу стало абсолютно очевидно, что от перемены мест слагаемых сумма не изменится, да и от судьбы, к сожалению, тоже не убежать. Бобби и Найджел были наглядной визуализацией того, как могло бы все получиться у них с Ганнибалом, если бы они оба были нормальными. Каждый из них. Но нормальностью у них даже не пахло, а значит им с Ганнибалом предстояло искать свой собственный путь. Грэм обернулся и посмотрел на свое чудовище, безропотно распластавшееся на кровати. Лектер ждал решения Уилла, глядя на него из-под рассыпавшейся челки, и Грэму нравилось сознавать, что теперь все зависит только от него. Ганнибал слишком долго вертел им как хотел, слишком много манипулировал, слишком часто лгал. Пришло время отплатить ему той же монетой. Профайлер посмотрел Лектеру прямо в глаза и медленно, обещающе улыбнулся. — Мне кажется, теперь я знаю, как именно буду тебя ненавидеть, доктор Лектер. — От ненависти до любви..,— последовал уверенный ответ, и Уилл скрипнул зубами, чувствуя, как снова вскипает застилающей глаза злостью и похотью кровь. Ганнибал наблюдал за возвышающимся над ним Грэмом и тихо улыбался про себя. Он дождался. В своей праведной ярости Уилл наконец-то обретал истинную суть, выпуская по капле наружу ту самую тьму, что должна была однажды полностью его изменить. Она уже заставляла его понемногу вырываться из того целомудренного, запертого на замки морали и условностей, кокона, который он так тщательно выстроил, обещая явить миру прекрасного мотылька. Судя по яростному румянцу на лице Грэма и вожделеющей похоти в его глазах, совсем скоро он обязан был расправить крылья. Ганнибал наслаждался злостью Уилла. В отличие от обычного затхлого уныния, его ярость была чистой и свежей, точно утренняя роса. Лектер впитывал в себя образ своего гневного ангела, и Уилл прекрасно чувствовал этот восторг. В зеленоватых глазах Грэма блеснул опасный стальной огонек. — Ты всегда хотел этого, да? — нарочито спокойно процедил Грэм, наблюдая как от его тона по коже Лектера ползут непрошенные мурашки. — Хотел, чтобы я доверял тебе, чтобы считал тебя своим единственный другом. Чтобы ты мог сделать со мной все, что пожелаешь. — И я не сожалею об этом. — Разумеется, нет. Ты сожалеешь только о том, что я этому воспротивился. Зачем ты хотел лишить меня всего, Ганнибал?! — Я хотел, чтобы рядом с тобой не осталось никого, кроме меня. Искренность этих слов ударила Грэма наотмашь, и он сжал челюсти. Правда всегда лежала на поверхности, и подспудно он знал ее слишком давно. Именно поэтому он малодушно прятался здесь, дома, где его никогда ничего не держало, оттягивая неизбежный финальный ужин, пытаясь сбежать от самого себя, от своих мыслей и чувств — от влияния Джека, от невыносимых бесед с Лектером, от необходимости сделать выбор, в конце-то концов. Потому что он не хотел выбирать. Потому, что в глубине души он знал, что может простить Лектеру что угодно. Уилл смотрел на Ганнибала, кипя смесью гнева, замешанного на обреченном, не оставляющем ему шанса на спасение, вожделении, и видел, что доктор не может оторвать от него глаз. В его глазах Уилл был прекрасен, словно яростный ангел, словно божество, сотканное из обломков молний и звезд, словно демиург возмездия и расплаты. Лектер знал, что Уилл был его личной дорогой в бездну, и готов был пройти по ней до конца. Ганнибал впитывал в себя образ профайлера и наслаждался каждой его чертой — тем, как гнев дрожит на кончиках длинных ресниц, как волосы обрамляют высокий лоб, словно нимб, как пылают изумрудные глаза, наливаясь жадной тьмой. Ганнибал думал о том, что в незапамятные времена таким, как Грэм, воздвигали памятники и приносили жертвы, таким посвящали оды и слагали стихи. Уилл чувствовал, что прямо сейчас Лектер был готов бросить свою жизнь и свободу к его ногам… И Уилл был готов принять эту жертву. Если Ганнибал видит его божеством, он будет самым жестоким богом. Он наклонился, поднял с пола смазку, а затем бросил тюбик прямо в Лектера и холодно скомандовал: — На колени, сукин сын. На лице Ганнибала не дрогнул ни единый мускул, но Уилл почти физически ощутил его боль, когда возвышенный образ, рожденный фантазией доктора, раскололся о его грубость. Лектера внутренне передернуло, но он заставил себя стерпеть. И это вынужденное болезненное смирение Ганнибала перед Грэмом возбуждало до ломоты в костях. Мир перевернулся, они поменялись ролями. Уилл наконец ощутил, что имеет право доводить Ганнибала до отчаяния и безумия, возвращая долг причиненной ему боли, и однозначно планировал этим правом воспользоваться. Ганнибал тихо выдохнул, взял тюбик и скользнул на колени. Уилл занял место на кровати напротив, широко разведя ноги, так, чтобы Ганнибал мог наблюдать его эрекцию прямо перед лицом. Грэм приподнял чужой подбородок двумя пальцами, заставляя психиатра взглянуть себе в лицо, и произнес: — Я трахну тебя, Ганнибал. Но вовсе не потому, что ты этого хочешь. Я сделаю это просто потому, что могу. И не смей даже на секунду вообразить, что это хоть немного искупит твою вину. — Но это поможет мне начать ее искупать, — прошептал доктор, глядя на Уилла снизу вверх. Он сидел в позе классического подчинения — на коленях, откинувшись на пятки и разведя в стороны колени, так, чтобы Уилл мог видеть его член. Руки с тюбиком смазки заведены за спину, подбородок опущен, и только глаза с жадностью продолжали следить за Грэмом. Смирение и послушание. Уилл осознал, что ему нравится видеть Ганнибала таким. Сейчас только это токсичное удовольствие от их взаимной зависимости и останавливало Грэма от звонка копам. Профайлер прекрасно знал изворотливость и целеустремленность Лектера, его беспрецедентное умение манипулировать людьми, видел, что это игра в поддавки. Понимал, что стоит ему только ослабить защиту и снова раскрыться перед Ганнибалом, как чертов манипулятор найдет способ его присвоить, но теперь уже навсегда. Мужчина перед ним только играл в смирение, но даже это притворное подчинение возбуждало до ломоты яиц и жарких мурашек по спине. В жизни Уилла пока что не было ничего более сексуального, чем Чесапикский Потрошитель, стоящий перед ним на коленях. От опасности ситуации у Грэма волоски встали дыбом на руках, но он уже не в силах был остановиться. Он планировал обнажить острие и пройти по самой его грани. Он хотел, чтобы каннибал взял у него в рот. От одной мысли об этом у Грэма дернулся член. Он резко сгреб Ганнибала за волосы, вынуждая посмотреть себе в лицо. — Сейчас ты растянешь себя для меня, — произнес Уилл, вновь забывая с этим человеком о том, что он не любит смотреть людям в глаза. Он видел как зрачки Ганнибала расширились, выдавая возбуждение, пронзившее его при этой команде. — И я хочу твой рот. Отсоси мне, и если ты будешь достаточно хорош, я разрешу тебе кончить в качестве награды. Они оба едва дышали, полностью погружаясь в эту странную двусмысленную игру. Это так сильно напоминало их беседы в кабинете Лектера, что Уилл почти слышал, как трещат дрова в несуществующем камине. Он посмотрел на Ганнибала и увидел, как тот медленно склонился ниже, приоткрыл рот с идеальной линией губ и следом сомкнул его на головке члена. Эрекция тут же погрузилась глубже, исчезая в глубине этого плотоядного рта и вынуждая Грэма дрожать от возбуждения и бешеного адреналина. Если б он знал, что это будет так хорошо, он бы давно предложил это сам. Если бы он знал, что сможет наслаждаться этим, он давно бы отказался от идеи сдать Джеку Потрошителя. Грэм наблюдал за Лектером с отстраненностью энтомолога, фиксируя взглядом происходящее, но не отдавая себе в этом отчета. Он видел, как доктор нанес смазку на пальцы и завел руку за спину, проникая в собственное тело. Грэм видел, как он растягивает себя — профессионально и технично, не получая от этого особого удовольствия, потому что он ждал удовольствия потом. Он хотел, чтобы это удовольствие подарил ему именно Уилл, и был полон решимости его заслужить. Уилл наблюдал за доктором из-под длинных ресниц и чувствовал, как в нем ширится, разгораясь, неизвестное ему доселе чувство, жарко греющее изнутри. Это было вовсе не предчувствие скорого оргазма, хотя Лектер отсасывал так, как профайлеру не сосали еще никогда. Это было чем-то иным, чем-то темным и липким, точно испорченный мёд — чем-то, от чего он чувствовал себя одновременно порочно-запятнанным и очень счастливым. Уилл знал, что сегодня он мог пользоваться телом Ганнибала по своему усмотрению, и эта перспектива вызывала в нем неприлично много фантазий. Грэм посмотрел на торчащую эрекцию Лектера и тронул ее босой стопой. Мужчина сдавленно задохнулся, плотнее обнимая член Уилла губами, и на лице профайлера расцвела недобрая усмешка. Он надавил на член Ганнибала сильнее, наблюдая, как сдержанный доктор ерзает под его ногой. Уилл усилил нажим. Эрекция мягко пульсировала под ногой, вызывая полчища непрошенных мурашек у них обоих. Уилл чувствовал, как нотка боли вплетается в возбуждение Ганнибала, заставляя его стонать и ерзать, в попытке то ли ускользнуть от давления, то ли усилить ощущение. Это было прекрасно. Ганнибал был прекрасен в агонии муки, и Грэм впервые в полной мере прочувствовал красоту чужой боли. Уилл прищурился, скользнул стопой ниже, взвесил стояк Лектера на мыске ноги, и заведя ногу чуть ниже, вынудил доктора поднять бедра. Стоило ему приподняться, как профайлер хлестко шлепнул его по промежности. Ганнибал сдавленно застонал. Капля смазки выкатилась из его члена и соскользнула вниз по стволу. Лектер наслаждался этим точно так же, как Уилл. — Ну как, вам нравится, доктор Лектер? — хищно прошептал Грэм. — Мне – очень. Уилл пнул его по яичкам еще раз, и сам сбился с дыхания, когда горло Лектера в спазме сжало его член. Черт подери, он даже не подозревал, что его заведет нечто подобное. Что для них обоих это в принципе окажется возможно. Что они наконец обретут взаимность именно через передачу контроля. Грэм за волосы оттащил Лектера от члена и вздернул наверх, вынуждая распрямиться. Ганнибал стоял перед ним на коленях и смотрел прямо в глаза. Профайлер провел ногтями по груди доктора и увидел, как жадно затрепетали его ноздри в ответ на жаркий укус боли. Ганнибал в минуты страсти был столь же прекрасен, как и в минуты покоя. Уиллу вдруг захотелось посмотреть, как он выглядит, когда идет убивать. Он понял, что ошибался. Лектер вовсе не был холоден и бесстрастен. В вихре его глубоко сокрытых чувств и эмоций таилась их общая гибель, и Уиллу было самоубийственно интересно, сможет ли он однажды вытащить хоть что-то из них наружу, сможет ли вскрыть эту промерзшую насквозь скорлупу бескровно, или для этого придется взять в руки плеть. Грэм огладил жёсткую линию челюсти Лектера и темная улыбка изогнула его губы. — Теперь я вижу тебя. Я тебя вижу, Ганнибал… Он нащупал сосок в густых волосках на груди Лектера, медленно сжал его между пальцами и повернул. Они застонали синхронно, связанные общим взглядом сильнее любых оков. И Уилл все же не выдержал. Он порывисто прижал Ганнибала к себе и жадно поцеловал. Кем бы ни был этот мужчина — психотерапевтом, хирургом или убийцей — он принадлежал Грэму, и только Уилл мог решать, наказывать его или вознаграждать. Только он один имел право мучать Ганнибала Лектера. В этом они были на равных, и эта извечная война между моралью и долгом, между желанием и сожалением, между болью и наслаждением, война, в которой не будет победителей и проигравших, могла стать тем, что наконец-то их объединит. Уилл проник языком в рот Лектера еще глубже, и тот с готовностью обхватил его губами. Острые зубы доктора скользнули по нежной мякоти языка, и Грэм затрепетал от пикантности и страха. Это мало напоминало любовный поцелуй, в нем не было томной нежности или огненной страсти. Они просто дышали друг другом, не размыкая губ, так, словно оторвавшись они больше никогда не найдут друг друга. Уилл вел Ганнибала за собой, оставляя на его коже синяки в форме собственных пальцев и отпечатки зубов, и Лектер трепетал, благоговея и понимая, что каждая любовная метка – это украшение, которым его награждает Грэм. Доктор чутко следовал за Уиллом, приучая своего мальчика чувствовать власть, поддаваться инстинкту, отбрасывать условности и пылать ослепительно ярко. Кто из них был главным в этом процессе – не узнает, вероятно, никто. Через пару минут Лектер уже стоял на четвереньках на кровати и чувствовал сзади обжигающе горячий ствол, одетый в латекс презерватива. Он ждал, когда Уилл решится, и в глубине души до сих пор боялся, что этого не произойдет. Он опасался, что осторожный, привыкший сдерживать себя и свои природные порывы, Грэм побоится зайти так далеко. Но резкий толчок и приятное чувство наполнения, что немедленно переросло в невыносимое тепло в груди, лучше любых слов показали доктору, что он переживал зря. Он приручил профайлера. Он привязал его к себе. Они перешли последнюю грань. Теперь Уилл Грэм его. А потом мысли смыло, оставив только шелест простыней, громкие шлепки бедер о бедра и тихое шипение сквозь зубы, когда Грэм, увлёкшись, располосовал спину Лектера ногтями. Уилла больше не смущала собственная грубость. Он безжалостно вздергивал Ганнибала за шевелюру, удерживая его на месте, пока ритмично вбивался в него сзади, хватал его за бедра, разводя ягодицы шире, оставляя цепочки алых следов на нежной светлой коже, впивался пальцами в шею, заставляя Лектера дрожать в агонии игры на грани. Уилл любовался широкой спиной в красивом прогибе, крепкими плечами и руками, привыкшими убивать. Он видел розовый контур ануса, принимающий в себя его член, ощущая бесконечную власть над самым жестоким из ныне живущих убийц, и едкая кислота невыносимой нужды в Ганнибале по капле вытравляла из него желание отомстить. Обладание этим ужасающе-прекрасным человеком выглядело куда более заманчивой перспективой, и сейчас профайлер был готов признать, что не только он изменил Лектера. Доктор тоже его изменил. Их судьбы переплелись, связались воедино, и Уилл не был уверен, что кто-то из них сможет пережить разделение. Они были созданы будто бы специально друг для друга, созданы для того, чтобы мучать и истязать партнера, манипулировать и причинять сладкую, ядовитую боль в извечной, бесконечно-притягательной игре. Они никогда не смогут жить долго и счастливо, как Найджел и Бобби. Их взаимодействие всегда будет злой манипулятивной борьбой. Тогда в чем же, собственно, проблема? Если этого все равно не избежать, то не проще ли принять судьбу и смириться? Забыть о морали и долге, и попытаться получить от этого удовольствие? А от этого можно было получить удовольствие, и Грэм получал его прямо сейчас. Но Уилл, как и любой человек, был отчаянно жадным. Владея сейчас Ганнибалом, он занимал все его мысли и наполнял его тело, но этого было так ничтожно мало. Грэм хотелось запятнать его целиком, хотелось забраться под кожу и наполнить собой до краев. Он хотел бы его поглотить и быть поглощённым им в ответ. И когда напротив постели внезапно возник Найджел, обнимающий Бобби за талию, Уилл резко сжал Ганнибала за ягодицу, недвусмысленно вынуждая его открыть рот. Пусть в одиночку Грэм и не мог закрыть собой каждое отверстие в теле Лектера, в этом ему мог помочь брат. Уилл увидел, как губы доктора с готовностью обхватывают член Бобби и тихо застонал. Это было похоже на его собственное отражение. Он имел Ганнибала и сзади, и спереди. Таков был его замысел. Лектер потерялся в реальности, куда более прекрасной, чем его самые изощренные фантазии. Сейчас ему не хватало только зеркала на стене, чтобы запечатлеть в памяти этот прекрасный момент, момент, когда его наполняли две ипостаси дорогого ему Уилла Грэма. Его драгоценный мальчик властвовал сзади, толкаясь ровно так сильно и глубоко, как Лектеру нравилось, спереди же его рот был занят Бобби, и он, поднимая глаза вверх, мог видеть то самое лицо, искаженное агонией страсти. Лицо, что очаровало его в кабинете Кроуфорда с первых же секунд. Сам того не понимая, Уилл преподнес Ганнибалу подарок, о котором доктор мог только мечтать, и Лектер собирался сделать так, чтобы Грэм никогда об этом не узнал. Бобби же уже не мог мечтать, как, впрочем, и связно мыслить. Он мог только стонать, вздрагивать и материться. Сначала Найджел пытал его ртом с энтузиазмом, достойным лучшего примерения, потом растягивал длинными чуткими пальцами, лаская тугой комочек простаты до судорог в ногах, потом трахал, крепко вжимая в себя, чем вызывал приступы злости Бобби, потому что чрезмерно напрягал простреленное плечо. Поэтому когда лохматый придурок вынул член и, прижимая копа к груди, куда-то его повел, Бронсон готов был послать его нахер и додрочить себе сам. Пунктик Найджела в отношении контроля оргазма выводил оголодавшего на сухом пайке Бобби из себя. Они не виделись грёбаные пять дней, целую чёртову вечность, и теперь этот садистичный мудила снова заставлял его ждать. Коп приоткрыл затуманенные вожделением глаза и осознал, что видит перед собой Найджела на четвереньках. Его рот был распахнут в непосредственной близости от истекающей смазкой эрекции Бобби и откровенно просил скорее в него засадить. Вот только волосы Найджела были заметно длиннее, на шее была татуировка, а сам он сейчас стоял у Бобби за спиной, снова пристраиваясь к заднице Бронсона членом. — Ты что удумал, говнюк? — успел тихо прошипеть Бобби, но в тот же момент Найджел толкнулся в него сзади, вынуждая копа качнуться вперед, и его член сам попал в услужливо предоставленный рот. Ебаный-нахуй-блять! Бобби показалось, что он снова увидел звезды, но уже в другой солнечной системе. Что он погиб на очередном задании и попал в рай, где ангельские пальцы теперь нежно обнимают его член. Что он сдох в том чертовом притоне и скатился прямиком в адское пекло, где раскаленная лава сожгла всю его кожу дотла. Ему не хватало слов, воздуха и самообладания. Бобби запустил пальцы в слишком короткие волосы доктора и дернул его на себя. Охуительно, блять! Жарко и тесно, с умеренной дозой зубов и языка. Коп двигал бедрами, вбиваясь в предложенный рот, и у него кружилась голова. Найджел больше не трахал его сзади. Бронсон сам двигал задницей, и каждый толчок разливался пламенем по коже, опаляя мышцы, сухожилия и выжигая кости. Жаркий рот вокруг члена — крепкий стояк, проникающий в задницу. Влажная глубина — твердая длина, дразнящая простату. Теснота узкого горла — распирающее давление члена на сфинктер. Господи, блять! Этого было слишком много для одного Бобби Бронсона, но все равно отчаянно не хватало. Он крепче сжал чужие волосы, почувствовал как пальцы Найджела впились в бока, и кончил прямо в предложенный рот, мало задумываясь о том, что это не Найджел. После того, как Бобби вместе с Уиллом оттаскали доктора за волосы, он все равно выглядел почти так же. Секунду спустя коп ощутил, что сзади стало горячо и мокро. Найджел, тихо матерясь над ухом, кончал прямо в него, и Бобби мысленно возблагодарил их обоюдное здоровье за отсутствие презервативов. Когда Бобби кончил, Ганнибал проглотил. И дело было вовсе не в схожести с Уиллом, просто коп на вкус был именно таким, каким Лектер распробовал Грэма, пока слизывал капли смазки с кончика его члена. Это было так жарко, сладко и внезапно необходимо, что Ганнибал застонал и уткнулся лицом в постель. Белье пахло Уиллом, он чувствовал его присутствие сзади, чувствовал дрожь его бедер и терпкий предоргазменный аромат. Лектеру безумно хотелось сжать собственный член в кулаке и кончить, но тут Уилл подхватил его за горло в локоть и, прогнув, прижал к себе спиной. Его хриплый, задыхающийся от удовольствия и ярости голос щекотнул ухо. – Вы чего-то хотите, доктор Лектер? Ганнибал стиснул зубы. Жестокость его ангела не знала границ, и, пусть Уилл сейчас сам балансировал на краю оргазма, он явно планировал заставить его капитулировать окончательно. Восторг от этой мысли пустил жаркую волну в пах. Это он может. Пусть тьма его мальчика насытится, чтобы совсем скоро запросить еще. Лектер склонил вбок голову, словно сдаваясь, и едва заметно кивнул. Уилл толкнулся сильнее, уже не в силах говорить связно, но давая беззвучное разрешение, и Ганнибал обхватил собственный член, практически тут же пятная белье Бобби спермой. Следом не сдержался Грэм, напоследок оставляя Ганнибалу кровавый отпечаток собственных зубов, прокусивших кожу между лопаток. Время давно перевалило за полночь, когда они наконец-то рассыпались по постелям. Говорить никому из них не хотелось. Грэм изможденной человеческой оболочкой со вздохом рухнул на кровать, только для того, чтобы через мгновение его обвил его личный, слишком довольный змей-искуситель, и по какой-то неясной ему самому причине Уилл не воспротивился. Ганнибал Лектер пристроил голову Уиллу на грудь, и остался там, слушая сквозь ребра и слои мышечной ткани глухое биение сердца в груди. Сердца Грэма, которое он все еще надеялся когда-нибудь съесть. Уилл приоткрыл глаза и, поймав взгляд своего чудовища, искривил губы в слабой ироничной улыбке. – Ты сам на это подписался, доктор Лектер. Так что теперь помоги тебе Бог. Ганнибал ухмыльнулся, на мгновение сверкнув острыми кончиками зубов и, устроившись поудобнее, согласно хмыкнул. – Как скажешь, мой мальчик. Найджел немедленно распластался на диване, подставляя свою лохматую грудь Бобби в качестве теплой подушки, и Бронсон привычно растянулся поверх. Он скосил глаза на небритый седеющий подбородок и тихо прошептал: — Зачем ты ввязался во все это, Найджел? Зачем помог мне и ему? — Он же твой брат, красотуля. Мне не помешает лишний человек на моей стороне. Должен же я кому-то жаловаться, когда ты начнешь себя плохо вести, — Бобби кожей почувствовал, что Найджел улыбнулся, а затем чмокнул Бронсона во вспотевшую шевелюру, прижал к себе ближе и невнятно пробормотал. — Не забивай голову ерундой. Спи. И Бобби действительно уснул. Спал он, впрочем, не очень долго. Когда его телефон ожил в дальнем углу комнаты, Бронсон сперва упал на пол с дивана, потом растер след от цепочки Найджела на щеке и только потом похромал туда, где на зарядке стоял его мобильник. Звонить он к тому моменту уже перестал. Коп потер лоб и покосился на спящих в его квартире людей. Зрелище вызвало беззвучную усмешку — в кровати разметался его ненормальный брат, непроизвольно прижимающий к себе своего гламурного до слащавости бойфренда-психотерапевта, на соседнем диване тихо похрапывал завязавший диллер, по которому до сих пор тюрьма плачет — шикарная семейка у Бронсона собралась. Лучше не бывает. Да он другой бы и не хотел. Бобби открыл пришедшее смс и быстро пробежал глазами текст. Труп неопознанного кудрявого мужчины был обнаружен в лесу без сердца и легких. Его срочно вызывали в участок. Блядь, ну как обычно, все невовремя! Но не успел еще Бронсон выразительно матюгнуться, как Ганнибал Лектер внезапно открыл глаза и бесшумно поднялся с кровати, подозрительно улыбнувшись Бронсону...