Сборник ваншотов по Гамильтону

Вечерний холод 4 февраля 1781 года проникал сквозь жалкие стены льняных палаток. Ветер делал холод ещё более жалким, заставляя большинство солдат под командованием Вашингтона дрожать и плотнее прижимать к себе пальто. Несмотря на более высокое положение в глазах своего генерала, адъютанты Александр Гамильтон и маркиз де Лафайет были подвержены одинаковой реакции на погоду. Лафайет шёл по густому снегу через весь лагерь, его сапоги тонули в снегу при каждом шаге. Он стучал зубами и скрещивал руки на груди, пытаясь сохранить последние остатки тепла в немилосердных условиях. Ночь опустилась на армию уже несколько часов назад, что ещё больше ухудшило положение француза. Увидев, что его палатка находится всего в 100 метрах перед ним, молодой солдат почувствовал огромное облегчение. Благодаря тому, что его скорость ходьбы составляла 6 футов в секунду, он достиг створки двери чуть меньше чем за минуту. Он осторожно и тихо вошёл в палатку, посмотрев налево, чтобы проверить состояние своего соседа. Рыжий, похоже, спал, свернувшись калачиком на своей койке под толстым шерстяным одеялом. "О, Александр", - с нежностью прошептал маркиз, выскользнул из сапог у входа и направился к своей койке, расстёгивая куртку и откладывая ее в сторону. Только вот Гамильтон вовсе не спал. Он издал небольшой стон, когда сел, его тело явно было недовольно тем, что он решил пошевелиться. Мужчина потёр голову, слегка поморщившись. Лафайет заметил, что его глаза были устремлены куда угодно, только не на него самого. "Ты поздно вернулся". С лёгким неодобрением произнёс второй мужчина. "Нет, сейчас 7:30. Не поздно, père", - поддразнил он, наклоняясь чуть ближе к своей койке. "Ты выглядишь, э-э, fatigué, mon frère.", - подумал Лафайет, прищурившись, чтобы получше рассмотреть его глаза, которые теперь были обращены к земле. Александр пожал плечами, кашлянув в кулак. "Не совсем. Мне просто было холодно. Февраль, знаешь ли." Лафайет не был уверен, знал ли Александр, что он только что встретился с другими глазами. Должно быть, он понял свою ошибку по вздоху француза. Глаза карибца были почти такими же красными, как его волосы, а верхняя половина лица - пухлой и розовой. Он выглядел "измождённым", и, что ещё более тревожно, как будто только что закончил плакать. Александр не плакал. "Mon chou, ох, cher," суетился он, вставая с койки, шагая к своему другу и нависая над ним. Гамильтон опустил глаза к земле, почти не двигаясь. "Что случилось?" - его тон был мягким, но руки на плечах Александра были ещё мягче. Он присел, чтобы быть на уровне глаз друга, изучая его черты. Рыжий только покачал головой. "Ничего. Я в порядке, правда". Его голос был неустойчивым, и он говорил медленно - полагал, чтобы избежать дрожи. Маленький вздох. "Твои глаза опухшие и красные, а голос дрожит. Что случилось, petit lion?" Александр нахмурился. Он не мог сказать Лафайету, почему он расстроен, это было неловко. Ни один человек перед лицом войны не боится болезни. Особенно Гамильтон. Это было бы смешно. "Сенная лихорадка". Лафайетт наклонил голову, на его губах заиграла смущённая улыбка. "Mon chou, сейчас... зима". "Да, и что?" Его голос был все ещё низким и неуравновешенным, и Гилберт сочувственно вздохнул. "У тебя не может быть сенной лихорадки, если нет... сена, от которого может быть она". Мужчина продолжал говорить мягко, потянувшись к лицу друга, чтобы накрутить рыжий локон на палец. Александр внезапно сглотнул. Его желудок дёрнулся в неправильном направлении, оставив карибское море очень серым и испуганным. Он не хотел, чтобы его снова вырвало, особенно ночью на холоде. Он опустил свои фиалковые глаза, тяжёлые вдохи срывались с его теперь уже просоленных губ. Другой мужчина обратил внимание. "Александр? Est-ce que ça va?" - спросил маркиз, нежно глядя на корону Александра. Он держал руку на плече друга, наблюдая, как тот дышит все тяжелее и тяжелее... Александр одним быстрым движением выскользнул из-под своего товарища по палатке, подбежал к заслонке и скрылся под ней. Учтите, что Александр был в вечернем платье, без сапог. Носки намокли от снега, и Гамильтон прижался к ближайшему дереву с кляпом во рту. как только он услышал бешеные шаги и хруст позади себя, мужчина рванулся вперёд, густая волна его предыдущей еды поднялась и выплеснулась на белое дно. Слюна капала на нижнюю губу, когда он издал жалкий скулёж, он пытался перевести дыхание перед следующей волной тошноты. "О, дорогуша...", а затем тёплые руки на его конвульсирующей спине дали небольшое утешение рвотному человеку, когда он начал тихо плакать, все ещё покрываясь тошнотой по всей земле. Лафайет хмыкнул, его тон был низким и ровным, когда он продолжал растирать спину своего друга. бедняга, ему, вероятно, понадобится новая рубашка после этого... И, если подумать, новые носки. Через несколько долгих мгновений и ещё более долгих приступов рвоты Александр опорожнил содержимое своего желудка, тяжело вздохнув. Он встал во весь рост, прочистил горло и повернулся лицом к Лафайету. Через три секунды он понял, что ошибся. Он открыл рот, чтобы заговорить, но не успел вымолвить и звука, как Алекс всхлипнула и бросилась к нему в объятия. "Ну вот и все...", - прошептал Лафайет, проводя изящными пальцами по рыжим волнам другого мужчины. "Шшш... теперь все лучше, да?" Гилберт утешал Александра всего один раз, и мы все равно не были в этом экспертами. Несмотря на это, он говорил тихо и нежно, а его движения были мягкими. Через мгновение Гамильтон отстранился, вытирая глаза веснушчатыми костяшками пальцев. Он пробормотал быстрое извинение, его фиалковые глаза снова уставились в землю. Но Лафайет лишь предложил свой платок, взял свободную руку друга в свою и поцеловал ее. "Вольно. Мы должны... вернуть тебя в дом, oui?" Ветер зашумел в кронах деревьев и послал дрожь по костям Александра, который кивнул и вцепился в руки друга. Прошло ещё немного времени, и Лафайетт подхватил Александра на руки, как невесту, и поспешил обратно в палатку. Будучи на семь дюймов выше и чертовски сильнее, он имел все преимущества. Вернувшись в безопасное временное жилище, маркиз уложил Александра на койку и принялся быстро снимать с него носки. К счастью, его рубашка была ещё чистой. Француз выжал носки в углу, а затем повесил их сушиться на потолочную штангу. "Закутайся, друг мой" посоветовал он, на что Александр быстро накинул одеяло на его плечи. Улыбка натянула рот Лафайета, именно в такие моменты он вспоминал, как молод его друг. Конечно, ему было 24, а Лафайету всего 23, но его дрожащая фигура, спрятанная под одеялом, заставляла его казаться намного моложе. Он с нежным вздохом сел рядом с другом, обхватив левой рукой поясницу Гамильтона. "Что там случилось?" Алекс тоже вздохнул, смочив губы, обдумывая свой ответ. "Ты ведь знаешь о моем увлечении штормами, верно?" Кивок, и любопытное на лице. "Ну, когда мне было 12, мы с мамой заболели. Я выжил, а мама..." Наступила напряженная тишина, которую прервал Александр, прочистив горло. "Я боюсь заболеть. Я слишком много раз обманывал смерть, она обязательно настигнет меня. Я не боюсь смерти, я боюсь, что теперь, когда я чего-то добился, это у меня отнимут". Лафайет кивнул в знак понимания, притянул друга ближе и прошептал извинение в его волосы. "Тц, это ужасно, дорогуша.." Александр зарылся в своего друга, прижимаясь к нему, пока его глаза не стали тяжёлыми. Он ненавидел быть уязвимым - ощущение зыбкой беспомощности почти заставило тошноту вернуться - он благодарил Господа, что это был только Лафайет. Он чувствовал, как ему повезло иметь такого заботливого друга. Перед тем как потерять сознание, он быстро прошептал "спасибо" в рубашку Гилберта, прежде чем... ну, вы можете догадаться. А маркиз только улыбнулся и осторожно положил Гамильтона на койку, натянув на него одеяло. "Bonne nuit, petit lion."